"Пора убивать" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

Глава 35

Заметку Карла нашла на второй странице. «Белое жюри для Хейли» – сообщал заголовок. Во вторник вечером Джейк не позвонил. Не обращая внимания на кофе, Карла углубилась в содержание заметки.

Пляжный домик располагался на чем-то вроде маленького полуострова. До ближайшего соседа было не менее двухсот ярдов. Земля здесь принадлежала ее отцу, и он никому не собирался продавать ее в ближайшее время. Дом был построен лет десять назад, когда отец нашел покупателя на свою компанию в Ноксвилле и ушел на покой состоятельным человеком. Карла была в семье единственной дочерью, как теперь Ханна – единственной внучкой. Трехэтажная вилла с четырьмя спальнями и четырьмя ванными комнатами – то, что отец называл пляжным домиком, – была достаточно просторной и для дюжины внуков.

Дочитав заметку, Карла подошла к окнам столовой, выходящим на океан. Огромный оранжевый диск солнца только что поднялся над горизонтом. Вообще-то она любила подольше понежиться в постели, но жизнь с Джейком научила ее несколько иначе относиться к первым утренним часам. Карла уже привыкла просыпаться не позже половины шестого. Джейк как-то сказал ей, что ему нравится затемно уходить на работу и затемно возвращаться домой. Он гордился тем, что ежедневно проводит в своем офисе больше часов, чем любой другой юрист округа. Он был не таким, как все, но Карла его любила.

В сорока восьми милях к северо-востоку от Клэнтона в округе Милберн на берегу небольшой реки Типпа стоял городок Темпл. В нем было три тысячи жителей и два мотеля. «Темпл инн» был почти пуст: кому бы взбрело в голову ехать сюда в это время года? И только в самом конце коридора солдаты национальной гвардии и парочка полицейских охраняли двери восьми номеров. В пяти из них поселились парами белые женщины, шестой делили Барри Экер и Клайд Сиско. Запасные присяжные – чернокожий Бен Лестер Ньютон и белый Фрэнси Питтс – занимали по отдельному номеру. Телевизоры в комнатах были отключены, в прессе присяжным тоже было отказано. Ужин во вторник вечером доставили прямо в номера. В семь тридцать утра среды постояльцам принесли завтрак. Выхлопы от дизеля «грейхаунда» удушливой пеленой окутали всю стоянку. Ровно в восемь четырнадцать человек заняли свои места, и автобус отправился в Клэнтон.

По дороге пассажиры говорили о своих семьях и о работе. Двое или трое были знакомы и раньше, большинство же до встречи в зале суда ничего друг о друге не знали. Люди с неловкостью старались избегать разговоров о том, что свело их вместе и какую задачу предстоит им совместными усилиями решить. Слова Нуза были однозначны и лаконичны: никаких обсуждений дела. А им так хотелось обменяться мнениями: изнасилование, личности насильников. Карл Ли, Джейк, Бакли, сам Нуз, Клан – да куча всего. О сожженных крестах было известно каждому, но и эту тему обходили молчанием, во всяком случае, в автобусе. В номерах же мотеля удержаться от разговоров было невозможно.

Автобус остановился у здания суда без пяти девять, и присяжные тотчас приникли к окнам – им хотелось увидеть, много ли народу толпится на лужайке: куклуксклановцев, чернокожих и прочих зевак, удерживаемых от необдуманных действий присутствием национальных гвардейцев. У запасного выхода здания присяжных ожидали полицейские, чтобы как можно быстрее проводить их в зал. Но сначала им предложено было пройти в комнату для присяжных, где на столе дымился в чашках горячий кофе, а в вазочках лежали свежие пончики. Вскоре появившийся Пейт сообщил, что его честь готов открыть заседание. Присяжные прошли за ним в уже полный зал и заняли места в своей ложе в том же порядке, в котором вчера их рассадила Джин Гиллеспи.

– Прошу всех встать! – разнесся по залу зычный голос Пейта.

– Садитесь, пожалуйста. – Нуз опустился на свой стул с высокой кожаной спинкой. – Доброе утро, леди и джентльмены, – учтиво приветствовал он присяжных. – Надеюсь, вы все в добром здравии и готовы к работе.

Сидевшие в ложе дружно закивали.

– Хорошо. Каждое утро я буду задавать вам один и тот же вопрос: пытался ли кто-нибудь вступить с вами в контакт, разговаривать с вами или как-то воздействовать на вас в течение прошлого вечера и сегодняшней ночи?

Отрицательное качание головами.

– Очень хорошо. А между собой вы о деле не говорили?

Каждый из них солгал, вновь покачав головой.

– Отлично. Если кто-то захочет вступить с вами в контакт, поговорить о деле или вообще как-нибудь повлиять на вас, надеюсь, вы сразу поставите меня об этом в известность. Я понятно выразился?

Кивки.

– В таком случае мы можем приступать. Прежде всего мы должны будем заслушать вступительное слово каждого из наших юристов, то есть прокурора и адвоката. Предупреждаю вас, что все произносимое ими не является свидетельскими показаниями и не может рассматриваться в качестве доказательств. Мистер Бакли, может быть, вы начнете первым?

Бакли поднялся, застегнул пуговицу своего сверкающего пиджака из полиэстера.

– Да, ваша честь.

– Я так и думал. Приступайте.

Напротив ложи присяжных Бакли установил небольшой деревянный пюпитр, сделал глубокий вдох и медленно пролистал страницы своего блокнота. Он наслаждался этими короткими мгновениями полной тишины, когда все взгляды устремлены на него одного и каждый готов с трепетом внимать всему тому, что он сейчас начнет говорить. А начал Бакли с того, что поблагодарил присяжных за их приезд сюда, за те жертвы, которые они согласились принести, за высокое гражданское чувство (как будто бы у них был выбор, подумал Джейк). Он гордился ими и считал большой честью работать с ними вместе в этом столь сложном деле. Сейчас он выступает в роли их защитника. Его клиент – штат Миссисипи. И ему страшно от того груза ответственности, что возложен на его плечи народом, ведь он всего-навсего Руфус Бакли – простой сельский юрист из Смитфилда. Прокурор говорил о себе, о своих мыслях и ощущениях, о надеждах, о том, что в душе он возносит молитвы Создателю, прося помочь ему выполнить свой нелегкий долг и наилучшим образом послужить народу своего штата.

Примерно то же самое Бакли говорил в начале каждого процесса, однако нечасто ему удавалось держаться с таким артистизмом. По сути выступление прокурора представляло собой гладкий и отполированный словесный мусор, который вполне можно опротестовать. Джейк сгорал от желания заявить протест, но из собственного опыта он знал, что Марабу протест не поддержит: все-таки первое слово, а пока риторику Бакли нельзя расценить как грубое личное оскорбление. Вся прокурорская медоточивость и дешевая искренность выводили Джейка из себя – и главным образом потому, что присяжные вслушивались в эту чушь и по большей части склонны были ей верить. Прокурор всегда выступал в роли эдакого славного парня, борца со злом, стремящегося покарать преступника за его злодеяния, убрать его с глаз людских туда, откуда он уже никому не сможет причинить вреда. В деле обработки присяжных Бакли был мастером высшей пробы, в первом же своем обращении к ним прокурор убедительно доказывал, что Он и Они – Двенадцать Избранных – объединенными усилиями добьются правды и рука об руку победят Зло. Им нужна только правда, только истина и ничего, кроме нее. Найдите правду – и Справедливость восторжествует. Следуйте за ним, Руфусом Бакли, народным защитником, – и вы обязательно обретете истину.

Изнасилование всегда ужасно. Он сам является отцом, его дочери столько же лет, сколько и Тони Хейли, и когда он впервые услышал о том, что приключилось с маленькой девочкой, у него внутри похолодело. Как он переживал за Карла Ли и его жену! Да, он думал и о своих детях, думал о возмездии.

Джейк незаметно улыбнулся Эллен. Это было интересно. Бакли решил сам заговорить об изнасиловании, не пытаясь укрыть этот вопрос от внимания жюри. Джейк ожидал, что прокурор будет категорически против предъявления присяжным улик и свидетельских показаний относительно изнасилования. В своей справке Эллен писала, что, согласно закону, присяжные должны быть ознакомлены со всеми фактами дела, однако в законе не уточнялось, каким именно способом. Совершенно очевидно, что Бакли решил напрямик говорить об изнасиловании, а не пытаться скрыть его, тем более что о нем знал весь город. Хороший шаг, подумал Джейк, особенно принимая во внимание то, что детали изнасилования и так известны каждому.

Эллен улыбнулась в ответ. Похоже, предпринимается первая попытка судебного разбирательства по делу об изнасиловании Тони Хейли.

Бакли объяснял присутствовавшим, что желание мести будет естественным в данной ситуации для любого родителя. И для него самого, признался он. Но! – тут голос его возвысился – нельзя не видеть разницы между желанием отомстить и самой местью.

Войдя во вкус, Бакли принялся непринужденно расхаживать перед пюпитром, строя фразы в такт своим шагам. В течение двадцати минут он читал лекцию по уголовному судопроизводству и его особенностям в штате Миссисипи, затем он поделился с присяжными тем, какое количество насильников он, Руфус Бакли, лично отправил в Парчмэн, причем большинство – до конца их дней. Судебная система штата находится в рабочем состоянии потому, что у жителей хватает здравого смысла не ставить ей палки в колеса. Но она непременно рухнет, если позволить таким, как Карл Ли, нарушать взаимодействие отлаженных шестеренок и самому браться за утверждение справедливости. Вы только представьте себе: общество без всяких законов, где мера возмездия определяется волей любого отдельно взятого индивида! Ни полиции, ни тюрем, ни судов, ни присяжных. Каждый сам по себе.

В этом видится какая-то ирония, сказал прокурор, чуть замедляя шаг. Вот он сидит здесь, Карл Ли Хейли, требуя в отношении себя самого справедливого суда, – и все-таки сам-то он как раз в такой суд не верил. Спросите матерей Билли Рэя Кобба и Пита Уилларда. Спросите их, какого рода справедливый суд получили их сыновья.

Здесь Бакли сделал короткую паузу, давая присяжным, да и всем присутствовавшим задуматься над последней фразой. Фраза прозвучала весомо, каждый из сидящих в ложе присяжных смотрел сейчас на Карла Ли Хейли. И взгляды эти были полны отнюдь не сочувствия.

С невозмутимым видом Джейк чистил ногти и откровенно скучал. Бакли сделал вид, что листает свои записи, разложенные на пюпитре, и мельком глянул на часы. Заговорил вновь, на этот раз лишенным эмоций голосом человека, исполняющего свой долг. Обвинение в состоянии доказать и обязательно докажет, что Карл Ли Хейли тщательно спланировал эти убийства. Почти час он провел в каморке под лестницей, по которой, как он знал, будут вести Кобба и Уилларда к выходу из здания суда. Каким-то образом он смог пронести с собой армейскую винтовку «М-16».

Бакли подошел к маленькому столику у барьера и поднял в воздух винтовку.

– Вот эта «М-16»! – прокричал он присяжным, вращая оружие над головой.

Положив ее перед собой на пюпитр, прокурор объяснил залу, с каким знанием дела выбирал Карл Ли свое оружие. Он же воевал, он знал, как нужно убивать. Он привык к «М-16». Это оружие незаконно – его не купишь в оружейной лавке в западной части города. Значит, ему пришлось искать его. Значит, он планировал убийство.

Так что все ясно: предумышленное, тщательно спланированное, хладнокровное убийство.

А Де Уэйн Луни? Четырнадцать лет работы в полицейском управлении. Отличная семья. Луни является одним из лучших офицеров, с которыми прокурору вообще доводилось когда-либо встречаться. И что же? Тяжелое ранение во время исполнения своего служебного долга. Частично ампутированная нога. В чем его вина? Возможно, защита скажет, что это результат непредвиденного стечения обстоятельств, что этого не стоит принимать во внимание. Но в Миссисипи такая защита не пройдет.

Нет прощения, леди и джентльмены, ни одному из этих актов насилия. Приговор должен быть – виновен!

На вступительную речь каждому отводилось по часу, и окружной прокурор, не в силах удержаться от соблазна до последней минуты использовать отведенное ему время, начал повторяться. Обрушившись на тезис о невменяемом состоянии обвиняемого, он процитировал себя дважды. Присяжные начинали ощущать скуку и искали взглядами в зале что-нибудь такое, что позволило бы отвлечься от монотонной речи прокурора. Художники прекратили свои зарисовки, замерли ручки журналистов, Нуз в седьмой или восьмой раз принялся протирать свои очки. Всем было известно, что судья занимается этим лишь в моменты обостренной борьбы со сном или скукой. Обычно раз пять в ходе заседания. Неоднократно Джейку приходилось видеть, как Нуз трет стекла носовым платком, или концом галстука, или полой рубашки, а свидетель в это время продолжает говорить и говорить, а прокурор переругивается с адвокатом, и оба размахивают руками. Но мимо ушей Нуз не пропускал ничего – просто все это ему уже чертовски наскучило, даже этот самый громкий процесс. Он никогда не спал, сидя на судейском месте, даже когда глаза сами собой закрывались. Нет, в такие минуты он снимал очки, поднимал их повыше, к свету, затем подносил ко рту, дышал на стекла и начинал тереть их с таким сосредоточенным видом, будто они были заляпаны свиным жиром. После этого судья водружал очки на нос, однако не проходило и пяти минут, как стекла опять оказывались грязными. Чем дольше вещал Бакли, тем чаще приходилось Нузу заниматься очками.

Фонтан красноречия Бакли иссяк только через полтора часа – аудитория с облегчением вздохнула.

– Десятиминутный перерыв, – объявил Нуз и, поднявшись со своего трона, стремительным шагом вышел в коридор, направляясь к туалетам.

Джейк с самого начала не собирался говорить долго, а после прокурорского марафона он решил сделать свое вступление еще короче. Немногим нравится выслушивать многословные выступления юристов, особенно тех, кто считает, что каждую мелкую деталь необходимо упомянуть не менее трех раз, а вещи более значимые нужно просто вдалбливать многократным повторением в головы присутствующих. Присяжные с особенной неприязнью относятся к юристам-говорунам по двум причинам. Во-первых, они не могут приказать им заткнуться. Они – пленники ложи. За стенами зала никому не возбраняется проклинать прокурора или адвоката, но присяжным просто запрещено разговаривать. Таким образом, им остается только спать, храпеть, смотреть в упор, дергаться, постоянно подносить часы к глазам – словом, подавать недвусмысленные знаки, которые этот зануда все равно не поймет. Во-вторых, присяжные терпеть не могут длинных процессов. Прекращай болтовню и давай нам факты. А уж мы выдадим тебе вердикт.

Все это Джейк объяснил подзащитному во время перерыва.

– Согласен. Будь покороче, – ответил ему Карл Ли.

Джейк так и сделал. На свою речь он потратил четырнадцать минут, и жюри с одобрением отнеслось к каждому его слову. Начал Джейк с рассуждений о дочерях: какие они особенные, как отличаются от маленьких мальчиков, какого нежного отношения к себе требуют. Он рассказал им о своей собственной дочери, о совершенно необычных узах, которые их связывают. Объяснить эти узы невозможно, равно как недопустимо и любое вмешательство в отношения отца и дочери со стороны. Джейк признал, что искренне восхищается мистером Бакли, который способен простить и даже понять пьяного извращенца, если тот вдруг вздумает наброситься на его дочь. Вот вам пример действительного величия души. Но в реальной жизни они, присяжные, как родители – смогут ли они проявить ту же терпимость и понимание, если их дочь изнасилуют двое животных, привязав к дереву и...

– Протестую! – выкрикнул Бакли.

– Протест не поддержан, – крикнул в ответ Нуз.

Не обратив внимания на выкрики, Джейк спокойно продолжал. Он обратился к присяжным с просьбой представить себе свои чувства, если бы такое случилось с их дочерьми. Он попросил их не осуждать Карла Ли, а вернуть его домой, в семью. Тему невменяемости он вообще не затронул. Присяжные и сами знали, что до этого очередь еще не дошла.

Быстро закончив свое выступление, Джейк заставил присяжных ощутить разницу между речью прокурора и его собственной.

– Это все? – с удивлением обратился к нему с вопросом Нуз.

Джейк только кивнул в ответ, усаживаясь рядом со своим клиентом.

– Хорошо. Мистер Бакли, можете вызывать своего первого свидетеля.

– Обвинение вызывает Кору Кобб.

Пейт отправился в комнату для свидетелей за миссис Кобб. Мимо ложи присяжных он провел ее в зал, где Джин Гиллеспи привела мать Билли Рэя Кобба к присяге, а потом предложил женщине сесть в свидетельское кресло.

– Говорите, пожалуйста, в микрофон, – проинструктировал он ее.

– Ваше имя Кора Кобб? – в полную мощь своих легких спросил Бакли.

– Да, сэр.

– Где вы живете?

– Округ Форд, Лейк-Виллидж, дом номер три.

– Вы являетесь матерью Билли Рэя Кобба, погибшего?

– Да, сэр. – Глаза ее наполнились слезами.

Кора была сельской жительницей, муж бросил ее, когда дети еще не умели ходить. Росли они сами по себе: мать была вынуждена работать в две смены на маленькой мебельной фабрике, расположенной на полпути между Кэрауэем и Лейк-Виллидж. Они давно отбились от рук. Коре не исполнилось еще и пятидесяти, с помощью краски для волос и косметики она старалась сойти за сорокалетнюю, но на вид ей вполне можно было дать шестьдесят.

– Сколько лет было вашему сыну на момент смерти?

– Двадцать три года.

– Когда вы в последний раз видели его живым?

– За несколько секунд до того, как его убили.

– Где вы его видели?

– В этом зале.

– Где он был убит?

– Там, на лестнице.

– Вы слышали звуки выстрелов?

Она заплакала.

– Да, сэр.

– Где вы в последний раз его видели?

– В зале фирмы, занимавшейся похоронами.

– В каком он находился состоянии?

– Он был мертв.

– Больше вопросов не имею, – объявил Бакли.

– Перекрестный допрос, мистер Брайгенс? Кора была свидетелем безобидным, ее пригласили только для того, чтобы подтвердить: жертва мертва, ну, может, еще для того, чтобы вызвать у присяжных некоторую симпатию к жертве. Перекрестный допрос вряд ли мог что-нибудь дать, и при других обстоятельствах женщину оставили бы в покое. Но Джейк увидел для себя возможность, упустить которую было нельзя. Он хотел задать процессу иную тональность, он хотел встряхнуть Нуза, Бакли, присяжных, ему требовалось вывести зал из спячки. Сильной жалости Кора Кобб не вызывала: она чуточку переигрывала. Видимо, Бакли посоветовал ей как можно чаще пускать слезу.

– Всего несколько вопросов, – ответил Джейк Нузу, проходя за спинами Бакли и Масгроува к пюпитру.

Окружной прокурор почувствовал легкую тревогу.

– Миссис Кобб, это правда, что ваш сын был осужден за торговлю марихуаной?

– Протестую! – проревел Бакли, вскакивая со своего места. – Уголовные деяния жертвы рассмотрению здесь не подлежат!

– Протест отклонен.

– Благодарю, ваша честь, – вежливо ответил Нузу Джейк так, как будто бы судья сделал ему личное одолжение.

Кора вытерла глаза, плач ее стал более громким.

– Вы сказали, что ваш сын погиб, когда ему было двадцать три года?

– Да.

– В свои двадцать три года многих ли еще детей он изнасиловал?

– Протестую! Протестую! – взывал к судье Бакли, размахивая руками и с отчаянием глядя на Нуза, который кричал в ответ:

– Протест принят! Вы отклоняетесь от сути, мистер Брайгенс! Вы отклоняетесь от сути!

Миссис Кобб залилась слезами, раскачиваясь из стороны в сторону. Она цепко держала пальцами стойку микрофона, и ее рыдания и всхлипы заполнили весь зал.

– Его следует предупредить, ваша честь! – надрывался Бакли с красным лицом и начавшей багроветь шеей.

– Я снимаю свой вопрос, – громко объявил Джейк, возвращаясь на свое место.

– Какая дешевка, Брайгенс, – пробормотал Масгроув, когда Джейк проходил мимо.

– Предупредите его, ваша честь, – продолжал молить Бакли, – и скажите присяжным, чтобы эти вопросы они оставили без внимания.

– Может, у вас будут дополнительные вопросы к свидетелю? – обратился к прокурору Нуз.

– Нет. – Бакли бросился к свидетельскому креслу с носовым платком в руке на помощь миссис Кобб, уткнувшей голову в ладони и сотрясаемой рыданиями.

– Вы свободны, миссис Кобб. Бейлиф, помогите свидетелю.

Вместе с Бакли Пейт поднял Кору Кобб на ноги, вдвоем они провели ее мимо присяжных к центральному проходу. При каждом шаге Кора вскрикивала и цеплялась руками в своих провожатых, и чем ближе к двери они подходили, тем громче делались крики, а на самом пороге с ней началась настоящая истерика.

Пока миссис Кобб не вышла и в зале не установился порядок, Нуз в упор смотрел на Джейка. Затем он повернулся к присяжным:

– Прошу вас оставить без внимания последний вопрос мистера Брайгенса.

– Для чего ты это сделал? – спросил у своего адвоката Карл Ли.

– Потом объясню.

– Обвинение вызывает Эрнестину Уиллард, – объявил Бакли голосом более спокойным, но полным сомнений.

Вошедшую в зал миссис Уиллард привели к присяге и усадили в свидетельское кресло.

– Ваше имя Эрнестина Уиллард? – приступил Бакли.

– Да, сэр, – ответила она срывающимся голосом.

Жизнь ее тоже была нелегкой, но вела она себя с большим, чем миссис Кобб, достоинством, поэтому вызывала сочувствие и доверие. Одета она была скромно, но во все чистое и аккуратно выглаженное. В волосах ни следа краски, на которую так полагалась миссис Кобб, на лице никакой косметики. Плакала она тоже для себя, а не для публики.

– Где вы живете?

– Неподалеку от Лейк-Виллидж.

– Пит Уиллард был вашим сыном?

– Да, сэр.

– Когда вы в последний раз видели его живым?

– Я видела его в этом зале за несколько минут до того, как он был убит.

– Вы слышали выстрелы?

– Да, сэр.

– Где вы видели его последний раз?

– В фирме, занимавшейся похоронами.

– В каком он находился состоянии?

– Он был мертв. – Она утерла слезы бумажной салфеткой.

– Прошу меня извинить. Больше вопросов не имею. – Прокурор не сводил с Джейка взгляда.

– Перекрестный допрос? – Нуз с подозрением посмотрел на Джейка.

– Всего два вопроса. Миссис Уиллард, мое имя Джейк Брайгенс. – Он встал у пюпитра, не испытывая ни малейшего сочувствия к матери Пита Уилларда.

Она кивнула.

– Сколько лет было вашему сыну, когда он погиб?

– Двадцать семь.

Бакли сидел на самом кончике стула, в любой момент готовый вскочить. Нуз снял очки и подался вперед. Карл Ли опустил голову.

– За свои двадцать семь лет скольких детей успел он изнасиловать?

Бакли подпрыгнул:

– Протестую! Протестую! Протестую!

– Протест принят! Протест принят!

Эти крики напугали миссис Уиллард, она заплакала громче.

– Предупредите его, судья! Он должен быть предупрежден.

– Я снимаю свой вопрос. – Джейк вернулся на свое место.

Бакли заламывал руки.

– Но этого мало, судья! Вынесите ему предупреждение!

– В кабинет! – скомандовал Нуз.

Отпустив свидетеля, он объявил перерыв до часу дня.

Гарри Рекс сидел на балконе кабинета Джейка за столом с сандвичами и кувшином «Маргариты» и ждал. Джейк от коктейля отказался и пил только грейпфрутовый сок. Эллен налила себе небольшой бокал – только чтобы успокоить нервы, как она сказала. Обед уже третий день готовила Делл и лично доставляла его в офис. Спасибо кафе.

Поглощая сандвичи и расслабившись, все трое следили за процессией, безостановочно вышагивавшей вокруг здания суда. О чем говорилось в кабинете Нуза? Гарри Рекс требовал объяснений. Джейк отщипывал кусочки от пирожного. Он сказал, что предпочитает поговорить о чем-нибудь другом, не о суде.

– Что, черт побери, было в кабинете у Нуза?

– quot;Кардиналыquot; выиграли три матча из четырех, Ро-арк. Ты слышала об этом?

– Я думала, что они выиграют все четыре.

– Что было у Нуза?!

– Тебе действительно хочется это знать?

– Да! Да!

– О'кей. Но сначала мне нужно сходить в туалет. Вернусь – расскажу. – Джейк вышел.

– Ро-арк, что случилось в кабинете судьи?

– Ничего особенного. Нуз набросился на Джейка, но без серьезного для него ущерба. Бакли требовал крови, и Джейк сказал, что она вот-вот брызнет, если лицо прокурора станет еще хоть чуточку краснее. Бакли вскочил и завопил, обвиняя Джейка в том, что он специально настраивает присяжных, провоцирует их, как он выразился. Джейк только улыбнулся и сказал: «Очень сожалею, губернатор». Всякий раз, когда он называл Бакли губернатором, тот оборачивался к Нузу и жаловался: «Он обзывает меня губернатором, судья, ну сделайте же что-нибудь!» А Нуз начинал увещевать: «Прошу вас, джентльмены, я хочу, чтобы вы вели себя как профессионалы». Тогда Джейк начинал благодарить его: «Спасибо, ваша честь». Потом проходило несколько минут, и Джейк снова называл Бакли губернатором.

– Для чего ему понадобилось заставлять тех женщин плакать?

– Это был блестящий шаг, Гарри Рекс. Он показал присяжным, Нузу, Бакли – всем, что это его зал, и он абсолютно никого не боится. Он пролил первую кровь. Он так завел Бакли, что тому теперь вовек не успокоиться. Присяжные были в шоке, но он растормошил их, он самым недвусмысленным образом дал им понять, что идет война. Блестящий шаг!

– Да, я и сам так подумал.

– Нам это не нанесло никакого вреда. Женщины действительно вызывали сочувствие, но Джейк напомнил присяжным, что их сыночки успели сделать до того, как были убиты.

– Подонки.

– Если у присяжных и остался какой-то неприятный осадок, они забудут о нем к тому моменту, когда показания начнет давать последний свидетель.

– Джейк держался молодцом, а?

– Он великолепен, просто великолепен. Лучшего адвоката его лет я еще не встречала.

– Дождись его заключительного слова. Мне пару раз приходилось слышать. Он в состоянии разбудить жалость даже в армейском сержанте.

Вернувшись на балкон, Джейк налил себе немного «Маргариты». Совсем немного, чтобы привести в порядок нервы.

Гарри Рекс пил без остановок.

Первым свидетелем обвинения после обеда был Оззи Уоллс. Бакли повесил на специальном кронштейне огромные, выполненные в цвете схемы первого и второго этажей здания суда, и они вдвоем с величайшей точностью проследили последние шаги Кобба и Уилларда.

Затем прокурор предъявил суду десять цветных снимков размером 16х24, на которых были запечатлены залитые кровью тела жертв, лежащие на ступенях лестницы. Снимки были очень натуралистичны. Джейку нередко приходилось видеть фотографии трупов, и, хотя ни одну из них он не мог рассматривать с удовольствием, некоторые были вовсе не так уж и плохи. В одном из его дел жертва была застрелена из охотничьего ружья прямо в сердце. Человек упал на крыльцо собственного дома и умер. Пуля затерялась в его крупном, мускулистом теле. А крови почти не было: небольшая дырочка в пиджаке и точно такая же в груди. Со стороны все выглядело так, будто мужчина заснул в кресле, а во сне скатился на ступеньки. Или просто перебрал спиртного, как Люсьен. В общем, в зрелище том не было ничего особенного, поэтому Бакли остался недоволен фотографом. Снимки даже не увеличили. Прокурор вынужден был передать в руки присяжных до отвращения чистые фотографии.

Однако другая, большая, часть снимков была отвратительной из-за своих подробностей: разбрызганная по полу и потолку кровь, оторванные и разбросанные по сторонам конечности. Подобные сцены прокурор обязательно приказывал увеличить, фотографии предъявлялись суду как бы в грохоте фанфар. Бакли размахивал фотографиями, как флагом, пока свидетели в подробностях описывали события, запечатленные на бумаге. В конце концов, когда присяжные уже не находили в себе сил бороться с любопытством, прокурор обращался к судье с просьбой ознакомить жюри с фактами, и судья всегда отвечал на эту просьбу согласием. И тогда Бакли, да и все остальные в зале с удовольствием следили за тем, как меняются лица присяжных, как любопытство в их глазах уступает место отвращению и ужасу. Некоторые прижимали к губам носовые платки. Джейку дважды пришлось наблюдать, как двоих во время этой процедуры вырвало.

Такие снимки всегда были в высшей степени нежелательны на процессе, в высшей степени провокационны и тем не менее абсолютно согласовывались с законом. «Допустимо», как принято было говорить в Верховном суде. На основании архивных данных за последние девяносто лет подобные снимки могли помочь присяжным принять единственно верное решение. Так уж было заведено в Миссисипи: фотографии мертвых тел допускались к рассмотрению в суде вне зависимости от того, как они могли подействовать на присяжных.

Снимки, которые держал сейчас в руке Бакли, Джейк видел еще раньше. Он заявил стандартный протест и получил стандартный отказ.

Фотографии были профессионально наклеены на плотный картон – раньше окружной прокурор обходился без этого. Первый из десяти снимков он вручил Ребе Беттс, сидевшей у самого барьера ложи присяжных. На снимке были изуродованная выстрелом голова Пита Уилларда и его разбрызганные по ступеням мозги. Снято с очень близкого расстояния.

– Боже! – Она тут же передала картонку соседу, который в ужасе сунул ее, не глядя, следующему.

Пройдя через руки каждого присяжного, фотоснимок очутился у запасных. Бакли забрал его и пустил второй. Прошло около получаса, пока все снимки не вернулись к нему.

После этого прокурор взял в руки «М-16» и потряс ею перед Оззи.

– Вы можете опознать это?

– Да, это оружие было найдено на месте убийства.

– Кто подобрал его?

– Я.

– И что вы с ним сделали?

– Упаковал в пластиковый пакет и спрятал в сейфе своего кабинета в здании тюрьмы. Винтовка пролежала там до того момента, пока я не передал ее мистеру Лэйрду из криминалистической лаборатории города Джексона.

– Ваша честь, обвинение предъявляет это оружие в качестве вещественного доказательства, зарегистрированного под номером С-13, – торжественно заявил Бакли.

– Не возражаю, – произнес со своего места Джейк.

– К этому свидетелю у обвинения вопросов больше нет.

– А у защиты?

Пролистав свой блокнот, Джейк двинулся к микрофону. Он собирался задать своему другу всего несколько вопросов.

– Шериф, это вы арестовали Билли Рэя Кобба и Пита Уилларда?

И опять Бакли в полной готовности вскочить сдвинулся на самый краешек стула.

– Да.

– За что?

– За изнасилование Тони Хейли, – прозвучал четкий ответ.

– Сколько ей было лет в тот момент, когда она подверглась насилию со стороны Кобба и Уилларда?

– Десять.

– Это правда, шериф, что Пит Уиллард подписал письменное признание в...

– Протестую! Протестую! Ваша честь, это недопустимо, и мистер Брайгенс знает об этом!

– Протест принят.

Оззи все это время изредка кивал головой. Бакли трясло.

– Я требую вычеркнуть этот вопрос из протокола. Попросите присяжных оставить его без внимания.

– Я снимаю свой вопрос, – сказал Джейк, улыбнувшись прокурору.

– Последний вопрос мистера Брайгенса можете забыть, – обратился Нуз к присяжным.

– Других вопросов у меня нет.

– Будут ли у вас дополнительные вопросы к свидетелю, мистер Бакли?

– Нет, сэр.

– Отлично. Вы свободны, шериф.

Следующим свидетелем обвинения стал дактилоскопист, прибывший из Вашингтона для того, чтобы потратить час на рассказ о том, что каждому из присяжных было известно с самого начала. В драматическом финале своего выступления специалист с неопровержимой убедительностью доказывал, что отпечатки на стволе и прикладе винтовки «М-16» оставлены пальцами Карла Ли Хейли.

Затем присутствующие заслушали выводы баллистической экспертизы. Докладывавший их криминалист был так же нуден, как и его предшественник. Никакой новой информации выводы не содержали. Да, нет никаких сомнений в том, что микрочастицы, обнаруженные на телах погибших, вылетели из ствола именно этого оружия. Потребовался еще один час, чтобы это авторитетное мнение вместе с диаграммами и графиками было донесено до присяжных должным образом. «Стремление к избыточному уничтожению», – назвал происходящее Джейк; эта навязчивая идея слабоумных присуща всем прокурорам.

Ни к одному из этих свидетелей вопросов у защиты не было, и в пять пятнадцать вечера Нуз попрощался с присяжными, настрого запретив им обсуждать ход процесса. Те послушно кивали головами, выходя из зала суда. Тогда Нуз, стукнув по столу молотком, объявил перерыв до девяти часов утра.