"До последнего" - читать интересную книгу автора (Балдаччи Дэвид)

22

Веб провел за рулем немало времени, колеся по улицам того самого квартала, где произошла трагедия. Сейчас он находился в отпуске и никакого участия в официальном расследовании не принимал. Это означало, что рассчитывать на поддержку со стороны Бюро ему не приходилось. Впрочем, если бы его спросили, что конкретно он ищет, ответить на этот вопрос он бы не смог. На перекрестках были установлены светофоры, и их мигание нарушало темноту улиц. На многих светофорах были установлены видеокамеры, фиксировавшие номера машин, проезжавших на красный свет. Веб подумал, что в этом зараженном преступностью районе видеокамеры могли использоваться и как средство для круглосуточного наблюдения. Веб не мог отказать преступникам в сообразительности, поскольку они об этом тоже подумали. Многие видеокамеры были разбиты, а другие сбиты с оси и смотрели вверх, вбок, вниз — куда угодно, но только не в сторону своего сектора наблюдения. Как говорится, привет Большому Брату.

Веб позвонил домой и проверил свой телефон. Больше ему никто не звонил. Вполне возможно, что Синди и Дебби уже сообщили подругам, что сделали за них грязную работу, отвадив его от их теплой компании. Вебу казалось, что он слышит их голоса и общие вздохи.

Потом Веб позвонил Клер и договорился о новой встрече. Она ничего не сказала о его бегстве из офиса, просто назначила время встречи и повесила трубку. Толстокожая женщина, подумал он, пряча мобильник в карман.

Когда Веб на следующий день пришел к ней в офис, в приемной сидело несколько человек. Все они старались не смотреть на Веба, точно так же он старался не смотреть на них. Веб считал, что в приемной психиатра все так и должно происходить. Никому не нравится, когда незнакомым людям становится известно, что ты лечишься от психоза.

Вышла Клер, ободряюще ему улыбнулась и протянула кружку с кофе, сливками и сахаром — так, как он любил. Они расположились в ее кабинете.

Веб провел рукой по волосам.

— Знаете, Клер, я очень сожалею о прошлой вспышке. В сущности, я не такой наглец, каким кажусь. И я знаю, что вы хотите мне помочь, просто сделать это не так просто, как кажется.

— Я бы на вашем месте не извинялась, Веб. Такого рода вспышки — вещь вполне естественная, когда у человека обнажены нервы.

Он слабо ей улыбнулся и сказал:

— Ну, что будем обсуждать сегодня, док? Марс или Венеру?

— Давайте для начала попытаемся определить, имеются ли у вас признаки посттравматического стресса.

Веб едва заметно улыбнулся. Со стрессом, как ему казалось, он еще мог сладить.

— Это что-то вроде контузии, да?

— Термины в нашем деле часто путают, а мне бы хотелось добиться максимальной четкости. В настоящий момент вы, возможно, находитесь под воздействием посттравматического стресса, который вы получили в результате произошедшего в том дворе.

— Я бы, пожалуй, с таким диагнозом согласился.

— В таком случае давайте проверим ваше состояние. Если у вас, выражаясь языком медицины, в самом деле посттравматический стресс, то существует много способов его устранения, начиная с различных медитаций, диеты и кончая терапией с использованием специальных препаратов и снотворного.

— Похоже, диагноз у меня не слишком серьезный, — произнес Веб с иронией в голосе.

Она посмотрела на него как-то странно.

— Да, подчас такие проблемы решаются просто, — сказала она и заглянула в свои записи. — Вы заметили какие-нибудь изменения в своем физическом состоянии? Озноб, лихорадку, боль в груди, повышение кровяного давления, затруднение дыхания, тошноту или что-нибудь еще в этом роде?

— Когда я вошел во двор, а потом оттуда вышел, у меня было нечто вроде легкой лихорадки.

— Что-нибудь еще с тех пор вас беспокоило?

— Нет.

— Бывало ли у вас сильное нервное возбуждение?

Над этим вопросом Вебу долго думать не пришлось.

— Нет, ничего похожего.

— Вы употребляли какие-нибудь сильные препараты, которые помогли бы вам пережить случившееся?

— Не употреблял. После этого я даже пить стал меньше.

— Часто ли вы вспоминаете подробности этого события?

Веб отрицательно покачал головой.

— Появлялось ли у вас ощущение потерянности? Возникало ли желание уединиться, спрятаться от общества людей?

— Нет. Я же хочу выяснить, что произошло. Поэтому веду активную жизнь.

— Как вы относитесь к людям? Более агрессивно, чем прежде, враждебно, со злобой? — Она с улыбкой посмотрела на него и добавила: — Можете говорить и о присутствующих.

Веб улыбнулся ей в ответ.

— Ничего подобного, Клер. Напротив, мне подчас кажется, что я стал относиться к людям спокойнее.

— Бывают ли у вас тяжелые депрессивные состояния, приступы паники, различные фобии?

— Ничего подобного я не испытываю.

— Хорошо, но, быть может, вас преследуют ужасные видения прошлого или иные кошмары? Другими словами, не бывает ли у вас травматических сновидений?

Веб заговорил медленно и осторожно — словно пробираясь по минному полю:

— У меня были дурные сны — но только в ту ночь, когда меня привезли в госпиталь. Тогда меня основательно накачали наркотиками, и я помню, что, находясь в полусне-полуяви, просил прощения у жен двух своих друзей за то, что они погибли.

— Все, что вы говорите, абсолютно естественно. Особенно в сложившихся обстоятельствах. С тех пор что-нибудь еще вас тревожило?

Веб отрицательно покачал головой.

— Я, знаете ли, сейчас в основном занимаюсь расследованием, — сказал он со смущением в голосе. — Поэтому часто думаю об этом деле. О том, что произошло тогда во дворе. Меня все это здорово подкосило. Ничего подобного со мной еще никогда не случалось.

— Но ведь вам уже приходилось встречаться со смертью. И не раз.

— Но никогда прежде я не терял всех своих людей.

— Случается ли у вас что-то вроде провалов в памяти или амнезии?

— Нет. Я отлично все помню. Каждую чертову деталь, — устало ответил Веб.

Когда Клер опустила голову и стала просматривать свои записи, Веб жалобным голосом произнес:

— Поверьте, Клер, я не хотел, чтобы они умирали. И мне очень жаль, что так случилось. Я бы сделал все, чтобы их вернуть.

Клер отодвинула свои записи и подняла на него глаза.

— Слушайте меня внимательно, Веб. Хотя признаков посттравматического стресса у вас нет, это вовсе не означает, что вы не переживаете из-за смерти своих товарищей. И вы должны это понимать. Если бы меня спросили, кто вы, я бы ответила, что вы совершенно нормальный человек, на долю которого выпало тяжелое испытание, которое выбило бы из колеи кого угодно — и на очень продолжительное время.

— Но не меня.

— Большую часть своей жизни вы занимались военным делом, много тренировались, поэтому физически и психологически очень устойчивы. Недаром вас взяли служить в группу ПОЗ. Я наводила справки об этой группе и знаю, что люди там постоянно подвергаются огромным физическим нагрузкам и находятся под воздействием различных стрессов, которые угнетают нервную систему, но ваше сознание, ментальность, если хотите, отлично с этим справляется. Так что вы не только пережили тот кошмарный случай во дворе, так сказать, физически, но еще и ухитрились остаться при этом в здравом уме.

— Стало быть, посттравматического стресса у меня нет?

— Я считаю, что нет.

Он посмотрел на свои руки.

— Значит, на этом мы с вами и закончим?

— Ни в коем случае. Хотя посттравматический синдром у вас отсутствует, это не означает, что у вас нет других отклонений или психозов, которые необходимо исследовать. Вполне возможно, эти отклонения появились у вас задолго до того, как вы поступили в ПОЗ.

Веб посмотрел на нее с подозрением.

— Это какие же, например?

— Те самые, которые нам предстоит обсудить. Вы как-то сказали, что чувствовали себя как член семьи в семьях своих коллег. Я продолжаю задавать себе вопрос: вам хотелось создать свою семью?

Веб думал довольно долго, прежде чем ответить на этот вопрос.

— Знаете, мне всегда хотелось иметь большую семью. Много сыновей, чтобы было с кем поиграть в футбол, и много дочерей, которых можно было бы баловать и которые бы всегда знали, как обвести папочку вокруг пальца. А папочка бы смотрел на все это — и улыбался.

Клер снова взяла со стола блокнот и ручку.

— Так почему же вы не обзавелись семьей?

— Годы пролетели незаметно, и теперь я для этого уже староват.

— И это все?

— А вам этого мало?

Она посмотрела на его лицо, вбирая взглядом одновременно обе его части — здоровую и изуродованную. Веб по привычке повернулся к ней неповрежденной стороной лица.

— Вы всегда так поступаете?

— Так — это как?

— Поворачиваетесь здоровой стороной лица к своему собеседнику.

— Не знаю. Признаться, я об этом никогда не думал.

— Мне кажется, Веб, что вы очень хорошо обдумываете все свои поступки.

— Возможно, это вам только кажется.

— Все может быть... Кстати сказать, мы с вами еще не говорили о ваших отношениях с противоположным полом. Вы встречаетесь с кем-нибудь?

— Работа почти не оставляет мне для этого времени.

— Тем не менее все члены вашей группы были женаты.

— Вполне возможно, они были более удачливыми по женской части, чем я, — сухо сказал он.

— Скажите, когда вы получили ранение в лицо?

— Скажите, нам необходимо об этом говорить?

— Похоже, разговор на эту тему вам неприятен. Но мы можем поговорить о чем-то другом.

— Почему же? Я уже давно привык к своему лицу, и никаких беспокойств оно мне не доставляет.

Веб встал и снял куртку. Клер с удивлением за ним наблюдала. Между тем он расстегнул воротник рубашки и продемонстрировал ей пулевой шрам на шее.

— Меня ранило в лицо за секунду до того, как пуля пробила мне шею. — Он указал пальцем на шрам над ключицей. — Парни из «Свободного общества», состоявшего из белых экстремистов, захватили школу в Ричмонде. Так вот, после того как мне обожгло лицо, в меня выстрелили из «магнума» 357-го калибра. Чистая круглая рана, пуля прошла насквозь. Всего на один миллиметр левее — и я был бы убит наповал или остался бы калекой. У меня есть и другие шрамы, но их я вам показывать не буду. Например, след от пули, которая прошла у меня под мышкой. Эта пуля на нашем жаргоне называется «бур», потому что напоминает бурильную установку, которую строители использовали, когда копали тоннель под Ла-Маншем. Это весьма серьезный снаряд со стальной рубашкой, имеющий скорость в три «маха» и вращающийся в полете. Он пробивает любую броню и размалывает кости в пыль. Ну так вот, эта самая пуля несколько раз повернулось внутри меня, вышла наружу в области лопатки и убила парня, который стоял у меня за спиной и примеривался, как бы получше раскроить мне череп своим мачете. Если бы это был не «бур», а разрывная пуля «дум-дум», она так и осталась бы в моей шкуре, а парень с мачете успел бы осуществить свое намерение. — Тут он улыбнулся. — Представляете, как все удивительно совпало?

Клер сидела, опустив глаза, и молчала.

— Эй, док, поднимите голову — не уверен, что вам удастся еще раз такое увидеть. — Он повернулся к ней изуродованной стороной лица. — Увечье такого рода получаешь, когда в тебя швыряют термическую гранату. По счастью, благодаря моим стараниям мой друг Лу Паттерсон избежал подобной участи. Лу Паттерсон — муж той женщины, которая настроила против меня общественное мнение. Уверен, что вы видели по телевизору, как она в меня плевала... Когда граната взорвалась и физиономия у меня загорелась, мой жетон намертво приварился к моей щеке. Говорят, когда меня доставили в госпиталь в Ричмонде, врач и медсестра, которым пришлось лицезреть мои раны, упали в обморок. Все эта сторона лица представляла собой огромную зияющую дыру. Я перенес пять операций, но боль, Клер, все никак не проходила. Меня даже к кровати привязывали — так я дергался. Потом, когда я увидел, что сделалось с моим лицом, у меня было только одно желание: сунуть в рот пистолет и нажать на курок. И я был недалек от осуществления этого намерения. Когда же я поправился и вышел из госпиталя, вы не представляете, как пугались и визжали молодые женщины, стоило им только увидеть старину Веба. Сами понимаете, что после этого мне пришлось спустить свою телефонную книжку в унитаз. Так что с женщинами я теперь практически не встречаюсь, а семейная жизнь представляется мне унылым занятием, главное место в котором занимает процесс накопления и выбрасывания мусора и стрижка газонов. — Веб застегнул рубашку и снова сел на стул. — Хотите узнать что-нибудь еще? — спросил он с обезоруживающей улыбкой.

— Я видела пресс-конференцию Бюро, где рассказывалось, как вы получили эти раны. То, что вы тогда сделали, — настоящий подвиг. Тем не менее вы, как мне кажется, считаете себя человеком непривлекательным и не способным нравиться женщинам. — Она посмотрела на него и добавила: — Вот я и спрашиваю себя, в самом ли деле вы думаете, что из вас получился бы хороший отец.

Черт бы побрал эту бабу, подумал Веб. Она, оказывается, еще не закончила.

— Я бы хотел так думать, — сказал он ровным, спокойным голосом, изо всех сил стараясь сдержаться.

— Так «хотели бы думать» или думаете?

— Ну и вопросики. У вас нет полегче? — сердито сказал Веб.

— Как вы думаете, если бы у вас были дети, вы бы их били?

Веб приподнялся со стула.

— Клер, меня так и подмывает уйти и никогда сюда не возвращаться!

Она взглядом заставила его опуститься на стул.

— Вы должны мне доверять, помните? Психотерапия — вещь не простая. Особенно если у вас есть проблемы, которых вам не хочется касаться. Все, чего я хочу, — это помочь вам, но вы должны играть со мной честно. Если вам нравится актерствовать — это ваше дело. Но я бы предпочла тратить время более продуктивно.

Некоторое время психиатр и служитель закона гипнотизировали друг друга пронизывающими взглядами. Первым моргнул и отвел взгляд Веб. Он вдруг вспомнил семью Романо и подумал, что поладить с Энджи куда проще, чем с Клер.

— Я бы не стал бить своих детей. Какого черта? Меня колотил Стоктон, и я испытал, что это такое, на собственной шкуре.

— То, что вы говорите, представляется абсолютно логичным. Но реальность такова, что родители, которые лупят своих чад, сами в детстве получали колотушки от родителей. Как выясняется, учиться на ошибках своих родителей не так просто, поскольку наши эмоции далеко не всегда в нашей власти. Все закладывается в детстве. У детей же логика развита хуже, чем чувства. Кроме того, они не в состоянии противостоять насилию и много лет подавляют в себе ненависть, гнев и чувство беспомощности. Все это не проходит бесследно. Подвергавшиеся насилию дети вырастают и заводят своих детей. Если им удается разобраться в своих проблемах, из них получаются чудесные родители. Но во множестве случаев подавлявшиеся в течение долгого времени гнев и ненависть выходят наружу и направляются против собственных детей. И история повторяется.

— Я никогда не подниму руку на ребенка, Клер. Знаю, что род моих занятий говорит об обратном, но я не таков.

— Я верю, вам, Веб. Но вы-то сами себе верите?

Он вспыхнул.

— Опять вы возвращаетесь к тому непонятному вопросу.

— В таком случае позвольте мне сформулировать его по-другому. Как вы думаете, не связано ли ваше нежелание жениться и заводить детей с тем фактом, что в детстве вы подвергались насилию и опасаетесь, что это может отразиться на ваших собственных детях? Ведь такие вещи случаются, Веб, и довольно часто. Кто-то даже назвал бы ваше решение величайшей жертвой.

— А кто-то — величайшим бегством от своих проблем.

— Думаю, что кое-кто из присутствующих мог бы сказать это и о себе.

— Вы уверены?

— Я думаю, что вы можете носить в себе и то и другое. Но если это те самые причины, которые мешают вам создать семью, мы можем это обговорить. Кроме того, я хочу вам сказать, что если вы полагаете, будто шрамы на вашем лице способны отпугнуть от вас всех женщин, вы сильно ошибаетесь. Потому что на свете существуют и менее пугливые женщины.

Он покачал головой, потом поднял на нее глаза.

— Как-то раз в одном забытом Богом городке Монтаны, сидя в очередной засаде, я все утро рассматривал проходивших мимо моего окна парней в оптический прицел своей снайперской винтовки. Каждый день я проводил за этим занятием несколько часов, ожидая мгновения, когда мне нужно будет нажать на спуск, чтобы убить одного из них. В таких случаях ожидание — самая тягостная вещь на свете. Поэтому, когда приходила смена и я получал возможность немного отдохнуть, то садился на землю прямо под открытым небом и при свете звезд писал письма.

— Кому же?

Веб смутился и заговорил не сразу, поскольку раньше никому об этом не рассказывал.

— Я представил себе, что у меня есть дети. — Он покачал головой и отвел от Клер взгляд. — Я даже имена им придумал: Веб-младший и Лейси. Самая младшая у меня была Брук-Луиза — такая рыженькая и без передних зубов. И всем им я писал письма. Представьте только: находясь на задании в провинциальной глуши, где нам нужно было перестрелять банду ублюдков, которых мы настолько превосходили числом и вооружением, что это было лишено всякого интереса, я сидел на земле и писал письма Брук-Луизе. Вскоре я уже искренне верил в то, что дома меня ждет семья, и эта мысль скрашивала мне дни ожидания, поскольку в конце концов я таки дождался своего часа и дважды нажал на курок, после чего население Монтаны сократилось на две персоны. — Он замолчал, вытер рукой губы, проглотил образовавшийся в горле горький комок и уставился на застланный ковром пол у себя под ногами. — Когда я вернулся домой, все написанные мною письма лежали на полу под дверью. Но я даже не стал их читать. Ведь я уже знал, что в них написано. Дом был пуст. И никакой тебе Брук-Луизы.

Наконец он поднял глаза на Клер.

— Глупо, да? — сказал он. — Писать письма несуществующим детям.

Неожиданно Веб осознал, что он, сам того не ожидая и не прилагая к этому никаких усилий, затронул какие-то тонкие струны в душе Клер Дэниэлс.

Когда Веб вышел из кабинета Клер и увидел в приемной негромко переговаривавшуюся парочку, от изумления у него глаза полезли на лоб: до того увиденное им не стыковалось с реальностью. Впрочем, один человек имел к этому месту самое непосредственное отношение. Как ни крути, доктор О'Бэннон все-таки работал в одном из здешних офисов. Зато женщина, которая с ним разговаривала, здесь появиться никак не могла. Потому что это была Дебби Райнер. Повернув голову и заметив стоявшего в приемной Веба, она с шумом втянула в себя воздух.

О'Бэннон тоже увидел Веба, подошел к нему и протянул руку.

— Никак не ожидал сегодня тебя здесь встретить, Веб. С другой стороны, откуда мне знать, когда ты сюда ходишь? Ведь мы с Клер рабочими календарями не обмениваемся. Тоже в своем роде этический момент. Хе-хе.

Веб не обратил внимания на протянутую ему О'Бэнноном руку, поскольку во все глаза смотрел на Дебби, которая под его взглядом, казалось, обратилась в соляной столп. Можно было подумать, что он застал их с О'Бэнноном в момент любовного объяснения.

О'Бэннон перевел взгляд с Веба на Дебби.

— Вы что — знакомы? — Потом он хлопнул себя ладонью по лбу и сам же ответил на свой вопрос: — ПОЗ! Ну конечно.

Веб подошел к Дебби, которая полезла в сумочку за бумажным носовым платком.

— Деб? Ты посещаешь доктора О'Бэннона?

— Веб, — сказал доктор О'Бэннон, — это конфиденциальная информация.

Веб помахал в воздухе рукой, словно отгоняя муху.

— Я знаю. Это совершенно секретно.

— Всегда терпеть не мог приемные. Разве в таких условиях можно сохранить конфиденциальность? Но никто ничего лучше до сих пор не придумал, — сказал доктор О'Бэннон, хотя было очевидно, что Веб и Дебби его не слушают. Наконец он сказал: — Ладно, Деб, увидимся, — потом повернулся к Вебу. — Не напрягайся так, Веб. Надеюсь, Клер сотворила чудо и научила тебя расслабляться? — При этом он с интересом посмотрел на Веба.

«Еще как научила, док, — хотелось сказать Вебу. — Своими вопросами она просто сводит меня с ума».

Веб открыл перед Дебби дверь, и они прошли к лифту. Она на него не смотрела. Веб почувствовал, что краснеет, но не знал, от злости или от смущения. Наконец он сказал.

— Я хожу к психиатру, чтобы он помог мне справиться с тем, что произошло. Полагаю, ты тоже.

Женщина высморкалась и подняла наконец на Веба глаза:

— Я хожу к доктору О'Бэннону уже около года, Веб.

Веб опять изумился — до такой степени, что даже не услышал, как раскрылись двери лифта.

— Ты вниз? — спросила Дебби. Веб кивнул.

Они вышли из здания и хотели уже было направиться в разные стороны, но тут Веб, поборов овладевшее им смущение, сказал:

— У тебя найдется время, чтобы выпить кофе? — Признаться, он был уверен, что на его особу времени у нее нет и не будет.

— За углом есть «Старбакс». Я неплохо знаю этот район и местные заведения.

Они взяли по чашке кофе и расположились за уединенным столиком в углу; за стойкой шипел и булькал сверкающий никелированный агрегат, у которого толпились жаждавшие кофе посетители.

— Значит, около года, говоришь? Столько времени ты ходишь к «психу»?

Дебби помешала ложечкой кофе, чтобы корица опустилась на дно.

— Некоторые люди посещают психиатра всю свою жизнь, Веб.

— Да, некоторые люди посещают. Но не такие, как ты. Она посмотрела на него так, как прежде никогда не смотрела.

— Позволь рассказать тебе о таких людях, как я, Веб. Когда мы с Тедди поженились, он служил в армии. Я, конечно, знала, что жизнь жены военного не сахар. Приходилось жить или за границей, где никто не говорит по-английски, или в каком-нибудь медвежьем углу в Штатах, где, чтобы добраться до ближайшего кинотеатра, нужно проехать сотню миль. Но я любила Тедди и всюду следовала за ним. Потом он перешел в группу «Дельта», а потом у нас родились дети. Хотя мы вроде бы и жили на одном месте, Тедди почти никогда не бывало дома, и я по большей части не знала, где он находится. Я даже не знала, жив он или мертв. Я узнавала о действиях его группы из газет или телевизионных новостей — как все. Через некоторое время он поступил в группу ПОЗ, и я подумала, что наша жизнь, возможно, наладится. Ведь никто не сказал мне, что служба в ПОЗ еще опаснее, чем в «Дельте», и что я буду видеть собственного мужа даже реже, чем прежде. Я могла все это переносить, пока была молода и у меня не было детей. Но мне, Веб, давно уже не двадцать, и у меня трое детей, которых мне приходилось растить на то, что получал Тедди, а получал он, несмотря на то что столько лет прослужил этой стране, не больше кассира в крупном универмаге. Каждый день, оставаясь одна с детьми, я вынуждена была выслушивать их вопросы о том, почему папочки никогда не бывает дома, но ничего вразумительного сказать им не могла.

— Он погиб, сражаясь за справедливость и за свою страну, Деб.

Она с такой силой ударила кулаком по столу, что сидевшие рядом люди как по команде оглянулись.

— Это все чушь собачья, и ты отлично об этом знаешь. — Сделав над собой огромное усилие, она попыталась взять себя в руки.

Веб подумал, что она похожа на вулкан, пытавшийся втянуть в себя начавшую извергаться огненную лаву.

— Он сделал свой выбор, — сказала она. — Ему нравились его служба, его друзья и опасные задания, в которых он участвовал. — Теперь ее голос звучал тихо и печально. — И он вас всех любил. Особенно тебя, Веб. Ты не представляешь, как он тебя любил. Он думал о тебе даже чаще, чем обо мне или наших детях. Думаю, своих детей он и вполовину не знал так хорошо, как тебя, потому что бывал рядом с тобой и другими вашими парнями куда чаще, чем с ними. Вы вместе сражались, преодолевали различные опасности и спасали друг другу жизнь. Вы были одной сплоченной командой, лучшей в этой стране. Он разговаривал с тобой о таких вещах, о которых никогда не говорил со мной. Короче, у него была своя собственная жизнь, частью которой я так и не смогла стать. И эта жизнь казалась ему наиболее интересной, захватывающей и волнующей из всего, что у него было. — Она махнула рукой. — Разве могли с этим сравниться его жена и дети, которые жили скромными интересами семьи? Если Тедди и рассказывал мне кое-какие эпизоды из этой своей другой жизни, то только для того, чтобы успокоить меня. — Она покачала головой. — Бывали дни, когда я ненавидела всех вас за то, что вы забираете его у меня. — Она открыла сумочку, достала бумажный платочек и приложила его к глазам.

Вебу хотелось погладить Дебби по плечу, но он не знал, понравится ли ей это. Он чувствовал, что виноват в ужасных прегрешениях, о которых прежде не имел никакого представления.

— А Тедди посещал психиатра? — тихо спросил он.

Дебби вытерла глаза и отпила кофе.

— Нет. Он говорил, что если в ПОЗ об этом узнают, то ему придется уйти, потому что людям с подобными проблемами в ПОЗ не место. Кроме того, он говорил, что у него нет причин ходить к «психу». Он считал, что с психикой у него все в порядке, пусть даже у меня есть по этой части проблемы. Он и меня не хотел отпускать к психиатру, но я тогда впервые в жизни настояла на своем. Я не могла не пойти, Веб. Мне нужно было с кем-нибудь обо всем этом поговорить. Кстати, я не единственная из жен членов ПОЗ, которая посещает психиатра. Есть и другие. Энджи Романо, например.

Энджи Романо! Веб подумал, что Энджи ходит к психиатру для того, чтобы поговорить о Полли. Быть может, он ее колотит? Но нет, скорее уж Энджи колотит Полли. Он сам был тому свидетелем. В доме Полли Веб сделал около сотни фотографий, на которых были запечатлены он сам и его парни из группы «Чарли». На этих снимках штурмовики корчили дурацкие рожи и принимали смешные позы. Но ни на одной из этих фотографий не было чьей-либо жены. По той простой причине, что на посиделки к Полли их никогда не приглашали. Веб подумал, что привык судить других людей, не пытаясь поставить себя на их место. Но такие ошибки нужно исправлять, поскольку они являются свидетельством определенной душевной глухоты, которая подчас обходится слишком дорого.

Дебби дотронулась до его руки и слабо улыбнулась.

— Ну а теперь, после того как я вывалила на тебя всю свою груду кирпичей, расскажи, как у тебя продвигается лечение?

Веб пожал плечами.

— Продвигается. Как-то... Конечно, мою потерю не сравнить с твоей, но недавно мне пришло в голову, что у меня в этой жизни никого и ничего, кроме этих парней, не было. Но они ушли, а я все еще живу, хотя и не слишком хорошо себе представляю зачем.

— Мне жаль, что Джули Паттерсон так на тебя набросилась. Но уж очень все это ее достало. Впрочем, у нее всегда была нестабильная психика. И она всех вас, за исключением Лу, не любила. А тебя, я думаю, больше других.

— Если Джули снова меня ударит, я и пальцем не пошевелю, — сухо сказал Веб.

— Тебе пора уходить из Бюро, Веб. Ты здорово служил своей стране и больше ничего ей не должен. Ты все отдал своей службе, и никто не вправе требовать от тебя большего.

— Это ты зря. Еще каких-нибудь тридцать лет психотерапии — и я снова буду как новенький.

— Между прочим, психотерапия помогает. Доктор О'Бэннон проводил со мной сеансы гипноза; заставил меня задуматься о таких вещах, о каких я прежде никогда не задумывалась. Должно быть, все это было скрыто в глубине моей души. — Она с силой сжала ему руку. — Я знаю: обед у меня прошел ужасно. Мы не знали, о чем с тобой разговаривать. Хотели, чтобы ты почувствовал себя комфортно, но у нас ничего не получилось. Остается только удивляться, что ты не удрал до того, как подали десерт.

— Ты вовсе не должна была ради меня так стараться.

— На протяжении многих лет ты носился с нашими детьми, как со своими собственными. Я хочу, чтобы ты знал, как высоко мы все это ценим. И все мы искренне радуемся тому, что тебе удалось выбраться из этой переделки живым. Нам известно, сколько раз ты рисковал жизнью, спасая наших мужей.

Она протянула руку и коснулась старых шрамов на его изуродованной щеке.

— И все мы знаем, Веб, какую цену тебе пришлось за это заплатить.

— Сейчас мне кажется, что дело того стоило.