"Солдатская награда" - читать интересную книгу автора (Фолкнер Уильям)14Мистер Джордж Фарр, бесцельно слоняясь по галерее около суда, еще издали увидел и безошибочно узнал ее на тенистой улочке, заметил ее быструю, нервную походку. Он весь расплылся, медленно, с наслаждением лаская ее взглядом. Вот как надо с ихним братом, пускай сами к тебе бегут. Он забыл, что названивал ей без толку раз пять за последние сутки. Но она так безукоризненно изобразила удивление, так равнодушно поздоровалась с ним, что он перестал верить своим ушам. – Ну, вот! – сказал он. – А я-то думал, что к тебе никаким чертом не дозвониться! – Да? – Она остановилась, казалось, что она вот-вот заторопится дальше, и это было неприятно. – Ты болела, что ли? – Да, вроде того. Ну, что ж, – и она пошла было дальше, – очень рада, что мы повидались. Позвони мне как-нибудь еще. Ладно? – Но, Сесили, как же так… Она опять остановилась, посмотрела на него через плечо с подчеркнуто-вежливой выдержкой: – Что? – Куда ты идешь? – О-о, у меня столько поручений. Всякие покупки для мамы. Прощай! Она пошла, и голубое полотно платья свежо и нежно приладилось к ее походке. Медленно, как время, проехал негр на громадном фургоне и разделил их. Джорджу казалось, что фургон никогда не проедет, и он обежал его, бросился за ней. – Осторожней! – быстро сказала она. – Папа тут, в городе. Мне не велели с тобой встречаться. Родители против тебя. – За что? – растерянно и тупо спросил он. – Не знаю. Может быть, услышали, что ты бегаешь за женщинами. Боятся, что ты меня погубишь. Наверно, за это. Он был явно польщен: – Ну, брось! Они шли под навесами магазинов. На площади неподвижно стояли сонные лошади и мулы, запряженные в фургоны. Вокруг них плыл, сгущался, набегал откровенный запах немытых тел – негры толпились вокруг, на каждом было хоть что-нибудь из бывшего офицерского обмундирования. В их тягучих, ровных голосах, в их беззаботном, искреннем смехе, слитом с сонным полуденным часом, слышались какая-то скрытая стихийная горечь и покорность. На углу стояла аптекарская лавочка со стеклянным шаром в каждом окне; жидкость, наполнявшая их, когда-то красная в одном и зеленая в другом, теперь стала бледно-коричневой от многолетнего солнца. Сесили остановила Джорджа. – Дальше не надо, Джордж, уходи, пожалуйста. – Ну, Сесили, брось! – Нет, нет! Прощай! – Тонкая рука намертво преградила ему путь. – Пойдем выпьем кока-колы! – Не могу. У меня столько дел. Извини! – Ну, потом, когда управишься, – попросил он в последней надежде. – Не знаю, как будет. Но если хочешь – можешь подождать меня тут: если успею – вернусь. Конечно, если тебе хочется. – Чудесно! Буду ждать тут. Приходи, Сесили, прошу тебя! – Не обещаю. Прощай! Он был вынужден смотреть, как она уходила от него, кокетливая, изящная, все уменьшаясь и уменьшаясь. «Черта с два она вернется», – подумал он. Но уйти он не посмел: а вдруг вернется? Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась, видя ее головку среди других голов, иногда видя всю ее фигурку, тоненькую, неповторимую. Он закурил сигарету и вошел в аптекарский магазин. Прошло время, часы на башне пробили двенадцать, и он отбросил пятую сигарету. «Вот проклятая! Нет, больше я не дам себя водить за нос». Он крепко выругался. Ему стало легче, и он отворил сетчатую дверь. И вдруг отскочил назад, в магазин, забился в угол, и приказчик в белой куртке, с лакированным пробором, удивленно спросил: – От кого прячетесь? Сесили прошла, весело болтая с женатым молодым человеком, служащим большого универмага. Мимоходом она заглянула в лавочку, но Джорджа не заметила. Он ждал, униженный, раздавленный ревностью и злобой, пока она не завернула за угол. Потом резко распахнул двери и снова бессмысленно, слепо стал ругать ее. – Мист Джордж! Мист Джордж! – повторял кто-то сзади монотонным голосом, пытаясь поравняться с ним. Он обернулся в бешенстве – перед ним стоял негритенок. – Какого черта тебе нужно? – грубо сказал он. – Вам письмо, – ответил тот вежливо, пристыдив Джорджа своей воспитанностью. Он взял письмо, дал мальчику монетку. На клочке оберточной бумаги было написано: «Приходи в сад вечером, когда все лягут спать. Может, я и не выйду. Но все равно приходи – если только хочешь!» Он читал и перечитывал письмо, разглядывая ее тонкий, нервный почерк, пока слова не потеряли всякий смысл. От облегчения ему стала худо. И все – старинное здание суда, тополя, сонные упряжки мулов и коней, плотная толпа негров и тягучая монотонность их разговоров и смеха – все стало совсем другим, милым и красивым в беззаботном полуденном свете. И он облегченно вздохнул. |
||
|