"Доклад о вероятности Эй" - читать интересную книгу автора (Олдисс Брайан)

V

Внутри старого кирпичного здания хватало места для того, чтобы устроить каретный сарай, такой, в котором разместились бы средства передвижения, которыми владели преуспевающие люди до изобретения автомобиля. Вдоль правой от входа стены стояли верстаки, в основном столярные; у задней не то лежали, не то стояли старые коробки-канистры из-под масла или керосина; вдоль левой от входа стены улеглись старый двигатель газонокосилки и куча самого разного садового инструмента, который кое-где был просто брошен на пол, а кое-где осторожно прислонен к стене; пол же, главным образом у задней или юго-восточной стены старого кирпичного сарая, был завален невообразимым количеством всякой всячины: обрывки картона и куски каких-то коробок валялись вперемежку с обломками старой мебели, жестяной короб с инициалами на нем Эйч Эс Эм, нарисованными краской, соседствовал с грязной птичьей клеткой, садовый каток и кухонный кто-то прислонил к велосипеду со спущенными шинами, кучу мешков и бак для топлива увенчивал кусок медной трубы — в общем, части отломанные, части, не поставленные на место, и просто мусор.

Еще в дальнем конце здания виднелась крепкая деревянная конструкция из ступенек, что вела в комнату над главным помещением каретного сарая. Эс подошел к лестнице и начал подниматься, осторожно и быстро переставляя ноги, поскольку в середине перекладины сносились и истерлись и стали неровными.

По мере того как он поднимался, его голова, соответственно сначала глаза появлялись на уровне пола верхней комнаты, а затем поднимались с каждой ступенькой все выше и выше над ним. Пол оказался шершавым, растрескавшимся, неровным, доски будто нарочно исцарапанные, покрытые необычным узором и лишь кое-где оставшиеся гладкими — у сучков: там всегда дерево тверже, и у самого края, если соседняя доска была толще, эти гладкие места отличались от остальной поверхности еще и по цвету: светло-желтые, они выделялись на грязно-серо-желтом полу.

Не обращая внимания на все это разнообразие, Эс пошел к передней стене комнаты и добрался до нее в восемь с половиной шагов, остановился и стал на колени. Теперь он мог смотреть на улицу через круглое окно, разделенное на девять частей. Не отрывая взгляда от окна, Эс вытянул правую руку вдоль стены к тому месту, где в кирпичной кладке сделана была ниша; он засунул руку в эту нишу и достал оттуда телескоп.

Этот инструмент явно был знаком ему. Ведь он купил его пятнадцать месяцев назад, перед тем как мистер Мери уволил его, у торговца антиквариатом, нос которого покрывали маленькие белые угри размером не больше веснушек. В сложенном виде длина телескопа не превышала пятнадцать сантиметров, а футляром ему служил кусок старой потертой кожи. Эс потянул за один конец этого телескопа, и обнаружилось, что он состоит из трех бронзовых трубок, уходящих одна в другую. На ободке самой маленькой трубки были выгравированы цифры и знак 22Х, означавшие то, что любой объект, на который направляли этот инструмент, увеличивался в двадцать два раза. На самом конце той же маленькой трубки располагался окуляр, в данный момент Эс приставил его к правому глазу. Направив телескоп в сторону от дома и закрыв левый глаз, он принялся за свои наблюдения.

Теперь он смотрел на мир через пять тонких стекол — четыре линзы своего телескопа и маленькое квадратное стеклышко, вставленное в середину круглого окна, разделенного на девять частей. Все эти стеклянные преграды вносили что-то свое в цвета наблюдаемых через них вещей.

Поле зрения уменьшилось до размеров маленького кружочка, вокруг которого была темнота. Эс мог увидеть теперь лишь часть того, что видел раньше.

Он еще больше раздвинул трубки телескопа. Красноватый туман поплыл перед его глазом. Эс прижал окуляр плотнее. Красноватый туман превратился в четкую поверхность, расчерченную вертикальными и горизонтальными полосками. Эс скользнул взглядом по задней стене особняка вниз, задержался на мгновение на задней двери с вделанным в нее зеленым бутылочным стеклом, которое служило своеобразным окошком, а затем снова заскользил в левую от этой двери сторону по кирпичной кладке и остановился на кухонном окне.

Это окно довольно сильно отличалось от всех других окон в доме. У тех рамы были из дерева, у этого — из металла. В ширину оно было больше, чем в длину, состояло из трех створок, а не из двух, и в каждой было по шесть кусочков стекла; центральная из этих трех створок стояла жестко и неподвижно, а обе крайних могли открываться, рядом с ними висели металлические пластины с просверленными в них дырочками, которые фиксировали створки в нужном положении. Когда Эс посмотрел на окно, он увидел, что правая створка открыта и закреплена в третьем отверстии фиксатора.

Телескоп дрогнул, скользнул вверх, потом вернулся назад и застыл, направленный на цель. Весь мир во тьме, и перед глазами только тонкая полоска кирпичной кладки, кусок металлической рамы, часть открытого окна — и все это немного перекошено из-за того, что приходится смотреть под углом, ну и, конечно, главная цель — часть кухни, которая видна через открытую створку.

В кухне, в той маленькой части, что доступна для телескопа, часть фигуры жены мистера Мери. Стекла, через которые смотрел на нее глаз наблюдателя, немного изменяли цвета, и она предстала его взгляду в голубом джемпере без воротника; видно было почти все ее туловище, линия подоконника закрывала его чуть выше талии, не более чем на десять сантиметров; левая грудь и левое плечо видны были отчетливее всего; голубой джемпер без воротника местами был закрыт фартуком, две лямки которого выделялись на плечах; потому ли, что фартук поблек и выгорел, или потому, что узор на нем был очень мелкий и сложный, цвет его невозможно было определить, и он, казалось, покрыт какими-то мутными пятнами.

Левая рука женщины то поднималась, то опускалась, и можно было различить отдельные предметы, которые она вынимала из раковины. Иногда становилось видно и правую руку и часто вслед за этим и остальное: правую грудь, правое плечо и даже сгиб руки у локтя. Рукава ее джемпера без воротника были закатаны чуть выше локтей, и потому кожа рук и их форма так же могли становиться объектом наблюдения. Из-за того, что ее руки были видны через несколько стекол, располагавшихся между Эс и женой мистера Мери, кожа их казалась серовато-розовой.

Лицо женщины нельзя было сразу же описать с должной полнотой, поскольку его было плохо видно: она стояла, наклонившись над раковиной, и взгляд ее был устремлен на какие-то предметы, с которыми она работала. Но так как несколько раз она случайно поднимала голову, поворачивала ее направо и налево, три раза оборачивалась, как бы проверяя, не стоит ли кто-нибудь у нее за спиной, а один раз посмотрела прямо в сторону сада, позволив своим рукам отдохнуть в то же время, то появилась возможность пристально рассмотреть, устроив своего рода «пир наблюдения», ее голову, лицо и даже черты лица. Хотя ее нельзя было назвать причесанной на выход, пробор, начинавшийся в центре ее черепа, можно было заметить сразу, но вот сказать, как далеко он уходит назад, было абсолютно невозможно, потому что волосы, росшие на затылке, были собраны в пучок на макушке и заколоты маленькой металлической заколкой. Несколько прядей волос избежали этой участи: так, над правым плечом одна из этих вырвавшихся на свободу прядей свисала до самого плеча и касалась лямки фартука, а с левой стороны несколько вьющихся волосков падали на висок и завивались за ухо, огибали его мочку и нежно касались левой щеки. Наверху, там, где они были заколоты, волосы казались темно-каштановыми, но ниже, в особенности на конце пряди, свисавшей к правому плечу, они казались чуть ли не золотыми, так что в целом представлялись золотисто-каштановыми. Брови по цвету отличались от них, были темнее, пожалуй, их можно было назвать прямыми, длинными и густыми. Под ними глаза с тяжелыми веками. Наблюдая с такого расстояния, даже при двадцатидвухкратном увеличении, очень трудно было определить цвет радужной оболочки глаз: то казалось, что они того же цвета, что и волосы, то — что они просто карие. Зрачки двигались очень медленно и часто почти исчезали под тяжелыми веками. Переносица с такого расстояния была практически неразличима, вероятно, потому что оказалась недостаточно высокой; нос вообще заявлял о своем существовании только в нижней части, образуя слабый выступ, на кончике которого замечалась маленькая округлость с широкими крыльями ноздрей. Короче, общее впечатление носа доброго до определенной степени человека, сочетающего в себе слабость и дерзость. Еще ниже были видны верхняя губа и бледный, слабо очерченный рот, и только нижняя полная губа немного выдавалась вперед, да уголки рта резко вдавались в щеки. Подбородок подо ртом казался круглым, крепким, свежим, и резкие линии подчеркивали его форму даже на фоне шеи, когда лицо женщины было обращено вниз. Скулы были высокие и довольно широкие. Кожа на лице казалась свежей и какой-то нежно-розовой и, если доверять телескопу, отличалась в лучшую сторону от кожи рук.

Хотя впечатление, производимое лицом женщины, какой-нибудь сторонний наблюдатель мог бы назвать довольно обычным, а само лицо — неподвижным, оно на самом деле пребывало в постоянном движении: временами исчезая из маленького поля ручного телескопа, несмотря на все попытки удерживать его в фокусе. Глаза под тяжелыми веками то смотрели прямо перед собой, то в раковину, то на предметы, которые женщина вынимала из нее и ставила на полку или клала на выступ рядом с полкой; голова не только поворачивалась то вправо, то влево, но и немного подалась вперед, когда женщина посмотрела в сад перед окном, ее, возможно, отвлек (если, конечно, можно было сказать, что она увлечена чем-то в этот момент) своим коротким перелетом голубь, поднявшийся с крыши старого кирпичного строения во дворе и усевшийся на яблоню; а в трех случаях она поворачивалась слегка всем телом и оглядывалась, желая узнать, не стоит ли кто-нибудь в кухне у нее за спиной. Движения рук жены мистера Мери выглядели более размеренными и постоянными, поскольку руки были заняты различными предметами в раковине; эти предметы периодически появлялись оттуда и ставились на полку или на выступ рядом с полкой. Один раз ее рука, левая, поднялась к склонившейся слегка левой щеке, чтобы поправить прядь волос, выбившуюся из металлической заколки, которая скрепляла волосы на самой макушке.

Когда все предметы наконец были извлечены из раковины, жена мистера Мери отступила от нее, повернулась и перешла куда-то в глубину кухни, где недостаток освещения превратил ее в весьма трудный объект для наблюдения в телескоп.

В тот момент, когда Эс опустил телескоп, женщина вдруг мелькнула в нижнем левом от двери окне, выходившем на клумбы с аспарагусами, чуть-чуть приподнятые над землей. Он моргнул, потер закрытый глаз рукавом и снова приставил инструмент к зрачку.

Теперь его взгляд безостановочно перебегал то туда, то сюда по кухонному окну в металлической раме, левая створка которого была открыта и застопорена металлическим фиксатором, Эс пытался поймать все движения женщины в кухне.

Однако та слишком глубоко ушла в помещение, так что тень почти полностью накрыла ее, поэтому невозможно было понять, что она делает. Видно было через среднюю неоткрывающуюся часть окна, разделенную на шесть маленьких рамок со стеклами, что она медленно двигается за столом. Эс таким образом наблюдал теперь за женой мистера Мери через шесть тонких стекол, четыре из которых служили линзами телескопа, одно было квадратным и центральным в круглом, составленном из девяти частей окне старого кирпичного строения, в котором последняя карета стояла за сорок восемь лет до того, как мистер Мери купил эту усадьбу, и, наконец, последнее, шестое, стекло находилось в раме неоткрывающейся части кухонного окна. Женщина подошла к той стороне стола, которая была ближе к окну, и можно было заметить, что она что-то делает полотенцем. Это белое полотенце двигалось на уровне ее груди, руки, державшие его, терлись друг о друга, очевидно, вытирая что-то. И опять ее положение относительно стола изменилось, и теперь она была видна через закрытую, но открывавшуюся створку окна: локтем опиралась на полку или выступ, которые выдавались за пределы раковины в обе стороны на одинаковое расстояние; и хотя ее руки продолжали заниматься тем же, чем занимались, верхняя часть ее тела подалась немного вперед; и сразу же, хотя и не очень явно, дали знать о себе ее тяжелые груди, образовав выпуклости на фартуке, который был надет сверху на голубой джемпер без воротника и который она еще не переодела. Не выпрямляясь, женщина повернулась, и ее лицо подплыло к закрытому окну на расстояние нескольких сантиметров, так, что свет снова позволил разглядеть его.

Так как лицо ее было слегка приподнято, нос оказался основной частью лица. Действительно, это был нос-пуговка с ноздрями, крылья которых немного закрывали щеки. Заметно было также, что он слегка розовый и по цвету почти в точности такой, как кожа лица. Скулы приподняты, причем относительно высоко, и широко расставлены, так что, собственно, они и задавали размеры лица в ширину. Лицо сужалось по направлению к гладкому и кругленькому подбородку, который в данный момент казался выступающим вперед из-за той позы, что приняла женщина.

Локти женщины отдыхали на полке или выступе, которые выходили за пределы раковины. Но руки замерли и сжимали полотенце, которое отчасти скрывало ее лицо, главным образом правую щеку; неровная, смятая ткань полотенца ярко контрастировала с гладкой изящной левой щекой. Высоко поднятые скулы создавали неожиданный эффект: казалось, что глаза довольно глубоко посажены; это впечатление подчеркивали тяжелые веки, прикрывавшие зрачки. Все эти детали должны были бы сделать все лицо полным и мясистым, тем не менее оно таким не выглядело, так как постоянно находилось в движении.

И в данный момент, когда оно было в центре круглого поля, ограниченного трубками телескопа, а рот прямо в фокусе, оно пребывало в движении.

Рот шевелился. Губы двигались; верхняя губа могла бы показаться пухловатой, тем не менее, двигаясь, она слегка растягивалась, отчего такого впечатления не производила. Эти губы видны были через шесть стекол, четыре из них составляли оптику фрагментом круглого окна, состоящего из девяти стекол, соединенных в одной раме, а еще одно было вставлено в ту створку кухонного окна, что открывалась, но в данный момент не была открыта. Эта закрытая створка кухонного окна оказалась так близко к шевелящимся губам, что из-за дыхания, вырывавшегося между ними, стекло затуманилось, скрыв от взгляда и правую щеку, частично скрытую уже полотенцем, и часть самого полотенца. Внимательный правый глаз, которым Эс напряженно смотрел в телескоп, смог увидеть движение языка и кончики белых зубов, показавшиеся над нижней губой, когда рот раскрылся чуть шире.

Этой активности рта аккомпанировала и голова, что выражалось главным образом в ритмическом покачивании, причем можно было заметить связь между покачиваниями и движением губ. Волосы же покачивались не совсем ритмично. Спереди они были аккуратно разделены на две части, образуя центральный пробор, а затем уходили назад, очевидно, там их удерживало какое-нибудь устройство, свободные же концы были собраны в пучок и без особых забот (а может, впопыхах) подняты к макушке и заколоты прямо поверх пробора маленькой металлической заколкой; и вот эти-то волосы и покачивались не ритмично, но как волны. Они казались золотисто-каштановыми: темные, скорее каштановые, на макушке, и светлые, почти золотые, на концах. С правой стороны, вдоль шеи женщины играл золотистый завиток, попадавший в такт с шевелением губ и движениями головы. Глаза были открыты гораздо шире, чем раньше, так что веки уже не нависали всей тяжестью, а освещенная радужка стала густо-золотистого цвета.

Домоладосса записал на полях доклада: «Она пела».

Он хотел добавить: «Она была счастлива», но это означало бы слишком смелую интерпретацию.

Он перестал дышать, упоенный думами о счастье этой иномирной женщины, счастье, которое так беспристрастно, казалось, вырастало из доклада как неопровержимый факт. Он подумал, что часть доклада, которую он только что прочитал, предельно эротична, и ему вдруг стало интересно, как воспримет это губернатор.

Он снова погрузился в доклад.

Жена мистера Мери резко отвернулась от окна. Она пошла по кухне, двигаясь параллельно раковине. Ее голова была теперь немного приподнята, а черты лица снова стали неразличимы в слабом свете кухни, но рот продолжал открываться и закрываться — об этом свидетельствовали движения мышц шеи и пританцовывание подбородка, хотя эти детали не бросались в глаза, поскольку женщина двигалась не совсем ровно: иногда она притоптывала ногой так, что ее плечи то подымались, то опускались. В то же время она разводила руки в стороны, поднимая их почти на высоту плеч, поигрывая ими, — казалось, волна пробегала от одной кисти до другой, однако полотенца из правой руки женщина не выпускала. Один раз она даже повернулась на триста шестьдесят градусов по часовой стрелке, продолжая играть руками. Когда она снова пошла по кухне все в том же направлении, параллельно раковине, ее фигура проплыла мимо открытой створки кухонного окна и затем скрылась из виду.

Эс опустил телескоп. Теперь он смотрел через грязное окно, разделенное на девять частей. Некоторые из них уже обработали пауки, затянувшие их своими паутинками, однако он все-таки пытался разглядеть дом, стоявший в тридцати пяти метрах от каретного сарая. Эс, напрягаясь, видел нижнее окно слева — окно кухни — и его правую открытую створку. Он поморгал, давая глазу отдохнуть, потер переносицу большим и указательным пальцем. И снова увидел, как в кухне кто-то двигается.

Подняв телескоп к правому глазу, Эс закрыл левый. Он держал свой инструмент около зрачка правой рукой, а левая обхватывала его в другом месте, там, где большая из трех трубок была обернута в кожу; в результате обе руки оказались согнуты в локтях и левый локоть стоял на небольшом выступе кирпичной кладки, окружавшем круглое окно. Однако, несмотря на такую опору, телескоп немного подрагивал в руках, проплывая над клумбами аспарагусов, землей и путаной картинкой ростков лаванды, кустов бирючины, каменных и гравийных дорожек и травы. Узор из вертикальных и горизонтальных линий кирпичной стены ушел вниз, и наконец показалась открытая створка кухонного окна.

Женщину было видно очень плохо, потому что она стояла довольно далеко от окна и к тому же спиной к нему. Белого полотенца в руках не было. Об этом можно было судить по тому, как она держала кисти рук — за спиной, и, собственно, они были видны наблюдателю. Края ладоней и пальцев казались более розовыми, чем кожа рук. Женщина, судя по движениям, развязывала завязки фартука, наконец она покончила с ними, и кисти вместе с развязанными завязками скользнули к плечам, затем они подхватили лямку передника, охватывавшую шею, подняли ее и пронесли над головой, после этого фартук исчез из поля зрения наблюдателя.

Телескоп и, собственно, взгляд Эс заскользили по пространству кухни, открытому благодаря распахнутой створке окна для обозрения. Но рассмотреть можно было только лишь один из углов стола и тень, отбрасываемую этим углом. Телескоп подрагивал. Спустя мгновение он заскользил в сторону от окна, вправо, остановился на задней двери с квадратом зеленого бутылочного стекла, снова заскользил вправо, заглянул в окно на первом этаже, расположенное симметрично кухонному и выходившее из столовой, затем поплыл по узору кирпичной кладки из горизонтальных и вертикальных линий вверх к окнам второго этажа: первое из трех окон выходило из ванной комнаты, центральное — из спальной для гостей и следующее — также из спальной для гостей; ни в одном из окон Эс никого не увидел. Телескоп скользнул по стене наискосок, и наблюдатель уже в который раз отодвинул его от глаза.

Эс моргнул, потер переносицу указательным и большим пальцами левой руки. Потом обеими руками он надавил на концы телескопа, и три бронзовые трубки вошли одна в другую и исчезли в самой большой, длина которой не превышала пятнадцати сантиметров; эту самую большую трубку охватывала потертая кожа.