"Ради единого слова" - читать интересную книгу автора (Аграновский Валерий А.)

ИСКУССТВО БЕСЕДЫ

Принципиальные полжения

Всегда можно встретить журналистов, которые идут к собеседнику главным образом за фактом, цифрой, результатом. Типичная картина – человек с блокнотом, задающий вопросы: "На сколько процентов вы перевыполнили план второго квартала? А третьего? Кто вам оказывал помощь? А кто мешал? Ваши обязательства на будущее?" и т. д. Не уловив духа времени, не оценив современных задач публицистики, не почувствовав качественно новых возможностей своих и читательских, иные журналисты все еще наполняют блокноты цифрами и результатами.

Кто говорит, что это плохо или не нужно? Речь о том, что этого мало и недостаточно. Обилие фактов и цифр в статьях создает лишь видимость публицистичности, но истинная публицистичность заложена, мне кажется, в том, чтобы вести читателя путем наших размышлений по поводу фактов и цифр.

Мы не только летописцы своего времени, не только регистраторы событий. Нам отведена более сложная и почетная роль – помощников партии в деле формирования общественного мнения. Нам дана возможность активно вторгаться в действительность. И коли это так, то задачам, перед нами поставленным, должна соответствовать и методология нашей работы. Встречаясь с собеседником, журналист должен знать, что спросить, потому что собеседнику есть что ответить. Истинный газетчик обязан идти к собеседнику, во-первых, с мыслью, и, во-вторых, за мыслью.

Таково, мне кажется, наше первое принципиальное положение.

Провозгласив его, мы тут же должны признать, что для выполнения задачи на высоком профессиональном уровне, для обеспечения нормального сбора материала нам необходимо четко представлять себе, каким образом, с помощью какой системы вопросов мы надеемся получить в блокнот мысли собеседника следовательно, располагать набором методов, средств и приемов, облегчающих людям возможность думать и говорить. Детальный разбор этих методов и приемов нам еще предстоит, а пока скажу главное: только та, полагаю, беседа плодотворна, которая основана как минимум на интересе к ней собеседника.

И это второе принципиальное положение.

Действительно, если мы, журналисты, можем позволить себе вопрос по обязанности, то ответ получим только при добровольном желании собеседника. А чем, кроме как интересом к беседе, это желание вызывается? Пробудить его наша профессиональная задача. И для того чтобы успешно ее решить, сами журналисты как личности должны быть прежде всего интересны своим собеседникам.

Таково, по-моему, третье принципиальное положение.

Журналисту надо немало знать, во многом разбираться, всегда быть "в курсе", аккумулировать уйму различных сведений, уметь ими пользоваться, обладать подвижным мышлением, сообразительностью – все эти качества, некогда провозглашенные абстрактно, выходят сейчас на вполне осязаемую "прямую".

Как и актеры, журналисты за одну свою жизнь проживают множество чужих жизней, потому что о чем только им не приходится писать! Одно это обстоятельство дарит им завидное отличие от других профессий, которое легко становится преимуществом. Для любого инженера, врача, физика, плотника, космонавта и зверолова мы, журналисты, – люди "со стороны", люди «свежие», но никогда при этом не «чужие». Как ни экзотична какая-нибудь профессия, а журналистика кажется еще более экзотичной хотя бы потому, что мы "и с угольщиками, и с королями", как говорил В. Шекспир.

Как же не использовать в работе этот "природный интерес" к журналистике, который только и остается подтвердить нашим действительным, а не мнимым содержанием, нашей реальной, а не мифической способностью быть нужными, полезными людям. Мы еще блокнота не вынули, еще рта не раскрыли, вопроса не задали, а к нам уже есть неподдельный интерес собеседника! Не погасить его, поддержать – вот, собственно, и "вся задача".

Это четвертое принципиальное положение.

Перехожу к последнему – пятому. Кто не заметил, что людям свойственно исповедоваться – откровенно говорить о жизни? Это естественное человеческое желание можно реализовать в разговорах с родственниками, друзьями или знакомыми, но далеко не всегда получается «исповедь», потому что жизнь устроена сложно и не способствует прояснению истинных отношений даже между самыми близкими людьми, живущими под одной крышей. Носит человек в душе любовь или ненависть и может всю жизнь проносить, никогда не выявив их, не облегчив себе душу.

Говорить с человеком "со стороны" порой легче: в психологическом и социальном смысле он как бы отстранен от исповедующегося, он вроде и не чужой, но и не свой, ему скажешь – как отдашь, однако при этом не потеряешь. Не то, что родственник, говоря с которым надо думать, что отдавать, а что придерживать и как бы его не обидеть, не осложнить ему и себе существование, не перегрузить лишними заботами – короче, множество привходящих мотивов мешают откровенному разговору. И совершенно чужой сосед в купе поезда дальнего следования – это тоже «другое». С ним откровенничать одно удовольствие, но выйдет он ночью на маленькой станции, растворится во тьме, и вся твоя исповедь пропала, и горе ненадолго облегчено, и радость не поровну разделена. А человек так устроен, что ему мало высказаться – он хочет быть услышанным, хочет доброго участия, совета, помощи, сочувствия.

Многие журналисты могут припомнить «исповеди», ими услышанные. Припомнив, они непременно скажут, что откровенные разговоры получались только в тех случаях, когда люди им верили, ни секунды не сомневаясь в их высокой человеческой порядочности, в доброте их намерений, в их способности доверять и доверяться. Стало быть, чтобы помочь людям реализовать естественную потребность в откровенном разговоре, журналист должен быть человеком в высоком смысле этого слова.

И это, я полагаю, последнее, пятое принципиальное положение.