"Прелестница" - читать интересную книгу автора (Кинг Валери)

Мег встала из-за письменного стола, подобрала обломки перьев, уже дважды сломанных за последние пять минут, и бросила их в сторону камина. К ее изумлению, они аккуратно опустились прямо на сложенные уголья.

— И это единственное, что мне удалось за четыре часа! — вслух сказала она.

Она взглянула на двадцать с лишним страниц, лежавших перед ней на столе. Верхний лист, весь в чернильных пятнах, был разрисован и исчерчен; на нем с трудом можно было разобрать несколько фраз. Ее рука отказывалась повиноваться ее рассудку, и в таком состоянии она пребывала всю вторую половину дня.

Закрыв чернильницу крышкой, Мег, порывшись в верхнем ящике стола, достала черную ленту — самый подходящий цвет для тяготивших ее печальных мыслей. Она связала лентой страницы рукописи, взяла карандаш, легкую голубую шаль и быстро вышла.

Настроение у нее было тревожное и грустное. Оно овладело ею вскоре после ссоры с Уортеном. Ни сон, ни размышления, ни даже бешеная скачка по деревенским дорогам на любимой лошади не уменьшили царившего у нее в душе смятения. Она не могла отказаться от своих убеждений, но также не могла она и забыть о том, как ужасно сказалась дуэль на Уортене и его брате.

Всю ночь, даже во сне, в ней шла внутренняя борьба. Когда честь требует удовлетворения? Уортен, видимо, считает, что никогда! Но она не могла с ним согласиться. Ей было ужасно жаль Джеффри. Быть может, причина ссоры не была столь серьезной для такого решительного шага?

Мег не хотела больше об этом думать! Она знала одно: эта помолвка была ей навязана. Ее мир был четким и определенным, все ценности и нем соответствовали до мельчайших подробностей высоким идеалам рыцарства. Но всего за последние две недели ее сначала спросили, видела ли она, как истекает кровью человек, а потом она стала свидетельницей того, как дуэль навечно искалечила жизнь Джеффри.

Как бы в ответ на все эти мысли, вихрем проносившиеся у нее в голове и не дающие ей ни минуты покоя, Мег свободной рукой подобрала юбки и побежала в лабиринт. Ей хотелось затеряться в нем на час-другой и ни о чем не думать. Но лицо Уортена то и дело вставало перед ее мысленным взором. Она не могла забыть ужасного выражения, с которым он рассказывал ей о ране Блейка, и все бежала и бежала, быстрее и быстрее.

Когда она, наконец, оказалась в центре лабиринта, она бросила рукопись на каменную скамью и устроилась рядом с ней, поджав колени. Подложив шаль вместо подушки под голову, она смотрела на возвышавшиеся на востоке буковые деревья. Клонившееся к закату солнце согревало ей лицо и руки, и через несколько минут она уже забылась глубоким сном.

Проснулась она оттого, что кто-то осторожно дергал ее за руку.

— Мегги, — раздался нежный голос, — проснись! Мне нужно поговорить с тобой.

Открыв глаза, Мег увидела перед собой милое личико Хоуп Норбери. Оно ей приветливо улыбалось. Солнце уже село, и дул ветерок, навевая в центре лабиринта прохладу. Мег быстро села.

— Боже мой! Я, наверно, заснула. Как странно и как стало холодно!

Развернув шаль Мег, Хоуп накинула ее ей на плечи.

— Спасибо! — сказала Мег. — Но как ты разыскала меня? О милая, да ты плакала. — Она сжала ей локоть.

Хоуп засмеялась, но глаза ее наполнились слезами.

— Я в жизни так никогда не плакала, как вчера и сегодня. Прямо фонтан какой-то, и самое худшее, что никак не могу остановиться.

Слезы уже катились у нее по щекам. Отбросив рукопись, Мег усадила ее рядом с собой и обняла за талию.

— Ну-ну, не плачь, а то и я зареву за компанию.

— Прости, я дала себе слово, что больше не буду…

— Вздор! Можешь плакать, сколько хочешь. Я пошутила.

Эти слова как будто несколько успокоили Хоуп, по крайней мере, на какое-то время.

Она достала батистовый платок из кармана легкой коричневой накидки. Утерев слезы, Хоуп сказала:

— Твоя мачеха предположила, что тебя можно здесь найти, а мне так необходимо поговорить с тобой, Мег. Видишь ли, боюсь, что я потеряла Чарльза навсегда. Я никогда не имела намерения заходить так далеко в этой своей затее. Я сделала ужасную ошибку, а теперь уже поздно что-либо исправить.

С минуту Мег сидела неподвижно.

— Что ты имеешь в виду под ошибкой?

Глаза Хоуп снова налились слезами, носик покраснел.

— Я знаю, вчера всем могло показаться, что Чарльз ужасно со мной поступает. И хотя он действительно зашел немножко далеко — этот шотландский танец был уже вовсе ни к чему, итак его намерения были всем ясны! — но дело в том, что это я, я сама оттолкнула его! И не один раз! Я знаю, третьего дня он приезжал сделать мне предложение, — все было практически решено между нами, — но я так испугалась! — Хоуп вдруг рассмеялась. — Я даже начала чихать и сказала, что не люблю ночь! Ты же знаешь, Мегги, что я без ума от звезд, лунного света на вершинах холмов…

— Но я не понимаю! В чем же дело? Ты хочешь сказать, что ты лгала ему? Но зачем?

Хоуп была не в силах продолжать. Прижав к лицу платок, она разрыдалась.

Мег прижала ее к себе. У нее тоже выступили на глазах слезы. Что она хочет сказать? Как она оттолкнула Чарльза? Чувствует ли она красоту ночи? Ну конечно, чувствует! Всякая девушка, кто может так заворожить слушателей своей игрой, просто не может оставаться равнодушной к лунному свету, серебрящему верхушки деревьев. Ну почему все не так, как должно быть? Почему все так странно ведут себя? Почему все ее прекрасные иллюзии на каждом шагу разлетаются в прах? Почему Хоуп сидит здесь, плача, что ее покинули, а не признается, что она просто хотела досадить Чарльзу?

Эта мысль вдруг поразила Мег. Почему Хоуп вообще решила отвергнуть Чарльза? Он был горячий, пылкий, благородный человек, который бы не задумываясь, бросился защищать честь Хоуп, если бы в этом возникла необходимость. По какой причине она решила вдруг отвергнуть его искания?

Через несколько минут, когда рыдания Хоуп поутихли и она, по меньшей мере, с полдюжины раз высморкалась, она объяснила:

— Это только моя вина, что Чарльз стал ухаживать за Элизабет. В какой-то степени я даже сама это поощряла последнее время — даже когда мы были в Лондоне, я нарочно оставляла их одних. Видишь ли, я была очень благоразумна.

Хоуп вдруг засмеялась.

— Я решила, что Чарльз для меня слишком легкомыслен и непостоянен. Он стал интересоваться боксом и заговорил на каком-то ужасном жаргоне. Даже его костюмы стали какими-то странными. Ты заметила вчера его желтые панталоны? Но помимо всего он подружился с лордом Монтфордом, и, хотя я знаю, что и ты с ним дружна, я не могла не заметить, что его компания посещает пользующиеся дурной славой игорные дома, не говоря уже о том, что во время сезона они почти каждую неделю ездили на скачки в Нью-Маркет.

— Уж не думаешь ли ты, что Чарльз сделался игроком? — воскликнула Мег.

— О нет, пока еще нет. Иногда я просто не знаю, что и думать. Но он стал так похож на Филипа, что я боюсь, что и он плохо кончит, а я бы этого не вынесла! У тебя такой сильный характер, Мегги, но я не могла бы быть такой стойкой и мужественной, какой была ты — и есть!

Мег показалось, что она ослышалась.

— Ты говоришь о моем Филипе? О Филипе Харкасле?

Хоуп вскочила, прижимая платок ко лбу, как будто стараясь подавить какое-то тяжелое воспоминание.

— Филип был так красив! Боже мой, мы все были влюблены в него, а он принадлежал тебе! Мне было тогда девятнадцать, да и тебе немногим больше!

С задумчивой нежной улыбкой она покачала головой.

— Однажды он ущипнул меня за щеку и сказал, что безнадежно влюблен в меня. Он был такой милый, и нам было так грустно, когда его не стало.

Хоуп встала и начала прохаживаться взад-вперед по маленькой площадке в центре лабиринта.

Мег не могла отвести глаз от ее лица. Она чувствовала, что сейчас услышит что-то страшное, чего она не хотела слышать. Она пыталась подняться, не дать Хоуп продолжать, но словно примерзла к холодной каменной скамье. Ветерок зашелестел страницами ее рукописи, и Мег вздрогнула.

— Даже папа, которому Филип не нравился, говорил, что он образумится со временем. Я никогда не понимала, как ты могла это вынести. Я помню, я как-то спросила тебя, вскоре после похорон, почему ты не разделишь со мной свое горе, но ты только покачала головой. Ты всегда казалась такой спокойной, Мег, но как ты могла это пережить?

Мег взглянула на нее.

— Ты хочешь сказать, как я могла перенести его внезапную смерть?

Хоуп махнула рукой.

— Я хочу сказать, как ты могла вынести известие об обстоятельствах его смерти?

У Мег задрожали колени.

— Как я могла перенести известие о том, что он утонул?

— Да, что он был пьян и упал в канаву, спасаясь от людей, которых послали за ним в погоню его кредиторы. Как могла ты жить, зная, что твой любимый так низко пал? Ты была так благородна.

Хоуп медленно прохаживалась около скамейки.

— Я старалась быть такой же по отношению к Чарльзу. Но он стал играть в притонах на Пэлл-Мэлл, и я просто не могла оставаться верной ему, как ты Филипу. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Мег кивнула, все еще не в силах двинуться с места.

Хоуп вздохнула.

— Но теперь я знаю, что я была не права, отказавшись так легко от Чарльза. Я долго говорила вчера вечером с папой, и он объяснил мне, что твой Филип постоянно попадал во всякие переделки, еще когда учился в Итоне, — так что я была несправедлива, сравнивая с ним Чарльза. Ты понимаешь, я заблуждалась, а теперь, боюсь, уже слишком поздно. Чарльз, по-моему, ужасно влюбился в Лиззи.

Слезы снова полились у нее из глаз.

Мег инстинктивно протянула ей руки, и Хоуп, кинувшись к ней, уронила голову ей на плечо. Под тихие всхлипывания Хоуп Мег все еще слышала ее слова и чувствовала, как будто на нее обрушилась каменная стена. Стало быть, Филип не спасал ребенка. Он был пьян и погиб, удирая от преследования кредиторов.

Очень благородно, с иронией подумала она.

Отважный ангел, каким сделало Филипа ее воображение, взлетел слишком близко к солнцу, и его восковые крылья расплавились. Он опрокинулся на землю, где ему и было место. Еще до того, как Хоуп рассказала ей все это, Мег инстинктивно чувствовала правду о гибели своего возлюбленного. Она не могла сказать точно, как и откуда ей это стало известно, но некоторые незначительные факты начинали складываться один к одному в ее сознании. Пустяки, в сущности, вроде перешептывания слуг, смотревших на нее не с сожалением, но со страхом, как бы случайно не проговориться. Похороны Филипа, когда на лицах присутствующих не было заметно ни горя, ни даже удивления. И еще слова ее отца, всего несколько дней назад: «Он бы остепенился».

Хоуп начинала понемногу успокаиваться. Мег погладила ее по плечу. Ей не хотелось, чтобы Хоуп знала, как она разрушила ее иллюзии.

— Что же нам делать по поводу твоей ошибки? — сказала она. — Ты могла бы прийти ко мне. Я бы рассказала тебе о Чарльзе. Он немного жаден до денег и все время жалуется, что Монтфорд злится на него, когда он отказывается поставить больше пяти фунтов. — Мег засмеялась. — Какой же он после этого игрок?

Хоуп откинулась на спинку скамьи.

— Да нет, конечно! У меня не хватило к нему доверия, вот и все!

— Пожалуй. Ты была несправедлива, сравнивая его с Филипом.

Мег вдруг вспомнила выражение отвращения на лице Уортена, когда он произнес его ими. Невольная слеза скатилась по ее щеке.

— Я стараюсь думать о нем только хорошее. Я всегда так делала, с самого начала. Но ты умнее меня, я закрывала глаза на то, как Филип далеко зашел. Теперь, оглядываясь назад, я вижу многое в ином свете.

— Ты была очень мужественна. Ты и слезинки не проронила, даже в церкви.

— Я была слепа, — спокойно проговорил. Мег.

Хоуп молчала, и Мег снова обратилась к ее проблемам. Вспомнив Лиззи, она слегка содрогнулась. Она поняла, что не желает, чтобы Чарльз женился на Лиззи.

— Хоуп, ты должна сказать Чарльзу правду. О том, например, как ты относишься к природе! Ты же не можешь притворяться дольше, что ты равнодушна к жизни, когда твоя музыка волнует нас всех до глубины души. Чарльз стремится узнать тебя с этой стороны. Я читала это в его глазах еще вчера, когда ты играла на арфе.

— Я боюсь, — отвечала Хоуп.

— А кто не боится? — вдруг пылко воскликнула Мег. — Открывая кому-то свое сердце, ты всегда страшишься, что тебя могут больно ранить. Иногда безопаснее замкнуться прочно внутри себя, чем полностью предаться любимому. Надо отдать должное Филипу, он никому не отказывал во внимании, хотя я помню, я часто желала, чтобы он поменьше флиртовал с другими. Пусть он был легкомыслен и непостоянен, но ведь мы любили его?

— О да! — воскликнула Хоуп. — Как могло бы чудесно, если бы он остепенился, женился на тебе, сделал тебя счастливой! Теперь у вас была бы дюжина детей!

Мег улыбнулась.

— Не меньше. А я была бы толстой, как наша кухарка!

Хоуп весело расхохоталась. Кухарка в Стэйплхоупе отличалась восхитительной пышностью, как и подобает особе, для которой приготовление пищи составляет величайшее наслаждение в жизни.

Хоуп засунула платок в карман накидки и встала.

— Уже поздно и холодает. Мне пора. И спасибо тебе за совет.

Мег плотнее завернулась в шаль. Подобрав свою рукопись, она сказала:

— Быть может, ты поужинаешь у нас, а потом мы проводим тебя домой в ландо.

Хоуп кивнула в знак согласия. Когда они подошли к арке у выхода из лабиринта, Мег сказала:

— Я должна сказать тебе еще одно. Я надеюсь, ты поймешь меня правильно. Ты очень хорошенькая, если бы ты только иногда одевалась поярче, в голубое или красное…

Хоуп рассмеялась.

— Ты не поверишь, что сделал вчера папа. Он вошел ко мне в комнату и, прямо подойдя к шкафу, порвал в клочья мое белое платье! Можешь себе представить? Потом он достал все остальные — в основном бледно-розовые, бледно-голубые или желтые — и бросил их на пол Он сказал, что сожжет их, если я не отдам их бедным. И еще он сказал, что эти тусклые тона придают мне унылый вид, вместо того чтобы подчеркивать цвет лица и глаз. Я просто поразилась, но не могла с ним не согласиться. Потом он сказал, что мама поступала очень глупо, годами одевая меня в ткани блеклых тонов. Ты будешь смеяться, когда услышишь, как он повез меня сегодня утром к портнихе. Миссис Барнс была шокирована; она не привыкла видеть, чтобы материю выбирал мужчина — даже если это мой отец, — а ты знаешь, как она умеет выражать свое неудовольствие! Когда он сказал, что хочет видеть меня в амазонке из вишневого бархата, она чуть в обморок не упала.

Хоуп продолжала безмятежно болтать в таком духе, и Мег была рада видеть, что настроение ее улучшилось.