"Секреты" - читать интересную книгу автора (Уилсон Жаклин)Глава 20 ИндияДорогая Китти… Нет, это же глупо. Зачем мне теперь выдуманная подруга? Моя подруга — Дарлинг. И так будет всегда. Это так, Дарлинг? Сейчас я пишу свой дневник дома у Дарлинг. Как чудесно, что его можно так называть — домом Дарлинг! Немного позднее мы с ней пойдем в танцкласс Нэн, по пятницам у нее вечера народных танцев. Пэтси тоже идет. Она просто великолепно танцует, куда лучше нас. У Дарлинг тоже хорошо получается, хотя иногда она путает, где лево, где право. Себя я считала совсем безнадежной. На дискотеке мне никогда не удавалось уловить ритм. На школьной дискотеке я двигалась неуклюже, нескладно покачивала руками (к сожалению, и задницей тоже и выглядела невозможной дурой. Я просто не понимала, как и что нужно делать. Но народные танцы — это совсем другое. Тут вам не приходится что-то выдумывать во время танца. Вы разучиваете каждое отдельное па, каждое движение руки, и притопы, и прихлопы, и толчок ногой. И все это вы заучиваете до тех пор, пока последовательность движений не запечатлевается у вас в голове и ноги подчиняются вам автоматически. Кроме того, я легка на ногу, хотя сама такая тяжелая. А вообще толщина не имеет никакого значения. В классе у Нэн есть несколько дам просто огромных, но тем не менее они прекрасно танцуют. Там есть и старые леди, но посмотрели бы вы, как они покачиваются, с каким важным видом двигаются под одобрительный свист мужчин. Некоторые мужчины тоже вполне старые, но Джеф и Стив молодые, они носят клетчатые ковбойские рубашки удачной расцветки и настоящие ковбойские сапоги со стальными носками, и танцуют они в бешеном темпе. Это особенно здорово в общих народных танцах. Тут совершенно не важно, что ты и кто ты, молодой или старый, парень или девушка, просто все пляшут и веселятся. Это в самом деле фантастическое чувство, когда мы все вместе, притопывая, кружимся под очередной сонг. Раньше я никогда не попадала в ногу, решительно ни с кем. А Нэн говорит, что у меня получается очень мило для начинающей. Иногда она ставит меня впереди, и остальные могут копировать мои движения. Но тут приходится постоянно быть начеку. Стоит подумать о чем-то другом, как ты теряешь последовательность движений и сбиваешься. И это еще одна хорошая сторона общих танцев. Тебе просто не до того, чтобы думать о своих бедах. А бед-забот у меня сейчас хватает. Поэтому я и не вела дневник в последнее время. В общем-то, мне и не хотелось писать обо всем. Я все рассказывала. Крису. Это еще одно чрезвычайное событие. Я влюблена. Но это глубоко личное. И я пишу сейчас, прикрывая страничку рукой, потому что не хочу, чтобы об этом знала даже Дарлинг. Считается, что Крису я рассказываю о себе абсолютно все, но сказать ему Хотя легко рассказываю обо всем остальном и о том, что я чувствую в связи с этим. Мои мама и папа разводятся. У меня такое чувство, что раздваиваюсь и я сама. А иногда мне становится все это как бы безразлично. Они испортили себе жизнь, и я ничем не могу тут помочь. Я хочу только, чтобы они не испортили и мою жизнь. Даже сейчас я все еще больше люблю папу, но жить собираюсь в основном с мамой. С папой я жить не могу, он снимает квартирку-студию, а она уж очень мала. Да он, возможно, и не жаждет, чтобы я слишком часто была рядом, потому что это мешало бы ему вести привычный образ жизни с его подружками. По-моему, папа начал встречаться со Сьюзи. Он совершенно отвратителен. Иногда я думаю, он почти заслуживает, чтобы его посадили в тюрьму. Полиция отпустила его, после того как ему было предъявлено обвинение. Папа нанял суперклассного адвоката, который уверен, что снимет с него обвинение в растрате, так что волноваться ему не о чем. Мама считает, что должна оплатить его судебные издержки. По-моему, с ее стороны это очень щедро. Я спросила маму, считает ли она, что папа действительно украл деньги у «Мэджер Продактс». — Разумеется, нет, Индия! Это абсурд, ошибка. Папа немного запутался в своих отчетах, вот и все. Но я слышала каждую ночь их бесконечные ссоры именно из-за этого. Пока папа не переехал. А о том, что он запутался, о его ошибках мама не говорила вовсе. Она без конца спрашивала его, что он сделал со всеми этими деньгами и действительно ли растратил их на женщин и красивую жизнь. Я знаю одно: бедной Ванде он красивую жизнь не устроил. Ванда исчезла. Мама сказала, что она не совсем здорова и должна была лечь в специальную клинику, чтобы отдохнуть. Мне кажется, я точно знаю, что произошло в этой специальной клинике. Думаю, они там избавились от ребеночка Ванды. Все это я высказала маме. Она ответила, что я слишком насмотрелась мыльных сериалов по телевизору, и уверяла, что Ванда вовсе не была беременна. Спросить у самой Ванды я не могу. Как только она достаточно оправилась и ее выписали из клиники, она вернулась в Австралию. Мама оплатила ей билет на самолет. Из-за того, что пришлось заплатить за все это такую уйму денег, мама должна теперь продать наш дом. Она говорит, что в любом случае нам пора переехать отсюда. Возможно, мы снимем квартиру и будем жить с ней только вдвоем. Но это будет совершенно не такая квартира, как в Латимерском районе. Мама хочет, чтобы мы жили в Викторианском квартале, неподалеку от ее офиса. Это совсем близко отсюда, но слишком далеко от моей школы. Впрочем, как бы там ни было, я вовсе не уверена, что миссис Блендфорд пожелает оставить меня в своей школе. Это была ее идея послать меня к психологу. Нет сомнения, что она считает меня чокнутой. Мама тоже. Но Крис говорит, что я самая здравомыслящая особа из всех, кого он когда-либо видел. Сейчас я опять буду хвастаться, но он говорит также, что я одна из самых способных. Он давал мне тест «Ай-Кью»[8]. Ох, как мне хотелось бы сказать тебе мое точное число, но если средняя цифра «Ай-Кью» — 100, тогда у меня достаточно ума и для полутора человек. Мама спросила его, есть ли у меня шанс продолжить образование в одной из самых известных школ для девочек, и он сказал, что для меня не будет там решительно никаких сложностей. Крис — психолог. Я вижу его один раз в неделю, и это восхитительно. В первый раз я ужасно боялась идти к нему. Я думала, это будет какой-нибудь подозрительный старец с невнятной речью, который будет все время пытаться что-то выудить у тебя. Но Крису двадцать пять лет, а выглядит он еще моложе в своих джинсах и футболке. В общем, про него, пожалуй, не скажешь, что он хорош собой. Но зато у него чудесная улыбка, все лицо в веснушках, и кудрявые рыжие волосы. Совсем как у меня. — Привет, Рыжая Близняшка, — сказал он мне, весело ухмыляясь. — Ну, знаешь, я всегда ненавидел свои волосы, но на твоей голове они выглядят классно. — И люди считают из-за этого, что у вас ужасный характер? — Можешь не сомневаться. Это так утомительно. Возможно, я возьмусь как-нибудь написать специальное исследование на тему «Рыжие волосы и темперамент». Если Крис этого не сделает, то сделаю я. Я решила, что тоже стану психологом. Каждую неделю мы ведем с ним долгие-долгие беседы о психологии. Потрясающий способ изучать поведение человека. И все это делается на настоящей научной основе, с помощью экспериментов. Существует множество работ о поведении в семье и о том, почему одни родители хорошие, а другие плохие. Хотя прийти к определенному выводу не так просто. Пожалуй, психология никогда не станет точной наукой. Даже самые плохие родители в мире могут быть иногда хорошими. Анна Франк писала, что совсем не любит свою мать, но, оказавшись в концлагере, они просто не отходили друг от друга, стали неразлучны. Мама взяла нас с Дарлинг в дом, где жила Анна Франк! Ну, вообще-то она поехала в Амстердам на уикенд, чтобы сделать несколько фотоснимков. Дарлинг снимали, одетую в творения Мойи Антон с головы до ног. Ее подгримировали так, что она выглядела еще бледнее, чем обычно, с темными кругами под глазами. Она принимала ужасные позы на вымощенных булыжником улицах вдоль каналов, а я в это время читала книгу по психологии для продвинутых учащихся старших классов и уплетала голландский яблочный пирог. Прошла уйма времени, пока наконец мама, фотограф и стилист закончили работать с Дарлинг, и мама повела нас на Принценграхт, 263, в убежище, где скрывалась Анна. Мы слушали бой часов на Вестерторен, когда вошли в музей, все было так, как описывала в своем дневнике Анна. У меня сильно колотилось сердце, когда мы поднялись по узенькой лестнице и увидели эту дверь в книжном шкафу. Все было в точности так, как я себе представляла. Я вошла в комнатку Анны, и там были ее открытки и фотографии, все так же приколотые на стене. Я заплакала. Дарлинг тоже. Еще мы видели дневник Анны в красно-белую клетку. Мы не могли прочитать ее аккуратный голландский почерк, но это было и не нужно. Обе мы знаем всю ее историю наизусть. |
||
|