"Американская империя" - читать интересную книгу автора (Уткин Анатолий)

2. США И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ

Успех Соединенных Штатов в Афганистане усилил некоторые опасные инстинкты: что проекция силы является единственным надежным основанием безопасности; что Соединенные Штаты могут полагаться только на себя; что союзники могут быть полезны лишь иногда. Крис Паттен, верховный комиссар ЕС по вопросам внешней политики, 2002

Большинство главных стран мира — даже наши друзья — сделали главной темой своей внешней политики создание противовеса американскому могуществу. П. Родмэн, 2000

Уроки мировой истории заключаются в том, что более слабые всегда объединяются против гегемона. Самоутверждение Америки не воспринимается спокойно в Западной Европе, теряющей в мировом влиянии ровно настолько, насколько приобретает имперский Вашингтон. Европа недоумевает (в данном случае это французский журнал «Нувель обсерватёр»), «почему президент Путин решил пройти под кавдинским ярмом, приняв унизительные условия, а Китай незаметно оказался тише воды, ниже травы. Эти метаморфозы произошли не по мановению волшебной палочки. И вовсе не механическое накопление сил превратило Америку в „мирового жандарма против ее же воли“. Во главу угла поставлен миф о „незаменимой нации“, случилось так, что он дал этой нации непомерные права. Этот миф стал результатом такого ведения международных дел, когда решения принимаются в одностороннем порядке, зачастую в ущерб интересам не только остального мира, но даже ближайших партнеров Америки, как показывает недавнее решение о введении тяжелых пошлин на продукты черной металлургии».

При этом, как пишет С. Хантингтон, «отсутствие общего врага, объединявшего союзников, неизбежно ведет к обострению противоречий между ними. Борьба за превосходство, которую мы признаем естественным явлением в поведении индивидуумов, корпораций, политических партий, спортсменов, не менее естественна и для стран». Отпустить в свободное плавание, ослабить военный и политический контроль над западноевропейской зоной означает для США, что почти половина экономики планеты сможет действовать вопреки американским стратегическим ориентирам. Концентрирующаяся вокруг мощной Германии Европа, возможно, и не будет угрожать непосредственно интересам американской безопасности, но довольно быстро может стать соперником Соединенных Штатов на Ближнем Востоке и в Восточной Азии.


Единственный потенциальный соперник

Кто же может (и должен) уравновешивать мощь Америки? Таким контрбалансом может быть только Европа как экономически приблизительно равное образование, как группа государств, имеющих огромный дипломатический и военный опыт, как ведущий фактор мировой торговли и международной помощи. В настоящее время у Соединенных Штатов есть лишь один реальный претендент на глобальное соперничество — объединяющаяся Западная Европа. Во все века прежних отношений Америка имела дело с отдельными европейскими государствами, имела с ними союзы или воевала с ними, и лишь сейчас начинает складываться ситуация, когда главные контакты в недалеком будущем станут проходить через объединяющий западноевропейцев Брюссель. Явление зародилось не сегодня. «Формы противодействия гегемонии в коалиции, — напоминает С. Хантингтон, — сформировались еще до окончания «холодной войны»: создание Европейского союза и единой европейской валюты. Как сказал министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин, Европа должна создать противовес доминированию Соединенных Штатов в многополюсном мире». Но лишь сегодня проблема уже выходит за грани теоретических построений и становится в практическую плоскость.

Отмечая сороковую годовщину франко-германского договора, президент Ширак и канцлер Шредер выступили с совместной декларацией о том, что обе их страны будут сотрудничать в деле противостояния политике президента Дж. Буша-мл., направленной на решение противоречий с Ираком силой оружия. Провозглашено 22 января 2003 г. и немедленно получило отповедь на брифинге министра обороны США Д. Рамсфелда, презрительно осудившего «Старую Европу». Речь идет о судьбе американского контроля над Европой. Если бы задачей Соединенных Штатов в Западной Европе была защита этой части света от некой внешней силы, то Вашингтону пришлось бы уйти из Европы после 1991 г. — миссия выполнена. Североатлантический союз был бы распущен за ненадобностью. Но американцы при обеих администрациях, республиканской и демократической, никак не приступили к собиранию чемоданов. Напротив, они в два приема необыкновенно расширили контролируемый ими блок.

Вопреки старой максиме лорда Исмея о сути НАТО («Контроль над Германией, исключение России и вовлечение Америки»), официальный Вашингтон с начала до конца руководствуется в своей европейской политике совсем иной стратегией: военный контроль над Европой, Америка во главе европейских процессов, европейцы лишаются стимула для политического единения. Даже если бы «холодной войны» не было и в помине, данная стратегия требует американской гегемонии в Западной Европе. Потому-то НАТО и пережила развал Советского Союза — с ним и без него Вашингтон полон желания и руководствуется намерениями осуществлять контроль над Европой.

Европейское стремление к международной независимости понятно: Западная Европа больше, чем Соединенные Штаты, зависит от внешнего мира. Общая торговля с внешним миром у ЕС примерно на 25% больше, чем у Соединенных Штатов, и вдвое больше, чем у Японии. Европейский союз осуществляет безостановочную торговую экспансию. Заключив соглашения об ассоциации с 80 странами, он намерен увеличивать свою значимость как торгового блока, как источника инвестиций, как мирового культурного центра.

Роли в западной коалиции неравнозначны. Как пишет французский еженедельник, «чтобы противостоять беспорядкам на планете, Вашингтон предложил новое распределение задач: „Мы сражаемся, ООН „питает“, Европа реконструирует“. Так и произошло в Афганистане, где Америка вела войну из области научной фантастики, оставив европейцам разминирование и доставку риса… Решения принимаются в одностороннем порядке, зачастую в ущерб интересам не только „остального мира“, но даже ближайших партнеров Америки, как показывает недавнее решение о введении тяжелых таможенных пошлин на продукты черной металлургии… Уверенная в своей безраздельной мощи, готовая взять на себя риск за беспорядки, которые может спровоцировать ее политика, Америка Джорджа Буша больше не желает ни сотрудничать, ни консультироваться».

Крупнейшие западноевропейские столицы ищут пути восстановления своей геополитической значимости, они пытаются поднять свой вес как за счет активизации собственной стратегии, так и за счет объединения усилий. Предпосылки этого объединения уже созданы.

Объединив в Европейском союзе силы, западноевропейцы получают возможность обратиться к геополитике. Огромные территории, многочисленное население, необъятные ресурсы, высокая степень технологической изощренности, внутреннее социальное и политическое единство, эффективная военная машина, способность проецировать свое могущество в самые отдаленные районы планеты и волевая готовность осуществлять эти воинские операции, административная способность быстро принимать решения и реализовывать их — вот что будет характеризовать узкую группу могучих держав, которые через несколько лет (десятилетий) могли бы трансформировать однополярность в биполярность. Огромный торгово-политический блок уже ощутил свою силу и не намеревается отдавать другим жизненно важные и прибыльные позиции.

Западная Европа находится в самой середине долговременного процесса экономической и политической интеграции, которая постепенно снижает значимость внутренних границ, которая постепенно создает центральную власть Европейского союза. Тенденция такова, что ЕС постепенно превращается в соперничающий с гегемоном центр — пятнадцать членов ЕС создают подлинную критическую массу; распространение ЕС на восток Европы как бы склоняет баланс (в негласном и заочном соревновании с США) в пользу Европы. Европейский союз уже стал организацией большей, чем конфедерация, и в обозримом будущем ЕС, возможно, станет европейской федерацией.

В 1990-е годы Западная Европа прошла путь, уже кажущийся необратимым. Отчетливо видны шесть важных шагов:

1. В декабре 1991 г. в Маастрихте было решено «сформулировать общую оборонную политику». Западноевропейский союз был назван ответственным за оборонные аспекты эволюции ЕС.

2. В Амстердамском договоре (июнь 1997 т.) была реально сформулирована общая стратегия Европейского союза. Был создан пост верховного представителя Европейской комиссии, ответственного за общую внешнюю и оборонную политику.

3. На встрече премьера Блэра и президента Ширака в Сент-Мало (декабрь 1998 г.) достигнута договоренность создать единую европейскую военную политику и политику в области безопасности. Канцлер Шредер незамедлительно присоединился к договоренностям в Сент-Мало.

4. В декабре 1999 г. на саммите ЕС в Хельсинки X. Солана назван специальным представителем ЕС, ответственным за общую внешнюю и оборонную политику. Принято решение о создании в двухлетний срок единого корпуса быстрого реагирования в 60 тысяч человек.

5. Саммит Европейского союза в Португалии (2001) определил конкретные детали формирования корпуса быстрого реагирования, будущую роль ЗЕС, определил необходимость в независимом планировании ЕС на будущее.

6. Большинство стран Европейского союза ввело единую валюту, которая в 2002 г. продемонстрировала свою жизнеспособность и объединительную силу.

Представитель ЕС полноправно участвует на саммитах «восьмерки». Определена линия на расширение Европейского союза за счет центральноевропейских и восточноевропейских стран. Транснациональные корпорации, базирующиеся на ЕС, набирают силу и укрепляют мировые позиции.

При всей самососредоточенности Америки в ней видят рост европейского гиганта. С. Серфати, директор программы европейских исследований Центра международных исследований Массачусетского института технологии, предсказывает, что к 2007 г. «Европа превратится в реальность, представляющую из себя нечто отличное от просто совокупности государств-членов, с региональными институтами, отличными от национальных, с коллективной дисциплиной, предполагающей преодоление сопротивления отдельных государств-членов. К 2007 г. государства-нации Европы превратятся в государства — члены единого союза».

По словам 36. Бжезинского, «возникновение подлинно политически объединенной Европы представит собой базовое изменение в мировом распределении сил».

Уже сейчас можно представить себе основные этапы этого объединения:

— обязательность политических решений будет достигнута к 2004 г.;

— завершение еврозоны 15 стран-членов окажется возможным к 2005 г.;

— к 2005 г. странами — членами ЕС будут Швейцария, Норвегия и ряд восточноевропейских стран;

— между 2003 — 2007 годами будут созданы все предпосылки для единой европейской оборонительной политики;

— к 2007 г. будут выработаны новые формы взаимоотношений по линии США — ЕС и ЕС — НАТО, предполагающие выработку новых соглашений между Соединенными Штатами и Европейским союзом, реформирование Атлантического Совета.

В Европе интеграционный процесс, охватывающий 400 с лишним миллионов человек, идет собственным уникальным путем. По внешним показателям — единая валюта, единый парламент, Европейская комиссия, нарождающаяся общая армия, совместный бюджет — эта интеграция может считаться самой продвинутой в мире. Это общепризнанно — как и то, что европейский интеграционный процесс обнаружил свои слабые стороны.

В отличие от Западного полушария в Европейском союзе нет стержневой страны. На роль такого центра претендует Германия (два с половиной триллиона ВНП),но этот центр не имеет черт безальтернативности США в Западном полушарии: Германия не настолько превосходит соседей, ее рынок ограничен, ее казна занята абсорбцией ГДР, ее армия ограничена международными соглашениями, на ее территории размещаются иностранные войска. Против германского лидерства выступают историческая память соседних народов, отсутствие у Берлина надежной территориально-сырьевой базы, мощь соседей-претендентов на лидерство, Британии и Франции.

И если уже сейчас ЕС — экономический колосс и полнокровный соперник, то ситуация для США может значительно усугубиться в обозримом будущем. Об этом красноречивее слов говорят взаимопризнаваемые показатели и их наиболее вероятная проекция на будущее.


Таблица 1. Соотношение показателей США и ЕС сейчас и в будущем (в случае расширения членства ЕС до 27 и 28 членов).



Источники: The World Factbook (Wash., CIA, 2001); Direction of Trade Statistics. Wash. IMF, December 2001; The World in 2002. Economist Statistics. London, 2000; «The National Interest», Summer 2000, p. 18.


К 2020 г. процесс формирования Европейского союза в общем и целом завершится. Последними (в плане расширения ЕС) будут вопросы о России и Турции. «История предполагает, что Россия будет включена в ЕС, а Турция — нет. Россия в течение долгого времени будет колебаться между богатой, развитой Европой и великим азиатским хинтерландом. Под руководством лидеров, ориентирующихся на Запад, она будет долгое время полагаться на ресурсы своих огромных земельных массивов. Если Россия преуспеет в построении рыночной экономики западноевропейского типа (на это потребуется примерно двадцать лет), тогда она последует европейским путем, заимствуя опыт у западных соседей, овладевая их мастерством и снабжая их своими сырьевыми припасами». Тогда огромная евразийская масса станет первым силовым регионом мира.

Западноевропейская интеграция дала Европе новый шанс. Совокупная экономическая мощь Западной Европы приближается к американским показателям — 19, 8% общемирового валового продукта (США — 20, 4%)1 . Население Европейского союза — 380 млн. человек — на 40% больше американского, и тенденция преобладания по демографическому показателю сохранится на долгие годы. «Евроленд, — пишет американский экономист Ф. Бергстен о будущем потенциального соперника, — будет равным или даже превзойдет Соединенные Штаты в ключевых параметрах экономической мощи и будет во все возрастающей степени говорить одним голосом по широкому кругу экономических вопросов… Экономические взаимоотношения Соединенных Штатов и Европейского союза во все более возрастающей степени будут основываться на основаниях равенства».

Доля ЕС в мировой торговле превосходит долю США.


Таблица 2. Экспорт США и ЕС (исключая внутреннюю торговлю внутри Европейского союза) в млрд. долл.США.



Источник: World Trade Organization, press release «World Trade Growth in 2001». AppendixTable 2,April 16, 2001.


Интенсивный рост ускорит формирование державы Европа. Европейская комиссия предсказала на период 2002 — 2006 годов рост в осторожные 2, 5%. Этот рост стимулирует выработку единой экономической политики, более точно определит роль евро в мировой экономике и политике.

Лидеры Западной Европы наметили создание центра автономного информационного общения. Итальянская и германская информационные компании практически слились, а «Бритиш телеком», «Дойче телеком», «Франс телеком» и испанская «Телефоника» стремятся создать свой электронно-коммуникационный мир. (Напомним, что телекоммуникации через несколько лет оттеснят автомобильную промышленность в качестве лидирующей мировой отрасли; на эту отрасль приходится 267 млрд. долл. в 2003 году.) Подобные же процессы происходят в западноевропейском авиационном сотрудничестве и в ряде других сфер.

На северо-западе Евразии Европейский союз очередным прыжком расширяет ареал своего влияния. Впереди новая волна, включающая прежние советские республики Прибалтики. Создающий барьеры вокруг своего рынка ЕС видится все более конкурентом, а не партнером — торговые потоки из Европы будут в 2010 г. угрожать 55 процентам американского экспорта, что правомочно видится в Вашингтоне угрозой национальным интересам страны.


Экономический соперник

Формы противодействия гегемонии сформировались: создание Европейского союза как сопоставимого по экономической мощи государства, введение единой европейской валюты, конкурирующей с долларом, создание зон собственного влияния. Как сказал министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин, «Европа должна создать противовес доминированию Соединенных Штатов в многополюсном мире». А американский аналитик У. Пфафф и не сомневается: «Европейский союз является единственным действующим лицом на мировой сцене, который способен бросить серьезный вызов Соединенным Штатам — и он почти наверняка бросит этот вызов». Этот вызов не обязательно будет иметь характер военной угрозы. Речь пойдет прежде всего о интенсивной экономической конкуренции, в ходе которой, как пишет У. Пфафф, «Соединенные Штаты вовсе не обязательно выиграют — ни одна сторона, вероятнее всего, не выиграет, — но политические последствия такого соревнования приведут к окончанию доминирования Америки в будущей международной системе».

Первое. Создание общей европейской валюты евро «увеличивает возможности создания биполярного международного экономического порядка, который может прийти на смену американской гегемонии». Для автономного от США плавания ЕС должен обрести необходимую прочность. Евро станет полновесным конкурентом доллара; на рыночном пространстве 15 членов ЕС в двадцать первом веке выделятся компании — чемпионы экономической эффективности. Экономисты М. Фельдстайн и М. Фридмен схожим образом выражают опасение, что Европейский валютный союз в конечном счете приведет Европу к столкновению с Соединенными Штатами. Евро будет отвлекать финансовые потоки с американского рынка, осложнит дефицит американского бюджета, станет мощным конкурентом доллара на рынках международных расчетов, ослабит Америку в фиксировании цены на нефть и другие сырьевые материалы.

Единый валютный союз превратит основанную на господстве доллара мировую финансовую систему в биполярный доллар-евро порядок, оттесняя Японию далеко на третье место. Нынешняя зона единой европейской валюты — евро — самая большая в мире зона богатых покупателей. Выпущенные в евро облигации составили 44% всех облигаций, выпущенных в мире, в то время как на доллар пришлось 43%2 . Создание зоны евро, по мнению американского эксперта П. Родмена, «освободит Европу от невыгодной подчиненности в отношении к доллару и подчиненности в конце концов в отношении Соединенных Штатов». Учитывая размеры колоссальной зоны евро, многие компании в Восточной Европе, Северной Африке, Азии и Латинской Америке уменьшают долю операций в долларах, переходя на евро. Оканчивается эра абсолютного господства доллара как единственной мировой валюты.

Создание евро «увеличивает возможности создания биполярного международного экономического порядка, который может прийти на смену американской гегемонии, последовавшей за Второй мировой войной». Валюта евро станет полновесным конкурентом доллара; общее рыночное пространство выделит чемпионов экономической эффективности. Одновременно ЕС осуществляет безостановочную торговую экспансию, заключив соглашения об ассоциации с 80 странами. Такие американские атлантисты, как Г. Киссинджер, полагают, что создание Европейского валютного союза ставит Европу на путь, который «противоположен атлантическому партнерству последних пяти десятилетий… Нет никаких оснований предполагать, что объединенная Европа когда-либо добровольно пожелает помочь Соединенным Штатам в их глобальном бремени».

В ответ на введенные в 2002 г. таможенные тарифы американцев Европейский союз немедленно выдвинул план повышения пошлин на импорт апельсинового сока из Флориды и мотоциклов, собираемых в Висконсине (два американских штата, где голоса избирателей разделились практически поровну на последних президентских выборах). Такие же меры намечены по Пенсильвании, Западной Вирджинии, Северной и Южной Каролине (сталь и текстиль), которые являются оплотом республиканской партии президента Буша. «ЕС ударит по Бушу-мл. там, где будет всего больней: по урне для голосования».

Фундаментальной важности фактор: там, где дело будет касаться европейской экономики, где затронут интерес западноевропейцев в успешном функционировании их валюты, независимости их индустрии, безопасности их инвестиций, мирового уровня их технологии, безопасности и расширения их торговых потоков, вперед на первый план в европейских столицах выходит энергичная национальная самозащита. Общий рынок и общая валюта гарантируют то, что западноевропейцы в XXI веке будут координировать свои усилия — и уж определенно в отношениях с Соединенными Штатами. Как резюмирует де Сантис, «реальностью является то, что Европа не может контролировать свою политическую судьбу, одновременно оставаясь зависимой в военной отрасли от Соединенных Штатов, равно как Соединенные Штаты не могут ожидать от своих союзников больших оборонных обязательств, осуществляя одновременно политическую гегемонию над ними. В отсутствие глобальной военной угрозы такие противоречивые цели постепенно подточат межатлантические связи… Как только валютный союз обозначит европейские глобальные экономические параметры, это немедленно скажется на трансформации трансатлантических обязательств в сфере безопасности. Европейский валютный союз даст импульс европейской интеграции и в конечном счете приведет к общей внешней и военной политике».

Соперничая на ограниченном рынке, Америка и Европа спорят по вопросам торговли, финансов, инвестиций, глобального потепления, политики в области энергетики, антитрестовскому законодательству, по поводу экономических санкций, о путях стимулирования экономики; особенно открыто спорят два региона в ходе раундов по либерализации мировой экономики. Таит потенциал отчуждения битва ЕС против американских сельскохозяйственных культур, подверженных генетической обработке (GM). Брюссель недоволен выбором нового руководителя ВТО. В буднях атлантического мира США ограничивают импорт стали, машинного оборудования из Германии, шерсти из Италии и Британии и т.п.

Как утверждает Дж. Бах (Колумбийский университет), «мы являемся свидетелями растущей борьбы между теми странами, которые получили наибольшие выгоды от глобализации за определение характера норм и правил, которые будут регулировать грядущую мировую экономическую систему». Америка и Европа стоят на противоположных позициях по вопросам глобального потепления, политики в области энергетики, антитрестовского законодательства (скажем, о слиянии Боинг — Макдоннел-Дуглас), по поводу американских экономических санкций, о путях стимулирования экономики, о необходимости еще одного раунда (т. н. «Раунда Тысячелетия»: ЕС — «за», США — «против»), относительно либерализации мировой экономики.


Военный аспект

Позиция Вашингтона, отказывающегося подчинить вооруженные силы США какому бы то ни было военному командованию (кроме американского), настаивающего в то же время на подчинении всех вооруженных сил стран НАТО американским генералам, создает весьма ощутимый узел противоречий. В этом контексте «предложения США открыто придать НАТО роль охранителя глобальной стабильности — включая сдерживание распространения ядерного, биологического и химического оружия — встретили в Европе холодную реакцию. Учитывая и политику Вашингтона в сфере расширения НАТО, военные действия в Югославии, европейцы начали процесс критического переосмысления функций НАТО, вопрос трансформации союза из оборонительного и регионального в создающего новые разделительные границы в Европе».

Выше уже говорилось, что в декабре 1999 г. были заложены основания новой европейской политики в области безопасности и обороны. Европейский совет поставил задачу создания европейского корпуса быстрого реагирования в 60 тысяч, который может быть сформирован в течение двух месяцев для действий на протяжении двух лет. Это эквивалент армейского корпуса, он будет иметь военно-морской и военно-воздушный компоненты. (Официальное объяснение необходимости его создания — избежание «трех Д» — дублирования, дискриминации, «декаплинга» — размежевания оборонительных военных функций.) Контингент должен быть создан к 2003 году. Создается некий эмбрион западноевропейского военного штаба. Прежний генеральный секретарь НАТО Ксавьер Солана, а не некий безликий клерк стал возглавлять процесс военного становления ЕС. Он возглавил ЗЕС и военно-политический орган ЕС, придав Западноевропейскому союзу очевидную значимость. Встреча военных и внешнеполитических представителей поставила в конкретную плоскость вопрос о членстве в ЕС долго отвергавшейся Турции. И, разумеется, речь идет о совместном европейском производстве современных вооружений.

Как уже предполагают в США, «Европейский союз создаст свою собственную среду сателлитов, центров разведывательной деятельности, свой собственный общий военный штаб и сам — самостоятельно — будет рассматривать возможность проведения операций внутри и вне НАТО». Противоречия внутри НАТО «между США и ЕС могут стать взрывоопасными… Критики полагают, что Вашингтон превратит НАТО в свой военный рычаг для реализации своих глобальных целей». Даже проамерикански настроенный премьер-министр Британии Тони Блэр подчеркнул, что «Соединенные Штаты не должны играть ведущую роль в любом споре на нашем (европейском) дворе». В Европе отмечают, что желание США поддерживать многосторонние действия и при этом резервировать за собой право на односторонние акции эквивалентно «желанию съесть торт и одновременно иметь его нетронутым».

Между тем вклад США в расходы НАТО вовсе не является преобладающим. На Америку приходится 30% военных расходов в рамках НАТО (на Германию приходится 20 процентов, на Британию — 15 процентов, на Францию и Италию — по 6 с половиной процентов). Учтем при этом, что Пентагон расходует в развитии военной отрасли 28 тысяч долл. на одного солдата, в то время как западноевропейцы — в среднем 7000 долл. Военный бюджет США на 2003 фин. год составил 379 млрд. долл. — сумма больше, чем бюджет 15 крупнейших держав, включая все ведущие западноевропейские.

Резонно предположить, что в XXI веке западноевропейцы еще более повернут к координации в военно-промышленной области. Претендуя на роль второго полюса мира, Западная Европа будет стремиться создать собственную военную промышленность, независимую от американской. «Во все более возрастающей степени европейские союзники США постараются производить собственные виды вооружений… Хорошим примером этого является запрограммированный на будущее процесс создания общеевропейского истребителя, в производстве которого сотрудничают прежде всего германские и британские фирмы… Как и общая валюта, независимая военная промышленность будет существенной чертой интегрированной Европы, которая потребует своей собственной политической, экономической и военной инфраструктуры… Многие европейцы считают, что Европа должна достичь состояния, когда она будет способна на военные действия без поддержки и участия США». Наиболее амбициозным европейским проектом является план создания единой Европейской аэрокосмической оборонной компании (ЕАОК), в которую войдут французский «Аэроспасьяль», «Бритиш эйрспейс», немецкий «Даймлер-Крайслер Эйрспейс», испанская «КАСА», шведский СААБ, итальянская «Финмеканника-Аления». Речь идет о создании суперкомпании, производящей самолеты, вертолеты, космические корабли, управляемое оружие и другие военные системы.

Это создало бы серьезную конфронтацию в производстве военных самолетов и ракетных установок. Конгломерату «Боинг» — «Локхид» «Мартин» — «Рейтеон» противостоит группа европейских авиационных компаний, и в этой битве не на жизнь, а на смерть стоит вопрос о самом существовании европейской авиационной индустрии. Отказ от собственной авиационной промышленности будет неприемлем даже для дружественной американцам Британии. Глядя с американской стороны, представляется невероятным, чтобы американский конгресс позволил концерну «Нор-троп», хранителю технологии стелс, войти в предлагаемую ему долю совместно с европейскими компаниями — германской «Даймлер-Бенц-Аэроспейс», французской «Томсон», британской «Маркони». В будущем американскому авиационно-космическому могуществу будет противостоять союз «Бритиш Эйрспейс», германской ДАСА и французской Эроспасьяль. И нет сомнения в том, что к конкурентной борьбе присоединятся правительства всех заинтересованных стран.

Страны Европейского союза, стремясь в будущем достичь американского технологического уровня, расходуют в год на приобретения вооружений, исследования, разработки, испытания и оценки 36 млрд. долл., что равняется примерно 40% сходных американских расходов (США — 82 млрд. долл.). Средства, идущие на проведение операций и поддержку, также составляют 40% американских. Ощущая свое отставание, Европейский союз на рубеже столетий назначил специального координатора своей политики безопасности, создает центры внешнеполитического планирования, принял решение о формировании совместных сил быстрого реагирования.

Коллективное производство оружия ослабит зависимость от американцев. Американцы приходят к выводу, что «создание европейской военной промышленности является отличительной чертой эволюции ЕС, который сможет держаться политически на равных с Соединенными Штатами». Создание европейского военного консорциума приведет к соперничеству между «крепостью Европа» и «крепостью Америка», что нанесет капитальный удар по политическому единству и военной эффективности НАТО. ЕС уже претендует на роль фундамента сепаратной западноевропейской военной системы. В 1999 г. Франция поддержала инициативу Германии о превращении Западноевропейского союза в военное крыло Европейского союза. Но для создания военной машины, сопоставимой с американской, западноевропейцам нужно будет минимум в четыре раза увеличить свои военные расходы. Они должны будут нагонять США в области производства сенсоров, точно наводимых боеголовок, военных спутников и пр.

Отчасти они уже делают шаги по этому пути. В феврале 2000 г. на своей встрече в Португалии французский министр обороны А. Ришар предложил общий для всех потолок для расходов на производство вооружений — 0, 7 ВНП страны. ЕС с их общим ВНП в 8, 5 трлн. долл. тем самым обязуется расходовать по данным статьям примерно 60 млрд. долл. (против 36 млрд. ныне). Эта цифра уже ближе к 82 млрд. американских расходов на эти цели. Коллективное европейское производство оружия позволит ослабить зависимость от американцев.


Прочен ли главный военный союз?

В условиях сентябрьского кризиса 2001 г. Североатлантический союз, об уникальной эффективности которого в современном, все более хаотическом мире было столько сказано, оказался гораздо менее эффективным военно — и внешнеполитическим инструментом, чем ожидалось. За американцами первыми пошли британцы, оправдывая слова де Голля, что в случае кризиса Лондон всегда предпочтет континенту Атлантику (т. е. Америку.)

Но Бельгия, которая возглавляла Европейский союз в то полугодие, буквально осудила англичан и лично Т. Блэра за излишнюю готовность следовать за американцами и как бы повела за собой соседнюю Голландию. Голландский премьер засомневался в том, нужно ли упоминать о параграфе 5 Вашингтонского договора 1949 г. (о том, что нападение на одного члена союза равнозначно нападению на всех). Такой бунт в критический период испытания союза на прочность вызвал выброс энергии англичан. Британский премьер Т. Блэр вынужден был немедленно позвонить голландскому премьеру Виму Коку, и только после этого в (течение 35 часов после трагедии в Нью-Йорке и Вашингтоне) все члены Североатлантического союза — впервые за 52 года его существования — объявили о введении состояния взаимной обороны. Западноевропейцы заявили, что нарушена статья 5 Вашингтонского договора — согласились, что параграф 5 затронут, что в новом состоянии войны они стоят рядом с Соединенными Штатами.

В дальнейшем формально все члены военного союза реагировали «по-разному». Верная обязательствам Британия наносила удары параллельно действиям американских вооруженных сил — англичане приняли участие уже в первой воздушной атаке по целям в Афганистане 7 октября 2001 г.; 4200 солдат британских специальных подразделений выступили вместе с американцами. Однако эта активность Лондона только подчеркивала фактический разброд в действиях других европейских членов НАТО.

Франция объявила о своей готовности оказать Соединенным Штатам помощь с двухмесячным опозданием. (При этом проявили строптивость традиционные фрондеры. Министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин открыто не согласился с стратегией США, зацикленных на странах-«изгоях». В феврале 2002 г. он выразил свое недовольство отсутствием консультаций в рамках западного союза, указал на неправильность политической линии Вашингтона в палестино-израильском конфликте, предупредил от неожиданных ударов по Ираку.)

Канцлеру ФРГ Шредеру удалось с большими усилиями уговорить бундестаг предоставить военную помощь 3900 солдат бундесвера только на третьем месяце возникшей мировой борьбы с терроризмом. (Учтем при этом, что экономический лидер Европы расходует на военные нужды лишь 1, 5 процента своего ВНП.) И ни у кого, кроме Британии не было транспортных средств для перемещения своих воинских контингентов к местам боев. Французский авианосец уже долгое время «намертво» стоит на ремонте в Тулоне — у него проблемы с ядерным реактором. Голландцы предложили свои небольшие силы морской пехоты, Рим и Мадрид — горно-стрелковые части, Париж — самолеты-разведчики. Остальные страны — члены альянса ограничились словесными выражениями солидарности либо остановились на отдельных жестах помощи. Европейские союзники послали пять самолетов АВАКС со своими экипажами патрулировать американское воздушное пространство, освобождая самолеты слежения АВАКС для Афганистана. Они предоставили свое воздушное пространство вооруженным силам США.

Американская сторона достаточно отчетливо видела различие в готовности им помочь со стороны верных британцев и более хладнокровных «континентальных» членов НАТО. И пришли к пониманию того, что в критических обстоятельствах им следует полагаться прежде всего на себя, — помощь не последовала автоматически. Как характеризует сложившееся положение профессор Калифорнийского университета М. Трахтенберг, «Соединенные Штаты оказались вынужденными делать ставку на такую систему международной безопасности, которая основана на мощи своей армии. Европа продолжает ориентироваться на развитие своего региона».

В США не возникло особо теплых чувств к союзникам. Формально они будто бы выполнили свой долг. Но практическая сторона оказалась более жесткой, чем ожидалось. Вашингтон едва ли был удовлетворен традиционными союзниками. Такие идеологи, как Р. Перл, весьма критически восприняли обращение союзников по НАТО к статье 5 Вашингтонского договора. Все это было несколько призрачно: война объявлена, а союзники сидят в собственных окопах и не очень представляют себе характер легитимной реакции ожившего Североатлантического союза.

Фактом является, что в ситуации террористической атаки на США и в последующий период американского отмщения Североатлантический союз оказался на периферии американской войны с терроризмом, а Россия — в эпицентре. Только Россия могла убедить Узбекистан, Таджикистан и Киргизию предоставить американцам военные базы, снабдить основное орудие борьбы с талибами и Аль-Каидой — Северный альянс оружием и прочей помощью. Довольно неожиданно Москва стала более важным партнером США, чем даже самые близкие Вашингтону западноевропейские члены НАТО — тем оказалось сложнее оказать помощь американцам ввиду географической отдаленности, ввиду очевидных геополитических обстоятельств: только Россия могла оказать содействие вооруженным силам США в получении баз на территории своих союзников в Центральной Азии, только Россия смогла вооружить Северный альянс так, что его ударная сила оказалась необоримой, только Россия с ее афганским опытом оказалась стратегическим союзником Соединенных Штатов.

Американцы с большей охотой восприняли также предложение о помощи со стороны Турции — как секулярной республики с большим мусульманским населением, — чтобы хоть несколько смягчить впечатление от того, что христиане идут войной на мусульман. К тому же Турция расположена рядом и имеет культурные связи с узбеками и таджиками. Притом турецкая армия, постоянно воюющая с курдами, имеет боевой опыт действий, который необходим в битве с Талибаном в афганских горах. Турки же приветствовали шанс показать себя региональной сверхдержавой. Анкара ожидала также американской поддержки в стабилизации крошащейся банковской системы Турции.

Было бы ненужным упрощением полагать, что проблема заключается только в европейской пассивности. Ведь американское руководство и не стимулировало европейской активности — Вашингтон менее всего желал обсуждать свою военную афганскую стратегию на брюссельском или любых других западноевропейских форумах. Совершенно очевидно, что Вашингтон президента Буша и министра обороны Рамсфелда очевидным образом не хотел влезать в томительную и вязкую выработку совместной стратегии. Опыт Боснии и Косова их совершенно не вдохновлял. И сложилась весьма специфическая ситуация — самый большой и важный военный союз Америки оказался практически непригодным для решения западных задач инструментом в критический период. Старый альянс оказался способным решать только старые проблемы. Он уже никого не сдерживает в Европе, но и не готов действовать в глобальном масштабе. Философия Североатлантического союза, его структура, его миссия оказались устаревшими и не приспособленными для требований нового времени. (Учтем при этом, что Пентагон расходует на каждого из своих солдат в год 28 тысяч долл., в то время как западноевропейцы — в среднем 7000 долл.)

Следующий шаг — скажем, удар по следующему «гнезду терроризма» — Ираку может взорвать «старое НАТО» — в Западной Европе еще готовы послать войска в Афганистан, но не готовы к интервенции в Ираке (или в Сирии, Ливии, Судане, Йемене, Сомали или Иране). Решение проблемы модернизаций своего военно-политического союза потребовало бы от Вашингтона весьма радикальных перемен в мировидении, серьезного обращения к прежде игнорируемым проблемам.

Обнаружилось, что не те союзники оказались необходимыми лидеру Запада. Что толку от якобы боеготового механизма Североатлантического союза, если в первом большом кризисе XXI века он не может оказать Америке подлинно действенную помощь? Западные генералы оказались в убийственной для старой НАТО ситуации, когда параграф 5, единая ядерная стратегия НАТО (а с нею и практически все прежнее брюссельское планирование), оказались прошлогодним снегом. Если генералы ключевых американских натовских союзников готовятся в своем планировании к той войне, которая уже невозможна, нереальна, сугубо умозрительна? США обсуждали свою стратегию в Исламабаде, в Ташкенте и, конечно же, в Москве, ища поддержки нескольких стран, заглавными среди которых являются Россия и Пакистан.

Замкнуться на НАТО в эпоху подъема других материков, цивилизаций, культур, религий, геополитических центров стало для США непродуктивной и даже опасной стратегией. Созданная для достижения совершенно других целей коалиция не выдерживает тест на релевантность в начале XXI века, когда противостояние Востока и Запада Европы стало анахронизмом, а механизм воздействия на широкий мир за пределами Европы еще не создан. Встал вопрос о новых союзниках и даже о реформировании старого союза. На Западе начали зреть идеи весьма существенного коалиционного пересмотра, ревизии союзнических связей.

В глобальном аспекте более основательная опора США на НАТО ради контроля над критически важным регионом грозит выходом наружу нескольких проблем.

Во-первых, то, что важно и представляет интерес для США (желательная стабильность в Европе и Помощь на глобальном уровне), может вовсе не стать предметом обеспокоенности и заинтересованности западноевропейских столиц. И наоборот. Там, где западноевропейцы, видимо, столкнутся с самыми острыми для себя проблемами, США могут оказаться индифферентными. (Так, скажем, они не питают особого интереса к диалогу ЕС со средиземноморскими странами; Вашингтон в самой малой степени волнует западноевропейская безработица и общее отставание ЕС от американских темпов в 90-е годы.)

Гранды Западной Европы могут избрать линию противодействия Америке в вопросе о расширении рядов НАТО. Германия уже получила трех союзников — соседей, находящихся под ее безусловным влиянием, и она не спешит расширить членство еще более, пока не освоилась полностью с новым восточным окружением. Британия была бы довольна, если бы пауза после принятия Польши, Чехии и Венгрии длилась достаточно долго, — она не видит особого выигрыша для себя в натовском членстве, скажем, Словении, Румынии, Болгарии и балтийских стран. Британское влияние здесь едва ли может соперничать с австрийско-итальянским в Словении и французским в Румынии;

Во-вторых, глобализация функций НАТО страшит западноевропейцев. Западноевропейскими лидерами НАТО владеют глубокие сомнения в отношении вовлечения в этнические конфликты, происходящие за пределами зоны действия НАТО, и они могут оказаться не готовыми вступить в действия, если их не подтолкнут экстраординарные политические императивы. Аналитики отмечают, к примеру, что «Европа строит сепаратную „европейскую“ оборонную индустрию… американская и европейские оборонительные системы все более отдаляются друг от друга, что может подорвать политическую основу общего союза».

В-третьих, американцам и западноевропейцам, в случае различия взаимовосприятия, чрезвычайно непросто будет договариваться друг с другом — нет ни устоявшейся практики, ни необходимых механизмов компромиссного сближения взглядов. (Возможно, наиболее убедительным примером такого рода является урегулирование отношений с Ираком, когда тот в 1997 — 1998 годах фактически изгнал из страны международных инспекторов. Несмотря на исключительное по интенсивности давление американской стороны, европейцы не изменили своих позиций желаемым в Вашингтоне образом, что не позволило Соединенным Штатам выступить против Ирака так, как они хотели.)

НАТО может оказаться отнюдь не тем форумом, на котором союзники стремились бы к консенсусу. 19 членам союза трудно достичь его. Еще сложнее будет ситуация после второй волны принятия новых членов. Как создать механизм достижения этого консенсуса? На ближайшие годы, когда впереди маячит переход западноевропейской интеграции в политическую область, податливость европейцев не видится чем-то легко достижимым. Особенно если учитывать интересы новых членов (скажем, судьба 3, 5 млн. венгров, живущих за пределами Венгрии, будет волновать Будапешт более, чем что бы то ни было другое.)

В-четвертых , западноевропейцы не окончательно смирились с постулатом о главенстве решений НАТО над ООН, даже американское предложение начать бомбардировку Югославии в марте 1999 г. было скрепя сердце принято западноевропейцами только тогда, когда на карту было поставлено само существование Североатлантического союза. Напомним слова наиболее близкого американцам британского премьера Тони Блэра, сказанные накануне рокового 24 марта: «Уйти сейчас от решения означало бы разрушить способность доверять НАТО». В словах британского премьера звучит не убежденность, а своего рода обреченность. Более жестко высказался германский канцлер Шредер на конференции в Мюнхене в марте 1999 г., убеждая слушателей, что игнорирование СБ ООН в случае с Югославией было исключением и не должно становиться правилом. Строго говоря, Франция и Германия хотели бы, чтобы натовские действия за пределами зоны ответственности НАТО осуществлялись лишь «в случае ясно выраженного мандата ООН, но американская администрация и конгресс выразили недовольство такими ограничениями на свободу действий НАТО».

В-пятых, объективные обстоятельства — соотношение вооруженных сил. Их качественные характеристики в США и в западноевропейских странах говорят о решающей диспропорции, препятствующей адекватной союзнической взаимопомощи. Европейцы не слепы в отношении современных реальностей: «Вто время как оборонная промышленность США подверглась значительной реструктуризации, Европа не предприняла должных усилий». Двенадцать авианосных групп, стратегическая авиация, современные средства доставки, наличие баз в 35 странах позволят Соединенным Штатам действовать достаточно уверенно во всех регионах мира.

Чего никак нельзя сказать даже о самых крупных западноевропейских странах, имеющих впечатляющее колониальное прошлое. Ограниченные рамки военной деятельности Франции, Англии и других западноевропейских стран будут сужаться еще более в свете того, что относительно низкий уровень капиталовложений в военную сферу не позволяет им надеяться на некое сближение уровней в будущем. Напротив, наблюдается стойкая тенденция отрыва США от их ближайших союзников в области сверхточного оружия, слежения из космоса, противоракетной обороны, авиационной техники и пр. В этом смысле даже если европейцы пожелают оказать полномасштабную помощь патрону блока, их военных ресурсов будет явно недостаточно, у них не хватит средств существенно помочь Соединенным Штатам на далеких широтах.


НАТОЕС

Сторонников укрепления роли Североатлантического союза устраивает складывающаяся «трехступенчатая» военная структура: на вершине — военная мощь США, качественные параметры которой поднялись за последнее десятилетие над западноевропейскими стандартами еще выше; посредине — средние по военной мощи западноевропейские страны — Франция, Британия, ФРГ, которые только лишь начинают сотрудничество в военной области и осуществляют модернизацию лишь в отдельных видах вооружений; на низшей, третьей ступени находятся малые европейские страны, фактически не участвующие в интеграционных усилиях и довольствующиеся фактически устаревшим вооружением. Но такое положение не устраивает Западную Европу, находящуюся в процессе становления, как одного из мировых центров. Поиск взаимоприемлемого пути становится экстренной задачей западной дипломатии.

Английский журнал «Экономист» определил проблему так: «Американский интерес к трансатлантическому сотрудничеству будет пропорционален готовности Европы встретить вызовы будущего: отравляющие газы, бактериологическое оружие, неподконтрольные ракеты, этнические войны на периферии НАТО и далее… Альянс не выживет ни в каком виде, если европейцы и американцы не договорятся о разделении труда» .

Но где то «золотое сечение», то сочетание интересов отдельных стран, регионов, двух половин союза, сочетание несомненного американского лидерства и западноевропейской готовности смириться с этим лидерством? Проблема возникла не сегодня. История как всегда проявляет здесь свою пресловутую иронию. На грядущем этапе западноевропейского самоутверждения, с укреплением так называемой европейской идентичности в области безопасности и обороны, базирующейся на созданном еще в 1948 г. Западноевропейском союзе (ЗЕС), на противоположном берегу Атлантики будут расти сомнения относительно оправданности курса на поощрение западноевропейской военной мощи.

Главный факт, определяющий будущее, заключается в независимости Европейского союза и отсутствии формализованных связей между НАТО и ЕС. Американские специалисты отмечают не только факт принципиальной самостоятельности западноевропейского объединения, но и «отсутствие координации по линии НАТО — ЕС в отношении выработки политики на российском направлении, отсутствие непосредственных двусторонних консультаций даже по вопросу расширения. Это отчуждение отражает органическое стремление каждого из институтов ЕС и НАТО сохранить право на суверенное, независимое решение».

В прошлом реализация «плана Маршалла» и процесс создания НАТО, обеспечившие экономическое и военное сближение двух берегов Атлантики, виделись синхронными и взаимодополняющими. Ныне, на рубеже веков, ЕС и НАТО могут пойти раздельными, сепаратными путями. Большинство западноевропейских стран направит свою внешнеполитическую энергию на укрепление регионального объединения, а не на выработку межатлантического единства. Речь идет о единой валютной и экономической политике и пр.

Формируя желательный себе однополюсный мир, США начинают оказывать давление в направлении сближения ЕС и НАТО, в направлении прямой и косвенной координации деятельности двух этих межгосударственных механизмов. Уже выдвигаются предложения о проведении совместных встреч на высшем уровне глав государств и правительств Североатлантического союза и Европейского союза, обосновывается необходимость выработки единой повестки дня, совместного макропланирования двух организаций. Это главное видимое направление будущей политики США на западноевропейском направлении.

Может оказаться препятствием, во-первых, зреющий в США вопрос, почему деньги и усилия американских налогоплательщиков должны использоваться при решении восточноевропейских конфликтов, в то время как богатые западноевропейцы отказываются нести свое бремя. «Когда понимание этого утвердится, многие американцы начнут жаловаться на то, что Соединенные Штаты несут непропорционально большую долю бремени в Европе. Это в свою очередь поведет к призывам полностью вывести американские войска из Европы» .

Во-вторых, европейская сосредоточенность на процессах внутрирегиональной интеграции, явное предпочтение укрепления ЕС перед консолидацией всей североатлантической зоны может в будущем дискредитировать американскую активность в Европе. По существу, американцы и западноевропейцы в основной своей массе идут параллельно — поворачивая фокус своего электорального внимания к внутренним проблемам. «Память о „холодной войне“ постепенно ослабевает, а вместе с нею и желание поддерживать модернизацию вооруженных сил, необходимость чего никак не диктуется первостепенными приоритетами». Это отсутствие духа экстренности (столь умело разыгранного на рубеже 40 — 50-х годов) и является основным препятствием сближения двух регионов, чьи социальные структуры разнятся, а экономические интересы по многим параметрам расходятся. В этом случае пафос предложений по расширению союза неизбежно увянет, и на поверхность выйдет факт бессмысленности для ЕС отдать свою судьбу в руки далекой заокеанской сверхдержавы.

Начиная с президента Клинтона и все более настойчиво при президенте Буше-мл. американская сторона после окончания «холодной войны» старательно делает вид, что ничего не произошло, ничего радикально не изменилось. На самом деле все изменилось именно радикально. «НАТО, — приходит к заключению М. Хирш, — даже если она расширится как политическая организация, теряет свою значимость даже со стратегической точки зрения. НАТО еще полезна — как это показала последняя стадия афганской кампании, — но как передовой пост американской мощи, а не как особо ценный партнер. Возникают очертания новой мировой системы… Нравится это миру или нет, но американское могущество ныне является осью стабильности во всех регионах от Европы до Азии, от Персидского залива до Латинской Америки. Америка наблюдает за глобальной системой с недосягаемых высот, из космоса и из океанов (после 11 сентября это касается и прежде обойденных вниманием регионов — Центральной и Южной Азии)».

— Едва ли не в отчаянии министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер сказал в мае 2002 г.: «Мы отстали от Америки на 200 лет. В институционном плане мы находимся еще на уровне статей „Федералиста“.


Политический аспект


С ушедшей в прошлое ядерной угрозой многие европейцы не могут более мириться с идеей руководства этими простаками и морализаторами американцами.

М. Хирш, 2002


Как формулирует У. Пфафф, «американское политическое сообщество все более воспринимает свою национальную роль в терминах гегемонии (используя этот термин в его необидном смысле), рационализируя свои обязательства защищать необходимую оборону международного порядка, что оправдывает неоспоримое первенство американской военной мощи, скрепляемое элементом национального мессианизма, замешанного на теории божественной предопределенности пуритан». Бывший внешнеполитический редактор «Ньюсуика» М. Хирш призывает союзников признать, что «американская односторонность неизбежна. Это означает признание реальности огромной американской мощи, признание благотворности американской опеки».

А Европейское сообщество для того и объединяет силы, чтобы не быть безнадежно зависимым.

Достижение этой цели — весьма сложная операция. Достаточно очевидно, что в течение ряда грядущих лет рождающаяся Западная Европа пока не будет представлять собой ни сообщества абсолютно независимых держав, ни наднациональный союз государств. Силовая основа Европейского союза не централизована, она распределяется между номинальной столицей ЕС Брюсселем и основными национальными столицами — основные решения пока принимаются на национальной основе. Существует сложность не только в определении общей цели, но и единого понимания того, во что в конце своей эволюции превратится Европейский союз, — столь велики разночтения и видение будущего Берлином, Парижем и Лондоном. На фоне централизованных действий Вашингтона это несомненная геополитическая слабость.

Профессор английского Оксфорда Т. Эш видит проблему в том, что «Америка сегодня обладает гораздо большей властью, чем нужно для всеобщего блага… Она обладает безмерной глобальной „мягкой“ властью над нашими головами. С точки зрения экономической мощи ее единственным соперником является Европейский союз. С точки зрения военной мощи у нее вообще нет соперников. Никто со времен Римской империи не обладал такой мощью… Даже архангелу опасно обладать таким могуществом. Авторы американской Конституции мудро определили, что ни одна ветвь власти не должна никоим образом доминировать над другими, так как даже самые лучшие люди могут впасть в искушение. То же самое применимо и к мировой политике».

Европейские страны противостоят практике смертной казни в американских штатах. В апреле 1999 г. в Комиссии по гражданским правам ООН голосование поставило Соединенные Штаты в отчужденное положение, что поставило Америку в положение изолированной страны2 . США и Западная Европа противостоят друг другу по вопросу о запрете установки мин (Соединенным Штатам в этом вопросе противостояли 134 страны).

Если Соединенные Штаты ввергнут себя на Ближнем Востоке в фиаско типа вьетнамского или окажут Израилю помощь сверх определенной меры, если США пойдут на интервенцию в отношении Ирака, если американское отчуждение Ирана примет одиозные формы (т. е. сложится ситуация, которую Западная Европа посчитает опасной для себя, для своего энергетического снабжения из Персидского залива), тогда разрыв по линии ЕС — США станет реальным поворотом событий.

Профессор Калифорнийского университета М. Трахтенберг: «Соединенные Штаты сделали ставку на систему международной безопасности, основанную на мощи своей армии. Европа продолжает делать ставку на развитие региона. Европейскому выбору, возможно более эффективному на более длительный период времени, присуща относительная дипломатическая непоследовательность». Но укрепление американской империи породит «обиды» и опасности в будущем: «Мы можем прийти к тому, что отравимся нашей силой, дадим толчок безрассудной политике, основанной на навязывании своей системы и нашей идеологии всему остальному миру».

В подходе к международной системе три различия в стратегии лежат на поверхности:

— США смотрят на текущие события с глобальной точки зрения, а ЕС с региональной;

— США предпочитают действовать односторонне, а западноевропейцы — через международные организации;

— США не исключают для себя военного решения вопроса, а западноевропейцы подчеркивают политические и экономические возможности.


Культурный аспект

Серьезные сложности возникают в свете различных подходов в культурной области. Защита интеллектуального и культурного своеобразия становится в Европе частью национального «кодекса чести». Учтем при этом, что прямые выборы в Европарламент создадут единое политическое поле. Совместные выпуски газет, общие телеканалы и пр. сформируют единое информационное пространство.

Сильной стороной западноевропейской мощи всегда была ее культура. Это превосходство ныне пошатнулось — Западная Европа отстает по эффективности системы высшего образования. Возможно, лишь Британия имеет сопоставимые с американскими по уровню университеты. Европейские университеты выпускают в два раза меньше специалистов в технических областях (здесь — в отличие от США — стремятся резко отделить гуманитарные науки от технических).

По оценке американского исследователя И. Катбертсона, «восприятие мира на двух сторонах Атлантики разнится друг от друга в поразительной степени… Внутренние трения и конкурирующие экономические интересы могут эскалировать слишком быстро и потопить под собой партнерство». Многолетний наблюдатель американо-европейских перипетий У. Пфафф (живущий в Париже) полагает, что «различие интересов, а не прихоть вызовут на протяжении грядущих десятилетий постоянно углубляющееся соперничество между Европой и Соединенными Штатами, конкурентное стремление укрепить свое экономическое и политическое влияние в остальном мире». 24 процента американцев считают Западную Европу критической угрозой себе.

Дрейф Европы в автономном от США плавании пройдет, видимо, ту промежуточную стадию, когда на основе партнерства более консолидированного Европейского союза с США западноевропейский «столп» обретет необходимую прочность. Подлинное определение Западной Европой отличного от американского «политического лица» произойдет тогда, когда все три «гранда» европейской политики — Германия, Франция и Британия найдут основу для координации своих курсов, для совместных действий, для отчетливо выраженных совместных оборонных усилий. Видимым шагом в этом направлении было бы создание чего-то вроде трехстороннего европейского директората. Это ослабило бы страх Франции перед большой Германией и опасения Берлина в отношении новой Антанты. Только в этом случае объединительная тенденция возобладала бы над тысячелетней тенденцией внутриевропейской розни.

По разные берега Атлантики возникает собственное восприятие мира. Очевидно, что европейские интересы не всегда будут совпадать с американскими. «Европейцы, — полагает Вашингтонский институт мировой политики, — гораздо более американцев обеспокоены возможностью коллапса России и начала гражданской войны на бывших советских территориях, чем риском восстановления Россией своих сил… Опасности со стороны растущих держав, таких, как Китай и Индия, а также угрозы со стороны держав-париев не видятся в Европе насущными и столь важными». Назначение главой Европейской комиссии Романо Проди, а ответственным за политику в сфере безопасности Хавьера Соланы говорит о возрастании интереса к самоутверждению.

Сенатор Дж. Байден приходит к выводу, что в ряде западноевропейских стран «мы видим преднамеренно селективный подбор фактов, касающихся жизни в США и американских действий, подающих США в наиболее невыгодном свете». Бывший глава отдела планирования французского МИДа, а ныне директор пользующегося престижем французского Института международных отношений Тьерри де Монбриаль утверждает, что «большинство избранных на официальные должности американцев являются полностью невежественными в международных делах… Американское общество, в отличие от французского, не стремится быть честным, работоспособным, находить прямую связь между миром идей и миром политики. Американское общество не стремится овладеть миром мысли… Они не теряют времени на ознакомление с обществами, которым они бесшабашно — и с огромной энергией — предлагают свои советы. Они просто указывают, как все нужно делать. Не называется ли все это империализмом?».

68 процентов опрошенных французов выразили свою обеспокоенность относительно сверхдержавного статуса Соединенных Штатов. И только тридцать процентов признали, что за Атлантическим океаном есть хотя бы нечто, достойное восхищения. 63 процента не выразили чувства солидарности, чувства близости с американцами. Прилавки книжных магазинов в Западной Европе заполнены книгами с провоцирующими названиями: «Кто убивает Францию?», «Американская стратегия», «Американский тоталитаризм», «Этот мир — не всеобщий рынок», «Нет уж, увольте, дядя Сэм» (автор последней книги — член французского парламента). В Западной Европе постоянно пишут о сверхвооруженности американского общества, о смертной казни в Америке, о страданиях бедняков, об отказе американского сената ратифицировать договор о полном запрете испытаний всех видов ядерного оружия. Как пишет сенатор Байден, «монстр США стал повсеместно присутствующим и полным готовности навязать свои отталкивающие ценности всему миру».


Социал-демократия против республиканизма

Для оформления европейского единства чрезвычайно важно сближение представлений о социальных ценностях между нациями-партнерами. В этом плане приход в 1998 г. к власти в Германии социал-демократа Г. Шредера сделал правящий слой Европейского союза более гомогенным. Во всех трех странах — лидерах Союза стала господствовать левая половина политического спектра: Л. Жоспен — во Франции, Т. Блэр — в Великобритании, прежний коммунист возглавил итальянское правительство. Социал-демократы победили в Швеции; они доминируют в Испании, Австрии и даже в посткоммунистических Польше и Чехии. Такой политический ландшафт весьма резко отличается от системы социальных воззрений, так или иначе доминирующих в США. Республиканцы Дж. Буша-мл. сокращают налоги на богатых, а в Западной Европе их увеличивают. Удовлетворенный капиталистическим ростом своей национальной экономики республиканский конгресс США в этом смысле весьма резко контрастирует с «более розовыми» западноевропейскими парламентами, осуждающими «вельветовую гегемонию» Соединенных Штатов.

Поражение социалистов во Франции несколько нарушило идейно-политическую гомогенность, но все же следует признать весьма отличный от американского политический ландшафт Европейского союза. Это обстоятельство важно в цивилизационном плане, оно формирует различные общественно-политические ценности, различное восприятие мировых проблем и событий. Структуры ЕС — единый политический центр, парламент и министерства создают предпосылки независимой от Америки самоорганизации сходного по макропоказателям региона. Так формируется тот центр, самостоятельный выход которого на мировую арену сразу превратил бы современную однополюсную систему в биполярный мир. При этом «динамика развития силовых факторов поощряет соперничество, а общие культурные основы ведут к сближению».

Стойкая европеистская Франция находит понимание с «новой» Британией и «новой», все более самоутверждающейся Германией. Поклонник Блэра канцлер Шредер также стал весьма по-иному смотреть на возможности подключения Лондона к европейскому строительству. Для Германии критически важна благосклонность Британии к расширению германской активности на востоке Европы. Франция поддерживает инициативу Германии о создании военного крыла Европейского союза, которое может взять на себя новые, более ответственные функции в миротворческих операциях, фактически оттесняя НАТО.

В Западной Европе немедленно отметили во внешнеполитической программе республиканцев классическое изложение доктрин политического реализма. Здесь напрочь исчезли такие цели, как поддержание международных организаций, вся совокупность гуманитарных проблем, провозглашение этических и моральных принципов, поддержка международного права. Эти цели если и не игнорируются, то весьма демонстративно отнесены к маргинальному кругу проблем. Такое разделение силовых реалистов республиканцев Буша-мл. и неких идеальных ценностей простительно для университетского диспута, но смертельно опасно, когда таким наделением руководствуется самая мощная страна мира — таково мнение значительного числа европейцев.

Америка незамедлительно отвечает тем же: французы нецивилизованны, поскольку не имеют юридической защиты «хабеас корпус», без которого американцы не мыслят социального порядка. Западноевропейский капитализм и его политическая система сверхжестоки, если допускают нынешний уровень безработицы. «Да, — пишет сенатор Байден, — можно возмущаться убийствами и рушащимися жилищами в Америке, но можно с легкостью указать на мрачные, погруженные в нищету пригороды Парижа, где изолированные от общества иммигранты встречают все виды социального зла». Отход Европы от Америки в значительной мере естествен.


Ближний Восток

У США и Европейского союза обнаружилось явственное различие политико-экономических интересов в ряде вопросов, касающихся региона Ближнего Востока. Специалист из университета Джорджа Вашингтона Г. Ней укоряет европейцев: «Если бы Европа выделила крупные силы для обороны Саудовской Аравии и зоны Персидского залива, была бы она сегодня столь благодушной в отношении Ирака и Саддам Хусейна? Если бы Европа имела 37 тысяч солдат на 38-й параллели в Корее и еще 40 тысяч в Японии, была бы она столь же заинтересована в умиротворении Северной Кореи, запрете на инженерные мины, которые защищают находящиеся там американские войска, или в отказе от противоракетной обороны на театре войны, чтобы защитить американские силы за рубежом?»

1. Главный фактор: Западная Европа в критической степени зависит от импорта энергетического сырья из ближневосточного региона — остановка этого потока ведет к коллапсу экономики Европейского союза; в то же время Соединенные Штаты в значительно меньшей степени зависят от импорта ближневосточной нефти. Америка старается подстраховаться — на случай противостояния со всем исламским миром — посредством резкого увеличения нефтяного экспорта недалекой географически Венесуэлы, (которая в 1990-е годы увеличила свою добычу до 3 млн. баррелей в день) и стала первым поставщиком сырой нефти на американский рынок. Сразу же после событий 11 сентября 2001 г. президент Буш призвал к большей независимости Соединенных Штатов от импорта нефти — всем было ясно почему, все знают откуда течет этот поток. Расширены связи с нефтеносными районами Канады, нефтедобывающей Мексикой, с трансконтинентальной Нигерией. 4 миллиарда долл. будут вложены в разработку шельфа Сахалина.

Различие интересов диктует различие позиций. США полностью стоят на стороне Израиля в ближневосточном конфликте; они назвали частью «оси зла» Иран и Ирак (присовокупив позднее к этой «оси» Ливию и Сирию); они готовы бомбить Ирак; не собираются покидать аравийские военные базы; всю ближневосточную стратегию строят на поддержке трех «умеренных» мусульманских режимов — египетского, саудоаравийского и пакистанского. ЕС не может держаться столь бескомпромиссной и агрессивной позиции, если желает избежать потрясений, подобных шоку 1973 г. Если бы все основные ближневосточные страны поддержали в апреле 2002 г. призыв Ирака к нефтяному эмбарго, то в США это вызвало бы некоторое повышение цен на бензин, а в Европейском союзе произошел бы экономический коллапс.

2. В западноевропейских странах уже живут более 20 млн. мусульман — они уже неистребимая часть западноевропейского политического ландшафта — а в Америке мечети все еще экзотический пейзаж. Безразличие к палестинцам в западноевропейских странах уже невозможно; в США произраильская позиция пользуется твердой общественной поддержкой.

3. Западная Европа не может просто причислить Сирию, Ливию, Иран и Ирак к некой «оси зла» и базировать на этом свою политику. Ведь речь идет о регионе-соседе, с которым у ЕС стабильные экономические отношения (не говоря уже об общем историческом прошлом). Европейский союз как раз именно сейчас развивает свою «средиземноморскую» политику, создает основу введения всего этого региона в сень геополитического влияния Брюсселя. Соединенные Штаты же безучастны к странам, столь далеким географически, цивилизационно и экономически. Для Вашингтона проблему взаимоотношений решает Шестой флот (Средиземноморье), массированное военное присутствие в Турции, в Центральной Азии, Закавказье, в Персидском заливе, на Аравийском полуострове.

В результате возникает не только несовпадение интересов, а их определенное противостояние на региональном уровне. Министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин открыто не согласился со стратегией США, зацикленных на странах-»изгоях». В феврале 2002 г. он выразил свое недовольство отсутствием консультаций в рамках западного союза, указал на неправильность политической линии Вашингтона в палестино-израильском конфликте, предупредил от неожиданных ударов по Ираку.

Потому-то удар по Ираку популярен в США и не популярен в Западной Европе. Согласно опросу газеты «Вашингтон пост» и телекомпании «Эй-би-си ньюс», не менее 70 процентов опрошенных американцев высказались за проведение военной операции с целью насильственного устранения от власти президента Саддама Хусейна. В Европе такое же большинство выступает против удара по Ираку. А как американцы будут восстанавливать Ирак без поддержки Западной Европы?


Фактор России

Европейский союз покупает 62 процента российского газа, что составляет 20 процентов импорта ЕС в этом виде сырья. Российский газ — 70 процентов турецкого газового импорта. Российское правительство намерено в ближайшие 20 лет удвоить свой газовый экспорт в Западную Европу. Германские «Рургаз» и «Винтершаль», итальянская ЭНИ инвестируют в российские проекты. «Газпром» намерен построить колоссальный газопровод от полуострова Ямал до германской границы. Итальянская ЭНИ совместно с «Газпромом» строит газопровод через Черное море.

Обратим внимание: в конце 2001 г. Россия заключила стратегически важное соглашение с Европейским союзом о долговременном сотрудничестве в области энергетики. На Россию приходится 16 процентов нефтяного импорта ЕС. Страны ЕС покупают половину российской экспортной нефти. Наконец, пошли западные инвестиции. Лондонский «Джейнс форин рипорт» в марте 2002 г. пришел к выводу, что «каспийские резервы могут оказаться критически важными для глобального снабжения энергоресурсами».

Два обстоятельства придают особенный вес этому обстоятельству. Во-первых, нефтяные богатства Прикаспия оказались фантастическими. В Казахстане месторождение Кашаган оценивается в 50 млрд. баррелей. В российской части каспийского шельфа новое месторождение оценено в 5 млрд. баррелей. Во-вторых, нефтедобыча Персидского залива вступила в период стагнации. Весь каспийский шельф реально обещает дать 75 млрд. баррелей нефти — много больше прежде скептических оценок. Страны СНГ реально могут между 2002 — 2006 годами увеличить свой экспортный поток как минимум на 2 млн. баррелей в день. Французская «Монд» уже задает вопрос: «Не сможет ли Россия потеснить Саудовскую Аравию с места привилегированного нефтяного партнера Вашингтона?»

Мы видим расходящиеся интересы: если США при помощи угрозы отчуждения ближневосточного региона стремится завладеть ключами от европейского будущего, то Россия, предоставляя энергетическую альтернативу, развязывает ЕС руки.


Страх в отношении потенциального конкурента

Американская политика исходит из того, что угроза, исходящая от сепаратизма Европейского союза, серьезна. Здесь затронуты самые важные стратегические интересы Соединенных Штатов. Именно на это направлена аргументация тех в США, кто призывает не просмотреть самого существенного в глобальной стратегии страны. Как характеризует ситуацию обозревающий европейскую сцену из Парижа У. Пфафф, «хотя большинство западноевропейцев пойдут на противостояние с Соединенными Штатами с величайшей неохотой, вопрос индустриального доминирования, стратегического суверенитета и выживания заставит их пойти на это».

Р. Зеллик подчеркивает: «Трансатлантические и транстихоокеанские союзы должны пройти еще очень большую дорогу по пути обеспечения безопасности в восточной и западной части Евразии, где расположены державы, которые в прошлом представляли собой самую большую угрозу Соединенным Штатам.

Лишь партнерство с этими странами могло бы увеличить способность Соединенных Штатов справиться с неопределенным будущим Китая и России».

Главная американская задача — сдержать силы сепаратизма в Европе, раскалывающие западный мир; ограничить горизонт самостоятельных сил; положить предел неопределенности в эволюции Европы; гарантировать работу объединительных механизмов; добиться координации политики двух регионов. Есть все основания полагать, что Соединенные Штаты приложат немалые усилия, чтобы остановить отчуждение Европы и заручиться дружественностью западноевропейского центра. Жесткий диктат в отношении этого центра уже невозможен, но это вовсе не означает, что у Соединенных Штатов нет мощных рычагов (политических, экономических, военных, культурных) воздействия на регион, находящийся в процессе интеграционной консолидации.

Экономисты предупреждают, что «Соединенные Штаты и Европейский союз находятся на пороге широкомасштабного торгового и экономического конфликта». Во время первого же визита в Западную Европу министра обороны республиканской администрации Дж. Буша-мл. — Д. Рамсфелда противоречия вышли за ранг «обычных» союзнических разногласий. Посланец Буша требовал ввести создаваемый Европейским союзом воинский контингент (60 тысяч европейских солдат) в подчинение НАТО, а западноевропейцы выразили свое неодобрение созданию сепаратной национальной системы стратегической обороны США. Это новый уровень разногласий, касающийся стратегического курса эволюции двух регионов.

Прежде почти автаркическая экономика США теперь в огромной мере (30% валового внутреннего продукта США) зависит от экспорта за пределы страны. Динамика торгового баланса США — ЕС говорит сама за себя. В 1991 г. американский торговый баланс в торговле с ЕС был положительным — 15 млрд. долл., в 1992 — 6 млрд., но уже начиная с 1993 г. он стал отрицательным: — 5 млрд. в 1993 году, — 12 млрд. в 1994 г., — 15 млрд. долл. в 1996 г., — 27 млрд. долл. в 1998 г.

Реальная жизнь в подвергающейся суровой экономической конкуренции североатлантической зоне в принципе поглощает сантименты и требует выбора, от которого зависит уровень экономического подъема и трудовой занятости стран-участников. На этом поле глобальной экономической битвы ощущается тенденция к выбору пути самостоятельного от США развития. Римский договор, Маастрихт, переход к единой валюте, реанимация Западноевропейского союза как возможной основы сепаратной военной системы — этапы долгого пути, ведущего к существенной самостоятельности. «Европейцы, — пишет английский журнал „Экономист“, — желают укрепить свою мощь до такой степени, чтобы суметь отделить себя от Америки. Нигде в мире нет такой силы, которая могла бы продемонстрировать столь мощный волевой акт». Они ищут пути восстановления своей значимости за счет активизации собственной стратегии и за счет объединения усилий.

Особенно наглядным видится противостояние двух торговых гигантов в Латинской Америке. Хотя США громогласно подают свою приверженность идее свободной торговли, они самым откровенным образом выразили свое недовольство стремлением Европейского союза создать зону свободной торговли со странами МЕРКОСУР (Аргентиной, Бразилией, Парагваем, Уругваем и Чили). Вашингтон посчитал наступление Брюсселя на данном направлении контрпродуктивным. В Азии США действуют через посредство организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АЛЕК), а западноевропейцы — посредством созданной ими Азиатско-Европейской организации сотрудничества (АЗЕМ), где ЕС напрямую имеет дело с десятью азиатскими странами, включая Японию и Китай. Все более американо-западноевропейские отношения обостряются на Ближнем Востоке. США выступают за создание нефтепровода БакуДжейхан, а западноевропейцы хотели бы создания нефтепровода от Каспийского моря через Иран. (Американцы хотели бы видеть региональным лидером Турцию, а в ЕС очень ценят торговые контакты с Ираном.)

В то же время идея создания зоны свободной торговли между собой (выдвинутая в 1995 г. концепция Трансатлантической зоны свободной торговли — ТФТА) так и не получила развития (равно как и идея 1998 г. Нового трансатлантического торгового пространства, отставленная под давлением Франции в том же году).

Реалистично предположить, что Западная Европа, лишившаяся общего противника, все меньше будет интересоваться функцией партнера Соединенных Штатов. Самостоятельный курс представится ей более многообещающим. Только на этом — собственном маршруте исторического движения Западная Европа в будущем окажется способной на жертвы, ведущие к ее геополитическому подъему. Возможно, что крупнейшая величина региона — Германия, возвратившаяся к европейскому строительству после реструктуризации своих восточных земель, сумеет возглавить западноевропейское строительство. Твердую основу ЕС как межгосударственного образования составит Единая валютная система. «Общая валюта даст Германии и Европе новую финансовую мощь, и это будет своего рода геополитической революцией».

Желание Западной Европы значить больше в НАТО уже вызывает в США, по выражению Э. Понд, «шизофреническую реакцию и ведет к столкновениям в НАТО. Вашингтон не желает видеть противовес своим односторонним действиям». Трансатлантическая конкуренция в нескольких стратегически важных высокотехнологичных областях, которые обе стороны считают абсолютно необходимыми для своего экономического выживания, подводят атлантических военных союзников к грани разрыва. Логически напрашивающееся слияние крупнейших компаний в общем технологическом пространстве «политически неприемлемо, — пишет У. Пфафф, — для Европы. То же самое можно сказать о Соединенных Штатах, ибо любое такое слияние поставило бы у контрольных рычагов неамериканского партнера».

Приобрел черты реальности следующий прогноз американского специалиста: трансатлантическая кооперация не приобретает устойчивых форм, торговые отношения США и ЕС становятся жертвами обострившейся конкуренции, ВТО становится форумом раздора, а не сближения; враждебность и агрессивность Европейского союза заставит США обратиться к односторонней политике, руководствуясь сугубо национальными интересами. Многосторонняя торговая система деградирует в жестко соперничающий между собой регионализм, столкновение конкурентов по обе стороны Атлантики. Весьма различный подход демонстрируется США и ЕС по таким ключевым вопросам, как ядерное нераспространение.

Завышенными оказались надежды тех, кто ожидал, что с освобождением от советской угрозы Западная Европа пойдет на глобальное партнерство с США, помогая им в неспокойных регионах Земли. Произошло почти противоположное — отсутствие общей военно-стратегической опасности начало постепенно разъедать атлантическую основу идеологии правящего класса США. Европа уже наметила курс, далеко не параллельный американскому. Западноевропейцы сосредоточились на собственных региональных проблемах. Помимо европейского Востока новая Европа будет занята сверхнаселенным слаборазвитым Средиземноморьем и многими проблемами, далекими от американских. Теперь, не нуждаясь в американском ядерном зонтике, Западная Европа менее ценит НАТО с ее безусловным американским главенством.

Американские исследователи У. Уоллес и Ч. Капчен говорят о «страхе в США перед превращением Европы в подлинного глобального соперника». Оставить второй по могуществу регион Земли без всякого контроля американское руководство не готово — если только оно не согласно оставить планы долгого глобального лидерства. В обозримой перспективе «Вашингтон не желает видеть Западную Европу и Японию сильными настолько, чтобы дать ей возможность бросить вызов американскому лидерству. Соединенные Штаты будут стремиться сохранить свое геополитическое превосходство визави Западной Европы». Вашингтон готов немало заплатить за контрольные рычаги во втором по могуществу экономическом центре мира (способном мобилизовать и соответствующий военный компонент своего могущества). . .


Трудности американской политики в отношении Европы


Определяющим элементом глобальной системы является сосредоточение мощи, а не демократии, культуры, глобализиции или чего-либо иного.

Р. Кутан, 2002


Кризисы бывали и раньше. В 1956 г. Соединенные Штаты осудили ближневосточную авантюру Англии и Франции; в 1966 г. Франция бросила вызов Америке выходом из НАТО; в 1980-х Европа встала на дыбы, протестуя против размещения «Першингов»; в 1993 г. Вашингтон резко критиковал балканскую политику европейцев. Но то, что случилось в 2003 г., выходит за рамки «привычных» противоречий. Как пишет многолетний эксперт американо-европейских отношений — Кристофер Лейн, «война в Ираке породила очень особенный (межатлантический) раскол. Ущерб, принесенный связям Вашингтона с Европой администрацией Буша, — реальный, долговременный и непоправимый».


Причины кризиса

Привычным стало обращение к различиям в истории, культуре, ценностях, идеологии. Все они имеют место, наиболее яркий пример обсуждения этих различий в последнее время — книга Роберта Кэгена, противопоставляющая гоббсовскую Америку кантовской Европе. Речь идет не о противопоставлении многосторонности и односторонности, не о спорах о релевантности инспекций в Ираке (остановленных силовыми действиями Америки). Естественно, иракская тема катализировала спор, но подлинной причиной кризиса стал вопрос об американской гегемонии.

Речь идет о судьбе американского контроля над Европой. Если бы задачей Соединенных Штатов в Западной Европе была защита этой части света от некой внешней силы, то Вашингтону пришлось бы уйти из Европы после 1991 г. — миссия выполнена. Североатлантический союз был бы распущен за ненадобностью. Но американцы при обеих администрациях, республиканской и демократической, никак не приступили к собиранию чемоданов.

Напротив, они в два приема необыкновенно расширили котролируемый ими блок.

Вопреки старой максиме лорда Исмея о сути НАТО («Контроль над Германией, исключение России и вовлечение Америки»), официальный Вашингтон с начала до конца руководствуется в своей европейской политике совсем иной стратегией: военный контроль над Европой, Америка во главе европейских процессов, европейцы лишаются стимула для политического единения. Даже если бы «холодной войны» не было и в помине, данная стратегия требует американской гегемонии в Западной Европе. Потому-то НАТОи пережила развал Советского Союза — с ним и без него Вашингтон полон желания и руководствуется намерениями осуществлять контроль над Европой.

Администрация Дж. Буша-младшего ни в коей мере не считала себя обязанной уйти из Европы после того, как официальная миссия — сдерживать коммунизм — была выполнена. Говоря об официальной позиции администрации, ее тогдашние сотрудники Филип Желиков и Кондолиза Райс посчитали необходимым объяснить широкой публике суть позиции Соединенных Штатов: «Администрация твердо верит, что даже в случае немедленного исчезновения военной угрозы со стороны Советского Союза Соединенные Штаты обязаны будут сохранять значительное военное присутствие в Европе на протяжении всего обозримого будущего… Присутствие американских вооруженных сил должно обеспечить Соединенным Штатам центральное место как участника европейской политики… Администрация Буша полна решимости поддерживать основные элементы системы НАТО для обеспечения системы безопасности Европы даже в случае окончания „холодной войны“. Администрация Б. Клинтона ни на йоту не отошла с этой позиции. Государственный секретарь М. Олбрайт выразилась вполне определенно: „Если бы НАТО не существовала сегодня, мы должны были бы ее создать“. Понятнее стала стратегия Соедненных Штатов в Европе после окончания Второй мировой войны — отнюдь не сдерживание потенциального агрессора, а контроль над важнейшим мировым регионом, в результате чего был создан „американский военный протекторат“.

Дата видится определенной. Отмечая сороковую годовщину франко-германского договора, президент Ширак и канцлер Шредер выступили с совместной декларацией о том, что обе их страны будут сотрудничать в деле противостояния политике президента Дж. Буша-мл., направленной на решение противоречий с Ираком силой оружия. Провозглашено 22 января 2003 г. и немедленно получило отповедь на брифинге министра обороны США Д. Рамсфедда, презрительно осудившего «Старую Европу».


Способы сдерживания Европы

Во-первых, Соединенные Штаты категорически и без оговорок выступают против любой формы создания самостоятельной европейской военной системы. Вашингтон официально выступает против формирования западноевропейских сил быстрого реагирования, находящихся вне сферы компетенции НАТО (то есть Вашингтона). Аргументы однообразны: зачем дублировать натовские структуры; к чему делать то, что уже сделано или легко может быть сделано через посредство Североатлантического союза. Западной Европе следует помогать Америке, а не бросать ей вызов.

Во-вторых, Соединенные Штаты активно используют тактику «разделяй и властвуй». Вашингтон активно протежирует вступление в Европейский союз Турции, полагая, что тем самым введет в состав потенциального конкурента элемент почти инородного политико-цивилизационного значения, ослабит скорость формирования европейского «нуклеуса». «Соединенные Штаты также поддерживают расширение НАТО,питая надежду, что «Новая Европа» (Польша, Венгрия, Чешская Республика и Румыния), которая войдет в ЕС в 2004 году, будет на стороне Вашингтона против Франции и Германии по большинству важных вопросов. Для Соединенных Штатов Европа, которая будет говорить разными голосами, является оптимальной; именно поэтому Соединенные Штаты способствуют силам, стремящимся довести до краха процесс «надгосударственного строительства» в ЕС».

В-третьих, американцы продолжают убеждать самых различных европейцев, что американское присутствие в Европе необходимо для контроля над потенциальным стремлением к региональному доминированию Германии. О германской угрозе в несколько завуалированных фразах говорил президент Дж. Буш-младший во время саммита НАТОв Праге в ноябре 2002 г.: «Тысячи наших солдат в униформе стоят от Балкан до Баварии, готовые принести любую жертву ради будущего континента». Американский исследователь Кристофер Лейн приходит к выводу: «Американская политика направлена на поощрение внутриевропейского противовеса устремлениям Франции и Германии создать единый европейский противовес американской гегемонии».

И это в значительной мере удается Вашингтону. В январе 2003 г. руководители Британии, Италии, Испании, Португалии, Дании, Польши, Венгрии и Чешской Республики поддержали политику США в отношении Ирака. Возникло своеобразное разделение на «Старую Европу» и проамериканскую «Новую Европу».

Создалась ситуация, когда «Старая Европа», в составе прежде всего Германии, Франции и России, стала противостоять стремлению США к мировой гегемонии.

Невозможно просто отменить старый закон «политической гравитации», согласно которому независимые государства беспокоятся прежде всего о своей безопасности, из которого следует, что стремление одной страны к абсолютной гегемонии неизбежно вызывает желание остальных, не полностью потерявших свою независимость игроков на международной сцене, к группированию против гегемона.

Пока еще в Вашингтоне не ощущается тревоги. Здесь еще (с большим на то основанием) полагают, что феноменальная мощь Америки неодолима ни при каких дипломатических комбинациях. Попросту при современном раскладе сил формирование контрбаланса Америке не имеет реальной перспективы. Оптимисты полагают, что сил у Америки хватит при любом раскладе сил.

Но зрелыми стали и сомнения. «Кумулятивный эффект американской экспансии — войны и последующие оккупации на Балканах, в Персидском заливе, Афганистане — в ходе войны с терроризмом; а также возможные будущие войны против Северной Кореи, Ирана, Сирии или с Китаем из-за Тайваня — будут иметь нервирующий эффект на мощь Соединенных Штатов».

Вполне возможно, что Франция и Германия станут непосредственной целью американского давления, усугубляя расхождение двух материков. Тогда эти две страны (с ближайшими союзниками) неизбежно будут искать союзных связей с оттесненными историей Россией и Китаем. До сих пор Париж и Берлин демонстрировали весьма удивительную стойкость, не соглашаясь с Вашингтоном. И не случайно министр иностранных дел Франции Доминик де Вильпен сразу же после падения Багдада вылетел в Тегеран.

У Европейского союза, по основным прогнозам, большое будущее. Создатель «евро» Роберт Мунделл полагает, что в Европейский союз вступят еще не менее пятидести государств — и все они в конечном счете перейдут на евро1 . Среди этих стран — все государства Центральной и Восточной Европы, Центральной Азии и даже некоторые государства Северной Африки. Евро станет подлинным соперником доллара. Европейская экономика будет расти быстрее американской. Европа загасит процесс уменьшения своего населения.

Как говорит, скажем, судьба Британской империи, ослабление внутренних сил может наступить довольно быстро. При всей мощи американской империи, ее внутренний потенциал не безграничен, как не безгранична и готовность американского народа слышать о своих жертвах в пустынях огромного неуправляемого мира.


Успокоительные мелодии

Оптимисты утверждают, что оба региона, Америка и Европа, притерлись к друг другу и нашли соответствующие роли. Европа выступает богатым банкиром, а Соединенные Штаты взяли на себя роль военной охранительной системы. И довольны друг другом. Бюджетный дефицит Соединенных Штатов из-за резкого снижения налогов, осуществленного Бушем (на 500 млрд. долл. в год) достигнет, в ближайшие годы цифры в 2 трлн. долл., если зарубежный капитал не ринется в США, доллар начнет головокружительное падение в вихре возрастающей инфляции. Федеральная резервная система будет вынуждена поднять процентные ставки — и экономика Америки погрузится в кризис, который ударит по всем. Кризис убьет шансы Дж. Буша-мл. на переизбрание.

Отсюда мораль: два региона «смертельно» взимосвязаны, их взаимозависимость обоюдовыгодна, и Вашингтон с Брюсселем, сколько бы они ни ссорились в Совете Безопасности ООН, не пойдут на обострение двусторонних отношений.

Инвестирование в экономику Соединенных Штатов — в интересах западноевропейцев. Вложенные в американские предприятия и услуги деньги приносят больше прибыли, чем инвестированные в любом другом уголке планеты, и конечно же, прибыльнее инвестиций в Западной Европе. С подъемом американской экономики вложения в США станут еще более привлекательными. Эти инвестиции оставляют в тени даже огромную двустороннюю торговлю,

Исходя из сказанного и многого другого, следует, что «как мирная держава», Европа не желает или, по крайней мере, не должна желать отхода от Соединенных Штатов и создания своего собственного военного потенциала». Богатая Европа будет нуждаться в американской военной защите — это не вопрос вкуса, привязанности, предпочтения, каприза. Это вопрос исторической необходимости и выживания. И чем богаче будет становиться Европа, тем больше она будет нуждаться в Соединенных Штатах. Эта Европа еще очень долго будет не в состоянии осуществлять полицейские функции по всему миру. «Атлантическое экономическое и военное партнерство служит как американцам, так и европейцам, и оно будет все более прочным, как подлинная основа отношений двух сторон Атлантики».


Как долго продлится однополярный мир?

Европейцы с охотой цитируют все оценки, говорящие о преходящем характере американской гегемонии.

1. Такие, как, скажем, оценка, данная Чарльзом Купчаном: «Две необратимые тенденции свидетельствуют о том, что период однополярности не может длиться долгие десятилетия. Ни одна доминирующая держава не способна поддерживать свою мощь бесконечно. Со временем встанут к мировому могуществу другие державы. Диффузия экономического могущества происходит ныне быстрее, чем когда-либо в истории. Ближайшим конкурентом Америки будет не некая отдельно взятая страна, а Европейский союз, который консолидирует ресурсы своих государств-членов».

Европа уже превосходит Соединенные Штаты в торговле и финансах. В военной сфере Европа бесконечно отстает, но стремится несколько исправить положение созданием единых вооруженных сил. К 2025 г. Европа нагонит Америку (а позже оба региона ощутят растущую мощь Азии.).

2. Меняется сам характер американского интернационализма. «Однополярность покоится на существовании политического класса, который не только пользуется плодами доминирования, но готов предоставить свои ресурсы для поддержания всех „в строю“ и расходовать на поддержание этого доминирования». Но с окончанием «холодной войны» американское население — взятое в целом — не ощущает абсолютной необходимости нести расходы по полицейским функциям в масштабах всего мира. Нужно ли напрягать американское общество платить кровью и деньгами за поддержание глобального порядка? 11 сентября 2001 г. подняло патриотическую волну, но насколько продолжительна американская решимость? В период Тонкинской резолюции конгресса (август 1964 г.) американский народ готов был нести жертвы во Вьетнаме, но к концу 1960-х годов эта решимость иссякла. В отсутствие прямой и непосредственной угрозы Соединенным Штатам мобилизация общества на военные и паравоенные кампании будет все более сложным делом. Роль мирового полицейского сопряжена с очевидными жертвами. И в сегодняшней Америке интернационализм, по мере поступления сведений о новых жертвах в Ираке, теряет стойких сторонников. Вот уже сенатор-демократ Эдвард Кеннеди говорит об Ираке как о «не том месте», где следует прилагать американскую мощь.

Что мы видим в результате? «Совместите подъем Европы и Азии с упадком энергичного интернационализма в Соединенных Штатах, и вам станет ясно, что доминирование Соединенных Штатов в мире не может продержаться долго».


Регионы с разными судьбами

Подкупающий мягкий тон неоконсерватора Роберта Кэгена делает его небольшую книгу о будущем американо-европейских отношений «О рае и мощи: Америка и Европа в новом мировом порядке», популярной, это частично объясняет успех идей Кэгена в дискуссии об Америке и Европе.

Кэген рисует Соединенные Штаты как страну из жестокого мира постоянного конфликта Гоббса, где побеждает сильнейший, где правит сила, где в борьбе за выживание в мире Марса приходится постоянно думать о вооруженной готовности. Эта воинственность развивалась в Соединенных Штатах долгое время, хотя готовность к территориальной экспансии характеризует все четыре века американской истории.

В Европе же царствует компромисс, государства отошли от силовых решений своих противоречий, где господствует пацифизм — господствует Венера. Благодушествующие европейцы начинают развивать в себе чувство морального превосходства над бездумно воинственными американцами. Величие европейских достижений сделало Старый Свет опасно слабым в силовом смысле. Но европейцы не задумываются над тем, что именно «молодой» энтузиазм Америки позволяет «старой» Европе предаваться расслабленному образу жизни — американский Марс защищает ее от мировых бед.

Куда девалась могучая традиция воинственных европейских государств? Кэген полагает, что две мировые войны, характерные неимоверной жестокостью, создали у европейцев новый менталитет. Сегодняшняя «кантианская» («Вечный мир») Европа пытается дистанцироваться от воинственной Америки, боясь, что вирус насилия ослабит их нынешнюю предрасположенность к мирному решению международных проблем.

Следует ли американцам предаваться печали? Опыт второй половины XX века показал, что Америка может обходиться без европейской помощи. Определенным фактом текущего времени является то, что Европа «никак не может остановить Соединенные Штаты»; ее поддержка может быть и полезна, но она не является решающим обстоятельством. «Могут ли Соединенные Штаты готовиться к тому, что отвечать на стратегические вызовы им придется без помощи со стороны Европы? Простым ответом является то, что в реальности это уже и происходит». Европейцам, так или иначе, придется привыкнуть к ситуации, когда ее военная сила попросту не принимается во внимание. Именно в условиях европейского бессилия у американцев не осталось альтернативы односторонним действиям. А Европа должна признать оборонительную функцию Америки. Американская гегемония — это «приемлемая плата за европейский парадиз».

Возможно, Америке придется тоже относиться с несколько большим уважением к Европе, потому что когда два эти региона действуют совместно, им легче защищать свои общие ценности. Это важно: «Их общие устремленности имеют сходную природу». Американец Дэвид Каллео считает, что интеллектуальная анестезия Кэгена, «возможно, кажется удовлетворительной в Вашингтоне. Кэген выступает весьма убедительным адвокатом господствующих неоконсерваторов. Возможно, она получает позитивный отклик в Лондоне, но она определенно не приемлема ни в Париже, ни в Берлине, равно как неприемлема для Москвы и Пекина».


Атлантическая стратегия США

Американцы признают силу европейского гиганта. 42 процента американцев — и 51 процент лидеров — считают Европу более важной для США, чем Азия (противоположного мнения придерживаются 28 процентов американцев). Государственное объединение таких размеров способно изменить соотношение сил в мире. В США можно выделить две крайние точки зрения: тех, кто верит в политическую Европу, и тех, кто сомневается в реальности ее создания

Еврооптимисты ожидают быстрого продвижения Брюсселя в двадцать первом веке к положению одного из бесспорных мировых центров. Так, один из ведущих американских экономистов Ф. Бергстен считает, что ЕС вскоре «достигнет равенства или превзойдет Соединенные Штаты по всем ключевым показателям экономического могущества и будет говорить единым голосом по широкому кругу экономических вопросов… Экономические отношения между Соединенными Штатами и Европейским союзом будут во все большей степени становиться основанием фактического равенства».

Европессимисты полагают, что западноевропейские столицы вольно или невольно обменяли углубление интеграции на ее расширение. Возможно, в ЕС через определенное время будут входить 35 — 40 государств (включая, как указывает Ж. Атали, Украину и Грузию). И это резко ослабит ее внутреннее сближение. Именно в свете того, что европейская интеграция «вглубь» будет медленной и что европейский механизм не будет похож на американский, «Америке не следует бояться возникновения соперника».

В результате США еще на одно поколение останутся единственной сверхдержавой. Они указывают на то, что «Европа, несмотря на всю свою экономическую мощь, значительную экономическую и финансовую интеграцию, останется де-факто военным протекторатом Соединенных Штатов… Европа в обозримом будущем не сможет стать Америкой… Бюрократически проводимая интеграция не может породить политической воли, необходимой для подлинного единства. Нет ударной силы воображения (несмотря на периодическую риторику относительно Европы, якобы становящейся равной Америке), нет страсти, создающей государство-нацию». 80 000-страничный договор, который предлагается подписать всякому новому члену ЕС, поражает воображение лишь своими 31 огромными разделами.

Калькуляция американских атлантистов: учитывая неизбежную грядущую американскую вовлеченность в азиатские дела, учитывая неизбежность кризисов в незападном мире, не следует радоваться европейским просчетам и временной немощи, следует помогать становлению потенциального глобального партнера. Да, у Америки впереди еще от 10 до 20 лет преобладания в мире. В дальнейшем же судьбу гегемонии гарантировать не может никто. И важно иметь глобального партнера. А если определенное отчуждение западноевропейского центра неизбежно, американцы постараются «подороже» продать свое согласие на частичный европейский сепаратизм. Доминирующий в США мотив — не гасить западноевропейскую военную активность тотально, не порождать у западноевропейцев чувства бессилия и зависимости, концентрироваться на реально критически важных проблемах, использовать ЕС в главном — в солидарном совместном контроле над Центральной и Восточной Европой. Ведь главная задача общая: инкорпорировать европейский Восток в Большой Запад.

У западноевропейской политики Вашингтона есть несколько оснований.

1. Осуществить стратегический контроль над европейским пространством посредством НАТО и военного присутствия в Европе. Максимально долгое сохранение НАТО — это лучший выход для Америки в двадцать первом веке, когда потенциальные конкуренты привязаны к статусу союзника. «Только сильная НАТО с США как осевой державой, — пишет американский исследователь К. Лейн, — может предотвратить дрейф Западной Европы к национальному самоутверждению и отходу от нынешнего уровня экономического и политического сотрудничества». Но НАТО, выполнившая свою миссию в Европе, — это своего рода «велосипед», будучи в бездействии, эта организация теряет равновесие и падает. Чтобы задействовать своих западноевропейских союзников, США пошли на расширение состава и функций блока (операции в сопредельных регионах и т. п.). В Вашингтоне в апреле 1999 г. на праздновании 50-летия НАТО в процессе выработки новой концепции союза более отчетливо, чем прежде, проявили себя несколько новых тенденций, развитие которых внесет существенные коррективы во внутреннее соотношение сил на Западе.

2. Укрепить американские экономические позиции в западноевропейском регионе посредством активизации деятельности филиалов американских фирм, их активного инвестирования в Европе, привлечения в этот регион товаров высокой технологии, взаимослияниями фирм (как, скажем, «Даймлер — Крайслер»), кооперацией в производстве, высвобождением для европейских товаров части высокоприбыльного американского рынка. Все это, вместе взятое, может дать Америке долю контроля над экономическим развитием западноевропейского региона. Ошибкой было бы поддаться протекционистскому импульсу (как это уже случилось с рынком сталеплавильной промышленности в США, убоявшейся иностранной конкуренции). Целью американской внешней политики должно быть Североатлантическое соглашение о свободной торговле — «супер-НАФТА», на которую приходилось бы более половины мировой торговли и валового продукта мира.

3. Старинное «разделяй и властвуй». Если европейцы не могли договориться между собой тысячелетия, почему это должно произойти сейчас? В США надеются на то, что Америка «навсегда» будет призвана в Европу благодаря страхам европейцев: Франция будет бояться германского преобладания; Германия — восстановления сил России; Британия — консолидации континента без ее участия; Европейское сообщество — нестабильности на Балканах; Центральная и Восточная Европа — быть «раздавленными» между Германией и Россией. Лишенный сплоченности Европейский союз не сможет противостоять Америке во время споров во Всемирной торговой организации, на раундах переговоров о снижении таможенных тарифов.

В этом ключе особое значение обретает возвышение в Европе Германии. В США рассчитывают на то, что их немецкие партнеры видят реальность достаточно отчетливо: если американцы покинут Европу, страх перед Германией будет таков, что произойдет немедленное объединение всех антигерманских сил. Этот страх является лучшим залогом приятия американских войск в центре Европы. Если же Германия окажется несговорчивой, а процесс ее самоутверждения стремительным, то Вашингтону придется переориентироваться на англосаксонского союзника в надежде на то, что Британия, также опасающаяся германо-французского главенства, сумеет затормозить опасную политическую эволюцию Европейского союза. Только веря в такой поворот событий, консервативный аналитик Ирвин Кристол мог сказать: «Европа обречена быть квазиавтономным протекторатом Соединенных Штатов».

4. Привлечь Западную Европу к «управлению миром» — сформировать глобальный кондоминиум двух (относительно независимых друг от друга) западных регионов над трудноуправляемым миром. Если удастся «завязать» западноевропейский регион на эту задачу, то в XXI веке Европейский союз будет продолжать оставаться зоной опеки США, залогом крепости мировых позиций Вашингтона. При этом следует учитывать то обстоятельство, что Соединенные Штаты недостаточно сильны, чтобы доминировать в быстро растущем мире, полагаясь лишь на собственные силы. Переходу к определенной степени дележа прерогатив с Западной Европой нет альтернативы: «Вопреки анахронистским разговорам о Соединенных Штатах как о „единственной сверхдержаве“, следует признать, что США слишком слабы для доминирования в мире, если они будут полагаться лишь на собственные силы. Евроамериканский кондоминиум в системе мировой безопасности и мировой экономикиПакс Атлантика должен заменить Пакс Американавот единственный выход». При этом Соединенные Штаты могут сохранить свое общее преобладание только за счет «дарования» Западной Европе вXXIвеке определенной степени внутренней автономии.

5. Использовать проамериканские силы в Европе. Далеко не для всех в Европе активное самоутверждение, делающее акцент на противостоянии, привлекательно. Как пишет С. Эвертс из лондонского Центра европейских реформ, «подлинные союзники так редки в современном мире, а ведь по основным великим стратегическим вопросам европейцы ближе к Соединенным Штатам, они могут многое предложить Америке в области экономики и дипломатии — в отличие от любой другой группы стран». Ему вторят американцы Уоллес и Зелонка: «Европейские союзники — со всеми их очевидными недостатками и слабостями — являются единственными надежными партнерами Соединенных Штатов, разделяющими американские ценности и американское бремя».

6. При любом стечении обстоятельств сохранить ныне огромное военно-технологическое превосходство США. Даже в войне в Афганистане американцы не делились военными секретами с ближайшими военными союзниками. Информация американской военной разведки не поступала, скажем, в Германию или Францию.


Потенциал атлантизма

В ряде европейских стран очевидным образом преобладает стремление сохранить трансатлантические узы — им отдается предпочтение перед не проверенными еще вариантами западноевропейской самостоятельности. Речь идет о странах, где атлантизм сильные позиции — Британия, Нидерланды, Норвегия, Португалия. Сюда начинают примыкать новообразованные балтийские страны и «новички» натовской организации — Польша, Чехия, Венгрия.

. Из разных углов Европы выражается мнение, что у ЕС еще долго не будет общих органов, что в игру сверхдержав Брюссель вмешается еще очень не скоро. «Европейские граждане ныне не доверяют своим правительствам, они уже не готовы умирать за свои правительства. Индивидуализм и потребительская этика трансформировали западноевропейских граждан в летаргических индивидуалистов, возлагающих надежды на „мировое сообщество“ (т. е. на Соединенные Штаты) в случае необходимости гасить пожар в одном из углов огромного мира… Они ценят богатство и благосостояние, а не способность вести боевые действия. В своем новом окружении традиционные заботы, такие, как защита границ, национальная идентичность, государственный суверенитет, подчинены стремлению к процветанию, демократическому правлению и индивидуальному благосостоянию». В грядущие десятилетия не следует ожидать возникновения Европы концентрических кругов, где одни страны находятся в центре, а другие — на периферии. «Система безопасности будет напоминать олимпийский флаг — круги на нем налагаются друг на друга. Здесь не будет одного центра. А будет несколько центров, три или четыре — и здесь не будет периферии». Всякий, кто постарается рассмотреть «великий проект» европейского строительства, будет сбит с толку — его попросту нет.

В ходе войны против терроризма западноевропейцы узнали то, что японцы осознали во время войны в Заливе в 1991 г.: что экономическая мощь — это одно, а политическое и военное могущество — другое, и они далеко не всегда конвертируются друг в друга. Европейский союз — большая величина на переговорах во Всемирной торговой организации или в битве многонациональных корпораций, но он невелик по значимости в мировой геополитике. Япония ничего не могла сделать против Саддама Хусейна, захватившего в 1990 г. Кувейт, пока в дело не вмешалась могучая Америка. Западноевропейцы фактически расписались в своем бессилии в экс-Югославии, пока американцы в 1995 г. не взяли инициативу в Боснии, а в 1999 г. в Косове. Даже генеральный секретарь Североатлантического союза лорд Робертсон позволил себе назвать Западную Европу «пигмеем». Базируясь на вышеназванных основаниях, Америка надеется еще долго так или иначе контролировать европейские (а это значит во многом и мировые) процессы. Непосредственные задачи США на обозримое будущее — сохранить свой военный контингент в Европе, предотвратить принятие Европейским союзом политических и военных функций, предотвратить экономическое отчуждение.

Должно ли американское руководство открыто выражать свое недовольство ограниченностью возможностей своих европейских партнеров? Дж. Ньюхауз полагает, что предпочтительнее не обострять пункты разногласий: «Вашингтону не следует высказывать свои опасения открыто; если он будет прямо выражать свои опасения, то вызовет прямые обвинения в стремлении сохранить Европу разделенной».


Просто ли обеспечить контроль?

Обеспечить контроль над европейским развитием всегда было непросто для США — ведь органическое единство никогда не было стабильной характеристикой Запада. После снятия пресса «холодной войны» Старый Свет теряет основание прежней солидарности с Новым, ослабевает прежняя объединительная скоба. Смогут ли США гарантированно воздействовать на важнейший регион?

Двумя главными средствами непосредственного насильственного воздействия Соединенных Штатов на другие страны являются экономические санкции и военное вмешательство. Но, как характеризует эти рычаги С. Хантингтон, «санкции могут быть эффективным средством воздействия только в том случае, если их поддерживают и другие страны, а гарантии этого, увы, нет». Что же касается военного вмешательства, то «платя относительно низкую цену, Соединенные Штаты могут осуществить бомбардировку или запустить крылатые ракеты против своих противников. Но сами по себе такие меры недостаточны. Более серьезное вооруженное воздействие должно отвечать трем условиям: оно должно быть легитимизировано международными организациями, такими, как Организация Объединенных Наций, где русские, китайцы и французы имеют право вето; оно требует подключения союзников; наконец, оно предполагает готовность американцев нести людские потери. При этом, если даже Соединенные Штаты согласятся выполнить все три условия, их вооруженное вмешательство рискует вызвать критику внутри страны и мощное противодействие за рубежом» .

Возможно, наиболее сильным аргументом и инструментом Америки явится то, что большинство западноевропейцев пока не желает ухода американских войск из региона. «Во время растущей неясности и переменчивости (Западная) Европа не имеет адекватной альтернативы американскому военному присутствию и лидерству. Продолжающееся американское присутствие в Германии предотвращает ренационализацию обороны в Западной Европе и дает Центральной Европе определенные гарантии в отношении Германии и России». Напомним, что сугубо западноевропейские попытки решить боснийскую проблему оказались тщетными, и в конечном счете именно Америке пришлось мобилизовать свои вооруженные силы и дипломатию. И в случае с Косовом США продемонстрировали силу блока, чтобы угрозы НАТО не оказались «пустыми словесами» и блок не потерял престижа наиболее эффективной западной организации. В этом историческом контексте европейские союзники Соединенных Штатов еще не видятся пока эффективными конкурентами, способными предложить альтернативу безусловному преобладанию Америки.

Да, имея вооруженные силы в 1, 8 млн. военнослужащих (против 1, 4 млн. в США), тратя на солдата 20 тыс. долл. в год против 59 тысяч в США, Европейский союз мог бы больше участвовать в американской «мировой вахте», мог бы активнее помогать стране-гегемону держать контроль по всем азимутам. У Европы будут свои трудности, которые поглотят значительную долю ее энергии. Согласно данным ОЭСР, стареющая Европа будет в грядущие 25 лет чрезвычайно нуждаться в 35 миллионах представителей молодой рабочей силы, а к 2025 г. — в 150 миллионах новых рабочих. К 2030 г. государственные пенсионеры будут получать 5, 5% ВНП в Британии, 13, 5% во Франции, 16, 5% в Германии, 20, 3% в Италии. (В США на эти цели будет тратиться лишь 6, 6%.). Не должно быть геополитического обольщения — скорее всего Брюссель в ближайшие десятилетия будет столицей не мощного единого государства, а весьма рыхлой европейской конфедерации. Торговля в пределах ЕС вырастет. Но достигнет естественных пределов: англичане не хотят отдавать свои деньги в германские банки. Тысячу лет продолжаются усилия по европейскому сплочению, и вопрос так и не получил окончательного решения. Из Вашингтона достаточно отчетливо видны экономические и интеграционные сложности союзников. Сенатор Джесси Хелмс в свое время привел такую метафору: «Европейский союз никак не может выбраться из мокрого бумажного пакета». Поэтому не следует слишком рассчитывать на глобальную помощь Европы, достаточно иметь ее нейтралитет и контроль над значительной долей Евразии.

Вашингтон склонен усилить значимость своего военного союза с Японией и в целом несколько повернется к Азии. Не Европа видится частью политических сил в Вашингтоне главным экономическим партнером Соединенных Штатов. Главный представитель США на международных экономических переговорах предсказывает, что к 2010 г. Азия и Латинская Америка (именно в этом порядке) будут главными экономическими партнерами Америки. Европа будет оттеснена на третье место.

И без Западной Европы мощь США достаточна для присмотpa над основными процессами. США расходуют на оборону 4 % своего валового национального продукта, а Франция и Британия — по 3, 1%, ФРГ — 1, 7%. Европейские члены НАТО расходуют на военные нужды лишь 66% суммы американского военного бюджета. В Ираке и Косове объем ударов США и западноевропейских стран НАТО находился в соотношении 9:1. Будущее зависит от американской мощи, а не от узкого западноевропейского мыса Евразии.


Перспективы

Два сценария видятся реалистичными для развития событий в XXI веке.

Первый сценарий: процесс расширения Европейского союза продолжается, но идет с крайними трудностями — Европа превращается в структуру с многими уровнями (различные скорости интеграции), где поступательное движение сохраняется фактически лишь на верхнем уровне. Даже в этом случае избежать противоречий между двумя берегами Атлантики будет весьма сложно. Можно смело предсказать проявления сугубо культурных различий как на уровне элит, так и в контактах населения обоих регионов, результатом чего будет постепенное взаимоотчуждение двух регионов. И в этом случае ЕС будет роковым образом ослаблен в проведении глобальной политики. Но не откажется от достижения этой цели абсолютно.

Второй сценарий: Европа, несмотря на все трудности, превращается фактически в централизованную державу, способную отстаивать свои позиции в мире, осознающую, что она — единственный реальный и возможный соперник Соединенных Штатов (если речь идет об историческом пространстве в три или четыре десятилетия). Ее экономика сохранит сравнимые с американскими размеры (увеличивающиеся по мере приема новых членов), ее технология будет находиться на сравнимом с американским уровне, ее дипломатические традиции позволят ей успешно маневрировать в хаотическом мире. В ее состав будут продолжать входить две ядерные державы со значительным запасом ядерного оружия и софистичными средствами доставки. В ее распоряжении будут значительные обычные вооруженные силы, экипированные почти на американском уровне и имеющие опыт взаимодействия друг с другом. При реализации второго сценария — формирование фактически нового огромного европейского государства — ЕС возобладает на континенте, а роль США резко ослабнет. Брюссель увидит мировые горизонты. Этот, второй, вариант развития беспокоит США более всего. Это кратчайший путь лишиться гегемонии. Столкновение интересов может быть купировано лишь появлением третьей, враждебной всему Западу силы. Или хладнокровным разделом мира на зоны влияния. Или стимуляцией раскола среди европейцев — ведь любая гегемония прежде всего стремится divideetimpera.

Но существует опасность того, что американские усилия разделить европейцев могут лишь подтолкнуть европейцев друг к другу. Ведь «даже наиболее проатлантические европейские правительства признают, что их первостепенный интерес сегодня лежит в солидарности со своими европейскими соседями. И если США окажут давление „сверх нормы“, европейский выбор, — пишет У. Пфафф, — будет предопределен. Экономический интерес, а не фривольный выбор вызовет углубляющееся соперничество Европы и Соединенных Штатов на протяжении грядущих десятилетий; это соперничество будет сопровождаться конкурентной борьбой за экономическое и политическое влияние в остальном мире. В той мере, в какой европейская индустриальная и экономическая независимость окажутся в зоне угрозы из-за конкуренции, которая не знает ничего среднего между поражением и победой, под угрозой окажется европейская суверенность».

Не исключая реализации любого из указанных сценариев, отметим наиболее реалистический поворот событий: Западная Европа несколько отходит от атлантического русла. Произойдет сближение более атлантически настроенной Британии с европейски самоутверждающейся Францией, а вместе они найдут общий язык с более умеренной Германией. Произойдет изменение в подходе к проблеме расширения Европейского союза на Восток: западноевропейцы начнут смотреть на Восточную Европу не как на «варварский Восток», а как на интегрированную часть Европы, чья дополнительная сила укрепит западноевропейские позиции визави США.

Век атлантического партнерства отступает, потому что «страны Северной Атлантики, видимо, никогда не достигнут интеграции столь глубокой, как у европейцев, и не смогут реализовать призыв США синхронизировать межатлантическое сближение с западноевропейским». В этом случае однополярность неизбежно увядает, уступая место новому — биполярному миру.

Дрейфование в почти противоположных направлениях может становиться все. более опасным — «будет увеличиваться разрыв между словесными обещаниями государств сохранить мировой порядок и реальностью, главным смыслом которой будет то, что глобализация создает чрезвычайно неблагоприятные условия для исполнения великой державой своих обязанностей, для реализации своих прерогатив. Именно в такой обстановке завершится второе американское столетие».

Так или иначе, но поведение США в значительной мере будет напоминать поведение Британии в конце девятнадцатого века. Америке нужно будет либо доказывать потенциальным соперникам свою полезность, делать уступки, либо вставать в оппозицию к этим соперникам. Америка будет вынуждена либо делиться властью над миром, создавать системы взаимных региональных интересов, уступать на региональном уровне, либо готовиться к суровым временам.