"Наследники по прямой. Книга вторая" - читать интересную книгу автора (Давыдов Вадим)

Лондон. Апрель 1934 г.

Гурьев сел в такси на переднее сиденье. Шофёр удивлённо на него покосился, но не возразил. Гурьев повторил адрес, и они тронулись.

Русский, решил Гурьев, рассматривая таксиста. Вот точно - русский. Мой тип. А что, рискнём? И он беззаботно засвистел мотив "Варяга".

Реакция не заставила ждать себя слишком уж долго, - к середине первого куплета шофёр нажал на тормоз так, что со всех сторон раздались возмущённые вопли клаксонов. Гурьев посмотрел на вытаращившегося на него шофёра и усмехнулся, забросив следующий крючок:

– Немножко подзабыли, как красиво швартоваться, не так ли, господин капитан? - первым начал он по-русски. - Ну, это ничего. Это службишка, не служба. Дело поправимое.

– Вы… кто? - хрипло спросил шофёр, тоже по-русски.

– Гурьев. Яков Кириллович. Будем знакомы, господин капитан? - он развернулся лицом к шофёру и протянул тому правую руку, - ту самую, на которой браслет.

– Господин Гурьев? Или товарищ Гурьев?

– Сочту за честь стать вам товарищем, господин капитан, - рука его упрямо висела в воздухе.

Шофёр, видимо, всё ещё колеблясь, взял руку Гурьева и чуть повернул, рассматривая браслет. И, приняв пароль за верный, кивнул:

– Осоргин. Вадим Викентьевич. Капитан второго ранга, минный крейсер "Переславль", Черноморский флот. Ныне, кажется, краснознамённый?

А вот теперь пришла очередь Гурьева удивляться.

– Не может быть, - он так сдавил руку Осоргина, что тот поморщился против воли. - Не может быть.

– Ну, отчего же, - печальная усмешка искривила губы моряка. - И небывалое, как известно, бывает. А вы разве…

Гурьев знал. Перед ним сидел человек - живая легенда. Капитан Осоргин, уведший свой корабль из-под носа у красных, взяв на борт всех, кого мог утащить из охваченного паникой Новороссийска. Осоргин, протянувший на двух винтах и одной турбине через Дарданеллы и всё Средиземноморье - до самого Гибралтара. Не может быть, подумал Гурьев. Просто не может такого быть. Таких совпадений не бывает. Вот не бывает такого, и всё.

– Я думал, вы в Париже.

– Я тоже так сначала думал, - вздохнул Осоргин. - А зачем? Не люблю я французский… Несколько моих офицеров остались там. А остальные, кто со мной, - сюда. Теперь здесь вот… перебиваемся. Кому повезло, кто помоложе был - под торговый "юнион джек". А кто рылом не вышел - под шашечки пожалуйте.

– Пройдёмся ещё под Андреевским, господин капитан, - озорно улыбнулся Гурьев. - Давайте поедем, поднимемся ко мне. Посидим, как у нас, флотских, положено.

– Я за рулём, - усмехнулся невесело Осоргин.

– Ничего, Вадим Викентьевич, - Гурьев отпустил его руку. - Переночуете у меня, места хватит. А с завтрашнего утра вы на службе. Поедем. Я всё объясню.

– Гурьев, - Осоргин прищурился, посмотрел в лобовое стекло. - Гурьев. Легенда Корпуса. Единственный, кажется, в истории флота мичман при выпуске. "Гремящий", кажется? У Эзеля где-то их потеряли. Откуда браслет?

– Шестерых спасли датские рыбаки. Его не спасли, а браслет он велел передать мне. Браслет и наградной "Браунинг". Полозов и передал. Константин Иванович Полозов.

– Его плохо помню. Неважно. Как это произошло?

– Приняли бой с "Аугсбургом" и "Бременом". Шансов было - ноль, не мне вам объяснять. Но не сдались.

– Погибаю, но не сдаюсь, - Осоргин кивнул и снова взглянул на руку Гурьева с браслетом. - Ах, как это романтично, - погибаю, но не сдаюсь. Что ж, Яков Кириллович. Поехали, пожалуй.

Они остановились у дома, где находилась студия, снятая Рэйчел для Гурьева. Осоргин закрыл машину, и они поднялись наверх.

Гурьев быстро собрал на стол, открыл бутылку виски:

– Извините, господин капитан. Водки нет. Не готовился.

– Это хорошо, что не готовился, - кивнул Осоргин. И, разлив спиртное, поднял рюмку на уровень груди: - Помянем, Яков Кириллович. Погибаю, но не сдаюсь. Эх!

Он опрокинул виски в себя таким движением, как будто это всё-таки была водка. Его примеру последовал и Гурьев.

Осоргин опустился на стул, дождался, пока сядет Гурьев, налил по второй, легонько стукнул ножкой своей рюмки по его посудине:

– За встречу?

– За встречу, господин капитан.

Они снова выпили. Помолчали. Гурьев не торопился, - ждал, пока Осоргин созреет, чтобы задавать вопросы. Ожидание его длилось не слишком долго:

– Каким же ветром вас в Лондон-то занесло, Яков Кириллович?

Гурьев и сам не ожидал, что сможет уложиться в десяток предложений. Но уложился. Некоторые, особо пикантные нюансы - вроде шаровой молнии - он пока что опустил. Не так уж и много рассказывать. Дослушав, Осоргин разлил третью порцию:

– Легки вы на подъём, однако.

Это еврейская кровь, усмехнулся про себя Гурьев, но промолчал. Осоргин посмотрел на него исподлобья:

– А где же вы повоевать-то успели, Яков Кириллыч?

– Успел, - Гурьев чуть прищурился. - А что, разве заметно?

– Заметно, - кивнул моряк. - Хотели бы скрыть - я бы не заметил. А вы ведь и не скрываете.

– Нет, - улыбнулся Гурьев, - и не думал. Стыдиться нечего. Успел. В Трёхречье. В Маньчжурии.

– На чьей стороне, если не секрет?

– Ни на чьей, - Гурьев покачал головой. - Не был я тогда готов ни на чьей стороне воевать. Людей защищал, как умел. Плохо умел, конечно. А теперь займемся кое-чем поинтереснее.

– И что же это?

– Делом. Теперь нам предстоит множество дел, Вадим Викентьевич. В основном не очень весёлых и уж точно не слишком приятных. А также, возможно, кровавых. Вы как?

– Что это значит?

– Это значит, что можно попробовать.

– Попробовать - что?!

– Вернуться, Вадим Викентьевич. Только не приползти на карачках к большевикам, как некоторые это делают сейчас, а вернуться по-настоящему.

– Это чепуха, - махнул рукой Осоргин. - Они убивают всех, кто пытается хотя бы делать вид, что шевелится. Барон Врангель, генерал Кутепов…

– А мы никому не скажем, - наклонился через стол Гурьев. - Никому из посторонних, я имею ввиду.

– Вы представляете, сколько людей…

– Три десятка. Пока больше не нужно.

– Это смешно.

– Нет. Вы просто ещё всего не знаете. Я вам расскажу и покажу. Тогда вы, возможно, измените своё мнение. То есть наверняка измените, потому что вы боевой офицер. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас думаете. И вообще, и обо мне в частности. Понимаю, что вы - и не только вы - давно отчаялись в душе, даже если снаружи пытаетесь делать вид, будто это не так. Я не собираюсь вас уговаривать, Вадим Викентьевич. Я буду действовать. И мне требуется помощь. В том числе ваша помощь.

Осоргин молчал невероятно долго, то поднимая взгляд на Гурьева, то опуская его вновь, задумчиво проворачивая в руках пустую рюмку.

– Что же реально можно предпринять? - стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Осоргин. - С десятком или с двумя? Пусть с тремя.

– Мы только начнём с десятков. Это так. Большевики тоже начинали не с миллионов, господин капитан. Дело не в количестве голов. Нужны просто правильные инструменты. И нужно научиться ими пользоваться. Мы научимся. И вообще, - Гурьев откинулся на спинку стула, сложил на груди руки и отчаянно улыбнулся, - дело даже не в этом. Дело в том, что нельзя смотреть. Надо драться. А получится или нет… Это не нам решать, Вадим Викентьевич. Если не драться, то точно ничего не получится. Вот совершенно.

– А как это вы угадали, Яков Кириллыч? - усмехнулся вдруг Осоргин. - Гипнотизёр вы, что ли?

– Я наблюдательный.

– Ладно, господин вперёдсмотрящий, - Осоргин поднял рюмку. - За полное взаимопонимание, Яков Кириллович.

Осоргину от выпивки ничего не делалось. То ли выброс адреналина так на него подействовал, то ли ещё по какой причине. Это хорошо, подумал Гурьев. Это радует.

Он хотел было уже перевести дух, но тут-то и получил с размаху по сусалам:

– А она кто?

– Она…

Гурьев не смог справиться с лицом. Не смог - и всё тут.

– Ого, - вздохнул Осоргин. И снова наполнил посуду: - Ну, давайте, Яков Кириллыч.

– За прекрасных дам, - усмехнулся Гурьев и взял свою рюмку.

– Нет, - мотнул головой Осоргин. - За любимых женщин. За наших любимых.

Они оба замолчали, - надолго. Гурьев не решался спросить Осоргина о семье. Сам расскажет, когда время настанет, подумал он. Ну, пора.

– А служба - вот какая, Вадим Викентьич. Мне нужна армия. Маленькая, но армия. Из наших. Из настоящих наших.

– Понятно, - Осоргин опустил голову, посмотрел на свои руки. - Принципы рекрутирования? Если можно это так назвать.

– Вполне. Офицеры. Марковцы. Дроздовцы. Корниловцы. Моряки. Прочие, имеющие опыт боёв. Любых, неважно, где и когда. Георгиевские кавалеры, если встретятся, в идеале - кавалеры солдатских крестов. Возраст - желательно не старше сорока пяти, лучше - моложе, однако мальчиков попрошу всё же избегать. Пока. Нам требуются люди, умеющие и желающие самостоятельно мыслить, пусть и в рамках заданных границ. Хорошая физическая форма - или возможность достаточно быстро таковую приобрести. Желательно - пока одиноких либо без стойких привязанностей. Попутный совет, Вадим Викентьич - ищите людей своего типа. Так меньше возможностей ошибиться. Я сам всегда действую подобным манером.

– Странно это очень, Яков Кириллыч.

– Что странно?

– По типу, по складу мышления, по речи - я вас как своего ровесника ощущаю. А вы, простите, молоды ведь просто бессовестно. Непростительно, если будет позволен мне такой каламбур.

– Вот именно поэтому мне придётся доверить вам подбор кадров, - вздохнул Гурьев. - Каждому всё с самого начала объяснять - даже моего терпения на это не хватит. Объяснять, через понятную настороженность продираясь? После вас, Вадим Викентьевич, я, разумеется, с каждым побеседую. И плотно. Но после, а не вместо. И будьте готовы к тому, что не все ваши кандидаты пройдут отбор. Что же касается молодости… Мы с вами, господин капитан - как снаряды. Только я позже изготовлен. Вот и вся разница.

– Ну, не уверен, - покачал головой Осоргин. - Насчёт снарядов - это интересно. Но вот калибр-то у вас, Яков Кириллыч… Поболе будет.

– Даже не калибр, - задумчиво произнёс Гурьев. - Не калибр, скорее, начинка.

– Шимоза, - усмехнулся Осоргин. - Не то, что во мне, - дымный порох, да ещё и отсыревший, к тому же.

– Высушим, Вадим Викентьевич, - широко улыбнулся Гурьев. - Да не в этом дело.

– А в чём же?

– На самом деле я во многом не понимаю ваше поколение, Вадим Викентьевич. И с ужасом думаю иногда, что было бы, останься отец в живых. Я ведь не идеализирую прошлое, в отличие от многих из вас. Хотя у меня-то как раз имеются для этого все основания.

– Вы полагаете, мы его идеализируем? Прошлое?

– Конечно, Вадим Викентьевич. Без всякого сомнения. Таково свойство человеческой памяти. А ведь каратели Ренненкампф и Меллер-Закомельский, и девятое января, и пожары на Пресне, и быдло-солдатики, посылаемые толпами под пулемёты, - всё это тоже наше прошлое. Очень не хочется об этом помнить. Совершенно не хочется. А надо.

– Тогда зачем?!

– Затем, что Большевизия-Коминтерния, желающая растоптать весь мир - не Россия. Россия не была ни сказочным берендеевым царством, ни священной державой народа-богоносца. И безобразий было выше головы, и скотства хватало, и система, в самом деле, прогнила, и династия выдохлась окончательно, и тысяча ещё может быть названо причин. Но при всём этом - курс на мировую революцию мне нравится куда меньше. То есть совсем не нравится. Это всё портит. Что бы ни говорили - Россия всё же была живая страна, не идеальная, но живая. А не механическая орда, надвигающаяся на человечество. Вот затем. Чтобы не вляпаться снова.

– На что вы надеетесь, Яков Кириллыч?

– На то, что ещё не поздно. Что есть ещё шанс. Пусть последний, но есть.

– Шанс? - переспросил Осоргин. И покачал головой: - Шанс.

– Я знаю, как нелегко в это поверить. Просто очень многое изменилось.

– Давно ли?

– Не слишком. Но изменилось очень сильно. И будет меняться дальше. Мы только чуть-чуть подтолкнём. Направим процесс.

В конце-то концов, подумал моряк. Заниматься своим делом - или вертеть баранку, к которой так и не привык по-настоящему? День за год. Почему мне так нравится этот мальчишка, прах меня побери?! Мальчишка? О-о, нет. Не мальчишка. Всё, что угодно. Только не это.

– Мы сделаем вот что, Вадим Викентьевич, - продолжил Гурьев. - Я не собираюсь ни пирамид выстраивать, ни пудрить мозги, - ни вам, ни кому-либо другому. Вы лицензию таксиста имеете?

– Нет.

– Я куплю вам лицензию и таксомотор. Он будет полностью и безраздельно ваш, вот совершенно. И в любую минуту, как только вам окажется со мной не по пути, вы вернётесь к прежней жизни. Мне кажется, так будет достаточно честно. Согласны?

– Согласен. В излишнее благородство играть не стану, опыт не тот. Тем более, что выкуп вы сами назначили. Так что - на том и порешим.

– Ну и прекрасно, - Гурьев снова разлил спиртное по рюмкам.

– Хорошо. К делу, - кивнул Осоргин. - Сколько всё-таки человек, поточнее?

– Не более двух отделений. Плюс резерв и штаб. Итого - тридцать человек максимум. Большим количеством нам и руководить пока не под силу, и может вызвать ненужные кривотолки и слухи. И размещать людей надо, и довольствие организовать, и средства потребуются.

– Вот мы и подошли к следующему вопросу, - усмехнулся Осоргин.

По движению, которым моряк достал и закурил новую папиросу, Гурьев понял, в каком волнении тот пребывает. Он кивнул:

– Разумеется. Прошу к столу, господин капитан.

Несколько картинным, рассчитанным на эффект жестом, Гурьев вынул из кармана бархатный мешочек и высыпал его содержимое перед Осоргиным. Моряк непроизвольно отшатнулся, едва удержавшись на стуле.

В этой кучке не было ни одного алмаза весом менее чем в пять каратов. А были и тяжелее. И несколько штук, тянувших, пожалуй, на добрый десяток.

– О… Однако, - хрипло проговорил Осоргин через некоторое время, не обращая внимания на потухшую в его пальцах папиросу. - Позволите?

Гурьев кивнул утвердительно. Осоргин протянул руку, потрогал кристаллы. Взял один, покрупнее, посмотрел зачем-то на свет.

– И какова же… стоимость? Хотя бы примерно?

– Думаю, около миллиона фунтов.

– Надеюсь, вы не храните это… здесь?!

– Ну, разумеется. Это не всё, Вадим Викентьевич. Это нам на булавки.

– Откуда?!

– Я объясню. Позже. А пока - обсудим наши краткосрочные планы.