"Тяжелый рок" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава восьмая

Когда шерифа спросили, почему во время концерта «Норт Адамс экспириенс» одиннадцать человек погибли и двадцать четыре были ранены, он ответил, что это результат четкого взаимодействия всех полицейских подразделений.

– Слава Богу, что там не было «Битлз», – добавил он, демонстрируя свои познания в области современной музыки. – Тогда была бы настоящая каша. Впрочем, я думаю, мы все равно бы хорошо сработали.

Представителю Мэггота и «Дэд Мит Лайс» было не так просто ответить на тот же вопрос. Он не знал, как быть. Сказать, что «Лайс» сожалеют о том, что произошло, или воспользоваться трагедией для пущей рекламы? Газеты все решили за него.

Пресса негодовала по поводу жестокой природы тяжелого рока. Журналисты сравнивали количество жертв на концертах и в результате терактов. Комментатор общенационального телеканала спрашивал всю Америку: нужна ли ей такая мерзость?

На нью-йоркском «Ши Стэйдиум» концерт «Дэд Мит Лайс» прошел с аншлагом. Пластинка «Норт-Адамс экспириенс», на которой были слышны взрывы, разошлась тиражом 780 000 экземпляров в течение девяноста шести часов с момента окончания концерта, не считая «пиратских» копий альбома, выпущенных в Мексике, Канаде и Байонне, штат Нью-Джерси.

Римо поразило, как быстро вышел альбом. Когда Викки Стоунер пожелала заполучить эту пластинку, Римо поинтересовался: зачем, раз она уже все это слышала «живьем»?

– Чтобы снова все это пережить, чего ж тут не понять.

– Однажды ты уже едва пережила, – заметил Римо.

– Слушай, ты что, «фараон», что ли? – спросила Викки.

– Нет.

– А что же ты так печешься о моей заднице?

– Потому что хочу, чтобы ты осталась цела.

– Почему?

– Потому что я люблю тебя, Викки, – ответил Римо и пристально, как его учили, посмотрел ей в глаза, что, судя по его опыту, производило на женщин большой эффект.

– Хорошо, давай трахнемся, – предложила Викки.

Еще не успела приземлиться стянутая через голову и брошенная через комнату майка, как она уже расстегнула и скинула с себя джинсы. Рубиновые соски ее юной груди были абсолютно симметричны. Крепкие стройные ноги переходили в упругие бедра.

Она откинулась на кровать и задрала раздвинутые ноги. Рыжие волосы рассыпались по подушке. «За всю изысканную историю „Уолдорф Астории“ в Нью-Йорке так быстро тут, пожалуй, никто не разоблачался», – подумал Римо.

– Чего же ты ждешь?

– Если не хочешь неприятностей, хватит разыгрывать из себя «крутую» бабенку, – сказал Римо.

– Давай же, я жду, – сказала Викки.

Римо направился к кровати, размышляя, смог бы он со всей его силой и ловкостью так же быстро сбросить с себя штаны, тенниску и мокасины, как его подопечная. Присев на кровать, он нежно положил руку ей на плечо. Он хотел поговорить с ней. Он должен был разъяснить ей, что Чиун вовсе не такой уж ласковый гуру, каким ей казался, что нельзя беспокоить Мастера Синанджу, когда он смотрит телесериалы, и ни в коем случае нельзя дотрагиваться до его одеяний или пытаться присвоить себе что-нибудь из его вещей в качестве сувенира.

Римо слегка сжал ей плечо.

– Ну, хватит игр. Переходи к делу, – сказала Викки.

– Викки, я хочу поговорить с тобой, – начал Римо. Его рука скользнула к ее груди.

– Дай мне знать, когда созреешь, – отозвалась Викки, соскальзывая с кровати. – А я пока что трахну Мистера. А то уже заждалась.

– Не сейчас. Он смотрит телевизор. Никто не должен мешать Чиуну, когда он смотрит свои «мыльные оперы».

– Теперь будет по-другому.

– Было и будет именно так, – сказал Римо. Поймав ее за запястье, он притянул ее назад в постель и, возбудил ее, довел до интенсивного оргазма, стараясь не заснуть за этим занятием.

– У-у-у… О-о-о… Что это было? – простонала Викки.

– То, чем ты предлагала заняться, – ответил Римо.

– У меня так еще ни с кем не было. Где ты этому научился? О-о-о… Какой кайф! О, Боже! Какой лом! Просто улет. Кайф!

Ее голова металась по подушке, а из глаз по очаровательным веснушкам струились слезы счастья.

– Какой улет. Улет!

Римо еще пару раз довел ее до экстаза, пока она не забылась в изнеможении, раскинув руки, полузакрыв глаза, с едва заметной глуповатой улыбкой на губах.

«До конца дня этого хватит», – решил Римо, пытаясь представить, что бы было, если бы он по-настоящему занялся с ней любовью. Уже давно известно, что людям в наркотическом опьянении лишь кажется, что так лучше заниматься любовью, так же как и пьяный водитель якобы чувствует себя уверенней за рулем. Пока не угодит в канаву. Римо знал, что заниматься любовью нужно спокойно, продуманно и умело. Даже если это и превращало секс в работу.

«До ее показаний на процессе осталось семь дней», – подумал Римо и, закрыв за собой дверь, отправился проверить, все ли спокойно в гостинице.

Викки тем временем тоже размышляла. Если этот тип творил такие чудеса, то на что же тогда способен старый китаеза? Тут было над чем задуматься. И вопреки всем предупреждениям этого короткостриженого, который умел трахаться лучше всех, она открыла дверь в смежную комнату, где «некто» смотрел телевизор. Она услышала, как кто-то из актеров выражал беспокойство, по поводу того, что миссис Кэбот может узнать о сильном пристрастии ее дочери к ЛСД, что, разумеется, было откровенной чушью, так как уж Викки-то было известно, что к ЛСД не пристрастишься. Да и что такое телевизор, по сравнению с ее свежим молодым телом?

И она расположила свои ягодицы прямо между «кем-то» и телеэкраном.

Надо же было такому случиться, что именно тогда, когда Мастер Синанджу во время краткого отдыха от мирской суеты наслаждался благотворной формой искусства, расцветшей среди грубого хаоса белой цивилизации в виде поистине прекрасной плавно текущей драмы, ему помешали. В то время, когда миссис Кэбот вещала о подлинном горе, омрачавшем ее материнство, между Мастером Синанджу и телеэкраном возникла помеха: выставилась напоказ голая девица с таким видом, словно ее зад чем-то отличался от всех остальных.

Чиун устранил помеху. Римо, проходя по коридору, услышал глухой удар. Он вбежал в комнату Чиуна и увидел лежащую в углу Викки – спиной к стене, нежной попкой кверху, щеки между грудей.

– Ты убил ее! – вскричал Римо. – Ты убил ее. Мы должны были сохранить ей жизнь, а ты убил ее!

Он обежал Чиуна, чтобы не оказаться между ним и экраном телевизора, и попытался нащупать пульс Викки. Ничего. Или мертва, или в шоке. Он положил ее на пол и принялся массировать сердце девушки, как учил Чиун. Наконец сердце встрепенулось, а когда он убрал руки, заработало. Он ощупал ее – нет ли переломов, не вонзилось ли ребро в какой-нибудь жизненно важный орган. Как говорил Чиун, ребро соперника – копье, направленное в его сердце, печень и селезенку.

Ребра оказались целы. Кончики его пальцев внимательно ощупали живот и спину, изучая тело, как учит Синанджу, познавая его через прикосновение. Затем – ниже, к ступням и пальцам ног. Римо еще не до конца освоил эту технику, но Чиун говорил, что в ногах масса нервных окончаний. По пальцам ног можно даже определить, в порядке ли у человека зрение. Римо удалось определить лишь то, что Викки давно не мыла ноги.

– Лом, – простонала Викки.

Римо зажал ей рот рукой, чтобы она в очередной раз не помешала просмотру телесериала «Пока Земля вертится».

Да, в тот день случилось так, что, после того как Мастер Синанджу устранил препятствие, нарушавшее его скромный отдых, его ученик окончательно все испортил мелочными упреками по поводу того, что могло бы и чего не могло бы случиться. Мастер Синанджу стерпел покушение на красоту лишь потому, что, как он ни пытался на протяжении многих лет объяснять своему ученику, что подлинно прекрасно, тот так и не научился отличать истинную красоту в его вульгарной культуре. Да и вряд ли научится.

Чиун стерпел шум, доносившийся сзади, с пола. Он стерпел возглас этой девчонки: «Лом». Он все стерпел, потому что у него была нежная и благородная, почти всепрощающая душа.

А когда телевизионная драма подошла к концу, он услышал, что его неблагодарный ученик вновь посягает на его желание без помех наслаждаться своим любимым искусством.

– Ты мог позвать меня. Я бы увел ее, чтобы она тебе не мешала. Ты чуть не сделал то, что мы пытаемся предотвратить, понимаешь?

Чиун не отвечал: невозможно говорить с бесчувственными и невосприимчивыми людьми. Пусть его ученик даст выход своей глупости, нежное сердце Чиуна стерпит все грубости. Такова чистота духа Мастера Синанджу.

– Слава Богу, что у нее ничего не сломано, хотя в это трудно поверить. Она же врезалась в стену, как выпущенная из катапульты.

Правильно. Она бесцеремонно помешала ему, как… как… как белый человек. Но Чиун не собирался вступать в дискуссию. Были вещи, которые простительны ученикам. Однако он не мог простить некомпетентности. Вот на эту тему он выскажется.

– Если ты оставил свою подопечную одну, то почему злишься на меня? Тебе следует негодовать не на меня, а на себя. Если бы ты добросовестно выполнял свои обязанности, она бы ни за что не оказалась здесь.

– Я проверял периметр обороны, папочка, как ты меня и учил, обеспечивая безопасность снаружи, вместо того чтобы сидеть внутри.

– Ты ничего не обеспечивал, раз бросил ее одну, и с ней что-то случилось. Где она сейчас?

– Она смогла подняться на ноги, и я отвел ее в соседнюю комнату, чтобы она вновь не помешала тебе смотреть фильмы.

– Значит, тебя опять нет с ней рядом?

– Несомненно.

– Тогда ты – несомненно болван. Этот ребенок обладает положительным качеством, которых я раньше не отмечал у американцев. Она с должным уважением относится к Мастеру Синанджу. Тебе следовало бы рассказать ей о сокровищах, которые можно отыскать в передачах американского телевидения.

– Скажу тебе прямо, папочка. Для нее нет разницы – что Синанджу, что аравийские ассасины. И она поднимет тебя на смех, если ты изложишь свое мнение о «мыльных операх».

– Ассасины – пустяки! Как можно сравнивать Дом Синанджу с теми, кто отважен лишь под действием гашиша? Она посмеется надо мной? Почему кто-то станет смеяться над Мастером Синанджу?

– Ты не понимаешь контркультуры этой страны.

– Откуда может взяться контркультура, если нет самой культуры? Непонятно. А вот с твоей некомпетентностью все ясно. Я сказал тебе, что ты должен делать, а ты этого не делаешь. Ты предпочитаешь спорить и терпеть неудачи, а не слушать и добиваться успеха. Это свойственно многим, но такого никогда не бывало с воспитанниками Дома Синанджу.

Пробормотав: «Хорошо, папочка», Римо направился и соседнюю комнату, но Викки исчезла. Он проверил ванную и холл. Вышел на лестницу и прислушался. Спустился в вестибюль. Но Викки Стоунер нигде не было. Лишь возле регистрационного стола было небольшое оживление. Какой-то швед, такой загорелый, словно он лет тридцать жарился на солнце, спорил со служащим гостиницы. Рядом стояли трое чернокожих в черной, красной и зеленой шапочках.

– Мое имя Нильсон, и я совершенно точно бронировал себе номер на сегодня. Посмотрите еще раз. Меня зовут Ласа Нильсон.