"Войны мафии" - читать интересную книгу автора (Уоллер Лесли)

Июнь

Глава 1

Страх ворвался в его жизнь в субботу.

В идеальном мире, твердо знал Чарли, нет места страху. Настоящий, липкий страх не должен, не смеет обнажать здесь свое непристойное нутро! Страх – это для тех, кто пресмыкается где-то внизу, у подножия мира спокойствия и привилегий. Он также знал, что его мир был вполне идеален. Во всяком случае до сих пор.

Жизнь не подготовила Чарли к субботе.

В это солнечное июньское утро с вознесшихся на сотню этажей над Уолл-стрит двух башен Всемирного торгового центра было хорошо видно, как взлетают самолеты с двух аэропортов – Ла-Гардия и Кеннеди. Еще одна изящная вершина тридцатью этажами выше – Ричланд-Тауэр. Наслаждаться видом оттуда мог только один человек – Чарли Ричардс. Сегодня ему казалось, что он может проникнуть взглядом... везде!..

Как удалось страху пробраться сюда, на вершину мироздания? Чарли пришлось немало потрудиться, чтобы единолично занять эту цитадель. Его поддерживала семья – семья, не признававшая препятствий на пути к власти. Но не только семье он был обязан той идеальной жизнью, которую вел сейчас. Главным образом это его собственная заслуга, награда за беспримерно тяжелую работу, считал Чарли. Скромный, академического склада человек, он достиг высочайшего успеха, каким Америка жалует самых пробивных своих сынов.

День начался обычно. Король Горы хорошенько потянулся. Бреясь, одеваясь, в безупречной гладкости дня он почуял единственную шершавинку – в восхитительной квартире-офисе, предмете общей зависти, было немного прохладно. Собственно, это место не предназначалось для жизни с самого начала. Он решил поселиться здесь, когда расстался с женой.

Чарли придирчиво изучил себя в зеркале. Где-то вдалеке взвыла сирена. Он так привык, что его любовница Эйприл Гарнет осматривает его перед выходом, поправляя завитки темно-русых волос, что помедлил перед зеркалом, ожидая ее прикосновения.

Сегодня он увидел в себе нового Чарли Ричардса – и был целиком обязан этим Гарнет. Еще недавно само предположение показалось бы ему невероятным – не больше и не меньше, чем освобождение от его семейства! И вчера вечером он решился на первые шаги к свободе от семейных уз.

Но продвижение должно быть сдержанным; сегодняшний день целиком принадлежит семье. Утро он проведет в Коннектикуте, в полдень – назад, сюда, на свадебный прием в Ричланд-Тауэр. Ему хотелось пригласить Гарнет, но после вчерашнего эта затея начала казаться ему спорной.

«Предательская чушь, которой она забила тебе голову!..» – и так далее. И это самая мягкая из формулировок Чио Итало, когда Чарли позволил себе намекнуть на свои новые взгляды. А Чарли по-прежнему побаивался гнева старика.

Не важно. Главное уже прозвучало. Со временем Чио Итало увидит разумность предложенного Чарли пути. Конечно, предстоит еще преодолеть серьезное сопротивление, чтобы начать новую жизнь, без зависимости от клана Риччи.

Но, разумеется, по крови он навсегда Риччи.

Чарли Ричардс уныло вздохнул. Жажда свободы владела его мыслями. Первые ее ростки появились в его душе, когда он познакомился с Гарнет, но не пустили корней глубоко – Чарли от души наслаждался своей особенной, привилегированной жизнью.

Сегодня сенатор из Коннектикута согласился встретиться с правлением «Джет-текникл интернэшнл». Присутствие Чарли Ричардса, главного финансиста «Джи-ти», равно как и сенатора было обязательно для получения кредитов. Эта встреча с удвоенной скоростью подтолкнет министерство обороны США к заключению контракта на производство двигателей. Невинная сделка на сумму, превышающую миллиард долларов, от которой несло мошенничеством на весь Нью-Лондон.

В газете его назвали Чарльзом Ричландом – простительная ошибка, поскольку владельцем контрольного пакета «Джи-ти» была компания «Ричланд-холдингз».

На скоростном лифте Чарли спустился в подземный гараж Ричланд-Тауэр. Его личный шофер, Пино, осторожно вел длинный «кадиллак» по пустынным улицам финансового района вниз, к Каунти-Слип. Пино, приходившийся Чарли двоюродным братом, был его ровесником – обоим далеко за сорок. Скверик на Саут-стрит на солнце отливал изумрудной зеленью. На маленьком аэродроме через дорогу его уже ожидал готовый к отлету вертолет.

И вдруг – с ревом несущийся на бешеной скорости пикап-"ниссан", вывернувший из-за угла, врезался в «кадиллак», прямо в водителя, всего в ярде от Чарли.

Тяжелый лимузин осел, накренился, рассыпая брызги стекла. Чарли вышвырнуло наружу. Он увидел, как «ниссан» с передним бампером, укрепленным приваренными стальными брусьями в форме расходящихся лучей, с ревом развернулся и унесся в обратном направлении; пар вырывался из поврежденного радиатора.

– Пино! Как ты?..

Пино не отозвался. Раздробленное лобовое стекло укрыло его вуалью из мельчайших бриллиантиков, быстро превращающихся в рубины по мере того, как их пропитывала льющаяся из раны на шее кровь Риччи.

Чарли отключился. Странное состояние, не такое уж неприятное. Он вполне сознавал, что происходит вокруг, хотя и не открывал глаз. Выли сирены. Выскочившие из подъехавшей «скорой помощи» санитары переложили Пино на брезентовые носилки и увезли. Чарли неохотно открыл глаза, не желая расставаться с блаженством беспамятства, не вполне готовый к встрече с реальностью.

Кто-то сунул ему в руку картонный стаканчик с кофе. Его рука дрожала, по черной поверхности пробегала рябь. Чарли отхлебывал, думал и отхлебывал.

Пикап принес сообщение для Чарли Ричардса. Это не покушение; водителю ничего не стоило прикончить его одним выстрелом. Смысл сообщения таков: вот что настигнет тебя, как только ты покинешь родовое орлиное гнездо.

Построив Ричланд-Тауэр и поселившись там, Чарли долгие годы прожил в четко разграниченном мире: «мы» и «они». Внизу – они, ничего не значащие ничтожества, наверху – мы, хозяева жизни.

Даже сейчас, ничего не понимающий, обескураженный, он не смешался с толпой, оставаясь одним из привилегированных, – служащие вертолетной станции были необыкновенно заботливы – «Ричланд-холдингз» была одним из их крупнейших клиентов. Чарли заставили показать медсестре свои ушибы и царапины.

– Вашу жизнь спас лимузин, – жизнерадостно щебетала девушка, перевязывая руку Чарли, – отличный защитник. – И на прощание одарила его улыбкой «все-что-пожелаешь».

В голове у Чарли все перепуталось – мысли перескакивали с одного на другое. Пино, пикап-таран, последний ярд, отделявший его от смертельной точки. Итак, сообщение: Ричардс, живи в своем гнезде, вознесенном на сто тридцать этажей над землей, внизу ты просто корм для червей. Кто направил удар? Как звучал приказ? «Дай знать этому ублюдку, что он может жить и работать в своем орлином гнезде, но холодная рука смерти коснется его в любой момент, когда мы пожелаем»?

Чарли позвонил своему племяннику, Керри Риччи, чтобы обеспечить хороший уход для Пино и организовать охоту на пикап.

– Если «ниссан» проскочил бруклинский туннель Бэттери, то сейчас его, наверное, уже разбирают на части и избавляются от них, – задумчиво пробормотал Керри.

Во время деловой встречи в Нью-Лондоне Чарли чувствовал себя каким-то ошалевшим, тупым и рассеянным. Он продолжал свой внутренний диалог, но по-прежнему не чувствовал страха. Только гнев. Кто-то решил, что он чересчур вырос? Ему решили напомнить, что любой человек просто корм для червей? Неужели всю свою жизнь он проведет среди людей, для которых решение конфликта – это хорошо спланированная автомобильная катастрофа?

Возвращаясь в Нью-Йорк на вертолете, он снова замкнулся в своих переживаниях: Даже задремал, не обращая внимания на ужасающий рев мотора. Вчерашняя брань Чио Итало и утреннее приключение... Это по-новому освещает роль дядюшки в его жизни.

Старый сон: они вдвоем за ресторанным столиком. Итало накрывает глубокую тарелку перед собой салфеткой, которая быстро меняет цвет от белого к красному, как лазанья, которую макнули в соус бешамель. Вздыхает призрачная сирена. Чио улыбается своей острозубой улыбкой.

– Ессо Il Professore. Beve, mangia[1], – каркает он.

Но в тарелке не лазанья, а пригоршня «бенов» – стодолларовых купюр с портретом Франклина.

– Beve, mangia, – повторяет он, как священник, протягивающий вино и облатку – кровь и плоть Христову. У денег горячий, солоноватый привкус – привкус крови. Чарли, подавившись, выплевывает изжеванные купюры.

Ему скармливали подобную «пищу» всю жизнь – гению-финансисту, легализовывавшему их деньги. Выпускник Гарварда, Чарли вытолкнул «Ричланд-холдингз» в первую десятку корпораций США. Именно за это Итало прозвал его «Эль Профессоре».

А Гарнет, женщина, которую он любил так, что готов был все остальное отправить в тартарары, спокойно задала один-единственный вопрос:

– И ты хочешь провести остаток своих дней, насилуя мир, чтобы отмыть деньги Чио Итало?

Вопрос подразумевал: «С такими деньгами любой кретин может добиться того же».

Мир, который он раньше находил ослепительно интересным, превращался в безнадежно мертвый. Блестящий Эль Профессоре – жалкий наемник, плывущий под чужим флагом. Он застыл от неожиданности, словно его мул лягнул копытом.

На этом месте кошмарный сон всегда обрывался. Чарли просыпался, униженный и подавленный, сгорая от стыда, что такое кривое зеркало так точно воспроизводило уродливую суть его подчиненной жизни.

Вспоминая жуткий сон, уже на вершине Ричланд-Тауэр, Чарли решил, что проявил слишком много терпимости, слишком много вежливости во вчерашнем разговоре с Чио. Следовало без околичностей выложить карты на стол – «нравится тебе или нет, но теперь я играю по другим правилам».

Он позвонил в больницу, в которую отвезли Пино. Почему-то Чарли было трудно дышать. Наверное, в разреженной атмосфере не хватало кислорода – в ста тридцати этажах над извержениями Манхэттена. Внизу истерично перекрикивались две сирены, каждая пронзительная, как трубный глас судьбы.

– Пино, – повторил он. – Пино Риччи. Его привезли сегодня утром.

Не получив внятного ответа, он позвонил Керри, потом вспомнил, что тот уже наверняка в соборе Святого Патрика на венчании. Тогда он начал набирать номер Гарнет. Чарли чувствовал, что у нараставшего у него в душе беспокойства есть название. Еще одна сирена с безумной яростью завыла внизу. То, что сдавливало его легкие, имело название. И причину. И Чарли не следовало делить это с Гарнет.

Название этому – страх.

Его рука, опуская трубку на рычаг, задрожала. Это был не легкий мандраж, результат сегодняшнего шока – дикая, бесстыдная дрожь; аппарат жалобно звякнул, когда он положил трубку. Чарли никогда раньше не приходилось испытывать страх – только видеть его на лицах других людей. Страх – это когда между тобой и смертью кто-то оставил один ярд. Кто-то, чье предостережение удается расшифровать лишь наполовину.

Серьезнейшее предостережение, заменяющее слова: «Прекрати это немедленно и навсегда!» Предостережение, состоящее из двух частей. Первая – ужас. Вторая – точная команда.

По расписанию свадебный прием должен был начаться в полдень, когда кавалькада «роллсов», «даймлеров» и «кадиллаков» от собора Святого Патрика, где кардинал Фоли свершит брачный обряд, по умиротворенным субботним улицам обогнет пятьдесят кварталов к югу от Ричланд-Тауэр.

У Чарли осталось всего несколько минут на переодевание. Но прежде всего ему следовало справиться с отвратительной дрожью в руках. Очень неприятно, что ему придется обратиться к Чио для поисков водителя пикапа, протаранившего его. Но Чио – единственный специалист по шифровкам такого рода.

Прошлым вечером Чарли высказал еще не до конца продуманную мысль – отделить легальные финансовые операции «Ричланд-холдингз» от других членов семьи. Может быть, именно этим он запустил реакцию? До какой степени нужно дорожить своими доходами, чтобы одним из аргументов в споре стала смерть?

Чарли посмотрел в окно, выходящее на запад, на Гудзон-Ривер, через воздух настолько прозрачный, что можно было различить свирепые, неровные зубья Рамапо и Касткилла в шестидесяти милях отсюда. Это напоминало ему беспощадный оскал Чио Итало.

Удастся ли ему когда-нибудь объяснить Гарнет эти скрытые, сатанинские стороны жизни его семьи? Для которой кровь – это просто жидкость, предназначенная для проливания? Милая Гарнет, решившая спасти Чарли – в то время как ему было предназначено спасти ее.

Чарли представил себе своего дядю, выбирающегося из крепости в Гринвич-Виллидж на Доминик-стрит. Затемненные стекла, табличка «Сан-Дженнаро-соушл-клаб». Никаких лимузинов для Чио Итало. Никаких сирен. Никакой помпы. Три телохранителя и старый-престарый черный «бьюик», а перед ним – скромная малолитражка сопровождения. Дон старой школы, ничего напоказ, но достаточно одного только взгляда темных глаз и... Только такой человек в состоянии разобраться в этой истории, остановить кровавый водоворот.

Чтобы самому постичь тайнопись, понимал Чарли, нужно только проглотить, затолкать в пересохшую глотку окровавленный «бен» – причастие, принимаемое им от Чио Итало по меньшей мере двадцать лет. Проглотить и продолжать насиловать мир. Легкая, приятная жизнь, с множеством привилегий, и... о, что за зрелище!

Над головой описывал круги маленький вертолет «линкс», держащий под наблюдением окрестности Ричланд-Тауэр. Чарли различил лица двух мужчин в кабине. Наемные защитники. Вообще-то за порядком должны бы следить кровные родичи, однако все хоть чего-то стоящие из них были гостями на этом приеме.

Переодевшись, Чарли снова вгляделся в свое отражение. Ему нет еще пятидесяти, выглядит на тридцать пять, он сохранил волосы и по-юношески изящную фигуру. До сих пор не нуждается в очках – казалось бы, необходимых для Эль Профессоре. Белокурый, голубоглазый, образцовый WASP[2], которому никогда не подходило имя, полученное при крещении, Карло Антонио Риччи.

Десять веков назад, когда норманны прокладывали свой путь через Сицилию и Калабрию, прежде чем насиловать Англию, под многими крышами появились на свет незаконнорожденные белокурые голубоглазые детишки. Обе дочери Чарли очень похожи на него. Естественно, фамилию Ричардс он взял в Гарварде, как лучше отвечавшую его «норманнской» внешности. Снова обман. Но обман – вся суть «Ричланд-холдингз».

– Обман не грех, – объяснил Чарли своему племяннику Керри, проходившему стажировку в «Ричланд». – Каждый инвестор имеет право самостоятельно получать информацию. Это наше главное правило. Черт возьми, единственное правило.

– Дядя Чарли, – пропел Керри, подперев языком щеку, – это больше, чем правило. Это догмат капиталистической веры.

Но, черт возьми, обман – это грех. Как отрезала Гарнет:

– Только негодяй создаст мощную финансовую империю на грязные деньги Риччи!

Чарли задумался над планом разделения клана. Он должен тщательно обосновать для Чио необходимость развода в империи Риччи. Только после этого он сможет оказать поддержку экологической работе, которой занимается Гарнет. Впервые в жизни он будет не только брать, вечно брать у «них» – он сможет что-то давать, что-то вернуть миру.

Вернуть то, что украл для «своих»? Его родственникам это покажется немыслимым. Забавно. Что же они тогда считают «мыслимым»? Когда Чарли ушел от своей светской, холеной супруги Мисси, изменявшей ему, свирепая сицилийская расправа над изменницей, даже убийство были вполне мыслимым решением проблемы. А вежливое ледяное расставание – немыслимым.

Вертолет над Ричланд-Тауэр снова привлек внимание Чарли. Он подпрыгивал и кренился, как колибри на манхэттенском сквозняке, и казался таким же настороженно и беззащитно хрупким среди острых, как кинжалы, шпилей. К чему такой шум на свадьбе?

В ослепительно нарядном сером костюме, с белым галстуком, Чарли торопливо проскочил мимо накрытых столов, мимо четырех стоек с напитками. И проскользнул в большую комнату, скрытую от взора непосвященных.

Там было прохладно. Постепенно в темноте он начал различать терминалы компьютеров, шкафы с документами. Чарли подошел к маленькому радиопередатчику.

– Тауэр вызывает «Линкс-1». Охрана с вертолета отменяется. Как поняли?

Через трехслойное окно Чарли видел, как, качнувшись, развернулся и исчез на западе вертолет.

– Принято, сэр. Охрана с вертолета отменяется.

Выключая передатчик, Чарли услышал, как у него за спиной хлопнула дверь. Он резко повернулся и встретил взгляд темно-оливковых глаз дяди Итало, родного брата его отца, одного из четырех братьев Риччи, единственного из них, кто никогда не был женат, поскольку взвалил на себя бремя ответственности за весь клан.

Итало подошел к Чарли и стал рядом с ним, худой, маленький, на голову ниже племянника. Глаза Чио, глубоко посаженные на узком лице, аккуратная тонзура – все это могло бы принадлежать средневековому аббату, мистику и аскету. Очень впечатляющая внешность, античный колорит которой не нарушал ни щегольской костюм, ни белый галстук.

– Убрал вертолет? За твоим скальпом охотятся враги!

Чарли забыл все заготовленные резкие слова. Этот старый...

– Он так трещал, словно вот-вот развалится.

Чио задумался, потом медленно кивнул – словно утверждая законность превращения плоти и крови Христовой в вино и хлеб.

– Это было бы неприятно.

– В особенности для новобрачных. – Чарли, наблюдая за лицом старика, решил шуткой разрядить напряженность между ними. – Чио, я сейчас представил тебя главой трибунала Святой инквизиции. Что ты сделаешь с негодяем, организовавшим катастрофу?

– На костер! – хрипло каркнул Итало, включаясь в игру. За трехслойным окном облака клубились над щербатым оскалом небоскребов Нью-Джерси. – Какой вид, Чарли. Meravigliosa[3]. Стоит каждого пенни, которое мы сюда вложили.

Дядя всегда действовал на Чарли угнетающе – всегда, даже не принимая в расчет вчерашнее оскорбление. Они молча стояли среди приглушенного клекота компьютеров, продолжавших получать и рассылать информацию. Полдень в Манхэттене – это вечер в Базеле и Лондоне, утро в Сиднее и еще вчерашний день в Гонконге и Сингапуре. Офисы «Ричланд», рассеянные по всему земному шару, непрерывно запрашивали что-то на главном пульте и передавали какие-то данные.

Мигнула лампочка передатчика, Чарли произнес:

– Тауэр слушает.

– Это Энцо. Начали прибывать лимузины.

Чарли проводил дядю к выходу из компьютерного зала, запер дверь.

– Шампанского, – бросил он бармену, тут же протянувшему два высоких изогнутых бокала. Чарли приподнял свой. – Чио, – произнес он очень серьезно, с нажимом, – когда более внимательно обдумаешь мое предложение, то поймешь, почему наше будущее должно быть именно таким, как я хочу. Можешь не соглашаться с этим сейчас, но ты мудрый человек и не можешь не понять, что это необходимо.

Итало, прищурив темные глаза, поднял бокал.

– Чин-чин.

Страх понемногу улегся, Чарли сделал глубокий вдох, и воздух показался ему сладким. Норманнский рыцарь перед походом к Святой Земле просит благословения у своего духовника, у фанатика, отправляющего еретиков на костер. Чио пока не благословил его. Но и не послал за дровами для костра.

Может, у него сейчас другие проблемы. Человек, в сферу деятельности которого входят расправы, шантаж, убийства, может иметь самые разные причины для беспокойства.

Позади них нерешительно кашлянул официант. Он протягивал Чио радиотелефон.

– Si?[4] – Лицо Чио заострилось, как кинжал. – Очень плохо... – Он нахмурился. – А второй? – Пауза. – Ben fatto, cugino. Arrivederci[5].

Чио вернул телефон официанту и уклончиво скользнул взглядом мимо Чарли. Потом с печальной гримасой посмотрел племяннику в глаза:

– Пино умер в больнице.

Они молча смотрели друг на друга, словно мысленно прощаясь с умершим, и одновременно обмениваясь телепатическими, сверхчувственными посылами – им не было нужды облекать мысли в слова. В глазах Чарли вопрос: «Кто?! Кто хочет, чтобы я не расставался с короткими штанишками?» И каменный, каменно-неподвижный взгляд Чио: «Сдохну – не скажу». Чарли чувствовал, как в нем просыпается ярость. Этот проклятый старик, этот заговорщик, интриган! Не он ли затеял все это, чтобы подрезать крылышки не в меру шустрому племяннику?

– А второй? – Чарли знал, что самым бесцеремонным образом нарушает этикет. Никто не имеет права задавать Чио вопросы. Но к черту этикет! В бешенстве Чарли настойчиво повторил: – А второй?

– Эль Профессоре, какой второй? – Чио с непроницаемым выражением лица поднял бокал с шампанским. Чарли сделал то же самое.

Тихо звякнув – не громче, чем стекляшка, упавшая на ковер, – стальной шмель прошил оба бокала, рассыпая осколки хрусталя и разбрызгивая во все стороны шампанское.

– Чио, на пол!

Пуля ударила в стальную подпорку навеса над террасой, согнувшуюся, как сломанное, вывернутое в сторону колено.

– Ложись, Чио, ложись!..

Чарли и старик припали к полу. Вертолет, качнувшись, унесся на огромной скорости.

– Боже мой, Чарли!

Чарли помог старику подняться из лужи шампанского. Воздух снова стал колючим и разреженным. Внизу раздавались гудки подъезжающих лимузинов. Страх вернулся. Чарли отряхнул костюм Чио от пролитого шампанского и проводил к прибывающим гостям.

Следом за трагедией – фарс. Они с Чио рядом стояли у лестницы, пожимая руки, кивая и улыбаясь, хлопая прибывших по плечу, изображая родственную любовь.

Что могут прочитать в его душе эти невежды? Он казался себе чайкой, разгуливающей по берегу среди гниющей рыбы, поклевывающей зловонные куски. В семье его считают гением? Какая чепуха! Глупец, сумевший внушить окружающим, что его удачи заслужены. Очковтиратель. Стервятник, хлопающий крыльями под звуки серебряных труб.

Впервые в жизни необходимость прикасаться к людям вызывала у него физическую тошноту. Его передергивало от стыда, он жадно хватал воздух. Этот одуряющий запах охотящихся голодных чаек! До чего омерзительно находиться здесь рядом с этими убийцами, этими грабителями, этими... кровными родичами.

Новый залп гудков внизу – прибыло еще несколько машин. С ослепительной фальшивой улыбкой Чарли распорядился усилить охрану внизу. Ход событий очевиден, не так ли? Его собственный дядюшка прислал ему предупреждение, и бедняге Пино пришлось умереть в подтверждение этого. А в полдень кто-то прислал предупреждение самому дядюшке. Так ли уж важно, кто? Чарли трясло.

Иногда в Нью-Йорке сирены вообще не умолкали. Вдалеке над Нью-Джерси огромный клуб грозовых облаков набирал высоту и плотность. Чарли передернулся и не смог удержать дрожь. Похоже, на восток с огромной скоростью надвигалась гроза. За считанные секунды тучи поглотили солнце – так же деловито, как кто-то едва не лишил жизни Чарли.