"Дело о пеликанах" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)Глава 12Верхик, как обычно, опаздывал. За двадцать три года их дружбы он еще ни разу не пришел вовремя, да и никогда не возникало проблем из-за опоздания на несколько минут. Он не чувствовал времени, оно его совершенно не волновало. Он носил часы, но никогда не смотрел на них. “Поздно” в понятии Верхика означало опоздание как минимум на час, иногда два, особенно если ожидавший являлся его другом, который рассчитывал на поздний приход и обязательно простил бы. Поэтому Каллахан просидел примерно час в баре, и это было для него как нельзя лучше. После восьмичасовых ученых дебатов он ни во что не ставил Конституцию и тех, кто преподавал ее. Его венам нужен был “Chivas”, и после двух двойных со льдом он почувствовал себя лучше. Он смотрел на себя самого в зеркало за рядами бутылок с ликером. Смотрел и ждал Гэвина Верхика. Неудивительно, что его друг не мог найти себя в частной практике, где жизнь была расписана по часам. Когда подали третью двойную порцию, это было после часа и одиннадцати минут ожидания, в начале восьмого вечера, Верхик вошел в бар и заказал себе пива. — Извини за опоздание, — произнес он после того, как они обменялись рукопожатием. — Знаю, ты не теряешь время, попивая в одиночестве свой “Chivas”. — Ты выглядишь усталым, — сказал Каллахан, окинув его продолжительным взглядом. — Старым и усталым. — Верхик быстро старел и набирал вес. Его лоб увеличился на дюйм со времени их последней встречи, а бледная кожа под глазами собиралась в глубокие складки. — Сколько ты весишь? — Не твое дело, — ответил он и взял пиво. — Где наш столик? — Он заказан на восемь тридцать. Я прикинул, что ты опоздаешь как минимум на девяносто минут. — Тогда я пришел рано. — Кто бы говорил, только не ты. Ты прямо с работы? — Я живу теперь на работе. Директор хочет, чтобы мы работали не менее ста часов в неделю, пока что-нибудь не сломается. Я сказал жене, что появлюсь домой к рождеству. — Как она? — Чудесно. Очень терпеливая леди. Мы ладим лучше, когда я живу в офисе. Она была женой номер три. За семнадцать лет. — Я бы хотел встретиться с ней. — Нет, не надо. Я женился на первых двух из-за секса. А они так наслаждались им, что делили его с другими. В третий раз я женился из-за денег, и на нее не очень приятно смотреть. Ты не будешь впечатлен. — Он опорожнил бутылку. — Сомневаюсь, смогу ли я продержаться, пока она умрет. — Сколько ей лет? — Не спрашивай. Я действительно любил ее. Честно. Но через два года я стал понимать, что мы не имеем ничего общего, кроме острого ощущения фондовой биржи. Он посмотрел на бармена. — Еще пива, пожалуйста. Каллахан фыркнул, потягивая свой напиток. — Сколько она стоит? — Ничего похожего на то, о чем я думал. В действительности я не знаю. Полагаю, что где-то около пяти миллионов. Она обчистила мужей номер один и номер два, и, мне думается, ее притягивал ко мне вызов: а не выйти ли замуж за простого среднего парня. Это, и еще великолепный секс, сказала она. Они все говорят так, ты знаешь. — Ты всегда выбирал пострадавших, Гэвин, даже в юридическом колледже; Тебя привлекают неврастенички и женщины в состоянии депрессии. — И их привлекает ко мне, — он открыл бутылку и осушил наполовину. — Почему мы всегда обедаем в этом заведении? — Не знаю. Что-то типа традиции. Навевает мысли о юридическом колледже. — Мы ненавидели колледж, Томас. Каждый ненавидит юридический колледж. Каждый, ненавидит юристов. — Ты в прекрасном настроении. — Извини. Я спал всего шесть часов с тех пор, как обнаружили трупы. Директор кричит на меня по меньшей мере пять раз в день. Я воплю на любого, кто ниже меня по должности. Сплошной крик повсюду. — Допивай, большой мальчик. Наш столик готов. Давай выпьем, поедим и поговорим. Попытаемся развлечься вместе за эти несколько часов. — Я люблю тебя больше, чем свою жену, Томас. Ты знаешь это? — Не стоит говорить много об этом. — Ты прав. Вслед за метрдотелем они прошли к столику в углу, тому самому столику, который всегда заказывали. Каллахан заказал выпивку по второму кругу и объяснил, что они не будут торопиться с едой. — Ты видел эту проклятую штуковину в “Пост”? — спросил Верхик. — Видел. Кто проболтался? — Кто знает? Директор получил краткий список утром в субботу, из собственных рук Президента, с довольно четкими инструкциями в отношении секретности. Он никому не показывал его за выходные, а этим утром статья ударила именами Прайса и Мак-Лоренса. Войлс пришел в неистовство, когда увидел ее, а спустя несколько минут его вызвал Президент. Он помчался в Белый дом, и там имела место, черт бы ее побрал, колоссальная битва. Войлс пытался атаковать Флетчера Коула, но его сдерживал К. О. Льюис. Очень неприятно. Каллахан жадно впитывал каждое слово. — Это очень хорошо. — Да. Я расскажу тебе почему, позже, когда больше выпьем. Ты будешь ждать, что я проболтаюсь тебе, кто еще в этом списке, а я не должен этого делать. Я пытаюсь быть другом, Томас. — Продолжай. — В любом случае нет пути, по которому утечка произошла бы от нас. Невозможно. Она должна была исходить из Белого дома. Там полно людей, которые ненавидят Коула, и информация растекается подобно потоку через ржавые трубы. — Возможно, утечка произошла из-за Коула. — Может быть. Он грязный ублюдок, и согласно одной версии он выпустил информацию о Прайсе и Мак-Лоренсе, чтобы напугать всех, а потом объявить фамилии двух кандидатов, которые кажутся более умеренными. Это похоже на него. — Я никогда не слышал о Прайсе и Мак-Лоренсе. — Вступи в клуб. Они оба очень юны, тридцать с небольшим, с совсем небогатым судейским опытом. Мы их не проверяли, но, по-видимому, они радикально консервативны. — А остальные в списке? — Слишком рано спросил. Пропустил два пива и уже выстрелил вопрос. Принесли напитки. — Я хотел бы немного грибов, фаршированных мясом крабов, — сказал Верхик официанту. — Чтобы пожевать что-нибудь. Я умираю от голода. Каллахан протянул свой пустой стакан. — Повторите заказ. — Не спрашивай опять, Томас. Может быть, ты вынесешь меня отсюда через три часа, но я никогда не скажу. Ты это знаешь. Скажем, по-видимому, Прайс и Мак-Лоренс отражают весь список. — Все неизвестные? — В основном, да. Каллахан сделал медленный глоток шотландского напитка и покачал головой. Верхик снял пиджак и развязал галстук. — Давай поговорим о женщинах. — Нет. — Сколько ей лет? — Двадцать четыре, но очень развитая. — Ты мог бы быть ее отцом. — Мог бы. Кто знает. — Откуда она? — Из Денвера. Я говорил тебе. — Люблю девушек с запада. Они такие независимые, непретенциозные. Похоже, все носят “Ливайзы” и у всех длинные ноги. Я мог бы жениться на такой. У нее есть деньги? — Нет. Ее отец погиб в авиакатастрофе четыре года назад. Мать получила компенсацию. — Тогда у нее есть деньги. — Она чувствует себя комфортно. — Пари, что она в порядке. У тебя есть ее фотография? — Нет. Она не внучка и не пудель. — Почему ты не привез фотографию? — Закажу, чтобы выслать тебе одну. Почему это так развлекает тебя? — Забавно. Великий Томас Каллахан, любитель свободных женщин, влюбился по уши. — Я не влюбился. — Это рекорд. Сколько? Девять, десять месяцев? Почти год ты фактически поддерживаешь постоянную связь, не так ли? — Восемь месяцев и три недели, но никому не рассказывай, Гэвин. Для меня это не просто. — Твой секрет в надежных руках. Расскажи мне все подробности. Какой у нее рост? — Сто семьдесят, сто двенадцать фунтов, длинноногая, джинсы “Ливайз” в обтяжку, независимая, непритязательная, типичная в твоем понимании западная девушка. — Я должен подыскать себе кого-нибудь. Ты собираешься жениться на ней? — Конечно, нет! Кончай свое пиво. — Похоже, ты теперь исповедуешь моногамию? — А ты? — Черт возьми, нет. И никогда ранее. Но мы говорим не обо мне. Томас, мы говорим о Питере Пене сейчас, Каллахане — Холодной Руке, человеке с версией самой блестящей женщины в мире. Скажи мне, Томас, и не лги своему лучшему другу, просто посмотри мне в глаза и признайся, что ты не устоял перед моногамией. Верхик слегка наклонился через стол, глядя на Томаса и глупо ухмыляясь. — Не так громко, — сказал Каллахан, оглядываясь вокруг. — Ответь мне. — Назови мне другие имена в списке, и я отвечу тебе. Верхик отодвинулся. — Отличная попытка. Думаю, что ответом будет “да”. Мне кажется, ты влюблен в эту девушку, но слишком труслив, чтобы признаться в этом. Считаю, она твой выигрыш, парень. — Ладно, пусть будет так. Тебе от этого легче? — Да, намного легче. Когда я смогу увидеть ее? — Когда я смогу встретиться с твоей женой? — Ты запутался, Томас. Тут есть основное различие. Ты не хочешь встречаться с моей женой, а я хочу увидеть Дарби. Вот видишь. Уверяю тебя, они совершенно непохожи. Каллахан улыбался и продолжал неторопливо пить. Верхик расслабился и скрестил ноги в проходе. Поднес к губам зеленую бутылку. — Ты возбужден, приятель, — сказал Каллахан. — Извини. Я пью так быстро, как только могу. Подали грибы в булькающих кастрюльках с длинной ручкой. Верхик бросил в рот два кусочка и стал яростно жевать. Каллахан наблюдал. “Chivas” отдавался голодной болью, ему нужно было подождать несколько минут. Все-таки он предпочитал алкоголь после еды. Четыре араба с шумом уселись за соседний столик, смеясь и болтая на своем языке. Все четверо заказали виски. — Кто их убил, Гэвин? Он пожевал минуту, затем с трудом проглотил. — Если бы я и знал, то все равно не сказал бы. Но, клянусь тебе, я не знаю. Непостижимо. Убийцы исчезли, не оставив следа. Все было тщательно запланировано и отлично исполнено. Ни одной улики. — Почему такая комбинация? Он отправил в рот еще один кусочек. — Совсем просто. Это так просто, так легко объяснить. Они были такой естественной мишенью. У Розенберга не было охранной системы в городской квартире. Любой вполне прилично одетый грабитель мог войти и выйти. А бедный Дженсен околачивался в таких местах в полночь. Они были брошены на произвол судьбы. В соответствующий момент каждый умер. Другие семь представителей Верховного суда имели агентов в своих домах. Вот почему выбрали их. Они были глупцами. — Тогда кто выбрал? — Кто-то, у кого много денег. Убийцы были профессионалами, и, возможно, за несколько часов они покинули страну. Мы считаем, их было трое, возможно, больше. Неприятность с Розенбергом мог доставить один из них. Предполагаем, что с Дженсеном расправились как минимум двое. Один или больше стояли на стреме в то время, когда парень с канатом делал свое дело. Даже несмотря на то, что это было небольшое грязное заведение, оно было открыто для публики и, естественно, существовал большой риск. Но они сработали хорошо, очень хорошо. — Я прочитал версию убийцы-одиночки. — Забудь о ней. Невозможно одному убить двоих. Невозможно. — Во сколько могут оцениваться эти убийцы? — В миллионы. И много денег ушло на планирование всего этого. — И у тебя нет никаких идей? — Послушай, Томас. Я не участвую в расследовании, поэтому тебе надо спросить у других. Я уверен, черт побери, что они знают намного больше, чем я. Я простой юрист низшего звена в правительстве. — Да, который, так получается, оказывается на одном уровне с Главным судьей. — Это случайность. Надоело. Давай вернемся к женщинам. Я ненавижу разговоры юристов. — Ты разговаривал с ним в последнее время? — По мелочи, Томас, всегда по мелочи. Да, мы поболтали немного сегодня утром. Он заставил всех двадцать семь сотрудников суда вдоль и поперек просмотреть список дел, назначенных к слушанию, в поисках улик. Бесполезно. И я сказал ему это. В каждом случае, который поступает в Верховный суд, имеется две стороны, и каждая задействованная сторона, разумеется, внесет свой вклад, если один судья, двое или трое исчезнут, а вместо них придет один, двое или трое новых, более сочувственно относящихся к этому делу. Имеются тысячи апелляций, конец которым в итоге будет положен здесь. И ты не можешь просто выхватить одну и сказать: “Вот это дело! Именно этот человек убил их”. Глупо. — Что он сказал? — Конечно, он согласился с моим блестящим анализом. Думаю, он позвал меня после ознакомления со статьей в “Пост”, чтобы проверить, не удастся ли ему выжать что-нибудь из меня. Ты можешь поверить нервному человеку? Официант склонился над ним, задержав вопросительный взгляд. Верхик заглянул в меню, закрыл его и протянул ожидающему официанту. — Жареную меч-рыбу, сыр. Овощей не надо. — Я съем грибы, — сказал Каллахан. Официант исчез. Каллахан засунул руку в карман пиджака и вытащил оттуда толстый конверт. Положил его на стол рядом с пустой бутылкой пива. — Взгляни на это, когда появится возможность. — Что это? — Что-то типа дела. — Я ненавижу дела, Томас. В самом деле, я ненавижу закон и юристов. И за исключением тебя я ненавижу профессоров юриспруденции. — Дарби написала. — Я прочитаю сегодня ночью. О чем оно? — Кажется, я сказал тебе. Она сообразительна и интеллигентна, к тому же активная студентка. Она пишет лучше многих. Ее страсть — конечно, другого плана, нежели ко мне, — конституционное право. — Бедняжка. — Она скрылась на четыре дня на прошлой неделе, полностью игнорировала меня и остальной мир и появилась со своей собственной теорией, которую она сейчас отвергает. Но тем не менее прочитай. Она гипнотизирует. — Кто подозреваемый? Арабы разразились оглушительным хохотом, похлопывая друг друга по плечам и проливая виски. Они наблюдали за ними с минуту, пока те не успокоились. — Разве ты любишь смешивать спиртное? — спросил Верхик. — Противно. Верхик засунул конверт в карман пиджака, висящего на спинке стула. — В чем заключается ее теория? — Она несколько необычна. Но прочитай. Полагаю, она не повредит, не так ли? Вам, парни, нужна помощь. — Я прочитаю только потому, что это написала она. Какова она в постели? — Какова твоя жена в постели? — Роскошна. В душе, на кухне, в бакалейной лавке. Она роскошна во всем, что бы ни делала. — Так не может продолжаться. — Она выдохнется к концу года. Возможно, я получу городскую квартиру и чего-то добьюсь. — Разве не было добрачного соглашения? — Было, но я юрист, не забывай об этом. Найдено больше лазеек, чем в законодательном акте о реформе налогов. Мой приятель подготовил это. Разве ты не любишь закон? — Давай поговорим о чем-нибудь другом. — О женщинах? — У меня идея. Ты хочешь встретиться с девушкой, так? — Мы говорим о Дарби? — Да. О Дарби. — Я бы хотел увидеться с ней. — Мы собираемся на Сент-Томас на благодарение. Почему бы тебе не встретиться с нами там? — Я должен быть со своей женой? — Нет. Ее не приглашаем. — А Дарби не откажется немного побегать по берегу почти нагишом, лишь с узкими завязками на бедрах? Нечто типа шоу для нас? — Возможно. — Здорово! Я не могу поверить в это. — Ты можешь снять домик рядом с нами. Поверь, нас ожидает приятное времяпрепровождение. — Чудесно, чудесно. Просто чудесно. |
||
|