"Жизель (сборник)" - читать интересную книгу автора (Уиндем Джон)

Дела сердечные

Элиот внезапно запнулся на полуслове. В другом конце зала ресторана «Д'Авиньон» стоял метрдотель и таращил на него глаза, причем каждая черточка большого выразительного лица Жюля дышала беспокойством, определенно создавая атмосферу драматичности.

Джин проследила за взглядом своего спутника.

– Что это с ним? – спросила она.

– Понятия не имею, – пожал плечами Элиот.

Как завороженные, наблюдали они за Жюлем. Плавно покачиваясь, как дирижабль, управляемый умелой рукой, метрдотель с достоинством нес большую массу своего тела между столиками, пока не остановился возле них. Выражение плохо скрываемого ужаса на его лице заинтриговало Элиота.

– Что, суп отравлен? – дружелюбно поинтересовался он.

Жюль, даже не улыбнувшись, продолжал излучать страх и смятение.

– Прошу прощения, мсье. Мне очень жаль. Произошла ошибка, – произнес он, делая ударение на каждом слове.

Элиот воспринимал исходящие от него звуки так, как он обычно слушал людей, пока не привыкал к их речи. Одна из проблем практикующего логопеда состоит в том, что куда бы он ни пошел, он нигде не может забыть о своей работе. Любой незнакомец, произнося слова, сообщает о себе дополнительную информацию – откуда он родом, где получил образование, где живет сейчас. Каждый звук, издаваемый им, немедленно анализируется, принимается во внимание абсолютно все – его полость рта, губы, язык, то, как он их располагает по отношению друг к другу при произнесении слов. Все это представляет собой такой большой профессиональный интерес, что зачастую сама речь не достигает той цели, для которой она произносилась.

Так произошло и на этот раз. С первых же слов Жюля Элиоту стало очевидно, что кто-то из его родителей – скорее всего мать – уроженец юга Франции; что сам Жюль воспитывался в Англии; что при желании он мог бы говорить на превосходном английском; однако сознательно из профессиональных соображений сохранил материнский выговор, привнеся в него акцент Сохо, пока такая манера говорить не вошла в привычку; а его жесты свидетельствовали о том, что он чрезвычайно педантичен и во всем любит порядок. Всего несколько слов – и столько информации!… На сами слова Элиот, правда, не обратил внимания.

Жюль тоже сделал свои скромные выводы. Очевидно, клиент – американец, конечно же, из Нью-Йорка, потому что в Англии считается, что все американцы приехали из Нью-Йорка, кроме тех немногих, что занимаются кинобизнесом. Жюль также понял, что разговор не завязывается. Он сделал вторую попытку:

– Произошла ошибка, мсье. Этот столик заказан.

– Не сомневаюсь. Я заказал его вчера по телефону.

– Ошибка как раз в этом. Мадемуазель и мсье не возражают пересесть? У нас есть неплохие столики…

– Мне кажется, я имею право сидеть за тем, который я заказал.

– Это было неправильно, мсье. Я хочу сказать, что было ошибкой принять ваш заказ. Каждый год 28 мая этот столик занят.

Джин наклонилась, вперив взгляд в озабоченное лицо Жюля.

– Каждый год 28 мая? – переспросила она.

– Да, мадемуазель. С половины девятого. Так заведено.

– Что ж, в этом году… – начал было Элиот, но девушка прервала его:

– Как романтично, правда?

– Мадемуазель догадалась. Дела сердечные… – с легким вздохом согласился Жюль.

– Я здесь тоже по сердечному делу, – резко заметил Элиот.

Взгляд Жюля оценивающе скользнул по девушке, и на какую-то долю секунды восхищение вытеснило тревогу с его лица.

– Это, – сказал метрдотель, – очень легко понять и, более того, вас можно от души поздравить, но… – он умышленно отвернулся от покрасневшей Джин, – но совершенно очевидно, что мсье не мог иметь одно и то же сердечное увлечение больше тридцати лет.

– Допустим, – согласился Элиот, – неужели вы хотите сказать?…

– Это правда, мсье. Каждое 28 мая, вот уже более тридцати лет.

Джин пододвинула к себе свою вышитую бисером сумочку.

– Думаю, Элиот, перед лицом таких фактов нельзя ему отказать.

Элиот кивнул головой и поднялся. Жюль просиял от радости.

– Мсье очень добр, а мадемуазель… она понимает сердечные дела!

Он проводил их за следующий столик и проследил, чтобы они хорошо разместились.

– Поверьте, мне очень неудобно, мсье. Если бы я был на месте, когда вы делали заказ, ошибки бы не произошло.

– В качестве компенсации вы можете рассказать нам об этих Дарби и Джоан, – предложил Элиот. – Годовщина свадьбы?

– О нет, мсье. – Жюль наклонился ниже. – Видите ли, это лорд Солби и миссис Блэйн.

Судя по его тону, имена должны были говорить сами за себя, однако Элиот только покачал головой:

– Это ничего мне не говорит, правда, я из Чикаго.

Жюль проявил себя большим англичанином, чем следовало ожидать по его акценту.

– Никогда бы не догадался, мсье, – произнес он сочувственно. – Здесь у нас это знаменитая история, очень романтичная, очень печальная. Миссис Блэйн в девичестве была Лили Морвин.

– Понятия не… – начал было Элиот и вдруг вспомнил. – Хотя нет, подождите. Что-то мой отец рассказывал… Он был здесь во время войны, другой войны… Она, кажется, тогда выступала в водевиле?

Жюль наклонил голову.

– Любой старик с удовольствием вспомнит, какой она была в те дни, мсье. Все молодые люди сходили по ней с ума.

– Я тоже о ней слышала, – вступила в разговор Джин, -»Город провозглашает тост!», шампанское из туфелек и все такое.

– Так оно и было, мадемуазель, хотя шампанское из туфелек в 1918 году считалось уже немножко старомодным. Но вечеринки действительно устраивались. Все офицеры в увольнении приходили послушать пение Лили Морвин в «Колизей», и каждый вечер там проходили концерты, во время которых она заставляла их забыть о предстоящем возвращении во Францию. Все они боготворили ее – но ничего больше, вы меня понимаете. Они любили ее, потому что она на некоторое время помогала им чувствовать себя счастливыми. А когда приходила пора возвращаться к себе, они брали открытки, которые она им подписывала, и прикалывали на стенах своих блиндажей, и там продолжали любить ее; и это светлое чувство не приносило им никаких огорчений. Всем, кроме двух. Двумя наиболее серьезными поклонниками были лорд Солби – тогда еще капитан – и капитан Чарльз Блэйн.

Помолчав, Жюль продолжил:

– Лили сверкала звездой первой величины, поэтому вся ее личная жизнь была на виду. Все знали об этих двух молодых людях. Они были соперниками, а служили в одном полку. Стоило увидеть рядом с ней одного, и тут же шла молва, что избранник – он; стоило появиться другому, и общественное мнение склонялось в противоположную сторону. Те, кто помоложе, уверяли, что капитан Блэйн – жизнерадостный парень приятной наружности; старшие говорили, что у капитана Солби гораздо больше денег и титул. Для мисс Морвин ситуация была не из легких. Капитан Солби привел ее сюда в «Д'Авиньон» 28 мая 1918 года. Это был последний свободный вечер капитана – и он сделал ей предложение. Лили ответила, что не может это принять – она тайно обвенчалась два месяца назад и в настоящее время является миссис Блэйн…

Гастон, который обслуживал их, рассказывал мне, что лорд Солби выглядел совершенно ошарашенно. Он даже забыл оплатить свой счет, пришлось выслать ему по почте; Это было так печально!

Лорд Солби вернулся во Францию. Поговаривали, будто ему было абсолютно все равно – убьют его или нет. Д капитан Блэйн погиб несколькими месяцами позже.

28 мая следующего года война уже была окончена, и лорд Солби снова привел сюда миссис Блэйн. Весь вечер он умолял ее, но она только качала головой. Они уходили последними. Гастон сказал, что лорд Солби выглядел в этот раз еще хуже, чем в предыдущий – наверное, потому что смерть капитана Блэйна вселила в него новые надежды.

К тому времени лорду Солби было 24 года, и все дамы, имевшие дочерей брачного возраста, очень им восхищались. Но его не интересовали их дочери. Он не участвовал в общественной жизни. Вскоре ни для кого уже не было секретом, что его интересовала только миссис Блэйн; известно было и то, что она верна памяти своего мужа. Даже спустя столько времени дом ее наполняли фотографии и подарки капитана Блэйна.

Лорд Солби стал важным человеком в крупных компаниях, он заседает в палате лордов. Но он так и не женился. Каждый год 28 мая он приводит сюда миссис Блэйн, и сцена объяснения повторяется вновь и вновь. Она хранит верность памяти молодого мужа, который погиб во Франции много лет назад. Теперь вы сами видите, какая это романтическая и печальная история.

– Это ужасно – так беззаветно любить! – пробормотала Джин.

– Для кого ужасно? – поинтересовался Элиот.

Девушка взглянула на него с прохладцей.

– Для обоих, – сухо ответила она, затем вновь обратилась к Жюлю: – Неужели все так безнадежно? Неужели они никогда не поженятся?!

Метрдотель пожал плечами:

– Женщина обычно любит менять свои решения, но когда она говорит «нет» больше тридцати лет подряд… – внезапно он оборвал себя на полуслове. – Мадемуазель, мсье, прошу прощения.

Разговаривая, Жюль умудрялся держать в поле зрения весь ресторан. Он уловил какое-то движение за дверью и, прокладывая себе путь между столиками, со змеиной ловкостью заскользил ко входу. Вскоре он вновь появился в зале, ведя какую-то пару к столику, освобожденному Элиотом и Джин. Лицо его выражало крайнюю степень удовлетворения. Немногочисленные посетители ресторана с интересом следили за шествием пары. Мужчина был высокий и подтянутый, с аскетическим лицом под шапкой уже начавших серебриться волос. Он смотрелся старше своих шестидесяти лет. Лицо женщины, очень ухоженное, привлекало своей мягкостью, светлые волосы выглядели естественно. Вот только вес, пожалуй, был чуть больше, чем того хотелось бы, однако каким-то образом складывалось впечатление, что ей совсем не трудно вернуть изящность своей фигуре. Казалось, будто даме все еще слегка за сорок.

Жюль, кланяясь на каждом шагу, проводил пару до столика и поистине императорским жестом подозвал официанта.

Джин внимательно наблюдала за происходящим.

– Видно, что у него мало радости в жизни, – сказала она.

Тем временем миссис Блэйн устраивалась за столиком. Ее жесты были полны спокойной уверенности, как будто она не знала, что на нее смотрит множество глаз. Наконец миссис Блэйн улыбнулась своему спутнику. Его попытка ответить ей улыбкой получилась весьма неубедительной.

– Бедняжка, – заметила Джин, – это несправедливо. Ни одна женщина не имеет права заставлять мужчину болтаться вокруг нее столько лет. Когда она говорит «нет», она обязана сделать это достаточно определенно – если, конечно, она действительно имеет это в виду.

– Вне всякого сомнения, Лили высказалась достаточно определенно, – сказал Элиот, – может быть, он из тех парней, которые никогда не смиряются с поражением.

Его не особенно интересовала эта пара. Сперва они заняли его столик, теперь – завладели вниманием Джин.

– Как ты думаешь, он каждый раз по-настоящему делает ей предложение? – спросила девушка.

– Понятия не имею. По прошествии времени это уже начинает казаться нелепым, просто игра, в которую они продолжают играть.

– Но ей эта игра нравится.

– В таком случае и ему тоже.

Джин взглянула на своего спутника.

– Что я ненавижу в мужчинах, так это то, как они упрямы и любят поспорить, – провозгласила она.

– Угу. Ты не находишь, что эта тема уже надоела? – спросил Элиот, кивком головы показывая на пару.

Возобновление прерванного разговора заняло немало времени. Но даже когда они наконец заговорили о своем, Элиот чувствовал, что не все ее внимание принадлежит ему. Джин продолжала бросать быстрые взгляды через зал, наблюдая за поведением пожилой пары и невпопад отвечая на его замечания. Одно из них она прервала на полуслове:

– Смотри! Мне кажется, они перешли к главному. Я уверена, что сейчас он делает предложение.

Элиот раздраженно оглянулся. Капитан Солби и миссис Блэйн слегка наклонились над столиком и неотрывно глядели друг другу в глаза. Он наблюдал за движениями губ мужчины.

– Если ты действительно хочешь знать… – начал было он, но вдруг осекся.

Элиот всегда был убежден, что те сведения, которые ему удается получить с помощью профессиональных навыков, строго конфиденциальны. К счастью, Джин не слышала его. Ее внимание было приковано к паре. Мужчина закончил говорить и, заметно волнуясь, ждал ответа женщины. Та задумчиво подняла взгляд и слегка покачала головой, ее губы что-то произнесли.

– Нет, – пробормотала Джин, – она сказала «нет».

Женщина произнесла что-то еще. Она говорила медленно, нажимая на каждое слово. Лицо мужчины сразу посерело, он был похож на человека, загнанного в угол. Несколько секунд лорд Солби неподвижно сидел, глядя на нее. Затем поднялся, поклонился ей и вышел из зала. Он шел, ничего не видя перед собой.

Руки Джин сжались в кулаки.

– Как скверно с ее стороны! И все из-за человека, который уже тридцать лет мертв. Она не права. Бедняга просто убит!

– Это не наше дело, – сказал Элиот и постарался сменить тему разговора.

Откуда-то снаружи донесся звук, похожий на хлопанье двери. Жюль, переполненный смутной тревогой, направился выяснить, в чем дело. Минутой или двумя позже он вернулся с неестественно бледным лицом, подошел к миссис Блэйн и что-то ей сказал. Она спокойно собрала свои вещи и проследовала за ним к выходу. Когда Жюль появился вновь, Элиот жестом подозвал его.

– Лорд Солби? – спросил он негромко, так чтобы его не было слышно за соседним столиком.

– Неприятный инцидент, мсье…

– Не надо, я знаю, что это был пистолетный выстрел. Он мертв?

Жюль наклонился ниже:

– Да, мсье, только, пожалуйста…

– 0'кей. Мы сохраним это в тайне.

– Благодарю вас, мсье. Вы понимаете, такое происшествие может пагубно отразиться на репутации ресторана.

Метрдотель двинулся дальше, оставив Джин в ужасе глядеть на Элиота.

– Дорогой, – ошеломленно произнесла она.

Элиот налил ей вина. Девушка благодарно кивнула и дрожащей рукой поставила стакан.

– Я чувствую себя такой потерянной, – сказала она, – я и не подозревала, что мужчины способны так любить. Тридцать лет бесплодных надежд… Тридцать лет – и какая развязка!… Ее вина! Если не можешь подарить ему любовь, то, по крайней мере, не надо с ним встречаться.

– Угу, – отозвался Элиот.

Он мог бы прокомментировать случившееся более убедительно, однако мешала профессиональная сдержанность. Насколько ему позволило видеть его натренированное зрение, последними словами, слетевшими с уст миссис Блэйн, были: «Нет, Джон. Сейчас я твердо намерена выйти замуж. К тому же я буду обходиться тебе много дешевле, когда ты женишься на мне. И не забывай, стоит мне только рассказать им о том, что на самом деле случилось с Чарльзом во Франции…»