"Одри Хепберн – биография" - читать интересную книгу автора (Уолкер Александр)

СЕМЕЙНЫЕ ТАЙНЫ

У детей не бывает врагов..." И хотя сердце подсказывало ей эти слова, воспоминания Одри Хепберн о собственном детстве, похоже, опровергали их. Когда названная тема всплывала в беседах с репортерами, она обычно старалась говорить об этом как можно меньше или находила способ перевести любопытство интервьюера на другие, более безобидные вопросы. Даже с самыми близкими друзьями она была немногословна, говоря на эту тему. В ее детстве было много такого, что озадачивало окружающих.

Со стороны матери Одри была голландкой. Узы родства связывали ее с длинной чередой аристократов – землевладельцев, армейских офицеров в высоких чинах, государственных служащих и придворных. Семейство ван Хеемстра возводило свой род к самому началу XVI столетия. Мать Одри, Элла ван Хеемстра, родилась в 1900 году в фамильном поместье в Вельпе, неподалеку от Арнема. Кроме нее, в семье было еще пятеро детей – четыре дочери и сын, каждый из которых унаследовал, подобно ей, титул баронессы или барона. В баронессе Элле текла смесь голландской, французской и венгерской крови, была в ней и еврейская примесь. В детстве она жила в другом фамильном поместье, в замке Доорн.

Он стал собственностью и прибежищем кайзера после его отречения и изгнания после поражения Германии в первой мировой войне. Отец Эллы, барон Арнольд ван Хеемстра, видный юрист, высший чиновник в министерстве юстиции и судья в арнемском суде, мэр города, усердно служил нидерландской короне также и в колониях. Королева Вильгельмина назначила его губернатором южноамериканской колонии Суринам (Голландская Гвиана). Баронесса Элла была веселой девушкой, она вышла замуж еще до того, как ей исполнилось двадцать. Ее мужем стал голландский аристократ, королевский конюший Ян ван Уффорд.

Непродолжительное замужество Эллы было бурным, но оно не лишило ее оптимизма. Она понимала, что «в следующий раз» все получится гораздо удачнее. Этот ее оптимизм определялся романтическим характером. Ее тянуло к мужчинам с яркой наружностью и горячим темпераментом. Она отгораживалась от реальности стеной твердой веры в христианскую науку, в которой была воспитана. Главные заветы этой науки были таковы: никогда не оглядывайся назад и не страдай из-за прошлых неудач; верь, что все, чего ты хочешь, может быть достигнуто при решимости и целеустремленности.

Вряд ли случайно то, что многие представители театрального мира и мира кино применяли эти принципы в своей жизни и карьере: Вивьен Ли, Элизабет Тэйлор, Дорис Дей, Мэрилин Монро – вот лишь немногие из них. Конечно, это небезопасно в профессии, и без того уводящей человека в ирреальный мир; но с другой стороны, это неисчерпаемый источник утешения и жизненной стойкости в случае неудач и разочарований, которыми так богата биография звезд. У барона ван Хеемстра, наверное, были какие-то дурные предчувствия по поводу характера Эллы, так как одна семейная легенда гласит, что он настойчиво предостерегал ее против слишком частого общения с людьми театра.

Человек, которому было суждено стать вторым мужем Эллы и отцом Одри, не принадлежал к театральным кругам, но с ним, несомненно, были связаны дурные предзнаменования несколько другого рода. Откуда он взялся – до сих пор остается в определенном смысле тайной. Джозефа Виктора Энтони Хепберн-Растона обычно называют британским финансовым советником. Британцем он, кажется, был, финансами также время от времени занимался, но вот что касается «советника» – это уже явное преувеличение, и, возможно, слово «авантюрист» было бы более точным определением. Его происхождение и ту трагедию, которая с ним произошла, Одри всегда и решительно выбрасывала из своих воспоминаний. Похоже, что усилием воли ей удалось предать это полному забвению. Она никогда не знала всего о своем отце. И по сей день многое остается неизвестным об этом человеке. Да и неудивительно: Хепберн-Растон скрывал истину о себе с таким старанием, с каким позднее скрывался от жены и дочери.

На одной из фотографий отца Одри из семейного альбома мы видим высокого мужчину с квадратным подбородком и усами. Его волосы коротко пострижены и аккуратно уложены. Этот человек чувствует несомненную уверенность в себе. С первого же взгляда понимаешь, что он принадлежит к числу тех мужчин, с которыми неразумно затевать ссору. Фотография была сделана в начале 1930-х годов, когда Хепберн-Растону было около сорока семи лет, он был на шестнадцать или семнадцать лет старше Эллы ван Хеемстра, Дата рождения отца Одри, которую обычно приводят ее биографы, – 1889 год, место рождения – Лондон, Ни один из этих двух «фактов» не подтверждается документами. Одри же в статье, посвященной ей в справочнике «Кто есть кто», упоминает о нем просто как о Дж. Э. Хепберне и ни единым словом не вспоминает о матери. Справочник «Кто есть кто в Америке» также отказался от каких-либо упоминаний о «загадочном Растоне». Даже сам этот таинственный человек не был полностью уверен в правильности своего имени.

Самый ранний подтвержденный документами факт из его биографии – это упоминание имени Дж. В. Э. Растона в списке британского министерства иностранных дел за 1923—1924 годы, где он числился почетным консулом в Сумаранге на Яве, тогда входившей в состав голландской Вест-Индии. Баронесса Элла, очевидно, познакомилась с ним именно там, на Яве, где она, вероятно, проводила свой медовый месяц в начале 1920 года. Судя по документам, его консульство было непродолжительным: в названном списке его пребывание на данном посту числится «прерванным» – эвфемизм, который применяется в министерстве иностранных дел в Англии, как сообщает профессор юриспруденции Брайан Симпсон, в том случае, если человек оставил должность не по собственному желанию. Говорят, что в то время, когда его встретила баронесса, он был женат на некой голландке, но либо уже развелся с ней, либо собирался это сделать.

Баронесса повстречала Хепберн-Растона, когда она впервые приехала погостить к отцу в Суринам. И она мгновенно по уши влюбилась в нового знакомца. По возвращении в Арнем она очень скоро поняла, что ее брак с Яном ван Уффордом явно идет ко дну под тяжестью одинаково упрямых характеров. Несмотря на то, что у нее уже было двое сыновей – Ян и Александр, – баронесса решила развестись. Она отправилась в Индонезию, где, по ее сведениям, проживал Хепберн-Растон, и 7 сентября 1926 года в Джакарте вступила с ним в брак. Это был союз по любви и только по любви, ибо ее муж не владел никакой собственностью, что, конечно же, противоречило всем фамильным традициям семейства ван Хеемстра и еще раз доказывает, какой неотразимой привлекательностью, вероятно, обладал Джозеф: ослепительный брюнет, человек бесшабашного нрава. И то и другое, бесспорно, ирландского происхождения.

Возможно, Растон был родом из Австралии, так как он очень хорошо знал страны и острова Тихого океана, Фамилия Хепберн широко распространена как в Шотландии, так и в Ирландии. Кто-то из ирландского семейства вполне мог оказаться в Австралии. Позднее за Хепберн-Растоном закрепилось прозвище «яванский Джо». В нем подозревали смесь самых разных кровей по причине желтоватого цвета лица, несколько экзотического облика, хотя сам он всегда отрицал это.

Очаровательная внешность Одри Хепберн: ее изящная фигурка, хрупкое, но при этом довольно сильное тело, высокие скулы, большие и яркие глаза, четко очерченные, крупные, столь привлекательные в улыбке губы и, как определил в своем очерке для журнала «Вог» Сесиль Битон, «брови, которые склоняются к востоку», – все это указывает на какое-то смешение рас. Одри отличали многие привлекательные черты – не только внешности, но и характера, – обычно называемые яванками. По сей день она остается той звездой, чье имя вызывает повсеместный восторг именно на Дальнем Востоке и особенно в Японии. Вероятно, там ощущают ту особую скрытую нить, которая связывает ее с Востоком.

Элла со своим новым мужем возвратилась в Европу. Они обосновались в Брюсселе, а не на родине баронессы. В этом уже заметно наметившееся отчуждение от родительского дома. Чем занимался Хепберн-Растон в Бельгии? Биографы его дочери обычно отвечают на этот вопрос так: он был управляющим брюссельского отделения «Бэнк оф Ингланд». Но нет никаких данных, подтверждающих это. Кстати, «Бэнк оф Ингланд» не имеет нигде отделений. Это не коммерческий банк в общепринятом смысле слова. Кроме того, его представительница достаточно уверенно отрицает, что сотрудником банка когда-либо был человек с фамилией «Хепберн» или «Растон», или с комбинацией обеих этих фамилий. Некто по имени Дж. В. Э. Растон внесен в нидерландский деловой справочник и назван там финансовым советником, но этим и исчерпывается информация о нем.

Может быть, «Бэнк оф Ингланд» не совсем искренен? Один из авторов утверждал, что Хепберн-Растон выполнял секретную финансовую работу весьма «тонкого» характера под началом у сэра Монтэгю Нормана, председателя банка и убежденного противника коммунизма. Предполагают, что Норман мог использовать Хепберн-Растона для распространения дезинформации о Советском Союзе, а сам оказывал поддержку Германии и способствовал приходу к власти Гитлера. Но это – предположение. Гораздо более правдоподобным кажется, что Хепберн-Растон был независимым брокером. Единственное, что невозможно отрицать, – это его поддержку правых в политике. Его связь с фашистами со временем станет причиной жизненного краха Хепберн-Растона.

4 мая 1929 года в большом уединенном доме в пригороде Брюсселя баронесса родила девочку. Ее крестили и дали имя Эдда. Одри – под этим именем прославится Эдда – была пухленьким ребенком с большой головой. Ничто в ней пока не указывало на ту худенькую девчушку, которой ей суждено было со временем стать. На фотографии четырехлетняя Одри подстрижена в стиле «голландочка», но с одним маленьким густым локоном, нависающим над левой бровью: намек на будущий стиль «гамэн». Она была резвым и любопытным ребенком.

В воспоминаниях Одри о раннем детстве есть что-то пророческое. Она вспоминала, как отец держал ее на руках в большой комнате, и она лежала как бы зачарованная сверкающими льдинками, повисшими прямо у нее над головой. Позже Одри поняла, что это, скорее всего, хрустальные подвески на люстре. Родители – то мать, то отец – склонялись над ней, такие добрые и улыбающиеся. Но больше всего привлекали эти удивительные льдинки. Зима всегда оставалась любимым временем года Одри: белый цвет – ее любимый цвет, а швейцарские Альпы с их занесенными снегом вершинами и речушками, покрытыми льдом, влекли ее к себе. К ним вернулась она, чтобы рядом с их величественной красотой и безмятежностью провести свои последние дни.

Ее родители любили музыку, и звук граммофона часто наполнял детскую. «Для чего нужна музыка?» – позднее Одри спрашивала свою мать и получала ответ: «Чтобы танцевать под нее». Когда девочка подросла, ее повезли в Англию. Однажды она шла рядом с матерью по парку в Фолькстоне. И тут баронесса с ужасом обнаружила, что дочь исчезла. Заметив компанию нянек с колясками рядом с садовой эстрадой и подойдя к ней, баронесса нашла там свою дочку. Та живо, хоть и неуклюже танцевала под популярные мелодии, исполняемые военным оркестром.

Но и другие звуки наполняли дом, далеко не столь приятные для слуха маленькой девочки: звуки родительских ссор. Элла и ее супруг были схожи характерами: самоуверенные и энергичные. Ирландское своеволие мужа никогда не отступало перед голландским упрямством жены.

Одри вспоминала позднее, что она пряталась под обеденным столом, как только до нее доносился звук нарастающего урагана семейной ссоры. Став взрослой, Одри никогда ни на кого не повышала голос. И если характеры ее родителей были несовместимы, то тем удивительнее, что свою дочь они воспитали неплохо. Баронесса была строже, чем ее муж. Остро сознавая то, что у нее за плечами уже есть один развалившийся брак, а нынешний тоже под угрозой распада, Элла ван Хеемстра старалась воспитать у дочери любовь к упорному труду, самодисциплине и окружающим. Не забыта была и христианская наука. Позднее Одри очень хорошо разглядит недостатки своей матери и скажет, что, несмотря на то, что Элла всегда заботилась о благополучии дочери, девочка чувствовала нехватку материнской теплоты. Уроки дисциплины, полученные в раннем детстве, очень пригодились Одри в жизни. Они помогали ей уравновешивать желание и долг. Они подкрепляли в ней стремление к большему и не позволяли возобладать эгоистическим амбициям. Именно тут причина сдержанного спокойствия, с которым Одри Хепберн умела сопротивляться соблазнам славы.

Одри больше любила отца: не такое уж редкое явление среди девочек этого возраста. Ирландская импульсивность Хепберн-Растона, его стремление «нарушать правила», та уверенность, которую Одри чувствовала в обществе этого красивого, импозантного мужчины – все это оказало влияние на Одри в раннем детстве.

В 1930-е годы Хепберн-Растоны были вовлечены в политику. Можно было ожидать, что баронесса, у которой дальние родственники – евреи где-то в Восточной Европе, возможно в Венгрии, вряд ли станет поддерживать нацистов, пришедших к власти в Германии. Нельзя, однако, забывать и той притягательности Гитлера для финансовых и аристократических кругов, к которым принадлежало и ее голландское семейство. Старая аристократия Европы полагала, что ей удастся наладить с Гитлером деловые отношения. «Уолл-стритский» биржевой крах 1929 года поколебал их огромные состояния; не обошли эти беды стороной и семью самой баронессы.

Элла была впечатлительной женщиной с романтической «стрункой» в характере. Ее притягивали сильные мужчины, подобные фюреру; потом настанет пора раскаяния, но время для него пока еще не пришло.

Менее простительна поддержка фашизма ее мужем. Наверно, ирландский темперамент толкал его к крайностям. А может быть, частые финансовые неудачи помогли созреванию в его душе плевел антисемитизма. Баронесса вскоре публично выступит с одобрением протеста против чуждого (то бишь еврейского) доминирования в банковском деле и торговле. Это скорее всего отголосок взглядов ее супруга.

Трудно сказать, в какой мере Растоны были преданы национал-социалистической идее, но Элла и ее супруг посещали различные нацистские сборища в Германии. Как сообщает биограф Дэвид Прайс-Джоунз, Хепберн-Растонов можно увидеть на фотографиях, сделанных в середине 30-х годов на ступенях «коричневого дома» штаб-квартиры Национал-социалистической партии в Мюнхене, среди улыбающейся группы сторонников сэра Освальда Мосли, незадолго до этого ставшего лидером Британского Союза Фашистов.

Насколько известно, Хепберн-Растон никогда не ставил своего имени ни под одним фашистским манифестом, но его сдержанность вызывает еще большие подозрения. Не выжидал ли он момента для выполнения какой-то секретной миссии? Баронесса не была столь осторожна. Ее имя включено в список активных сторонников Британского Союза Фашистов. И хотя иностранцев не принимали в партию Мосли, для • нее сделали исключение как для жены британского подданного.

Она написала несколько статей для «Блэк-шот» («Черная рубаха»), издания Британского Союза Фашистов, выступив под именем «Элла де Хеемстра». По меньшей мере одна из этих публикаций сопровождалась фотографией: волосы Эллы подвиты, на шее свободно повязан шелковый шарф в манере, свойственной провинциальным англичанкам. Элла ван Хеемстра всегда восхищалась всем английским; говорят, что однажды она призналась в том, что у нее есть три желания: «быть стройной, быть актрисой и быть англичанкой».

Эта статья, называвшаяся «Зов фашизма» и опубликованная в «Блэкшот» 26 апреля 1935 года, представляет собой странную мешанину, которая не столько изобличает ее автора, сколько отражает характер. Она могла быть написана любым из множества так называемых «фашистов» той поры. Антисемитизм, уличные побоища, угрозы головорезов – все то, благодаря чему Британский Союз Фашистов заслужил свою печальную славу – уже были реальностью, но надо отдать справедливость баронессе: ее мысли пребывали на туманных высотах, далеких от грубой практики фашизма.

Статья представляет собой сплав обобщенной фашистской идеологии: преданность «Королю и Империи, корпоративному государству и протест против чуждого доминирования в банковском деле и торговле». Затем она погружается в более близкие ей по духу области: Элла пишет о своем убеждении, что спасение заключается в том, чтобы подвигнуть разум на великое дело освобождения духа от фетиша материализма.

«Слишком долго мы полагали, что материальным платят за материальное и что земные вещи могут улучшить землю. Но это не так. Мы, те, кто услышал зов фашизма и последовал за тем светом, что вспыхнул на пути, ведущем вверх к победе, научились понимать то, что смутно представляли и раньше, а теперь осознали в полной мере: что только дух способен очистить тело и что только душа Британии может быть спасением Британии...»

Это очень точно передает характер – а возможно, и масштаб – увлечения баронессы фашизмом. Жуткие испытания военного времени, которые ей предстояло пережить, несомненно, очистили бы ее от заблуждения, но это сделал несколько раньше развод с мужем. Приведенная статья говорит об упорной вере баронессы в спасительную роль воли. Ее она и передала своей дочери, которая избежала, к счастью, инфекционной болезни под названием фашизм. Последствия «заражения» отца Одри оказались гораздо более трагическими. Одри же, скрывая печальные факты своего детства, никогда не забывала уроков матери.

Этим может объясняться и тот удивительный самоконтроль, который отличал ее и о котором вспоминают все, когда-либо работавшие с ней. Семейные тайны – весьма тяжелое бремя для знаменитых людей. Но Одри несла эту ношу с присущей ей грацией, не утрачивая душевной красоты и простоты. Некоторые из ее ближайших друзей ощущали в ней некую скрытность и не могли найти объяснения этому. Стенли Донен, который снял три ее фильма и, без всяких сомнений, любил ее и восхищался ею, писал: «Она каким-то загадочным способом удерживала меня на расстоянии, не допускала полной и исчерпывающей доверительности между нами. Я стремился к большей близости, к преодолению того незримого, но безошибочно ощутимого барьера, который она построила между собой и нами».

Шестилетняя Одри, конечно, ничего не знала о «политических заблуждениях» своих родителей. Осознание этого придет много позже. После войны знавшие баронессу и ее семейство забудут глупые увлечения женщины, в которой наивный идеализм одержал победу над здравым смыслом. Одри достигла известности, и связь ее родителей с фашизмом, какой бы кратковременной эта связь ни была, всегда очень остро переживалась ею. И хотя сама она была совершенно ни в чем не повинна, а ее мать уже давно раскаялась в своих заблуждениях, эта связь долгое время угрожала репутации обеих женщин и особенно карьере Одри. Любая связь с нацистами в прошлом была крайне опасна. К примеру, когда вторая жена Рекса Харрисона, Лилли Палмер, приехала с ним в Голливуд в 1945 году, кинокомпания приложила громадные усилия, убеждая всех, что актриса родилась не в Германии, а в Австрии – это считалось более приемлемым. Та осторожность, с которой Одри относилась к каждому интервью, вполне понятна при ее природной совестливости и тщательности во всем. У нее никогда не исчезала боязнь, что какой-нибудь дотошный журналист, копающий глубже официальных сведений, предоставляемых студией, вытащит на поверхность крайне неприятные факты из прошлого ее родителей.

Журналисты всегда упоминали в биографиях Одри эпизод, который вызывает вполне понятное сочувствие, это – развод ее родителей. Случился он в 1935 году: Хепберн-Растон бросил жену с ребенком. Одри никогда не рассказывала о причинах развала этого брака.

Непосредственная причина разрыва между ее родителями была весьма банальной. Однажды, неожиданно придя домой, мать Одри застала своего супруга в постели с няней, которая присматривала за Одри и сыновьями Эллы от первого брака. Баронесса была потрясена. Она ощутила мгновенное и острое отвращение к происшедшему. Последние иллюзии рассеялись. За одну ночь она поседела. После громкой, грубой и жестокой ссоры Хепберн-Растон навсегда ушел из дома. Когда Одри проснулась, у нее уже не было отца.

«Я была совершенно сломлена, – вспоминала она. – Я проплакала несколько дней подряд, развод родителей был первым ударом, который я пережила в детстве... Я боготворила своего отца и очень скучала по нему с того самого дня, как он ушел. Расставание с отцом в возрасте каких-нибудь шести лет ужасно. Если бы я могла время от времени встречаться с ним, я бы чувствовала, что он любит меня. Но в той ситуации мне оставалось лишь постоянно завидовать другим, у которых были отцы, и я всегда возвращалась домой в слезах потому, что у них был папа, а у меня его не было. Мать очень любила меня, но она часто не умела показать мне эту свою любовь. И у меня не было никого, кто мог бы просто приласкать меня».

Так же, как и об обстоятельствах «исчезновения» Хепберн-Растона, о его местопребывании Одри и ее мать никогда не упоминали. Это наталкивает на подозрение, что он уехал в Германию, где продолжил сотрудничество с нацистами. Его видели там в 1938 году.

В том же году Хепберн-Растон появился в Лондоне. На фотографии, сделанной тогда, мы видим хорошо одетого джентльмена. Он идет по городской улице с перчатками в руке. Он немного полысел и слегка осунулся, но остался столь же привлекательным брюнетом, который когда-то сумел очаровать баронессу. Подпись на фото называет его неким «Энтони Растоном, директором европейского пресс-агентства». В сторону фотографа направлен пронзительный и несколько подозрительный взгляд, что неудивительно, ибо европейское пресс-агентство занималось нацистской пропагандой в Англии и сбором секретной информации для рейха. Оно управлялось из немецкого посольства Фрицем Хессе, партийным чиновником, который во время войны организовал радиопередачи из Германии с участием таких предателей-англичан, как Джон Амори и Вильям Джойс, получившим прозвище «лорд хо-хо». Они оба были казнены после разгрома Третьего рейха. Отец Одри активно помогал нацистам. Британские органы безопасности обозначили его условным наименованием «M 15» как человека, связанного с потенциальными врагами Великобритании.

Почти сразу же после того, как она стала свидетельницей неверности мужа, баронесса решила возвратиться в Нидерланды. Она переехала в небольшое родовое поместье под Арнемом. Насколько известно, Хепберн-Растон ни разу не приезжал туда и не пытался помириться с женой.

Сводные братья Одри, Ян и Александр, были с баронессой. Жили они и у своего отца в Гааге. Со временем братья сделались более «голландцами», чем Одри. Отношения между детьми были дружескими, но без настоящей родственной близости.

Жизнь Одри изменилась после развода родителей. Всегда считалось, что ее мать, вышедшая из богатой семьи, никогда не испытывала финансовых трудностей. На самом деле это не так. Подруга и современница баронессы М. С. Памела Эвертс, хорошо помнящая переезд Эллы из Брюсселя в Арнем, улыбается при упоминании о «состоянии» баронессы.

"Какое состояние? – восклицает она ныне. – Хотя Элла действительно происходила из хорошей семьи и ее отец был губернатором в колониях, не забывайте, что он имел шестерых детей, и о каждом нужно было позаботиться. И он не мог особенно роскошествовать даже на две свои пенсии – судьи и губернатора. Ведь последняя должность была скорее почетным титулом, нежели источником доходов. Деньги приходилось считать. Семья Одри не жила в замке или в чем-то ему подобном. Через какое-то время Элла переехала в удобную, но совсем не большую квартиру на одной из главных улиц Арнема. У нее хватало денег, но нельзя сказать, что она в них купалась. Иногда она бралась за какую-то работу с неполным рабочим днем. Я припоминаю, что она делала рекламную обстановку квартир для одной немецкой фирмы по сдаче в аренду недвижимости. Ей посчастливилось, что Одри оказалась таким милым, послушным ребенком, всегда готовым помочь своей маме.

Другие источники биографических сведений об Одри сообщают о том, что она посещала довольно престижную школу для девочек в Англии. Это утверждение тоже вызывает смех. Одри ходила в школу «Тамберс Бассе» в Арнеме. Она никогда в Англии не училась. Ее отец был англичанин, и поэтому она свободно говорила по-английски так же, как и по-французски, ведь воспитывалась она в Брюсселе. Кроме того, она очень неплохо владела голландским. Мне кажется, что какое-то короткое время она посещала школу в Амстердаме, возможно, потому, что работа Эллы заставила ее туда переехать. Элла всегда была очень деловой, расчетливой и хозяйственной женщиной. Она никогда не упускала свой шанс. При этом она никому не отказывала в помощи. Одри была прилежной ученицей и получила хорошее образование. Моя дочь помнит также, что у нее был великолепный музыкальный слух".

Через несколько лет после того, как они поселились в Нидерландах, в жизни Одри произошла еще одна перемена и с не менее драматической внезапностью. На этот раз она коснулась всех. "Второе страшное воспоминание детства после исчезновения отца, – рассказывала она, – это мама, которая входит ко мне в спальню однажды утром, отдергивает шторы на окнах и говорит: «Вставай, началась война».