"Лёд" - читать интересную книгу автора (Владимир Сорокин)

«Из чьего чрева выходит лед, и иней небесный, – кто рождает его?»Книга Иова, 38:29

Часть первая

Брат Урал

23.42.

Подмосковье. Мытищи. Силикатная ул., д. 4, стр. 2.

Здание нового склада «Мособлтелефонтреста».

Темно-синий внедорожник «линкольн-навигатор». Въехал внутрь здания. Остановился. Фары высветили: бетонный пол, кирпичные стены, ящики с трансформаторами, катушки с подземным кабелем, дизель-компрессор, мешки с цементом, бочку с битумом, сломанные носилки, три пакета из-под молока, лом, окурки, дохлую крысу, две кучи засохшего кала.

Горбовец налег на ворота. Потянул. Стальные створы сошлись. Лязгнули. Он запер их на задвижку. Сплюнул. Пошел к машине.

Уранов и Рутман вылезли из кабины. Открыли дверь багажника. На полу внедорожника лежали двое мужчин в наручниках. С залепленными ртами.

Подошел Горбовец.

– Здесь где-то свет врубается. – Уранов достал моток веревки.

– Разве так не видно? – Рутман стянула перчатки.

– Не очень. – Уранов сощурился.

– Милой, главное дело, шоб слышно было! – Горбовец улыбнулся.

– Акустика здесь хорошая. – Уранов устало потер лицо. – Давайте.

Они вытащили пленников из машины. Подвели к двум стальным колоннам. Основательно привязали веревками. Встали вокруг. Молча уставились на привязанных.

Свет фар освещал людей. Все пятеро были блондинами с голубыми глазами.

Уранов: 30 лет, высокий, узкоплечий, лицо худощавое, умное, бежевый плащ.

Рутман: 21 год, среднего роста, худая, плоскогрудая, гибкая, лицо бледное, непримечательное, темно-синяя куртка, черные кожаные штаны.

Горбовец: 54 года, бородатый, невысокий, коренастый, жилистые крестьянские руки, грудь колесом, грубое лицо, темно-желтая дубленка.

Привязанные:

1-й – лет под пятьдесят, полный, холеный, румяный, в дорогом костюме;

2-й – молодой, тщедушный, горбоносый, прыщавый, в черных джинсах и кожаной куртке.

Рты их были залеплены полупрозрачной клейкой лентой.

– Давайте с этого, – Уранов кивнул на полного.

Рутман достала из машины продолговатый металлический кофр. Поставила на бетонный пол перед Урановым. Расстегнула металлические замки. Кофр оказался мини-холодильником.

В нем лежали валетом два ледяных молота: цилиндрической формы ледяные головки, длинные неровные деревянные рукояти, притянутые к головкам ремешками из сыромятной кожи. Иней покрывал рукояти.

Уранов надел перчатки. Взял молот. Шагнул к привязанному. Горбовец расстегнул на груди толстяка пиджак. Снял с него галстук. Рванул рубашку. Посыпались пуговицы. Обнажилась пухлая белая грудь с маленькими сосками и золотым крестиком на цепочке. Заскорузлые пальцы Горбовца схватили крестик, сдернули. Толстяк замычал. Стал делать знаки глазами. Заворочал головой.

– Отзовись! – громко произнес Уранов.

Размахнулся и ударил молотом ему в середину груди.

Толстяк замычал сильнее.

Трое замерли и прислушались.

– Отзовись! – после паузы произнес снова Уранов. И опять хлестко ударил.

Толстяк нутряно зарычал. Трое замерли. Вслушивались.

– Отзовись! – Уранов ударил сильнее.

Мужчина рычал и мычал. Тело тряслось. На груди проступили три круглых кровоподтека.

– Дай-кось я уебу. – Горбовец забрал молот. Поплевал на руки. Размахнулся.

– Отзовися! – молот с сочно-глухим звуком обрушился на грудь. Посыпалась ледяная крошка.

И снова трое замерли. Прислушались. Толстяк мычал и дергался. Лицо его побледнело. Грудь вспотела и побагровела.

– Орса? Орус? – Рутман неуверенно тронула свои губы.

– Это утроба икает. – Горбовец качнул головой.

– Низ, низ. – Уранов согласно кивнул. – Пустой.

– Отзовися! – проревел Горбовец и ударил. Тело мужчины дернулось. Бессильно повисло на веревках.

Они придвинулись совсем близко. Повернули уши к багровой груди. Внимательно послушали.

– Утробой рычет… – Горбовец сокрушенно выдохнул. Размахнулся.

– Отзо-вися!

– Отзо-вися!

– Отзо-вися!

– Отзо-вися!

Бил. Бил. Бил. От молота полетели куски льда. Треснули кости. Из носа толстяка закапала кровь.

– Пустой. – Уранов выпрямился.

– Пустой… – Рутман закусила губу.

– Пустой, мать его… – Горбовец оперся на молот. Тяжело дышал. – Ох… родимая мамушка… сколько ж вас, пустозвонов, понастругали…

– Полоса такая, – вздохнула Рутман.

Горбовец со всего маха стукнул молотом по полу. Ледяная головка раскололась. Лед разлетелся в стороны. Болтались разорванные ремешки. Горбовец бросил рукоять в холодильник. Взял другой молот. Передал Уранову.

Уранов стер иней с рукояти. Угрюмо вперился в бездыханное тело толстяка. Перевел тяжелый взгляд на второго. Две пары голубых глаз встретились. Привязанный забился и завыл.

– Не полошись, милой. – Горбовец стер со щеки кровяные брызги. Зажал ноздрю. Наклонился. Высморкался на пол. Вытер руку о дубленку. – Слышь, Ирэ, шашнадцатаво стучим, и опять пустышка! Што ж это за пирамидон такой? Шашнадцатый! И – пустозвон.

– Хоть сто шестнадцатый. – Уранов расстегнул куртку на привязанном парне.

Парень заскулил. Его худосочные коленки тряслись.

Рутман стала помогать Уранову. Они разорвали на груди парня черную майку с красной надписью WWW.FUCK.RU. Под майкой дрожала белая костистая грудь в многочисленных крапинках веснушек.

Уранов подумал. Протянул молот Горбовцу:

– Ром, давай ты. Мне уже давно не везет.

– Ага… – Горбовец поплевал на ладони.

Взялся. Замахнулся.

– Отзовися!

Ледяной цилиндр со свистом врезался в тщедушную грудину. Тело привязанного дернулось от удара. Трое прислушались. Узкие ноздри парня затрепетали. Из них вырвались всхлипы.

Горбовец сокрушенно покачал косматой головой. Медленно отвел назад молот.

– Отзо-вися!

Свист рассекаемого воздуха. Звучный удар. Брызги ледяной крошки. Слабеющие стоны.

– Что-то… что-то… – Рутман прислушивалась к посиневшей груди.

– Верх, просто верх… – Уранов отрицательно качал головой.

– Чивоито… и не знаю… али в глотке? – Горбовец чесал рыжеватую бороду.

– Ром, еще, но поточнее, – скомандовал Уранов.

– Куды уж точней… – Горбовец размахнулся. – От-зо-вися!

Грудина треснула. Лед посыпался на пол. Из-под прорванной кожи скупо брызнула кровь. Парень бессильно повис на веревках. Голубые глаза закатились. Черные ресницы затрепетали.

Трое слушали. В груди парня раздалось слабое прерывистое ворчание.

– Есть! – дернулся Уранов.

– Господи, воля твоя! – Горбовец отбросил молот.

– Так и думала! – Рутман радостно засмеялась. Дула на пальцы.

Трое приникли к груди парня.

– Говори сердцем! Говори сердцем! Говори сердцем! – громко произнес Уранов.

– Говори, говори, говори, милой! – забормотал Горбовец.

– Говори сердцем, сердцем говори, сердцем… – радостно прошептала Рутман.

В окровавленной посиневшей груди возникал и пропадал странный слабый звук.

– Назови имя! Назови имя! Назови имя! – повторял Уранов.

– Имя, милой, имя скажи, имя! – Горбовец гладил русые волосы парня.

– Имя свое, имя назови, назови имя, имя, имя… – шептала Рутман в бледно-розовый сосок.

Они замерли. Оцепенели. Вслушивались.

– Урал, – произнес Уранов.

– Ур… Ура… Урал! – Горбовец дернул себя за бороду.

– Урррааал… ураааал… – Рутман радостно прикрыла веки.

Счастливая суета охватила их.

– Быстро, быстро! – Уранов вынул грубой работы нож с деревянной ручкой.

Перерезали веревки. Содрали пластырь со рта. Положили парня на бетонный пол. Рутман притащила аптечку. Достала нашатырь. Поднесла. Уранов положил на побитую грудь мокрое полотенце. Горбовец подхватил парня под спину. Осторожно встряхнул:

– Ну-ка, милой, ну-ка, маленькой…

Парень дернулся всем хилым телом. Ботинки на толстой подошве заерзали по полу. Он открыл глаза. Тяжело вдохнул. Выпустил газы. Захныкал.

– Вот и ладно. Поперди, маленькой, поперди… – Горбовец рывком поднял его с пола. На кривых и крепких ногах понес к машине.

Уранов поднял молот. Разбил лед об пол. Рукоять кинул в холодильник. Закрыл. Понес.

Парня посадили сзади. Горбовец и Рутман сели по бокам. Поддерживали. Уранов открыл ворота. Выехал в промозглую темноту. Вылез. Запер ворота. Сел за руль. Погнал машину по неширокой и не очень ровной дороге.

Фары высвечивали обочину с остатками грязного снега. Светящийся циферблат показывал 00.20.

– Твое имя – Юрий? – Уранов глянул на парня в верхнее зеркало.

– Ю… рий… – тот с трудом выдохнул.

– Запомни, твое истинное имя – Урал. Твое сердце назвало это имя. До сегодняшнего дня ты не жил, существовал. Теперь ты будешь жить. Ты получишь все, что захочешь. И у тебя будет великая цель в жизни. Сколько тебе лет?

– Двадцать…

– Все эти двадцать лет ты спал. Теперь ты проснулся. Мы, твои братья, разбудили твое сердце. Я Ирэ.

– Я Ром, – Горбовец гладил щеку парня.

– А я Охам, – Рутман подмигнула. Отвела прядь с потного лба Лапина.

– Мы отвезем тебя в клинику, где тебе окажут помощь и где ты сможешь придти в себя.

Парень затравленно покосился на Рутман. Потом на бородатого Горбовца:

– А… я… а когда я… когда… мне надо…

– Не задавай вопросов, – перебил Уранов. – Ты потрясен. И должен привыкнуть.

– Ты ищо слабой, – Горбовец гладил его голову. – Отлежисси, тогда и потолкуем.

– Тогда все узнаешь. Болит? – Рутман осторожно прикладывала мокрое полотенце к круглым кровоподтекам.

– Бо… лит… – парень всхлипнул. Закрыл глаза.

– Наконец-то полотенце пригодилось. А то мочу-мочу, перед каждым стуком. А после – пустышка. И – отжимай воду! – Рутман рассмеялась. Осторожно обняла Лапина. – Слушай… ну это кайф, что ты наш. Я так рада…

Внедорожник закачался на ухабах. Парень вскрикнул.

– Полегшей… не гони… – Горбовец теребил бороду.

– Очень больно, Урал? – Рутман с удовольствием произнесла новое имя.

– Очень… а-а-а-а! – Парень стонал и вскрикивал.

– Все, все. Сейчас трясти не будет. – Уранов рулил. Осторожно.

Машина выползла на Ярославское шоссе. Повернула. Понеслась к Москве.

– Ты студент, – произнесла Рутман утвердительно, – МГУ, журфак.

Парень промычал в ответ.

– Я тоже училась. В педе на экономическом.

– Никак, ты тово, паря… – Горбовец улыбнулся. Потянул носом. – Обделалси! Спужался, маленькой!

От Лапина слегка попахивало калом.

– Это вполне нормально. – Уранов щурился на дорогу.

– Когда меня стучали, я тоже коричневого творожку произвела. – Рутман в упор разглядывала худощавое лицо парня. – Да и кипяточку подпустила классно так, по-тихому. А ты… – она потрогала его между ног, – спереди сухой. Ты не армянин?

Парень мотнул головой.

– С Кавказа есть чего-то? – Она провела пальцем по горбатому носу Лапина.

Он снова мотнул головой. Лицо его бледнело сильней. Покрывалось потом.

– А с Прибалтики – нет? Нос у тебя красивый.

– Не приставай, коза, ему сичас не до носа, – проворчал Горбовец.

– Охам, набери клинику, – приказал Уранов.

Рутман достала мобильный, набрала:

– Это мы. У нас брат. Двадцать. Да. Да. Сколько? Ну, минут…

– Двадцать пять, – подсказал Уранов.

– Через полчаса будем. Да.

Она убрала мобильный.

Лапин склонил голову на ее плечо. Закрыл глаза. Провалился в забытье.

Подъехали к клинике:

Новолужнецкий пр., д. 7.

Остановились у проходной. Уранов показал пропуск. Подъехали к трехэтажному зданию. За стеклянными дверями стояли два дюжих санитара в голубых халатах.

Уранов открыл дверь машины. Санитары подбежали. Подвезли коляску-кровать. Стали вытаскивать Лапина. Он очнулся и слабо вскрикнул. Его положили на коляску. Притянули ремнями. Ввезли в дверь клиники.

Рутман и Горбовец остались возле машины. Уранов двинулся за коляской.

В приемной палате их ждал врач: полноватый, сутулый, густые волосы с проседью, золотые очки, тщательно подстриженная бородка, голубой халат.

Он стоял у стены. Курил. Держал пепельницу.

Санитары подвезли к нему коляску.

– Как обычно? – спросил врач.

– Да. – Уранов посмотрел на его бороду.

– Осложнения?

– Там, кажется, грудина треснула.

– Как давно? – Врач снял с груди Лапина полотенце.

– Минут… сорок назад.

Вбежала ассистентка: среднего роста, каштановые волосы, серьезное скуластое лицо:

– Простите, Семен Ильич.

– Так… – Врач загасил окурок. Поставил пепельницу на подоконник. Склонился над Лапиным. Коснулся распухшей фиолетовой грудины. – Значит, сперва: наш коктейль в тумане светит. Потом на рентген. А после ко мне.

Он резко повернулся и двинулся к двери.

– Мне остаться? – спросил Уранов.

– Незачем. Утром. – Врач вышел.

Ассистентка распечатала шприц. Насадила иглу. Преломила две ампулы и набрала из них шприцем.

Уранов провел рукой по щеке Лапина. Тот открыл глаза. Поднял голову. Оглянулся. Кашлянул. И рванулся с коляски.

Санитары кинулись на него.

– Не-е-е-е! Не-е-е-е! Н-е-е-е-е!! – хрипло закричал он.

Его прижали к коляске. Стали раздевать. Запахло свежим калом. Уранов выдохнул.

Лапин хрипел и плакал.

Санитар перетянул худое предплечье Лапина жгутом. Ассистентка склонилась со шприцем:

– Страдать не нужно…

– Я хочу домо-о-о-ой позвонить… – захныкал Лапин.

– Ты уже дома, брат, – улыбнулся ему Уранов.

Игла вошла в вену.