"Эхо" - читать интересную книгу автора (Уолтерс Майнет)

Глава тринадцатая

Терри долго напрягал память, и потом высказал свое предположение. Выяснилось, что Билли покинул склад на неделе, начинавшейся с пятнадцатого мая. Вытянув из парня эту информацию, Дикон чуть ли не силой затолкал его в машину, и они отправились в редакцию «Стрит». Всю дорогу Терри ныл, постоянно напоминая Майклу, что на вечер они планировали посещение пивнушек и клубов, а просматривать старые газеты он не нанимался… Беда Дикона заключалась в том, что он успел забыть свою молодость и то, как хорошо бывает вечером расслабиться, забыв о работе… Его ненавистное отношение к Рождеству вовсе не должно было означать, что находящиеся рядом с ним люди должны страдать…

— ХВАТИТ! — рявкнул измученный нытьем Терри Майкл, когда машина подъезжала к Холборну. — Это же быстро. Заткнись, ради Бога! Сначала дело, а потом обязательно пойдем в пивную!

— Я согласен, но только если ты мне расскажешь историю своей матери, как обещал.

— Скажи, Терри, слова «молчать» и «тишина» в твой лексикон входят?

— Конечно, но ты говорил, что после обязательно доскажешь про то, почему ты не дал матери возможность самой отговорить отца от самоубийства.

— Тут все достаточно просто, — горько усмехнулся Дикон. — Она не разговаривала с ним в течение двух лет, и трудно было поверить, что мать переборола бы себя именно в ту ночь.

— Разве они жили не в одном доме?

— В одном. Правда, каждый в своем конце. Она ухаживала за ним, прибиралась в комнатах, готовила еду, стирала, и просто никогда не разговаривала с отцом, вот и все.

— Маразм какой-то, — непонимающе отозвался Терри.

— Она могла бы развестись с ним, и тогда бы ему пришлось самому о себе заботиться, — заметил Дикон. — Она даже могла настоять на том, чтобы его поместили в больницу, если бы специально задалась такой целью. Двадцать лет назад этого можно было добиться гораздо проще, чем сейчас. — Он бросил быстрый взгляд на подростка. — С отцом было невозможно общаться, Терри. Он мог сегодня быть очаровательным и веселым, а назавтра становился жестоким и эгоистичным. Если что-то шло не так, как он задумал, отец сразу же впадал в ярость. Особенно тяжело нам приходилось в те дни, когда у него начинались запои. Он не мог удержаться ни на одной работе, не понимал, что такое ответственность, но постоянно подмечал чужие ошибки и жаловался. Бедная мать двадцать три года безуспешно сражалась с ним, а потом все же нашла выход и просто замолчала. — Он оглянулся на Фаррингдон-стрит. — Надо было ей раньше до этого додуматься. Ведь как только в доме наступила тишина, ссоры прекратились, и обстановка стала относительно спокойной.

— Как же так получилось, что у него остался большой капитал, если он не работал?

— Он унаследовал его от своего отца. Тому просто повезло: его участок занимал территорию, по которой правительство решило проложить магистраль М-1. Вот мой дед и сделал на этом состояние, завещав его своему единственному сыну вместе с чудесным фермерским домом. Там, где кончается сад, начинается шестиполосная магистраль.

— Ничего себе! И эту роскошь твоя мать оттяпала у тебя?

Дикон свернул на Флит-стрит:

— Если даже и так, она заслужила эту землю. Когда нам с Эммой было по восемь лет, мать отослала нас учиться в интернат, чтобы только мы поменьше времени оставались под одной крышей с отцом. — Дикон проехал по пустынному переулку мимо редакции и припарковал машину на стоянке. — Единственной причиной, по которой в конце его жизни мы с отцом разговаривали, являлось то, что до этого я практически не общался с ним, в отличие от Эммы и матери. Я избегал бывать в родном доме, бежал от него, как от чумы, и гостил только на Рождество. В другие дни я предпочитал жить у школьных или университетских друзей. — Он выключил двигатель. — Эмма, напротив, всегда старалась помочь ему, именно поэтому он и оставил ей всего двадцать тысяч. Он возненавидел сестру из-за того, что она сразу приняла сторону матери. — Дикон с улыбкой повернулся к парню. — Видишь, все не так просто, как ты думал, Терри. Второе завещание отец написал со зла. Не исключено, что он сам же его и порвал. Хью прекрасно это понимает, но Хью и Эмма завязли достаточно глубоко, вот они и ищут способ выкарабкаться.

— Неужели во всех семьях происходит нечто подобное?

— Нет.

— Я не все понял. С твоих слов я делаю вывод, что ты хорошо относишься к матери, так почему бы тебе действительно не поговорить с ней?

Дикон выключил фары, и некоторое время они с парнем сидели в темноте:

— Тебе нужен пространный ответ или хватит короткого, в три слова?

— В три слова.

— Я ее наказываю.

— Да что сегодня творится? Все с ума посходили! — заворчал Глен Хопкинс, когда Дикон расписывался в книге дежурного. — И Барри Гровер уже два часа здесь торчит. — Он внимательно изучил Терри. — Я начинаю думать, что сам, пожалуй, единственный человек, для которого дом все еще полон тепла и уюта.

Терри ободряюще улыбнулся и положил локти на стол:

— Тут папуля, — он показал большим пальцем в сторону Дикона, — решил показать мне, где он работает. Он у меня с ума сходит с тех пор, как мама на панель пошла, после того, как он ее из дома выпер. Вот он теперь и пытается мне доказать, что деньги зарабатывать можно и другими способами.

Дикон грубо схватил его за руку и поволок к лестнице:

— Не верь ни единому его слову, Глен! Если бы у этого мерзавца был хоть один мой ген, я бы уже давно бросился с ближайшего моста.

— А ведь мамуля предупреждала меня, что ты звереешь без всякого повода, — заскулил Терри. — Она постоянно твердила мне, что ты сначала бьешь, а потом начинаешь задавать вопросы.

— Заткнись, кретин!

Терри засмеялся, и Глен Хопкинс изумленным взглядом проводил эту странную парочку. Вечно мрачное лицо охранника сейчас выражало самое искреннее любопытство. Впервые за все время, насколько мог припомнить Хопкинс, Дикон выглядел бодро и даже весело. И, немного подумав, Глен был вынужден признать, что фигуры и у Майкла, и у парнишки, на удивление похожи.

Барри Гровер с не меньшим интересом встретил появление Терри. Но он давно привык скрывать свои чувства, поэтому только молча уставился на парнишку из-за стекол своих очков, когда тот, подталкивая Майкла, шумно ввалился в библиотеку.

Гровер смотрелся довольно странно посреди огромной полутемной комнаты. Он сидел в самой ее середине за столом, и в его очках отражался свет единственной лампы. Именно сейчас он, как никогда, походил на огромного ночного жука с блестящими глазами. В ту же секунду Дикон включил верхний свет, чтобы рассеять неприятный образ.

— Салют, Барри, — с поддельным дружелюбием произнес Майкл, — познакомься с моим приятелем. Это Терри Дэлтон. Терри, а это глаза нашей редакции, Барри Гровер. Если ты хотя бы немного интересуешься искусством фотографии, то тебе обязательно надо подружиться с этим парнем. Он знает о фотографии все, что только можно.

Терри понимающе кивнул.

— Ну, Майк, конечно, преувеличивает, — отмахнулся Гровер, опасаясь, что сейчас Дикон сделает из него полного идиота. Он и без того уже вынес унижение, когда Глен сверлил его любопытным и понимающим взглядом, лишь только Барри вошел в здание. Сейчас он повернулся к вошедшим спиной и быстро спрятал фотографии Аманды Пауэлл под стопку бумаг на своем столе.

Дикон устроился за компьютером и начал просматривать газетные файлы за май 1995 года. В это время Терри, не обращавший обычно внимания на скрытые человеческие эмоции, если только их основой не было пристрастие к наркотикам или параноидальная шизофрения, подошел к столу Барри. Парнишка никогда ранее не бывал в редакциях, и поэтому сейчас не задумывался над тем, почему этот толстый большеглазый тип с суетливыми движениями работает в полном одиночестве в полутемной комнате. Уж если они с Диконом приехали сюда, значит, и то, что Гровер уже находился здесь, было для газетчиков вполне нормальным явлением.

Он устроился рядом со столом:

— Майк говорил мне, что вы один из лучших сотрудников, — признался Терри. — Он еще добавил, будто вы пытаетесь выяснить, кем на самом деле был Билли Блейк.

Барри отшатнулся. Ему показалось страшным, что этот юнец вот так запросто подошел к нему и заговорил. Он тут же начал подозревать, что это Дикон подослал его с какими-то своими тайными намерениями.

— Все верно, — сухо отозвался Гровер.

— Мы с Билли были большими друзьями, поэтому если я чем-нибудь смогу вам помочь, то буду только рад.

— Да? Видишь ли, я, в общем-то, предпочитаю работать один. — Гровер начал размахивать руками, словно пытаясь убрать со стола все то, что могло бы помешать его работе, и случайно задел пачку бумаг. На поверхность выскользнула недодержанная фотография Билли, на которой выделялись лишь глаза, ноздри и линия рта.

Терри взял ее в руки и принялся внимательно изучать:

— Здорово! — оценил он, и в голосе его прозвучало неподдельное восхищение. — Ничего лишнего. Смотришь только на нужные участки. — Он быстро нашел на столе еще один похожий снимок и положил его рядом с первым. Они напоминали друг друга, и все же на фотографиях имелись чуть заметные различия.

— Потрясающе. — Терри указал на второй снимок. — А это что за чудак?

Барри снял очки и принялся усердно протирать стекла носовым платком. Этот жест означал состояние умственной пытки. Он едва сдерживался. Как посмел этот бритоголовый головорез лапать своими ручищами то, что с таким усердием удалось создать Барри?!

— Это водитель грузовика, — скрипнув зубами, начал объяснять Гровер. — Его зовут Грэм Дрю. — И он отодвинул фотографии подальше от Терри.

— А как вы догадались, что он похож на Билли?

— У меня были его снимки в файлах.

— Надо же! Вы действительно кое-что умеете! Так вы хотите сказать, что помните все те фотографии, которые когда-либо видели?

— Ну, на одну только память полагаться не стоит, — жестким голосом объяснил Барри. — Естественно, у меня имеется своя собственная система.

— Как же она работает?

Барри даже и в голову не пришло, что интерес этого юнца самый искренний и идет от чистого сердца. Гровер сразу же предположил, что раз уж Терри заявился сюда вместе с Диконом, то явно не так прост, как хочет казаться, и то, что он постоянно задает вопросы, означает, что он издевается над лаборантом и пытается вывести его из себя:

— Она слишком сложна. Ты ничего не поймешь, — отрезал Барри.

— Ну, я очень быстро обучаюсь. Майк считает, что у меня достаточно высокий интеллектуальный уровень. — Терри подвинул стул поближе к своему новому гуру: — Я, конечно, ничего не обещаю, но мне почему-то кажется, что для вас я мог бы быть более полезным, чем для него. — Он мотнул головой в сторону Дикона. — Я не слишком-то силен в разговоре. Вы понимаете, о чем я? Но, что касается изображений, тут я кое-что могу. Так в чем же заключается ваша система?

Когда Барри надевал очки, руки его заметно тряслись.

— Если предположить, что Билли Блейк — имя вымышленное, — начал он, — то надо было для начала выбрать тех людей, которые прятались от полиции за последние десять лет. Кроме того, надо учесть, — педантично закончил он, — что мы будем искать Билли среди людей, которым стало необходимо заменить свою личность на новую по какой-либо причине.

— Великолепно! Не зря Майк говорил мне, что вы — настоящий гений.

Барри взял папку, лежавшую на краю стола:

— К сожалению, таких людей очень много, а в некоторых случаях кроме самой фотографии у меня о них даже нет никакой информации.

— А зачем полиции понадобился этот самый Дрю?

— Он угнал грузовик для перевозки скота, куда усадил свою жену, двоих детей, тридцать овец и при этом он прихватил золотых слитков на два миллиона. Затем он отправился к парому на Ла-Манше, после чего успешно растворился где-то во Франции.

— Что за дерьмо!

Барри не сдержался и хихикнул:

— Вот именно. Овец потом нашли. Они спокойно разгуливали на ферме у одного француза, зато все семейство Дрю, золото и грузовик пропали бесследно. — Барри занервничал и открыл папку с фотографиями и газетными вырезками. — Можно просмотреть эти материалы вдвоем, — предложил он, — и рассортировать их на две пачки: те, которые стоит еще раз просмотреть и те, которые можно откинуть, как ненужные. Здесь примерно сто человек, которых разыскивает полиция с 1988 года.

— Согласен, — обрадовался Терри. — А вы потом не откажетесь выпить со мной и Майклом, когда мы все это закончим? Надо же будет немного развлечься, а?

Через час Дикон развернулся на своем крутящемся стуле в сторону Гровера и Терри:

— Эй, вы, двое! Отрывайте свои задницы и ползите сюда! Посмотрите-ка, что я нашел! — Он победно показал им сразу два больших пальца. — Если Билли не из-за этого скрылся со склада, я готов съесть свою шляпу. Это единственная статья, опубликованная в мае, которая имеет какую-то связь с тем, что мы уже знаем о Билли.

После развода с владельцем ресторана, пятидесятивосьмилетним Тимом Грейсоном, Фиона Грейсон, похоже, вернулась к своему первому мужу, сорокавосьмилетнему предпринимателю Найджелу де Врие. Как сообщает ее подруга леди Кей Кинслейд, Фиона частенько заглядывает в дом Найджела возле Андувра.

— У них много общего и, между прочим, двое детей, — заметила леди Кей. Она не стала ничего говорить о разводе, произошедшем десять лет назад, когда Найджел оставил Фиону из-за своего кратковременного увлечения Амандой Стритер, муж которой, Джеймс, позже исчез, прихватив 10 миллионов фунтов, принадлежащих коммерческому банку, в котором также когда-то работал и Найджел де Врие. — Время излечивает любые раны, — добавила леди Кей. — Она всячески отрицает тот факт, что Фиона в данный момент находится в трудном материальном положении.

Найджел, когда-то называвший себя «мужчиной с шансом на успех», имел в своей карьере и взлеты, и падения. Первый миллион он сделал в тридцать лет, но после огромных потерь из-за провалившегося проекта с авиакомпанией вошел в Совет директоров коммерческого банка «Левенштейн» в 1985 году. Он оставил свой пост «по обоюдному согласию» в 1991 году и занялся компьютерным бизнесом, приобретя «Софтуоркс», тогда еще маленькую компанию, с недостаточными фондами, но большим потенциалом. Он переименовал ее в «ДВС», нанял новых работников со свежими идеями, и через четыре года компания превратилась в конкурентноспособное предприятие, приносящее немалый доход.

Менее удачливый в любви, Найджел был женат дважды, и его имя связывают с наиболее красивыми женщинами Великобритании. Но Фиона отзывается о нем с наибольшей нежностью. Одной из бывших любовниц де Врие является актриса Кирстин Ольсен, которая говорила о нем так: «мелкокалиберный, с огромными кулачищами и признает в сексе только классику». Новый любовник Кирстин Ольсен — Боу Мадсен внешне похож на Арнольда Шварцнеггера и назван читателями журнала «Хелло!» мировым секс-символом.

«Мейл Дайри», четверг,

11 мая, 1995 года

Дикон специально прочитал статью вслух для Терри, и парень под конец искренне рассмеялся:

— Так ему и надо! Хотя, с другой стороны, жаль беднягу. Наверное, он не слишком старался доводить мисс Ольсен до оргазма.

— «В аду же нету фурии страшнее той женщины, что в миг любви лишилась», — со вздохом продекламировал Барри.

— Это стихотворение я помню, — обрадовался Терри. — Билли меня научил ему. — Он встал в торжественную позу и громогласно, подражая Блейку, зачитал:

«В РАЮ не сыщешь ярости мощнее,

Любви, что в ненависть преобразилась.

В АДУ же нету фурии страшнее,

Той женщины, что в миг любви лишилась».

…Однако, Терри ты знаешь, что такое «фурия»? — продолжал парень голосом своего учителя. — Это такое крылатое чудовище, которые посылают боги с тем, чтобы создать для грешников ад на земле. — Лицо его сияло. Он с гордостью смотрел на мужчин, а потом вернулся к своему нормальному голосу. — Билли уверял меня, что фурии приходят за ним всякий раз, когда он крепко выпьет. Это было вроде наказания для него, и фурии всегда терзали его когтями, если он был сильно пьян.

— У него было что-то вроде страсти по отношению к самоистязанию, — пояснил Майкл Гроверу. — И если рука делала что-то не то, по мнению Билли, то он совал ее в огонь.

— Эти фурии напоминают мне больше приступы белой горячки, — признался Барри.

— Да, на самом деле он сам себя расцарапывал ногтями, — кивнул Терри, — но потом оправдывался тем, будто сражался с фуриями и отбивался от них. — Он указал пальцем на монитор компьютера. — Так ты считаешь, что Билли отправился на поиски этого чудака? А зачем ему это понадобилось?

Дикон неопределенно пожал плечами:

— Об этом придется спросить самого Найджела.

— По-моему, вы все упрощаете, — медленно произнес Барри. — А не может быть такого, что Билли понадобился адрес Аманды Стритер? Если он был не в курсе того, что она стала называться Амандой Пауэлл, каким еще образом он смог бы выяснить, где она живет?

— Да, похоже на правду, — с восхищением заметил Терри. — А отсюда следует, что Билли наверняка был знаком с Джеймсом, если Аманда утверждает, что она не знала Билли. Вы понимаете, к чему я клоню? Теперь остается выяснить всех друзей и знакомых Джеймса, и мы поймем, кто же такой наш Билли!

Дикон только в отчаянии покачал головой:

— Мы могли бы выяснить это в течение пяти минут, если бы имели доступ к той информации, которая пришла тебе в голову. — Он приподнял бровь. — Итак, этот человек имел образование, он читал проповеди, цитировал Уильяма Блейка, разбирался в искусстве и классической литературе, дискутировал о европейских политиках, верил в моральный кодекс. Кроме всего этого, похоже, он был истинным теологом и интересовался богами с Олимпа, их жестокостью и ролью в жизни людей. Итак, какой же человек мог обладать всеми этими характеристиками?

Барри снял очки и принялся снова тщательнейшим образом полировать их платком. Ненависть к самому себе отдавалась физической болью где-то глубоко внутри живота. Сейчас он боялся натворить глупостей в том случае, если бы Дикон вздумал уйти. Барри хорошо знал его и понимал, что если он сейчас расскажет ему все, и Майкл узнает, кто такой на самом деле этот Билли, то он потеряет к лаборанту остатки интереса. Дикон тут же сгребет в охапку своего Терри, и они умчатся на поиски следов Фентона, оставив Барри один на один с его сомнениями, которые терзали душу лаборанта последние двадцать четыре часа. Гровер представил, что ожидает его дома, и в ужасе вцепился в ту слабую надежду, которую давала ему скрываемая от Дикона информация. Майклу пока что не надо знать всего, пусть хотя бы временно. Ему только надо верить в Барри, и тот обязательно докажет, на что способен.

— Мой отец обожал цитировать доктора Джонсона, причем умышленно искажать его фразы, — негромко сообщил Гровер, словно боясь опять показаться дураком. Он говорил так: «Если патриотизм — последнее прибежище труса», тут я, конечно, совру… «то Бог — последнее утешение слабых». — Может, я в чем-то и ошибаюсь, но только… — Он неловко замолчал, поглядывая на Терри.

— Ну-ну, продолжай, — подбодрил его Дикон.

— Нечестно говорить о мертвых плохо, Майк, особенно в присутствии их друзей.

— Билли сам был убийцей, — спокойным голосом произнес Дикон. — И об этом мне рассказал Терри. Мне кажется, что большей слабости просто не бывает. А ты как считаешь?

Барри снова надел очки и уставился на приятелей с выражением полного удовлетворения:

— Нечто подобное я и предполагал. У него здорово испортился характер. Он сбежал от семьи. Он стал алкоголиком. И самоубийцей. Сильный человек никогда бы так не опустился. Сильные люди встречают проблемы лицом к лицу, и решают их.

— Но он, возможно, был серьезно болен. Терри, например, говорит о нем, как о законченном психе.

— Ты считаешь, что он жил под именем Билли Блейка не менее четырех лет.

— Ну и что из того?

— А вот что. Как же мог душевно больной человек четыре года выдавать себя за другого? Он должен был постоянно находиться в напряжении, чтобы ни разу не сказать своего истинного имени, особенно в состоянии опьянения.

«Да, — вынужден был признать Дикон. — Над этим стоило подумать». И все же…

— Ну, у пьяных своя логика.

Барри повернулся к Терри:

— Что он обычно говорил, когда напивался?

— Почти ничего. Чаще всего он вырубался. Собственно, для этого он и пил.

Я определяю счастье как интеллектуальное отсутствие…

— Между прочим, ты утверждал, что он любил поразглагольствовать, когда был пьян, — резко бросил Дикон. — А теперь уверяешь нас, что Билли сразу отключался. Так чему же верить?

Лицо мальчика исказила гримаса боли:

— Я стараюсь, как могу, говорить все так, как помню. Когда он был подвыпивши, то, действительно, любил побалагурить, ну а потом добавлял еще алкоголя, и все на этом заканчивалось. То есть когда он был просто «под мухой», то всегда соображал о чем говорит. Именно в такие минуты он читал стихи и любил порассуждать о махине.

— О чем? — не понял Дикон.

— Какой-то де… ус… махине, что ли, — неуверенно произнес Терри.

— Это что еще за ерунда?

— А я откуда знаю, черт побери?

Дикон нахмурился и еще раз про себя повторил набор звуков, воспроизведенных Терри:

— Деус экс махина? [6] — переспросил он Терри.

— Точно.

— А что еще он говорил?

— Ну, в основном, чепуху какую-то.

— Ты не мог бы вспомнить его точные слова и как именно он произносил их?

Терри становилось скучно:

— Да чего только он не говорил! Может лучше пойдем куда-нибудь и выпьем? После пинты пива у меня память начнет лучше работать. Кстати, и Барри не прочь составить нам компанию. Верно я говорю, Барри?

— Ну, я… — Лаборант прокашлялся. — Сначала мне надо убрать на столе.

Дикон посмотрел на часы:

— А мне надо снять копию с этой статьи о де Врие. Ну, что, минут десять ты воспроизводишь нам любые бредни Билли, а мы с Барри в это время готовимся к выходу. Потом мы все вместе отправляемся в пивную, и на сегодня забываем о Билли.

— Ты обещаешь?

— Обещаю.

Представлением Терри, которое Дикон сумел записать на кассету, был tour de force [7]. У парня обнаружились удивительные способности изменять свой голос до неузнаваемости. Правда, походил ли он на голос Билли, судить было трудно. Терри уверял, что именно так и говорил старина Билли. Когда Майкл решил проверить запись и прослушал выступление мальчика, сам Терри принялся хохотать, уверяя, что на пленке его голос напоминает пародию на «джентльмена из высшего общества». Содержание текста было маловразумительным. В основном Терри повторял обрывки фраз о богах, перемешивая их с цитатами из различных стихотворений. К великому разочарованию Майкла, он так ни разу и не упомянул само выражение «деус экс махина», и когда Дикон спросил парня, почему, тот ответил, что и не старался запомнить этого, поскольку не понимал главного: о чем вообще шла речь.

Дикон, увлеченный своей затеей, дружески похлопал Терри по плечу и махнул рукой. Дескать, не так это и важно. Однако Барри, впервые слушая бред Билли, отнесся к записи с большим вниманием. Особенно его заинтересовал один отрывок, где Терри перечислял различных богов.

«…и самый ужасный из них Пан, бог желаний. Закрой свои уши, прежде чем его волшебная игра сведет тебя с ума, и ангел придет с ключом от бездонной ямы и низвергнет тебя в нее навечно. Тщетно ты будешь ждать, ибо не придет никто, который спустился бы с облаков, дабы поднять тебя. Только Пан существует…»

— А может быть, вот этот самый, «который спустился бы с облаков, дабы поднять тебя» и выполнял для Билли роль «деус экс махина»? — высказал Гровер свое предположение. — Вспомни детские представления, где добрая фея появляется из облака пара от сухого льда и взмахивает волшебной палочкой. Именно это и знаменует счастливый конец.

— Ну, допустим это так, — согласился Дикон. — И что из того?

— Тогда… — Барри старался привести мысли в порядок, — получается следующее. Пан — римский бог, и если память мне не изменяет, то «ангел с ключом» взят из Книги Откровений, а это уже христианское направление. Таким образом, получается, что языческие боги заманивают людей в ловушку и заставляют их грешить, а христианский Бог непосредственно осуществляет наказание. Из-за такой мешанины можно сделать неправильные выводы и относительно спасения. Так что же следует делать: умиротворять языческих богов, сжигая собственную руку, или бога христианского, посредством произнесения проповедей?

— А кто такой «спускающийся с облаков»?

— Мне кажется, это его символический образ спасения. Он говорит, что ждать напрасно, поэтому, очевидно, не верит в спасение. Во всяком случае, в спасение для самого себя. Однако если все же это произойдет, то наступит в форме «деус экс махина», то есть внезапного появления некоего видения, которое извлечет его со дна пропасти.

— Бедняга! — с чувством произнес Дикон. — Интересно, какое же преступление он совершил, что считал себя находящимся за пределами спасения? — Внезапно Дикон осознал, что его знобит. Он посмотрел на Терри и увидел, что мальчишка тоже потирает руки в надежде немного согреться. — Пошли отсюда. Тут чертовски холодно! Надо срочно что-то выпить.

Барри из-за столика наблюдал, как Терри с азартом играет на автоматах монетками, позаимствованными у Дикона.

— Симпатичный малый, — коротко выдал свое суждение Гровер.

Дикон закурил и проследил за его взглядом:

— С двенадцати лет он живет на улице. Похоже, что именно Билли надо благодарить за то, что мальчишка не стал испорченным.

— Что же ты с ним будешь делать после Рождества?

— Не знаю. Конечно, ему надо учиться, но я не представляю, как уговорить его вернуться под опеку. Как раз это и является сейчас проблемой, и пока мы не столкнулись с ней напрямую, думать об этом не хочется. — Он повернулся к Барри. — Так он помог тебе с фотографиями?

— Да, довольно быстро отмел все ненужное. Однако он никак не может смириться с той мыслью, что Билли был намного моложе того возраста, который он ему приписывал. Кстати, пару снимков я прихватил с собой. — Он вынул из кармана конверт и вытряхнул на столик фотографии. — Что скажешь?

Дикон отделил фотокопию высшего качества, с которой прямо на него смотрел светловолосый джентльмен.

— Очень знакомое лицо, — хмыкнул Майкл. — Кто это?

Барри довольно усмехнулся:

— Джеймс Стритер двадцать лет тому назад. Здесь он снят сразу после окончания Даремского университета. Он воспитывался в Манчестере, и я, интереса ради, обратился к тамошним газетам. Вот что они мне предложили. Удивительный снимок, правда?

— Точная копия Билли.

— Но только потому, что здесь он худой и, как мне кажется, обесцветил себе волосы.

Дикон вынул фотографию Билли и положил ее рядом со снимком молодого Стритера:

— А ты проверял их в паре на компьютере?

— Да. Это два разных человека. Нам они кажутся похожими, потому что угол камеры одинаков, но все же различия между ними вполне очевидны. Посмотри хотя бы на уши. — Он положил пачку сигарет так, что верхний край ее прошел по линии мочки уха. — Тут, конечно, угол отклонения тоже важен, но гляди сам. У Билли мочки крупнее, чем у Джеймса, и расположены прямо на линии рта. — Он передвинул пачку на вторую фотографию. — У Джеймса мочки крохотные, их вообще почти нет, и нижняя точка оказывается на уровне ноздрей. А если пары глаз, носы, и губы наложить друг на друга, то уши сразу окажутся разбросанными. Если совместить уши, то и все остальные части лица «разбегутся».

— Ты настоящий специалист в этом деле, Барри.

Щеки лаборанта зарделись от заслуженной похвалы:

— Мне нравится такая работа. — Он предложил Дикону другие фотографии, ловко спрятав при этом снимок Питера Фентона: — А из этих господ кого-нибудь узнаешь?

Но Дикон отрицательно покачал головой. Он еще раз взглянул на фотографию Джеймса Стритера, затем отодвинул ее от себя:

— Бесполезная затея, — уныло признал он. — Мне начинает казаться, что Билли — это какая-то особая история.

— Как это?

— Все зависит от того, какие цели преследовала сама Аманда, когда рассказывала мне о нем. Ведь она понимала, что я все равно узнаю о Джеймсе, поэтому мне неясно, чью историю мне приходится раскапывать? Билли или Джеймса? — Он задумчиво затянулся. — И каким боком сюда можно втиснуть Найджела де Врие? Вряд ли он стал бы давать адрес Аманды незнакомому бродяге.

— А может, она совсем ему не нравится, — предположил Барри, невольно выдавая свое предубеждение против женского пола.

— Когда-то нравилась, иначе он не стал бы из-за нее бросать жену. Но, в любом случае, нравится тебе человек или нет, давать его адрес первому встречному вряд ли разумно. Я бы не стал. А ты? — Он с интересом посмотрел на Барри.

— Я бы тоже. — Барри краем глаза взглянул на фотографию Питера Фентона: — Может быть, они и раньше знали друг друга?

Дикон проследил за его взглядом:

— Кто? Найджел и Билли?

— Ну да.

Майкл скептически скривился:

— Ну, тогда Найджел и сказал бы Аманде, кто это такой. Зачем ей пришлось выкладываться передо мною?

— Может быть, они уже давно не контактируют друг с другом?

Дикон отрицательно покачал головой:

— Я не стал бы этого так категорично утверждать. Аманда не из тех женщин, которых легко забываешь. А де Врие знает толк в женщинах.

— Тебе-то она понравилась, Майк?

— Ты уже второй человек, кто меня об этом спрашивает. — Он выдержал взгляд Барри. — Дело в том, что я сам себе не могу ответить. Она очень необычный человек, только мне непонятно, делает это ее симпатичной или просто странной. — Он усмехнулся. — Аманда — фантастическая женщина, и это я готов повторить в ее присутствии.

Барри заставил себя улыбнуться в ответ.