"Секвестр" - читать интересную книгу автора (Вотрин Валерий)

Стокгольм. Сенаторы

Все произошло очень быстро. Прибыв в Стокгольм, Юлиус Клингер, даже не успев оглядеться, был встречен двумя неизвестными и мгновенно запихнут в большую черную машину, которая тут же тронулась. Немного повернув голову, Клингер искоса оглядел своих провожатых. Они оказались людьми мрачного вида с непроницаемыми и неприветливыми лицами. Подумав, Клингер напустил на себя такую же непроницаемость и спокойно стал ждать, чем все это кончится. Ничего плохого, он знал, с ним случиться не могло.

Юлиус Клингер, известный адвокат и солидная персона в околоправительственных кругах, был худощавый человек с уже начавшей седеть густой шевелюрой, впалыми щеками, крупным носом и роскошными усами, в которых тоже уже начала пробиваться седина. Внешность подходящая для того, кто имеет доступ за кулисы большой политической игры.

Вчера после полудня с Клингером связался Виллим Оксеншерна, человек, по своему влиянию занимающий второе место в Сенате после самого Прокурора. Разговор проходил в обстановке строгой конфиденциальности. Оксеншерна представился и, не называя причин, попросил Клингера завтра прибыть в Стокгольм, в поместье Ульфслассен, на каковом основании Клингер уверился в чрезвычайной сугубости предстоящего дела. Он сразу же согласился, ибо давно ожидал этого звонка, догадавшись о нем по ряду смутных и недостоверных слухов, ходивших среди юристов и адвокатов, его коллег.

За затемненными стеклами автомобиля мелькали живописные пригороды Стокгольма: толстые рыжие сосны, серые скалы, деревянные домики с высокими черепичными крышами. Очень быстро доехали до озера Меларен, и машина, свернув на захрустевшую гравием дорожку, въехала под своды величественного соснового бора. Здесь было светло и солнечно. Автомобиль остановился перед железными воротами, посигналил, и они раскрылись. Поехали по длинной аллее красноватых тисов, в конце которой виднелся большой двухэтажный дом с кирпичной трубой и овившей весь фронтон зеленой сетью плюща. За домом виднелось озеро Меларен, серо-голубое, с белыми пятнами парусных лодок. Это и был Ульфслассен, поместье Оксеншерна.

Сенатор встретил Клингера в кабинете и тут же представил ему маленького верткого человека с гладкими черными волосами и длинным горбатым носом с глубоко вырезанными ноздрями — тоже сенатора, Готье Бюффона. Сам Оксеншерна был велик и кряжист, с крупными и грубыми чертами лица, с белыми топорщащимися волосами. Ничего утонченного в облике графа Оксеншерна не было. При взгляде на него само читалось — власть, жестокость, что-то героическое: дым, выстрелы, окровавленные руки из воронок, курящихся серным дымом…

Оксеншерна повел рукой, и Клингер, следуя его жесту, сел в старинное, неудобное кресло. Мельком оглядел кабинет. Коричневые, с золотом стены, столик в углу перед Бюффоном, на нем какие-то бумаги, большой стол у окна, на нем — ничего, кроме бюстика Карла XII, над столом — старинный, в овальной золоченой раме портрет черноволосого человека с тонкими поджатыми губами и пронзительным взглядом, в простом черном камзоле и пышном жабо.

— Мы долго занимаемся политикой, — заметил Оксеншерна, следя за Клингером. — Это мой предок, граф Аксель Оксеншерна, канцлер при Густаве Адольфе. Говорят, я совсем не похож на него. Правда?

Клингер не любил пустых разговоров, но надо же было с чего-нибудь начинать беседу.

— Правда, — был вынужден сказать он. — С вас надо писать другой портрет — на фоне бушующего моря и черного утеса в свете молний.

Сенаторы оценили шутку, захохотали: Оксеншерна — громко, заразительно, Бюффон — мелко, дребезжаще. Сам Клингер своим словам не улыбнулся, потому что не считал их шуткой.

Окончив смеяться, сенатор Бюффон спросил:

— Вы хороший адвокат, господин Клингер? — И не дожидаясь ответа: — Понимаю, понимаю, вы не сможете ответить, но ваши дела сами за себя говорят, что позволяет мне утвердиться в моей догадке — вы хороший, хороший адвокат, господин Клингер, даже не отнекивайтесь, мы знаем, поэтому и послали за вами, дело, видите ли, щекотливое предстоит, каверзное, мягко сказать, дело.

Странная была манера изъясняться у сенатора Готье Бюффона. Клингер приготовился слушать.

— Без сомнения, вы слышали, — говорил Бюффон, — о скверных делах в Сенате? Да, да, дела совсем скверные, и нынешний Прокурор Витале сама признает это — что делать, женская самокритика, — а особенно, — тут он наклонился к Клингеру, и оказалось, что глаза у него какие-то сизые, будто в сигарном чаду, — это проявляется в политике предоставления земельной собственности негражданам Федерации. Что вы думаете об этом, господин Клингер?

Тот сообщил, что обычно не берет на себя дел, связанных с недвижимостью.

— Знаем, знаем, — благодушно произнес Оксеншерна. — Лондонская контора «Клингер и Тодд, адвокаты». Но на этот раз — случай особый.

— Да, да, — подхватил Бюффон, — вам придется согласиться на наше предложение, дорогой господин Клингер, ведь впереди, в случае успеха, — и почетная должность, синекура, можно сказать, и авторитет, и взлет на высоту, недосягаемую, заметьте, для простого смертного, недосягаемую, господин Клингер, высоту, с которой вы никогда не свалитесь вниз, сюда, на землю нашу грешную.

— Что это за предложение? — спросил Клингер.

Сенаторы переглянулись.

— Я понимаю, — терпеливо продолжал Клингер, — что дело связано с… м-м… неземлянами. Это так?

Оксеншерна покивал.

— Именно так. Видите ли, тут небольшое историческое вступление.

Он замолк, и начал говорить Бюффон. Он говорил про глобальный кризис прошлого столетия, войны, разруху, про помощь негуманоидных цивилизаций Галактики, до этого никак себя не проявлявших, про создание Федерации, про Титан и Нептун, — все это Клингер знал не хуже него. К тому же трескотня сенатора очень быстро утомила его. Он снова посмотрел на портрет. Глаза Акселя Оксеншерна уперлись ему в лицо. Из задумчивости его вырвал голос Бюффона:

— …и, кроме того, закон, закон, любезный господин Клингер, встал на их сторону, да и долг платежом красен, знаете ли, чем еще платить, как не землей, где они могли бы проводить свой досуг с пользою, а на планете немало великолепных видов, вот они ими и любуются, великие эстеты, так сказать, и еще воздух, он не всем им по нутру, а все-таки хорошо — сидишь, перед тобой речка, лес, марево такое, поля вдали, и все это — твое, понимаете ли…

— Понимаю, — произнес Клингер.

— Год за годом, а время летит, дорогой господин Клингер, вот и пролетели десятилетия, глядишь, а у них — треть территории, общей территории планеты, тихой сапой, понимаете ли, закупили, и все, шито-крыто, наслаждаются, правительство далеко, ты там себе и царь, и бог, как говорится, со временем — в Сенат, это уж всем латифундистам положено, а там заводишко прикупить на Титане или еще где, ну этого уж им мы позволить не можем, но они добьются, добьются своего, господин Клингер.

Бюффон сделал паузу, которая показалась Клингеру божественной.

— Уяснили? — спросил Оксеншерна. — У них — все. А у нас — только закон, и то не особенно пригодный для того, чтобы выкинуть их с Земли.

Заблуждавший было вновь по комнате взгляд Клингера вдруг прояснился.

— Как вы сказали? Выкинуть?

— Именно, — усмехнулся Оксеншерна. — Это не так страшно, поверьте.

Клингер что-то промычал, потом спросил:

— Основания?

— Юрист, юрист, — засмеялся Бюффон. — Сразу видно, достопочтенный господин Клингер, юрист вы отличный, сразу, что называется, к делу, ценим, да что там говорить, оснований у нас не так уж много.

— И сил немного, — сказал Оксеншерна. — Перво-наперво — Святейший Престол. Он обвинит их в язычестве и соблюдении непристойных обрядов. Затем — промышленники планет Внешнего Космоса. У них более не хватает территорий, и они хотели бы вновь перекинуться на Землю.

— Это же экологически невыгодно, — сказал Клингер.

— Зато выгодно экономически, — быстро забормотал Бюффон, усмехаясь уголками рта. — Экономически и политически, господин Клингер, заводы — огромная сила, военные производства, знаете ли, и потом, раз тут замешаны военные, значит, история подошла к еще одному разрешению наболевшей проблемы. Трам, бам, дражайший господин Клингер, — и проблема решена! Пожалуйте.

— Затем — мы, — твердо продолжил Оксеншерна. — У нас более двух третей голосов в Сенате, и мы — сила. У нас против них — попрание законов, пренебрежение обычаями Земли. Это достаточное основание, чтобы применить к ним высылку за пределы Федерации.

— А это было? — быстро спросил Клингер.

— Конечно, нет.

— К тому же жалобы людей, — заговорил Бюффон. — Люди, знаете ли, не выносят их, взять хотя бы этих галагоссиан — катящийся мохнатый шар, смотреть тошно, и запах исходит от них — что пфуй!

— А! — вырвалось у Клингера. — Это уже много.

— Так вы согласны?

— Если вам не так сложно сказать…

— Отчего же. Сенаторское кресло.

— Ого! — Клингер порозовел. Это было солидное предложение.

— Но, — Оксеншерна поднял палец, — это в случае выигрыша нашей партии и падения правительства Витале.

— Вы и это хотите сделать?

— Это входит в наш план, Клингер, — улыбнулся Бюффон, но глаза его оставались страшно-пепельными, дикими. — Хороший у нас план?

— Хороший, — согласился Клингер.