"Пора убивать" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

Глава 29

Вереница школьных автобусов, ярко расписанных белой и красной или черной и зеленой красками, с нарисованными на бортах эмблемами церквей в среду, после обеда, медленно двигалась вокруг центральной площади Клэнтона. Всего автобусов было тридцать один, и в каждом сидели пожилые чернокожие леди и джентльмены, размахивавшие бумажными веерами или носовыми платками в безуспешной попытке заставить хоть чуть-чуть двигаться абсолютно неподвижный знойный воздух. Сделав три круга вокруг здания суда, головной автобус замер у почты, за ним остановились и другие. Сквозь их раскрытые дверцы люди торопились выбраться на улицу, спеша к возведенной на лужайке перед главным входом в суд невысокой трибуне, с которой выкрикивал что-то преподобный Олли Эйджи, раздавая налево и направо бело-голубые флажки с надписью «СВОБОДУ КАРЛУ ЛИ ХЕЙЛИ!».

Боковые улочки, выходившие на площадь, были забиты прибывавшими из разных мест автомобилями, стремившимися оказаться как можно ближе к зданию суда, но ввиду полной невозможности продвинуться вперед хотя бы на дюйм брошенными своими хозяевами где попало.

Сотни чернокожих торжественно шествовали по тротуарам в направлении площади. Они толпились на лужайке, дожидаясь, пока Олли вручит им флажок или какой-нибудь плакат. Затем в поисках тени они устраивались под ветвями дубов или магнолий, взмахами рук и восклицаниями приветствуя знакомых.

Продолжавшие подъезжать автобусы уже не могли въехать на площадь, теперь им приходилось останавливаться и высаживать своих пассажиров рядом с кафе.

Впервые в этом году столбик термометра поднялся выше стоградусной отметки, и было похоже, что останавливаться он не собирается. Небо не предлагало людям ни единого облачка для защиты от палящих лучей, в воздухе не ощущалось ни ветерка, отнесшего бы, может быть, в сторону невыносимую влажность. В тени мужские рубашки становились насквозь мокрыми и облепляли спину минут через пятнадцать, на солнце – через пять. Кое-кто из наиболее пожилых и слабых нашел себе убежище в здании суда.

А люди все прибывали и прибывали. Большинство были уже в годах, но тут и там виднелись группки молодежи, воинственно-рассерженной, из-за возраста не смогшей поучаствовать в маршах и демонстрациях 60-х и вдруг получившей такую редкую возможность покричать и выразить свой протест, попеть «We Shall Overcome» и в целом как-нибудь отпраздновать тот факт, что все они являются черными, изнывающими под игом белого человека. Носились обрывки разговоров о ком-то, кто взял бы на себя смелость выступить первым. Наконец к лестнице главного входа в суд приблизились трое студентов, размахивая флажками, они прокричали: «Свободу Карлу Ли!» Толпа тут же подхватила этот боевой клич:

– Свободу Карлу Ли!

– Свободу Карлу Ли!

– Свободу Карлу Ли!

Выйдя из тени, из здания суда, люди плотнее обступили лестницу, куда были перенесены трибуна и громкоговорители. Движимые единым чувством, ни к кому, собственно, не обращаясь, они слаженным хором скандировали:

– Свободу Карлу Ли!

– Свободу Карлу Ли!

Здесь и там в здании суда распахивались окна, из которых на происходящее смотрели судебные чиновники и хорошенькие секретарши. Рев толпы был слышен за несколько кварталов, магазинчики и конторы вокруг площади вымерли: их владельцы и посетители стояли рядом на тротуарах, изумляясь событиям дня. Очень скоро толпа заметила эти взгляды, казалось, только подлившие масла в огонь, – клич стал более громким и динамичным. Журналисты, подобно стервятникам, окружавшие площадь, колебались между выжиданием и желанием оказаться в гуще событий. Повысившийся накал страстей склонил их к последнему. С камерами и микрофонами наперевес они бросились на лужайку перед главным входом.

Вместе со своими людьми Оззи пытался регулировать уличное движение. Это удавалось ему до тех пор, пока все улицы и переулки центра не оказались наглухо забиты машинами. Однако и после этого полиция оставалась на своих местах, хотя не было и признака того, что где-то может понадобиться ее помощь.

В окружении приехавших из трех соседних округов чернокожих священников – молодых, пожилых, а то и вовсе ушедших уже на покой – сквозь расступавшуюся толпу с достоинством прошествовал к трибуне Олли Эйджи. При виде своих пастырей люди почувствовали прилив нового воодушевления – теперь уже не только ближайшие улицы, но и расположенные ближе к окраинам жилые кварталы могли слышать требовательный и в то же время какой-то мелодичный призыв. Тысячи флажков развевались над толпой, тысячи глоток без устали продолжали выкликать одно и то же. Вместе с толпой из стороны в сторону ритмично покачивался и преподобный Эйджи, чуть ли не пританцовывая на маленькой трибуне. Он и его коллеги принялись хлопать в ладоши, задавая присутствовавшим единый темп. В эту минуту на него стоило посмотреть.

– Свободу Карлу Ли!

– Свободу Карлу Ли!

В течение последующих пятнадцати минут ему удалось довести толпу почти до экстаза. Но как только его тренированное ухо уловило первые признаки усталости людей, Эйджи, приблизившись к микрофону, попросил тишины. Разгоряченные, потные люди продолжали скандировать, но уже с меньшим накалом. Вскоре смолкли последние голоса. Эйджи попросил освободить место перед лестницей для прессы, чтобы ничто не мешало журналистам исполнить их профессиональный долг. После этого он обратился к собравшимся, призывая к полной тишине, в которой преподобный Рузвельт обратился к Создателю со столь длительной, красноречивой и проникновенной речью, что на глазах многих слушавших его заблестели слезы.

После того как он в последний раз произнес «Аминь», к микрофону вышла необъятных размеров негритянка в рыжем парике. В воздухе вновь поплыл первый куплет «We Shall Overcome», исполняемый низким, богатым по тембру и удивительным по силе голосом. Святые отцы за ее спиной тут же принялись прихлопывать в ладоши и раскачиваться в такт. Две тысячи голосов слились в один. Над городком поплыли победные звуки торжественного гимна.

После того как пение закончилось, кто-то в который уже раз выкрикнул:

– Свободу Карлу Ли!

И в который уже раз толпа подхватила этот клич. Однако и сейчас Эйджи удалось утихомирить свою паству. Вытащив из кармана шпаргалку, он приступил к проповеди.

Как и ожидалось, Люсьен появился последним и уже изрядно набравшимся. Он и с собой принес бутылку и по очереди обратился к Джейку, Эткавэйджу и Гарри Рексу с предложением выпить и от каждого получил отказ.

– Уже без четверти девять, Люсьен, – сказал ему Джейк. – Мы ждем тебя почти час.

– А мне что, заплатят за это, а?

– Нет, но я просил тебя быть здесь ровно в восемь.

– Еще ты сказал мне, чтобы я не вздумал приносить с собой выпивку. А я поставил тебя в известность о том, что дом этот мой, что его построил мой дед и что я всего лишь сдаю тебе его в аренду, причем, я бы добавил, за какую-то смешную плату. А посему я имею право приходить и уходить, когда мне вздумается, с бутылкой или без.

– Можешь забыть об этом. Ты...

– А что эти черные делают там, на той стороне улицы в такой тьме?

– Это называется «бдение», – пояснил Гарри Рекс. – Они будут ходить вокруг здания суда с зажженными свечами и бдеть до тех пор, пока их соплеменника не выпустят на свободу.

– Это может стать весьма и весьма долгим бдением. То есть я хочу сказать, что бедные люди смогут ходить таким образом до самой своей смерти. Лет двенадцать, а то и пятнадцать. Может, им даже удастся установить рекорд. Если закапают себя свечным воском по самые задницы. Добрый вечер, Ро-арк.

Эллен уселась на крышку бюро под портретом Уильяма Фолкнера, держа в руках густо испещренный пометками лист с именами присяжных. Она с улыбкой кивнула Люсьену.

– Ро-арк, – обратился к ней Люсьен, – я полон к тебе всяческого уважения. Я считаю тебя ровней. Уверен в твоем праве на равную оплату за равный труд. Я признаю за тобой право самой решать, рожать ли тебе ребенка или делать аборт. Словом, я верю во всю эту чушь. Будучи женщиной, ты в моих глазах не располагаешь никакими привилегиями, как-то связанными с твоим полом. – Сунув руку в карман, Люсьен достал комок смятых купюр. – А поскольку ты к тому же еще и клерк, то есть существо бесполое, ты остаешься единственным среди нас человеком, способным пойти и купить ящик холодного «Коорса».

– Нет, Люсьен, – прозвучал голос Джейка.

– Заткнись, Джейк.

Глядя на Люсьена, Эллен поднялась:

– Конечно, Люсьен. Но за пиво я заплачу сама.

Она вышла из кабинета.

Джейк покачал головой, выпустив в Люсьена струю дыма.

– Сегодняшняя ночь может оказаться долгой. Видимо, передумав, Гарри Рекс плеснул все же немного виски в свою чашку из-под кофе.

– Пожалуйста, не напивайтесь, – принялся умолять Джейк. – У нас полно работы.

– Я работаю лучше, когда пьян, – ответил на это Люсьен.

– И я тоже, – присоединился к нему Гарри Рекс.

– Интересно, – бросил малопонятную реплику Эткавэйдж. Положив ноги на стол, Джейк запыхтел сигарой.

– Ладно, первое, что мне хотелось бы сделать, – это уяснить для себя портрет идеального присяжного.

– Черный, – подал голос Люсьен.

– Черный, как задница угольщика, – уточнил Гарри Рекс.

– Согласен, – и в самом деле согласился Джейк. – Но только ничего не выйдет. Бакли этого не допустит. Это понятно каждому. Нет, мы должны остановиться на белом человеке.

– На женщине, – предложил Люсьен. – Для уголовного процесса всегда следует подбирать женщин. У них сердце кровью будет обливаться, исходя от сочувствия. Нужно обращаться к женщинам.

– Нет, – протянул Гарри Рекс. – Только не в нашем случае. Женщине не понять, что заставляет мужчину браться за ружье и отстреливать кому-то голову. Вам нужны отцы – молодые отцы, кто на месте Хейли сделал бы то же самое. Папы с маленькими дочками.

– С каких это пор ты стал экспертом в подборе присяжных? – поинтересовался Люсьен. – Мне всегда казалось, что ты ловчила, занимающийся исключительно разводами.

– Я ловчила, занимающийся разводами, но я знаю, как правильно подобрать членов жюри.

– И подслушать, о чем они говорят в совещательной комнате.

– Дешевая острота.

– Бросьте, парни, – примиряюще поднял вверх руки Джейк. – Как вам Виктор Онзелл? Ты знаком с ним, Стэн?

– Да, у него дела с нашим банком. Ему около сорока, женат, трое детей, если не четверо. Белый. Откуда-то с Севера. Владелец магазина, торгующего грузовиками. Живет здесь уже лет пять.

– Я не стал бы его брать, – заметил Люсьен. – Если он с Севера, значит, он не станет размышлять так, как мы. Контроль за оружием и вся прочая дребедень. В уголовных процессах янки[13] меня всегда пугают. Мне давно приходила в голову мысль о том, что хорошо бы нам принять в Миссисипи закон, запрещающий любому янки быть в составе жюри присяжных вне зависимости от того, сколько он прожил здесь лет.

– Благодарю тебя, – повернулся к нему Джейк.

– А я бы его взял, – сказал Гарри Рекс.

– Почему?

– У него дети, возможно, что среди них есть и дочь. Если же он северянин, то у него не должно быть особых предрассудков. По мне, он подходит.

– Джон Тэйт Астон.

– Мертв, – буркнул Люсьен.

– Что?

– Я говорю, что он мертв. Вот уже три года.

– Тогда почему же он в списке? – Не будучи юристом, Эткавэйдж ничего не понимал.

– Они использовали списки для выборов, но не внесли туда никаких уточнений, – пояснил Гарри Рекс между двумя глотками спиртного. – Кто-то умер, кто-то уехал – слишком уж хлопотное дело все время править данные. Они выписали сто пятьдесят повесток в расчете на то, что человек сто – сто двадцать появятся. Остальные либо померли, либо сменили место жительства.

– Кэролайн Бакстер. Оззи говорит, что она чернокожая. – Джейк быстро пролистывал записи. – Работает на карбюраторном заводе в Кэрауэе.

– Возьмите ее, – предложил Люсьен.

– Пожалуй, – согласился Джейк.

Вернулась Эллен с пивом. Поставив картонную коробку на колени Люсьену, извлекла из нее одну банку, вскрыла ее и уселась на прежнем месте. Джейк от пива отказался, но Эткавэйдж решил, что его начинает мучить жажда. После того как банку взял и Гарри Рекс, Джейк остался в одиночестве.

– Джо Кит Шеферд.

– Судя по имени, это какой-то деревенщина.

– Почему ты так решил? – спросил у Люсьена Гарри Рекс.

– Двойное имя, – пустился в объяснения тот. – Почти у всех этих олухов двойные имена. Билли Рэй, Джонни Рэй, Бобби Ли, Гарри Ли, Джесси Эрл, Билли Уэйн, Джерри Уэйн, Эдди Мак, ну и прочие. У них даже женщины носят двойные имена: Бобби Сью, Бетти Перл, Мэри Белли, Тельма Лу, Салли Фэй.

– А как насчет Гарри Рекс? – спросил Гарри Рекс.

– Никогда не слышал о женщине по имени Гарри Рекс.

– Я имею в виду деревенщину-мужчину.

– Ничего, подходящее имя. Их перебил Джейк:

– Делл Перри говорил, что у него была лавочка на берегу озера, где он торговал наживкой. Похоже, здесь его никто не знает.

– Видимо так, но я готов поклясться, что он – деревенщина. У него такое имя. Я бы его вычеркнул, – настаивал на своем Люсьен.

– А какой-нибудь общей информации о них, типа адресов, возраста, рода занятий, у тебя нет? – спросил Эткавэйдж.

– До суда ее и не будет. В понедельник каждый из кандидатов заполнит в суде специальный вопросник. До того времени мы располагаем только именами.

– Какие, собственно, члены жюри для нас предпочтительны, Джейк? – задала вопрос Эллен.

– Молодые или среднего возраста мужчины с семьями. Хорошо, если бы среди них не оказалось никого старше пятидесяти.

– Это почему же? – воинственным голосом осведомился Люсьен.

– Молодежь более терпимо относится к чернокожим.

– Да, как Кобб и Уиллард.

– Большинство пожилых людей привыкли с неприязнью смотреть на черных, а молодое поколение формировалось уже в ином обществе. В юности у людей, как правило, меньше ханжества.

– Согласен, – присоединился Гарри Рекс. – Только я бы еще держался подальше от женщин и деревенщины.

– Я того же мнения.

– А по-моему, вы ошибаетесь, – заявил Люсьен. – У женщин больше жалости. Посмотрите на Ро-арк, она полна сочувствия буквально к каждому. Так, Ро-арк?

– Так, Люсьен.

– Она переживает из-за уголовников, растлителей малолетних, безбожников, нелегальных иммигрантов, голубых. Правда, Ро-арк?

– Правда, Люсьен.

– В данный момент на территории округа Форд, штат Миссисипи, есть только два членских билета Национальной ассоциации юристов – у меня и у нее.

– Отвратительно, – пробормотал Эткавэйдж.

– Клайд Сиско, – громко прочел имя Джейк, стараясь успокоить страсти.

– Его можно купить, – самодовольно объявил Люсьен.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Джейк.

– То, что сказал. Его можно купить.

– Откуда тебе это известно? – задал вопрос Гарри Рекс.

– Ты что, смеешься? Это же Сиско. Самая крупная шайка мошенников во всей восточной части страны. Все живут в окрестностях Мэйса. Профессиональные воры и специалисты по получению незаконных страховок. Жгут свои дома каждые три года. Неужели ты ни разу о них не слышал? – Люсьен не просто говорил, он почти орал.

– Нет. Так откуда ты знаешь, что его можно купить?

– Потому что однажды я уже делал это. В каком-то гражданском деле лет десять назад. Он был в списке присяжных, и я пообещал ему десять процентов от суммы, которую назначит жюри. Он проявил чудеса красноречия.

Выронив лист со списком имен, Джейк в недоумении тер глаза. Он знал, что рассказанное Люсьеном вполне могло иметь место а действительности, но верить в это не хотелось.

– И?.. – спросил Гарри Рекс.

– И он вошел в состав жюри, а в вердикте прозвучала самая крупная сумма в истории округа. Рекорд не побит до сих пор.

– Дело Стабблфилда? – с недоверием спросил Джейк.

– Так точно, мой мальчик. Стабблфилд против Техасской нефтяной компании. Сентябрь семьдесят четвертого года. Восемьсот тысяч долларов. Дело подавалось на апелляцию в Верховный суд, но решение осталось без изменений.

– И ты заплатил ему? – поинтересовался Гарри Рекс.

Сделав большой глоток, Люсьен допил стакан.

– Восемьдесят тысяч наличными в стодолларовых купюрах, – с гордостью объявил он. – Он построил себе новый дом, а потом сжег его.

– А какой кусок достался тебе? – Это был Эткавэйдж.

– Сорок процентов, за вычетом восьмидесяти тысяч.

На минуту в комнате наступило молчание: все, кроме Люсьена, погрузились в калькуляцию.

– Ого, – чуть пошевелил губами Эткавэйдж.

– Ты ведь шутишь, правда, Люсьен? – спросил Джейк с надеждой в голосе.

– Ты прекрасно знаешь, что нет, Джейк. Тебе хорошо известно, что я совру не задумываясь, но только не в таких вещах. Я сказал правду, и я говорю вам, что этого парня можно купить.

– За сколько?

– Выбросьте это из головы! – прокричал Джейк.

– За пять тысяч наличными, но это не более чем предположение.

– Прекратите!

В течение последовавшей за этим паузы каждый из присутствовавших счел необходимым окинуть Джейка взглядом, чтобы убедиться в том, что Клайд Сиско нисколько не заинтересовал его, а убедившись в этом, члены совещания вновь уткнулись в свои стаканы, ожидая, пока будет названо следующее имя.

Примерно в половине одиннадцатого первый глоток пива сделал и Джейк. Через час в картонной коробке ничего не осталось, зато список присяжных сократился до сорока человек. Пробравшись на балкон, Люсьен наблюдал за тем, как темные фигуры несли вдоль тротуаров свечи вокруг здания суда.

– Джейк, что это за полицейский сидит в машине прямо напротив моего офиса?

– Это мой телохранитель.

– Как его зовут?

– Несбит.

– Он бодрствует?

– Думаю, что нет.

Люсьен опасно перегнулся через перила.

– Эй, Несбит!

– Да? В чем дело? – Несбит приоткрыл дверцу автомобиля.

– Джейк просит тебя подъехать к магазину и купить нам пива. Он мучается от жажды. Вот тебе двадцатка. Он хочет ящик «Коорса».

– Я не могу покупать пиво, находясь на дежурстве, – протестующе стал отказываться Несбит.

– С каких это пор? – расхохотался Люсьен.

– Не могу.

– Но ведь оно не для тебя, Несбит. Это для мистера Брайгенса, а ему оно просто необходимо. Он уже договорился с шерифом, так что полный порядок.

– Кто договорился с шерифом?

– Мистер Брайгенс, – продолжал врать Люсьен. – Шериф ответил, что его не волнует, чем ты здесь занимаешься, если только не пьешь.

Несбит пожал плечами и с явным удовольствием тронул машину с места. На тротуар рядом с автомобилем упала выпущенная из пальцев Люсьена двадцатидолларовая купюра. Через несколько минут он уже вернулся с картонной коробкой, где не хватало одной банки – она красовалась на чехле полицейского радара. Люсьен приказал Эткавэйджу спуститься за пивом и распределить среди участников совещания первые шесть банок.

Прошел еще час, и со списком было покончено, совещание можно было закрывать. Несбит погрузил Люсьена, Гарри Рекса и Эткавэйджа в свою патрульную машину и развез их по домам. Джейк вместе со своим новым клерком продолжал сидеть на балконе, потягивая пиво и следя глазами за мелькающими огоньками свечей. У западной оконечности площади было припарковано несколько автомобилей, неподалеку от которых в складных садовых креслах сидели несколько фигур, дожидаясь своей очереди шествовать вокруг здания суда.

– Неплохо мы поработали, – негромко проговорил Джейк, не сводя глаз с медленно шагавших по тротуару людей. – Из ста пятидесяти человек обсудили всех, за исключением двадцати фамилий.

– И что же дальше?

– Попробую разыскать что-нибудь на оставшихся. Затем мы заведем на каждого личную карточку. До понедельника мы будем знать их, как членов собственной семьи.

Вернувшийся Несбит дважды объехал вокруг площади, время от времени поглядывая на марширующих мужчин. Потом приткнул наконец машину между «саабом» и «БМВ».

– Справка по М. Нотену получилась просто великолепной. Наш психиатр, доктор Басс, будет здесь завтра, и я попросил бы тебя просмотреть ее вместе с ним самым тщательным образом. Тебе придется в деталях отработать все те вопросы, которые он должен будет задавать в суде, а потом натаскать его. Он меня беспокоит. Сам я его не знаю, приходится полагаться на Люсьена. Покопайся в его биографии, постарайся узнать о нем как можно больше. Не стесняйся пользоваться телефоном. Свяжись с медицинской ассоциацией штата, уверься в том, что в его послужном списке нет никаких дисциплинарных замечаний. В нашем деле ему отведена очень важная роль, поэтому неожиданности мне здесь не нужны.

– О'кей, босс.

– Послушай, Ро-арк, – Джейк прикончил свое пиво, – городок у нас очень маленький. Жена моя уехала пять дней назад, и я уверен, что скоро об этом станет известно каждому. Твое присутствие в офисе будет выглядеть подозрительно. Люди любят болтать, так что тебе прядется быть как можно более сдержанной. Сиди в кабинете и занимайся своим делом, а если кто станет задавать вопросы – ты замещаешь Этель.

– С ее-то бюстом! Мне до нее далеко.

– При желании у тебя это получится.

– Надеюсь, ты понимаешь, что я не такая уж простушка, какой меня заставляют выглядеть обстоятельства.

– Я знаю это.

Вдвоем они наблюдали с балкона за тем, как происходит смена несущих свою бдительную вахту вокруг суда дежурных. Послышался стук пустой банки из-под пива, выброшенной Несбитом через опущенное стекло машины прямо на тротуар.

– Ты что, домой не собираешься? – спросил Джейк у Эллен.

– Какой смысл? Я приеду не раньше половины второго ночи.

– Тогда можешь устраиваться на диване в моем кабинете.

– Спасибо. Так я и сделаю.

Пожелав ей спокойной ночи, Джейк вышел, запер на ключ входную дверь, перекинулся парой слов с Несбитом, после чего осторожно уселся за руль своего «сааба». Несбит сопровождал его до самого дома на Адамс-стрит. Джейк поставил машину в гараж, рядом с автомобилем Карлы, а Несбит остановил свою прямо на подъездной дорожке. Был ровно час ночи, четверг, 18 июля.