"До последнего" - читать интересную книгу автора (Балдаччи Дэвид)

17

Фрэнсис Вестбрук чувствовал, что его обложили со всех сторон. Его привычные пристанища, квартиры, где он часто отсиживался, места, где он обычно обделывал свои делишки, неожиданно оказались для него закрыты. Кроме того, он знал, что за ним охотятся федералы. Были еще люди, которые его подставили, — и они тоже жаждали его крови, Фрэнсис ни секунды в этом не сомневался. Он держался только благодаря постоянной привычке к риску и огромной энергии. Сейчас он обитал в заднем помещении негритянской мясной лавки в юго-восточной части Вашингтона, находившейся в десяти минутах езды от здания Капитолия и других правительственных учреждений. Хотя Вестбрук прожил в Вашингтоне всю свою жизнь, он так и не побывал в Капитолии. Равным образом он не посетил ни одного национального памятника архитектуры, ни одного театра или музея. Все эти монументальные постройки, ставшие символами великой державы, не имели для него никакого значения. Он не считал себя ни американцем, ни жителем Вашингтона. В социальном отношении он не причислял себя ни к горожанам, ни к деревенским жителям — ни к кому-то еще. Он был просто бандитом, который общался с другими бандитами и так же, как они, стремился выжить. Когда ему было десять лет, целью его жизни было дожить до пятнадцати, потом он захотел отметить свое двадцатилетие — прежде чем его убьют. После этого он задумал дожить аж до двадцати пяти. Когда два года назад ему стукнуло тридцать, он устроил по этому поводу грандиозный банкет — отмечал невиданное в своей среде долголетие. В мире, где он жил, все было слишком зыбко и рассчитывать на обеспеченное, стабильное будущее не приходилось. Фрэнсис Вестбрук тоже на него не рассчитывал.

Теперь он думал о том, как плохо все получилось с Кевином. Он, стремясь обеспечить парню нормальную жизнь, совершенно упустил из виду его безопасность. Одно время Кевин постоянно находился при нем, но как-то раз в банде возникла ссора, которая быстро переросла в перестрелку, в результате чего Кевин получил пулю в лицо и едва не погиб. А Фрэнсис тогда даже не смог отвезти его в больницу, поскольку его вполне могли арестовать. После этого он устроил Кевина в неком подобии семьи, состоявшей из его дальних родственников — престарелой женщины и ее внука. Он следил за парнем, старался как можно чаще его навещать, но на коротком поводке не держал, поскольку считал, что мальчишка в десятилетнем возрасте нуждается прежде всего в свободе.

Фрэнсис пришел к выводу, что Кевин должен жить по-другому — не так, как его приятели, чье существование сводилось к наркотикам и перестрелкам и которых ожидал скорый бесславный конец, фиксируемый патологоанатомом в морге, вешающим бирку на большой палец ноги. По этой причине Фрэнсис не хотел, чтобы Кевин слишком долго находился среди окружающих его людей и видел то, что видели они. Уж очень велик был для мальчишки соблазн ступить на ту же дорожку. В этой среде все происходило в соответствии с пословицей: «коготок увяз, всей птичке пропасть», ибо под привлекательной на первый взгляд поверхностью этой жизни скрывалась опасная трясина, которая быстро засасывала человека с головой. Это не говоря уже о том, что в этих водах обитало великое множество смертельно опасных гадов, прикидывающихся твоими друзьями, и узнать их истинную сущность можно было лишь тогда, когда они вонзали тебе в шею свои ядовитые зубы. Такое ни в коем случае не должно случиться с Кевином. Так решил Фрэнсис в тот день, когда Кевин родился. Тем не менее существовала вероятность, что с Кевином случилось что-то серьезное. По прихоти судьбы Фрэнсис, не желая того, мог пережить Кевина.

Пока Фрэнсис прибирал к рукам золотоносные участки торговли наркотиками около станций метро, с полицией у него все было «тип-топ». Его ни разу не арестовали ни за один мелкий проступок — не то что за наркотики, хотя в «бизнесе» он был уже двадцать три года. Он начал заниматься этим еще в детстве и с тех пор ни разу не свернул с этой стези и ни разу не оглянулся, тем более что и оглядываться-то ему было не на что — никаких тылов у него не имелось. Фрэнсис всегда гордился своей чистой анкетой, несмотря на то что занимался противозаконными делами. Нельзя сказать, чтобы ему просто везло, — по большей части он выходил сухим из воды потому, что тщательно просчитывал свои шансы на выживание, делился информацией с нужными людьми, которые взамен предоставляли ему возможность обделывать свои делишки в относительной безопасности. А еще у него был девиз: не раскачивать слишком лодку, не устраивать безобразий на улицах, и — не дай Бог — нигде и ни в кого не стрелять, если, конечно, этого можно избежать. Другими словами, он делал все, чтобы не слишком обременять своей персоной федералов, у которых были деньги и власть и которым ничего не стоило превратить его существование в ад — а кому это надо? Его жизнь и без того была полна лишений. Но без Кевина она не стоила и гроша.

Он посмотрел на Пиблса и Мейси, две свои тени, неотступно следовавшие за ним повсюду. Он доверял этим парням так же, как и любому другому в своем окружении, — то есть не слишком. Он всегда носил с собой пистолет, который не раз спасал ему жизнь. Урок о том, что оружие надежнее всего на свете, он запомнил с первого раза, поскольку второго могло и не быть. Потом он перевел взгляд на дверь, в которой возник здоровяк Туна.

— Надеюсь, Туна, у тебя есть какие-нибудь хорошие известия о Кевине?

— Пока что нет, босс.

— В таком случае уноси отсюда свою задницу и не возвращайся, пока не узнаешь что-нибудь о малыше.

Туна скривился, но немедленно вышел из помещения.

Вестбрук посмотрел на Пиблса.

— Поговори со мной, Тван.

Тван, он же Антуан Пиблс, принял озабоченный вид и нацепил на нос дорогие очки. Зрение у этого типа было отличное, и Вестбрук знал, что он носит очки исключительно для солидности. Он всю жизнь стремился быть похожим на крупного администратора или менеджера, и Фрэнсис с этими его странностями уже давно смирился. Они были вполне объяснимы, если учесть, что Антуан Пиблс родился на заднем сиденье старого «кадиллака», и пуповину ему перерезали грязным ножом. После этого мужчина, находившийся в тот момент с его матерью, занялся с ней оральным сексом. Позже мать рассказала об этом Антуану во всех подробностях, как если бы это была самая забавная история из всех, которые ей доводилось слышать.

— Плохие новости, босс, — сказал Тван. — Наш главный дистрибьютор сообщил мне, что пока копы не перестанут за тобой охотиться, он не будет снабжать нас продуктом. А запасы у нас небольшие.

— Неприятно, конечно, но не смертельно, — сказал Вестбрук, откидываясь на спинку сиденья. Перед своими людьми он должен был делать вид, что ничего особенного не происходит, хотя проблемы у него были серьезные. Как у всякого дельца его уровня, у Вестбрука были обязательства перед более мелкими торговцами по всей цепочке продаж. Если эти парни не смогут получать продукт у него, они обратятся за ним к другим поставщикам. Так что время, остававшееся ему на то, чтобы удержаться в бизнесе, истекало. Если хоть раз «кинешь» партнеров, пусть и невольно, вряд ли они захотят после этого иметь с тобой дело. — Ладно, я потом с этим разберусь. Лучше скажи, что у тебя есть на этого пижона Веба Лондона?

Пиблс вынул из своего кожаного портфеля папку, разложил ее перед собой, после чего снова поправил украшавшие его нос очки. Перед этим он платком с монограммой тщательно обтер скамейку и стол, как бы давая тем самым понять, что заниматься делами в грязной мясной лавке ниже его достоинства. Пиблс любил респектабельные рестораны, дорогую одежду и холеных леди, готовых исполнить любую его прихоть. Он никогда не носил с собой пушку, и Вестбрук был уверен, что он даже не умеет стрелять. Пиблс подключился к делу, когда наркоторговля приобрела более упорядоченный характер и наркодельцы стали обзаводиться компьютерами, и бухгалтерами, отмывающими деньги, которые затем вкладывались в легальный бизнес. Кое у кого из дельцов имелись акции крупных компаний и даже собственные виллы, куда они и их приближенные летали на личных самолетах.

Вестбрук был старше Пиблса на десять лет и начинал работать на улице. Он толкал по дешевке пакетики с крэком, ночевал на помойках и под мостами, почти всегда хотел есть и частенько вступал в драки и перестрелки с конкурентами. Пиблс был хорош в бумажной работе и как менеджер: он следил за тем, чтобы операции Вестбрука проходили гладко, продукт вовремя попадал на склад, а потом в нужное время передавался нужным людям. Он также следил за тем, чтобы все «входящие счета» — когда Пиблс впервые использовал этот термин, Вестбрук расхохотался — оплачивались без задержек. Вестбруку жаловаться на Пиблса не приходилось. Деньги отмывались, излишки вкладывались в ценные бумаги и акции, в бизнесе применялись современные технологии, черная бухгалтерия находилась в полном порядке. И при всем при том Фрэнсис Вестбрук не мог заставить себя уважать Пиблса.

Когда в бизнесе возникали сложности, связанные по большей части с конкурентной борьбой, Пиблс мгновенно отступал в тень. Всякого рода разборки его пугали. Тогда Фрэнсис Вестбрук брал бразды правления в свои руки и улаживал дело. В такое время рядом с ним всегда находился Клайд Мейси, который отрабатывал каждый доллар, который ему платили.

Вестбрук бросил взгляд на своего белого телохранителя Клайда Мейси. Когда он пришел к нему и предложил свои услуги, Вестбрук решил, что это шутка.

— Ты забрел не в ту часть города, малыш, — сказал ему тогда Вестбрук. — Белые живут на северо-западе. Так что отправляйся туда, где твое место. — На этом все бы и закончилось, если бы Мейси не пристрелил двух парней, которые пытались выяснить с Вестбруком отношения. Впоследствии Мейси сказал, что сделал это «pro bono» — просто для того, чтобы продемонстрировать свои способности. Надо сказать, что этот тощий скинхед ни разу не подвел своего босса, который, к большому своему удивлению, стал работодателем для белого парня, о чем раньше и помыслить не мог.

— Веб Лондон, — сказал Пиблс, откашлявшись и высморкавшись, — прослужил в ФБР около 13 лет, и восемь лет — в отряде специального назначения ПОЗ. Пользуется большим авторитетом на службе, имеет множество наград. В ходе одной из операций был тяжело ранен и едва не умер. По менталитету типичный военный.

— Типичный военный, — повторил Вестбрук. — Эти белые парни с винтовками всегда дуются на правительство, считают, что их зря посылают под пули. Посмотрели бы они, как стоим под пулями мы, черные.

Пиблс продолжал говорить:

— В отношении него сейчас ведется расследование. В связи с трагическими событиями во дворе.

— Знаешь что, Тван? Скажи мне о нем что-нибудь новенькое. А то я уже начал замерзать, да и ты, как я вижу, тоже.

— Сейчас Лондон посещает психиатра. Но не штатного, а вольнонаемного.

— Где это?

— В высотке на Тайронс-Корнер. Кто его психиатр, мы пока не знаем.

— А вот это необходимо выяснить. Наверняка Лондон расскажет ему такое, чего никому никогда не говорил. Потом, возможно, и мы поговорим с этим «психом».

— Понятно, — сказал Пиблс, отмечая что-то в своем блокноте.

— Кстати, Тван, как ты думаешь, чем занимаются федералы после той ночи? Это необходимо знать.

Пиблс насупился.

— Я как раз собирался к этому перейти. — Пока он копался в бумагах, Мейси методично чистил свой пистолет, стирая с него видимые только ему пылинки.

Наконец Пиблс нашел то, что искал, и поднял глаза на своего босса.

— Тебе это точно не понравится.

— Мне много чего не нравится из того, что сейчас происходит. Так что не тяни, рассказывай.

— Прошел слух, что федералы тебя ищут. Они считают, что тот дом был нашим оперативным центром, где находились теневые бухгалтеры, компьютеры, файлы, ну и всякое такое. — Пиблс сокрушенно покачал головой, словно дело шло о нанесенном ему оскорблении. — Они, должно быть, принимают нас за дураков, которые держат все свое хозяйство в одном месте. Но как бы то ни было, они послали туда отряд ПОЗ именно потому, что надеялись взять бухгалтеров и заставить их потом давать против тебя показания в суде.

Вестбрук был настолько ошарашен этим известием, что даже позабыл отчитать Пиблса за то, что он употребил слово «наш», рассказывая о его, Вестбрука, операциях.

— Но с чего они это взяли в голову? Мы никогда не использовали это здание. Я даже ни разу в нем не был. — Неожиданно Вестбруку пришла в голову некая мысль, которой он, впрочем, ни с кем делиться не стал. Когда ведешь крупную игру, кое-какие козыри следует приберечь. Думал он, однако, о том, что некоторое отношение к тому дому все-таки имеет. Это было одно из зданий, которые правительство построило в 50-е годы, чтобы обеспечить жильем беднейшую часть населения. Через двадцать лет этот район стал проблемной в смысле наркоторговли частью города, где каждую ночь совершались убийства. У здания, возле которого расстреляли бойцов ПОЗ, как и у тех, что располагались поблизости, имелась одна особенность, о которой федералы, возможно, не подозревали. Вестбрук мысленно присовокупил эту информацию к тем немногим козырям, которые еще имелись в его распоряжении, и сразу же почувствовал себя лучше. Правда, не намного.

Пиблс сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на Вестбрука.

— Тут у меня возникла мысль, что у Бюро был агент, работающий под прикрытием, который побывал в этом здании, решил, что оно принадлежит тебе, и сообщил об этом своему начальству.

— И кто же этот чертов агент? — спросил Вестбрук.

— Вот этого мы как раз и не знаем.

— А выяснить надо. Любой ценой. Люди черт знает что обо мне болтают, и я хочу знать, кто подбросил им неверную информацию. — Хотя Вестбрук делал вид, что ему море по колено, сердце у него сжалось, и он опять почувствовал себя не лучшим образом. Если работавший на Бюро агент и впрямь считал тот дом его оперативным центром, это должно было означать, что ФБР всерьез им заинтересовалось. Но с какой стати? Он не самый крупный дилер в этом городе и уж, конечно, не единственный. Тем более что он всегда старался вести себя тихо и никому не причинял неприятностей.

— Кто бы ни был тот агент, он знал, за какие ниточки дергать. ПОЗ по пустякам не беспокоят. Тот дом накрыли только потому, что считали, будто там полно улик против тебя. Так по крайней мере говорят наши источники.

— Ну и что там нашли копы, кроме пулеметов?

— Ничего. Дом был пуст, как выеденное яйцо.

— Значит, агент дал маху?

— Или его источники ничего не стоили.

— Или его подставили, чтобы подставить меня, — сказал Вестбрук. — Послушай, Тван, копам наплевать, что там ничего не оказалось. Они и дальше будут думать, что за всем этим стоит моя задница, потому что их людей положили на моей земле. Тот, кто это сделал, ничем не рисковал. Эти парни с самого начала под меня копали. Похоже, на этот раз я не сумею выкрутиться, а, Тван?

Вестбрук внимательно посмотрел на Пиблса. Что-то в его манере держать себя едва заметно изменилась. Он трусил. Это мог почувствовать и понять только Вестбрук, чьи натренированные на улице чувства много раз спасали ему жизнь. Пиблс такими способностями не обладал. Хотя он окончил колледж и отлично разбирался в бумажной работе, он не умел так быстро, как Вестбрук, оценивать ситуацию и принимать правильные решения.

— Может, ты и прав.

— Может, — сказал Вестбрук. Он так долго и пристально смотрел на Пиблса, что тот не выдержал и опустил взгляд на свои бумаги.

— У нас еще остается Лондон. Он посещает психиатра, поскольку, как говорят, у него что-то случилось с головой и его парализовало за секунду до того, как началась стрельба. Вполне возможно, он в деле; что же до его больной головы, то он все это выдумал, чтобы отвести от себя подозрения.

— Я уверен, что он в деле, — быстро сказал Пиблс.

Вестбрук откинулся на спинку лавки и ухмыльнулся.

— Ну а я — нет, Тван. Я просто хотел проверить, насколько хорошо ты усвоил уроки улицы, и пришел к выводу, что ни черта ты их не усвоил.

Пиблс посмотрел на него с удивлением.

— Но ты сам только что говорил...

— Я знаю, что говорил, Тван. Слава Богу, я еще отдаю себе отчет в своих словах. — Он наклонился вперед. — Кроме того, я смотрю телевизор и иногда читаю газеты — особенно статьи, посвященные Вебу Лондону. Как ты сам сказал, он — настоящий герой, побывал в переделках, был ранен и все такое...

— Я тоже смотрел эти передачи, — сказал Пиблс. — Но ничего из увиденного не убедило меня в том, что он чист. Если ты помнишь, вдова его же приятеля обвинила его в том, что он продался. А ты видел, что произошло у его дома? Он выхватил пистолет и стал стрелять в репортеров. Он, ко всему прочему, еще и псих!

— Ничего подобного. Он стрелял в воздух. Уж если такой парень, как он, захочет кого-нибудь убить, то убьет, не сомневайся. Он знает толк в оружии — это по всему видно.

Пиблс не сдавался:

— Я думаю, он не вышел во двор, потому что знал, что там пулеметы. Он упал до того, как началась стрельба. Он должен был об этом знать.

— Правда, Тван? Значит, должен был?

Пиблс кивнул.

— Если тебя интересует мое просвещенное мнение, то так оно и было.

— В таком случае, позволь мне еще больше просветить твое просвещенное мнение. В тебя когда-нибудь стреляли?

— Слава Господу, нет, — сказал Пиблс, посмотрев сначала на Мейси, а потом на Вестбрука.

— Да, тебе и впрямь есть за что благодарить Господа. А вот в меня стреляли. В Мейси, я уверен, тоже. Правда, Мейси?

Мейси утвердительно кивнул и засунул свой великолепно вычищенный пистолет за пояс.

— Ну так вот, Тван: люди не любят, когда в них стреляют. Это даже как-то противоестественно, если тебе нравится, когда в тебя летят пули, каждая из которых может разнести тебе череп. Теперь что касается Лондона. Если бы он был в деле, ему бы не составило труда увильнуть от этой операции. К примеру, он мог прострелить себе ногу — якобы случайно, съесть какие-нибудь испорченные консервы и отправиться в госпиталь с пищевым отравлением; наконец, он мог вроде как по пьяни налететь на стену дома, сломать себе руку или ключицу. Короче, если бы он захотел, ноги бы его рядом с этим двором не было. Однако он все время был со своей командой. Положим, он настолько глуп, что не смог придумать никакого правдоподобного предлога, чтобы остаться дома. Но он мог по крайней мере не входить во двор и сказать, что его парализовало еще на подходе — в аллее. Разве можно обвинять в трусости и других подобных вещах человека, оказавшегося в простреливаемом насквозь дворе? И потом, уж если он продался и ему предстояло получить кругленькую сумму, тогда какого черта ему было стрелять по пулеметным гнездам, если бы даже мне не хватило на это смелости? — Вестбрук многозначительно помолчал. — И он сделал кое-что еще, столь же отчаянное.

— Что же такое он сделал?

Вестбрук покачал головой. Пиблсу еще повезло, что он разбирается в менеджменте и бумажной работе, поскольку ни на что другое он, похоже, не был годен.

— Этот человек спас Кевина. Не представляю, чтобы на такое был способен трус и предатель.

У Пиблса был такой вид, словно его только что высекли.

— Но если ты прав и Веб Лондон ни при чем, в таком случае он не знает, где Кевин.

— Это правда. Не знает. Но ведь я тоже не знаю, где Кевин, верно? — сказал Вестбрук и уперся тяжелым взглядом в Пиблса. — Более того, сегодня я знаю, где он и как его вернуть, не больше, чем неделю назад. Может, тебя, Пиблс, это устраивает? Меня — нет.

— Так что же мы теперь будем делать? — спросил Пиблс.

— Последим за Лондоном. Выясним, какого «психа» он посещает. И будем ждать. Люди, которые схватили Кевина, сделали это не просто так. Они на нас выйдут, и тогда посмотрим, что будет. Но прежде позвольте сказать вам одну вещь: когда я узнаю, кто продал меня и Кевина, этот человек не спрячется от меня даже на Южном полюсе. Все равно я найду его и скормлю белым медведям. Причем скармливать буду по частям — конечность за конечностью. А если кто-то думает, что я преувеличиваю, пусть придет и посмотрит на это сам.

Когда Вестбрук закончил это не лишенное эмоциональности выступление, лоб Пиблса, несмотря на царивший в помещении пронизывающий холод, покрылся крупными каплями пота.