"По Закону зверя" - читать интересную книгу автора (Сарафанов Валентин, Сарафанова Наталья)

Глава 22 Вечер

Левая рука Сильгура повисла бесчувственной плетью. Не то что больно было. Нет. Поднять невозможно. Не чувствовалась рука. Кто ее так прошиб, не увидел Сильгур в пылу схватки. Ничего. Не такое бывало. Однажды в битве Сильгуру ногу перешибли ниже колена. Рухнул было Сильгур, а потом камень заметил, коленом на него встал. Так и отбивался. А рука – это ерунда, тем более левая. Правая меч еще крепко держит. Только вот битве конца не видно. Устал Сильгур. Пот глаза заливает. Рука ослабела. Да и воины устали, те, что стоят еще на ногах. Все меньше их остается. Все больше тех, кто на землю упал. Где свои? Где чужие? Круговерть какая-то. Ничего, Сильгуру привычно так биться. Вне строя, самому по себе. У него словно глаза на затылке. Спиной врага чует, что зверь дикий.

От фаланги уже давно не осталось ничего. Раскрошили фалангу. Пехота, конница, лучники – все смешалось. Словно своры собак грызутся вокруг, яростно, бешено. Не хотят уступать.

Кое-где бестолково топчутся уцелевшие мамонты – остатки прежней ударной силы. Взбесившиеся, неуправляемые животные топчут всех подряд. Враги, свои шарахались от них, рассыпаясь, как горох, в разные стороны. Вокруг царил хаос.

Эдигус сидел на мокрой траве, обхватив голову руками. Ему здорово досталось по затылку. Но не смертельно. Он отнял от головы ладонь – на пальцах осталась кровь. Битва ушла куда-то в сторону, пока он без памяти валялся.

Пошел дождь. Вначале мелкий посыпал, как через сито просеянный, а затем ударил разом косыми длинными струями. Враз как-то сумеречно сделалось. Цвета потемнели, поблекли. Кажущаяся черной кровь на стоптанной траве смешивалась с раскисшей землей. В дождевой мгле мелькали серые силуэты, доносился звон оружия. Кто-то истошно вопил.

Эдигус встал на четвереньки, а затем, пошатываясь, на ноги. Где свои? В какой стороне? Кругом мертвые одни. Кто победил-то? Наши? Нет, похоже, что продолжается битва. Сколько же это может длиться? Где предел-то? Да, будет что рассказать сородичам.

Где меч мой? Вот он. На траве лежит.

Эдигус меч поднял. На клинке кровь густая застыла.

– Кажется, убил кого-то я, – пробормотал лесовик. – Не помню. Ничего не помню. Что я сородичам расскажу, если не помню ничего? Морды какие-то помню перед собою. А потом как отшибло все. А все равно никто не поверит, что лесовик в битву ходил. Сочиню что-нибудь.

Чем больше врешь, тем больше за правду принимают. Такова натура лесовиков.

Древко знамени подсеклось косым сабельным ударом. Полотнище упало в грязь. Конь под Пашей беспокойно вертелся, храпел, скалил зубы. Не умел Куроедов биться верхом. Скакать на коне мог, а вот мечом крутить и одновременно править поводьями не научился. Бестолково и случайно отбив очередной удар противника – дюжего длиннорукого конника в латах, он извернулся ужом и выпрыгнул из седла. Так оно привычнее будет на земле. Оно-то привычнее, но врагов чересчур много. В железо закованы. Лезут и лезут. Свои тоже напирают. Тесно. Не развернешься. Давка, как в автобусе в час пик. Где-то слева волчара рычит. Александр там, значит. Не видно командира в сутолоке боя, да и смотреть некогда по сторонам. Безжалостная сталь так и мелькает перед лицом. Успевай только, отбивайся. Надо на всякий случай шлем на глаза надвинуть. Так надежнее. Но обзор хуже.

Мертвые под ногами путаются. Не упасть бы. Свои же затопчут, как клопа.

На, сволочь, получи! Куда же ты! Это еще не все! Черт! Рука устала. Прав был Саня. Тяжеловаты для тебя доспехи, Пашка. Пожадничал. За красотой погнался. Это вся твоя натура, режиссер. Автомобили, самолеты, красивая жизнь, а теперь доспехи, что повнушительнее, напялил. А у самого дыхалка не та. Подорвал здоровье-то. Тренироваться надо было. Бегать по утрам.

Ох ты, здоровущий какой! В ошейнике металлическом с шипами. Чем это ты машешь? Что это за дубье? На член огромный похоже. У себя оторвал, чтобы бегать не мешал? Прямо на меня прет! Ломится, можно сказать, как пассажир, что на выход не успевает и по головам лезет. Чем я тебе понравился так? А может ты, того? Извращенец ты? А это у тебя орудие извращения? Уйди, противный! У меня нормальная ориентация! Нет, не слушает, зубы оскалил. Садомазо! Не дамся я! Извернусь! Землю вспашешь! На! А вот еще! Не знаешь таких приемчиков! Это не Камасутра тебе! Падай! Ты убит! Извращенцам не место на этом поле, где сошлись мужественные и стойкие, доблестные и сильные, такие как я! Как я! – Как я!

На основном фронте у воинов обеих сторон уже не оставалось сил продолжать битву. Наступил предел возможностей. Победитель не преследовал убегавшего, а обессиленно опускался на мокрую землю и жадно ловил ртом капли дождя. Сражение затухало, словно огромный костер, еще мерцая угольями отдельных стычек. Сотни пишачей кружились в темнеющем небе, оглашая воздух пронзительными криками. Кое-кто из тварей, набравшись смелости, нетерпеливо опускался вниз и тут же взлетал снова.

Только на правом фланге еще кипел яростный бой.

Александр рубился в первых рядах. Рычал волк. Зверь хватал зубами копыта лошадей. Те испуганно храпели, сбрасывая всадников. Александр уже давно потерял из поля зрения Куроедова. Где он? Знамя где? Только бестолковая сутолока вокруг, треск ломаемых копий, вопли раненых. Мы давим? Нас давят? Непонятно. Смешалось все. Как в кастрюле с супом. Кипит. Все гуще темнота. Уже трудно различить, кто свой, кто чужой. А они поддавливают, мауронги-то. Все же больше их тут. Медленно назад отходим. Ничего, до темноты продержимся.

– Саня! – послышался надсадный вопль. Александр оглянулся и увидел Куроедова. Без шлема. Мокрые от дождя волосы прилипли ко лбу. Глаза бешеные по сторонам зыркают. В руке клинок окровавленный.

– Саня! Клинок Силы вытаскивай! – вопит Куроедов. – Не сдержим мы их! Вытаскивай Клинок! Время пришло!

А может, прав он? Пришло время. Рука сама потянулась за спину к рукояти. Но останавливает что-то.

Чутье какое-то. Нет, не время еще. А когда? Вытаскивай, Саня! Решайся! Нет, нельзя. Почему нельзя-то? Нельзя и все. Есть там у Зерона нечто в запасе, что против Клинка Силы устоять может. Чутье подсказывает. Да и не время еще. Нет, не время!

– Саня, что ты медлишь?! – слышались вопли Куроедова.

Но их заглушил яростный рев. Александр налево посмотрел. Воины, что добивали окруженных мауронгов, подоспели. Все, выдержим теперь. Выстоим. А Клинок Силы на худшее прибережем.

Зерон сидел на камне, подпирая ладонью подбородок. Сидел уже долго, застыл, не меняя позы с того времени, как резерв в бой пошел. Ничего не менялось там, на левом фланге мауронгов. И не изменится уже. Знал это Зерон. Чувствовал. Битва растянулась по окрестным холмам. Остатки войск еще крутились в яростном танце, но сумерки уже накрывали поле. За спиной стояла конница Пехары. Последние пятнадцать тысяч. Нет, не отправит их в бой Зерон. Не принесут они победы. Только зря головы положат. Не получается победа, но есть другой вариант.

В раздумьях Зерон не услышал, как со спины подошел Пехара.

– Я желаю отомстить, мой господин, – нетерпеливо произнес он. – Позволь.

Зерон оглянулся, внимательно посмотрел на командира конницы. Глаза Пехары метали молнии.

– Успеешь, – ответил Зерон. – Остынь.

– Почему ты не позволяешь мне в бой пойти?

– Потому, что ты мне еще нужен живым. Иди на место.

– Дракус – герой, а я тут отсиделся, – проворчал Пехара.

– Замолчи, глупец, – Зерон медленно поднялся с камня, посмотрел на Пехару тяжелым взглядом. – Ты глупец, Пехара. Если бы не Дракус, мы бы выиграли эту битву. Он гвардию положил. Понимаешь ты, гвардию. Лучших.

– Ты не помог им.

– Ты сомневаешься в моих решениях! С каких пор? Там ловушка была. Пошел вон! Дурак!

– Сам дурак, – пробормотал себе под нос Пехара, отойдя на приличное расстояние.

Пекло. Во рту пересохло. А где солнце-то? Небо синее, знойное, а солнца нет. Где солнце? Откуда столь яркий свет исходит. От неба синего? А жара откуда? От самого песка? Какая разница. Это другой мир. Путь Преображения это. Здесь все не так. Небо без солнца, жара от песка. Конца пустыне не видно. Так долго можно идти. Пока сил хватит. А силы на исходе.

Бархан песчаный впереди. Склон крутой, осыпается. Ноги свинцом налились. На самый верх бархана забралась Танаис, а дальше снова бархан, еще круче. Лежит Танаис на песке, смотрит вперед, отдыхает. А отдыха нет. От песка жар идет. Рядом тигренок прилег, язык высунул. Дышит тяжело. Птичка на плечо присела. Невесело чирикает.

– Мертвый не может умереть, – прошептала Танаис, зубы стиснула и поднялась. Шаг сделала на склон и вниз скатилась. Лежит, руки в стороны раскинула, на небо смотрит. Надо идти. Другого не дано. Но нет сил подняться. Тигренок шершавым языком в щеку лизнул. Поднимайся, дескать. Танаис голову приподняла. Что это? Конь черный рядом стоит. Копытом песок бьет. Сбруя золоченая. Грива длинная, волной вниз спадает. Красавец, да и только. Танаис на коня смотрит и глазам не верит. Откуда ты? А конь ближе подошел. Боком встал и глазом косит. Приглашает. Запрыгивай, дескать. Унесу я тебя за горизонт. Танаис с силами собралась. На ноги встала. Взялась за поводья. Конь стоит смирно, послушный такой. Головой потряхивает да удила пожевывает. Танаис ногу в стремя поставила. Правой рукой за седло взялась. Раньше-то она с разбегу бы в седло заскочила, а сейчас сил нет. Сил нет, а сзади в спину словно подталкивает кто. Давай, садись в седло. Чего раздумываешь?

– Нет, – покачала Танаис головой. – Это мой путь. Сама его пройду. Уходи! Мне не нужны подачки смерти!

Отпрянула она от коня.

– Пошел прочь! – крикнула.

Конь вздыбился, копытами в воздухе забил, заржал пронзительно и песком на песок осыпался. Заколыхалась пустыня вокруг волнами. Под ногами опора исчезла. В глазах померкло. Она полетела куда-то вниз, в темноту.

Ударный резерв мауронгов был смят, опрокинут и, огрызаясь, медленно откатывался назад. Александр был полон решимости добить врага, но густая, вязкая темнота, опутавшая своими щупальцами поле брани, разъединила противников. Наступающие в черноту ночи войска остановились. Битва закончилась. Раскисшая земля чавкала под ногами. Душный пар исходил от одежды разгоряченных, усталых воинов. Темнота гудела голосами оставшихся в живых, бряцала оружием, слышались стоны раненых. Визгливо вскрикивали пишачи, хлопая крыльями.

Дождь закончился. Подул ветер. Любопытная луна выглянула из облаков, робко снимая покрывало ночного мрака, окутавшего землю, и осветила призрачным светом действо, происходящее на поле. Побитых воинов было чрезвычайно много. Живые времени не теряли. Уставшие и голодные, иные раненые, хромающие, волочащие ноги, они все же находили в себе силы и деловито снимали доспехи с убитых. Привычное дело.

Мауронгов на поле не было. Они отошли за холмы, и теперь там один за другим, словно звезды в ночи, зажигались костры. Десятки, сотни, тысячи. Они ушли с поля боя, не победив, но и не проиграв. В этой битве не было победителя. Сегодня не было.

Паша медленно брел по полю, переступая через неподвижные тела. Он пнул пишача, увлеченного поглощением мертвечины. Тварь зашипела, захлопала перепончатыми крыльями, распространяя тошнотворный смрад, отскочила в сторону, но улетать не стала. Обнаглела совсем.

– Мерзость, – брезгливо пробормотал Куроедов, плюнул и, услышав громкие возгласы за спиной, оглянулся.

С десяток воинов тащили на привязи мамонта. Животное шло неохотно, упиралось. Руководил этим процессом Сильгур. Левая рука вождя арануков была подвязана веревкой.

– Паша! – радостно завопил Сильгур. – Как тебе добыча?! Он мой! Какой красавец!

Паша опасливо приблизился к мамонту, провел рукой по грубой длинной шерсти. Не каждый день можно потрогать древнее животное. Мамонт настороженно косил глазом.

– Зачем он тебе? – спросил Паша. – На мясо?

– Какое мясо? Верхом буду ездить! – гордо заявил Сильгур.

– А ты как попал сюда, на правый фланг? – удивленно спросил Куроедов, последовав за всей этой процессией. – Ты же в центре бился?

– В центре. Ну и что? – переспросил Сильгур. – Мы добили тех, что в окружение попали, а дальше там делать особо нечего было. Баловство одно. Вот сюда и подались. А что? Не так что-то?

– Все так. Поспели вовремя.

– Вот и я думаю, что вовремя. Сильгур всегда поспевает вовремя. А где Лекса?

– Там, – Паша махнул рукой в темноту за спину. – Волка потерял.

– Этого зверюгу-то. Пришибли, наверное. Битва-то какая была! Сколько воинов положили! Я большое удовольствие имел.

– Что с рукой-то?

– Это? Ерунда это. Заживет. Какая битва была! Будет что вспомнить! А они не уходят, – Сильгур кивнул головой в сторону далеких костров. – Ничего, завтра добьем собак. А Лекса молодец! Войска грамотно расставил. Не зря нас учил. Ты видел, какая сила на нас перла?! Сдержали ведь! Молодец Лекса! Ты тоже молодец! Я видел, как ты бился. Слушай, а там, в твоем мире, все так бьются?

– Нет, таких, как мы, мало, – гордо усмехнулся Паша. – В моем мире войны на мечах и копьях ушли в далекое прошлое. Мы не настоящие воины для своего мира. Теперь у нас другие войны.

– Ты не настоящий воин?! Лекса не настоящий?! – Сильгур аж замедлил шаг и с сомнением посмотрел на Пашу. – Скромничаешь. Если не настоящий воин смог победить лучшего воина наших земель, то какие же они, настоящие ваши воины? Один сможет победить десяток? Сотню? Тысячу?

– Вроде этого, – мрачно улыбнулся Паша. – Один сможет победить тысячу или убить, уничтожить сто тысяч, миллион или же всю землю.

– Ты шутишь? – Сильгур подозрительно смотрел на Куроедова.

– Ничуть, – Паша покачал головой и в упор взглянул на Сильгура. – Просто у нас бьются другим оружием. У нас оружие, убивающее на расстоянии.

– Какое? – не отставал Сильгур.

– У нас есть оружие, способное за один миг уничтожить обе эти армии, – мрачно произнес Паша.

– Нуда? – недоверчиво произнес Сильгур. – Как это?

– А вот так. Сжечь, раскидать по земле пеплом.

– Да? – Сильгур задумался. – Я слышал про такое оружие.

– Откуда? – поинтересовался Паша.

– Наши предания говорят. Это оружие применили давно, очень давно, когда подземный мир расколол мир поднебесный. Демоны применили это оружие. Они уничтожили все, и все забыли, кто они есть. Это было оружие сверх огня. Но было еще простое огненное оружие. После этой войны здесь, на земле, высшими силами был наложен запрет на создание такого оружия. Сейчас можно биться только железом. Огненным оружием владели демоны. Даже самые сильные маги не владели этим оружием. Значит, вашим миром правят демоны?

– Нет. Нашим миром правят люди. Хотя кто его знает? Порой мне казалось, что к власти приходят люди, одержимые демонами, а применить такое оружие можно, просто нажав на кнопку вот этим, – Паша покрутил грязным указательным пальцем перед лицом Сильгура. – Если бы у тебя было такое оружие, чтобы ты сделал с ним?

– Спалил бы всех мауронгов! – не задумываясь, ответил вождь арануков. – А еще какое оружие есть у вас?

– Всякое, – уклончиво ответил Паша.

– И все же? – допытывался Сильгур.

– У нас есть оружие, позволяющее слабому маленькому человеку уничтожить на большом расстоянии гораздо более сильного, убить его, разорвать в клочья, – спокойно глядя на Сильгура, произнес Паша, видя, как широко раскрываются его глаза. – У нас ушли в далекое прошлое битвы, где победа доставалась более сильному и ловкому. В нашем мире даже маленький мальчик может за короткое время уложить сотню крепких солдат.

– Если это правда, то это неправильно! Должен побеждать сильный! – прорычал Сильгур, потрясая кулаком. – Ваш мир неправильный. А если он неправильный, тогда зачем же вы пришли сюда из того мира? Зачем вы открыли ворота?

– Спроси меня о чем-нибудь другом, – усмехнувшись, ответил Паша. – На этот вопрос у меня нет ответа. Пошли быстрее. Холодно, сыро. Надо костер развести.

Полет вниз продолжался недолго. Снова короткая вспышка перед глазами. Танаис глаза открыла. Лес густой вокруг стоит. Мох на стволах. Под ветвями сумрак. Танаис жадно вдохнула прохладный воздух. Осмотрелась. Никого нет рядом. Тигра нет, и птичка не летает. Тишина такая, что на уши давит. Куда идти?

Она медленно пошла в полной тишине, не слыша собственных шагов. Ни шороха, ни крика лесной птицы. Только обволакивающая тишина. Танаис пошла быстрее.

Лес становился гуще. Колючие густые лапы елей цепляли Танаис за плечи, не желая отпускать ее из своих объятий. Она остановилась в нерешительности, прислушиваясь к лесной тишине. Потоптавшись на месте, решила пойти немного левее, туда, где ей показалось, лес менее густой. Но пройдя немного, она уткнулась в густой бурелом поваленных стволов, сухих веток, вывороченных корней, враждебно торчавших в разные стороны. Здесь пути не было. Танаис свернула вправо, надеясь обойти бурелом, но после нескольких десятков шагов путь ей преградила гряда острых скал.

Оставался один путь – еще правее, вдоль каменной гряды. Цепкие ветви деревьев вновь захлестали по лицу. Но Танаис ускоряла шаг.

Лес неожиданно закончился. Танаис вышла на открытое ровное пространство. До далекого взгорья, покрытого черными лесами, перед ней расстилалось болото с редкими уродливыми деревцами да кочками над мутно-ржавой водой. Вода изредка пускала пузыри. Зрелище было неприветливо-унылое.

Иного пути нет. Только через болото идти. Танаис на кочку ступила. Та вниз под воду пошла. Танаис на другую перескочила, чувствуя под ногами неприятную зыбкость. Останавливаться нельзя. Чуть задержишься, и кочка в вязкую жижу уйдет. Не успеешь оттолкнуться тогда.

Танаис приноровилась и ловко с кочки на кочку перескакивает. Эх, раз, еще раз. Песня припомнилась ей, что она в будущем слышала. «Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами, – вспоминались слова. – А в конце дороги той…» Стоп. Нет дальше кочек. Поле ровное дальше зеленеет. Ярко так зеленеет, ласково. Трясина это!

Что делать-то? Останавливаться нельзя, а вперед очень опасно идти. Выбора нет. Только вперед. Но как? Ступишь и провалишься тут же. Ползком надо!

Танаис упала на живот, словно кисель ощутив под собой. Поползла по-змеиному. Вроде держит трясина-то. Хлюпает, чавкает, но не проваливается. Долго ползла Танаис, пока под руками твердь не почувствовала. Приподнялась. Осмотрелась. Островок вроде как небольшой. Шагов десять в длину. А дальше опять трясина. Ничего. Проползем. Отдохнем немного только. Что там такое? Вроде шевелится кто-то в трясине справа шагах в двадцати. Точно, шевелится. Голос подал.

– Помоги! – послышался жалобный вопль.

Танаис пригляделась. В трясине старичок барахтается. Сам в болото по пояс ушел. Борода длинная, мокрая. Руками отчаянно за болотную траву цепляется. Куда там. Не пускает болото. Только глубже старичка засасывает.

– Помоги! – снова завопил старичок. В глазах мольба и страх. Как он попал сюда? Тоже по пути пошел и в трясину попал?

Шагнула было Танаис в сторону тонущего и остановилась.

– Что ты стоишь? Тону ведь! – резанул по ушам отчаянный вопль.

Танаис осталась стоять на месте. Старичок по грудь опустился в трясину. Затрепыхался отчаянно.

Танаис с места не тронулась.

– Помоги, – прохрипел старичок.

– Нет, – Танаис шагнула назад. В глазах старичка ужас застыл:

– Помоги, а я тебе тоже помогу на этом пути. Вместе пройдем. Помоги только.

– Нет, – твердо ответила Танаис. – Ты сам выбор сделал и по пути пошел. Сам в трясину попал. Сам должен выбраться. Если я тебе помогу, ты все равно дальше не пройдешь, а для меня обузой будешь. Вместе сгинем. Каждый должен пройти этот путь сам. Не могу я тебе помочь. Не должна.

– Стой! – завопил старичок, видя, как Танаис намеревается продолжить путь. – Моя жизнь на твоей совести будет!

– Нет, – оглянулась Танаис, – это твоя жизнь. Ты сам этот путь выбрал.

– Люди должны помогать друг другу! – резанул по ушам отчаянный крик.

– Не сейчас, – негромко произнесла Танаис как бы для себя.

– Тварь! – прорычало вслед.

Танаис удивленно оглянулась. Лицо старичка изменилось. Да не лицо это уже, а морда звериная. Из перекошенной пасти клыки торчат. В глазах – огонь. На руках когти выросли. Меж пальцев – перепонки.

– Вон оно что! – усмехнулась Танаис. – Подловить меня хотел, дух болотный. На жалость мою решил надавить.

Померкло все вокруг враз, а когда вновь просветлело, от болота следа не осталось. Берег широкий в обе стороны протянулся и бескрайнее море до горизонта плещется. Далеко на горизонте остров едва заметный виднеется. Вплавь не добраться. Танаис по сторонам посмотрела. Лодки нет. Рядом тигр стоит. Большой. А где огненная птичка? Вон она, в небесах орлом кружится. Горит ярким огнем. Левую руку что-то обхватило плотно. Танаис на запястье посмотрела. Браслет тяжелый на руке увидела. Змейкой золотой браслет вокруг руки обвился. Камнями драгоценными блестит. На головке маленькой змеиной глазки из камня красного смотрят на Танаис.

«Продолжай путь», – словно прошептал змеиный ротик с раздвоенным язычком.

А впереди море плещется волнами. Куда продолжать? По воде идти? А может, и по воде. Надо только вспомнить, чему ее отец учил. По воде ходить можно. Надо только вспомнить. Вспомнить все.

Воины зажигали костры. Жарили мясо. Похвалялись друг перед другом добытым оружием. О мертвых не жалели. Они прошли свой путь и на перевоплощение пойдут. А те, кто жив остался, путь земной продолжат и тоже уйдут, когда их день настанет. Наступит черед.

Походные врачеватели осматривали раны. Работы у них много будет в эту ночь. Много раненых с поля пришло. У кого рука посечена, у иного голова прошиблена. Много раненых на поле осталось. Кое-кого принесли, но сил уже нет собрать всех. Надо до завтра силы восстановить. Чуют воины, завтра снова битва будет. Вдали костры горят. Не ушел Зерон. Не признал себя побежденным. А с чего признавать-то? Ничья, короче.

Сильгур мамонтом хвастался. Пытался залезть на холку. Но не получалось у него с одной рукой. Воины хохотали вокруг. Сильгур злился, пинал мамонта. Тому хоть бы что. Уставшее животное только сонно глаза прикрывало. Сильгур еще пару раз попробовал, сорвался и отмахнулся здоровой рукой. Успею, мол. Подошел к костру, где Паша сидел, вцепился зубами в полусырой кусок мяса.

Из темноты стук лошадиных копыт послышался. Александр в сопровождении десятка всадников приблизился к костру, осадил коня и спрыгнул на землю.

– Не нашел? – спросил Паша.

– Нет, – Александр устало опустился на сырую траву.

– Где там найти-то в темноте. Мертвые в три этажа лежат, – заметил Паша.

– Живой он, – уверенно ответил Александр.

– С чего ты взял?

– Чувствую.

– Это как?

– Нутром.

– Да ладно, – отмахнулся Паша. – Дался он тебе.

– Он помогал нам.

– Да уж! – согласно кивнул головой Сильгур, пережевывая жесткий кусок. – Сам видел, как этот зверюга мауронга завалил вместе с лошадью. Не хотел бы я с ним встретиться один на один.

– Кстати, Сильгур, – Александр оторвал взгляд от огня и взглянул на вождя арануков. – Тут один твой воин отличился. Крупную рыбу поймал. Эта рыба утверждает, что он второй после Зерона.

– Кто поймал? – с интересом спросил Сильгур.

– Рябой такой. Зверинго его зовут.

– Зверинго! – воскликнул Сильгур. – Молодец. А где он?

– Не знаю. Затерялся в битве. Ты вот что. Надо воинов посчитать. Битва кровавая была. Надо нам свои силы знать. Заодно и Зверинго поищешь. Если живой, сам его награжу. Коня хорошего для него приготовил. А если мертв, проводим с почестями. Ацельсиора тоже наградить надо. Он удар резерва на себя принял. Хотя нет. Не надо. Если его награждать, так всех тоже. Все герои. Ты тоже, замполит.

Паша ничего на это не ответил. Свернувшись калачиком возле костра, он забылся крепким сном.