"Байки русского сыска" - читать интересную книгу автора (Ярхо Валерий)

И вот вышел по этому поводу такой случай. Аккурат в начале лета 1906 года орловский купец Степан Шерапов получил по почте письмецо. Вскрыв конверт, он обнаружил листок бумаги, выдранный из ученической тетрадки в клеточку и покрытый каракулями, извещавшими его степенство о том, что он с этого самого дня обязан жертвовать 300 рублей в месяц на борьбу за установление анархии, матери нового мирового порядка. Там же указывалось, что теперь ему, непременно по первым числам, следовало относить эти деньги на пустырь, что был в конце улицы, и класть их под большой камень-валун, который с незапамятных времён лежал на том пустыре среди зарослей бурьяна. Шевеля губами, купец прочитал подпись: «Чёрный ворон». Как и положено, письмо было иллюстрировано рисунком, изображавшим знамя, на котором красовался череп, под ним скрещённые кинжал и дымящийся револьвер, по верху стяга был пущен лозунг: «Да здравствует анархия».

Почесав в бороде, Шерапов вздохнул: «Чёрный ворон» все ж таки требовал деньги не шуточные — трехмесячное жалованье средней руки чиновника с «чистым и непорочным формуляром». Так он вздыхал целую неделю, пока не пришёл срок нести первый взнос на анархию, будь она неладна. Покряхтел купец, на счетах пощёлкал, да и решил: «Отнесу! Дешевле обойдётся. Где по гривеннику на пуд накину, где по полушке на фунт, оно, глядишь, и обойдётся за счёт покупателей. А так лавку спалят или взорвут, да и самого с семейством последнего здоровья, а то и жизни лишат».

В полицию он не пошёл, рассудив, что коли в государстве такой разор завёлся, так свято место пусто не будет: поймают Чёрного ворона, Пегий сокол прилетит, от того отобьёшься, ещё какой-нибудь Черт Иванович пожалует, а народ они все озорной, из тех, кому своя шейка — копейка, а уж чужая головушка и вовсе полушка! Отнёс Степан, сын Иванович, три «катеньки», в тряпочку чистую завёрнутые, под камень сунул, бородой потряс над ним, головой покачал и поплёлся домой, ко щам.

* * *

На другой месяц отнёс он ещё триста рублей. А как третий месяц пошёл, стал Степан Иванович задумываться. Больно уж ему, человеку деловому, не хотелось пустырь сторублевками засевать, противно его купеческой натуре было такое занятие. Недели за две до очередного срока он, что называется, дозрел. Пошёл в кузницу и заказал особенный капкан, вроде как на медведя, только чуток побольше и «пружинка, чтобы, значить, покрепше была». Мастеру велел помалкивать, а когда заказ был готов, то он сам за ним и сходил, да не занося в дом, поскольку боялся, что за ним неотступно следят, отволок капкан на пустырь и возле того камня, под который деньги клал, припрятал.

Вот, значит, наступило 1 сентября, «день дани». Пошёл купец на пустырь, только в этот раз не вздыхал, а весел был почтеннейший Степан Иванович, и глаз у него, у шельмы, блестел по-молодому. Положил он под камень вместо денег резаную бумагу в тряпочке, а рядом с тем местом капканчик насторожил. Придя обратно в лавку, собрал Шерапов своих молодцов-приказчиков, сторожей, да дворника, да мальчиков, для побегушек в доме приспособленных, тож кликнул. Всей этой своей личной гвардии велел вооружиться кто чем может и идти тайно, по одному, на пустырь в конце их улицы, там спрятаться и ждать его сигнала.

* * *

Вот заняли они позицию, когда уже стемнело, попрятались в бурьяне. Лежат, ждут. Так час прошёл, другой. На колокольне церкви часы отзвонили одиннадцать раз. Вдруг, чу! Идёт кто-то. Какая-то фигура скользнула от забора крайнего к пустырю дома и скрылась в бурьяне. Прошло ещё немного времени, и вдруг там, в зарослях, кто-то сначала взвизгнул, а потом заорал дурниной, в голос.

— Ага! Попался щучий сын, Чёрный ворон! — вскричал купец и скомандовал своим молодцам: — Хватай его, ребята! Бей по чем придётся, пока полиция не отняла!

Кинулись они на пролом через бурьяны пустырские, подбежали к тому месту, где вопил злодей, глядят, сидит кто-то возле камня, качается из стороны в сторону и тонким голосом воет. Тут старший приказчик, который у хозяина «право голоса» имел, приглядевшись и прислушавшись, сказал:

— Степан Иваныч, дык, эт самое, он, кажись, баба!

Малец-побегушник потыкал пойманного дрючком в бок и тоном эксперта подтвердил:

— И впрямь, Степан Иваныч, баба пымалась!

— Цыть мне! — рыкнул Шерапов и приказал: — Ну-ка серник запали кто-нито!

Кто-то чиркнул спичкой и поднял её над головой, и тут все, забыв субординацию, в один голос выдохнули:

— Мать честная! Это ж Дашка!

На земле, с ногой, защемлённой в капкане, сидела горничная купца Шерапова, Дарья Клецкова, капкан, защёлкнувшись, раздробил ей лодыжку. Пойманная сидела и тихо поскуливала от боли, а рядом с нею валялся тряпичный свёрточек с резаной бумагой, который был приманкой для Чёрного ворона.

* * *

Раненую девицу освободили из ловушки и на руках отнесли в участок, где ей оказали первую медицинскую помощь. Потом её допросили, и она призналась, что придумал это все Никифор Котомкин, жених её, который служил половым в трактире, а также состоял «при нумерах».

Никишка, как человек шибко грамотный, любил на досуге газетку помусолить, там и вычитал, какие огромные тыщи сдирает «Чёрный ворон» с купечества. Вот и предложил он невесте, дабы приблизить момент их счастливого воссоединения законным браком, немножко потрясти Шерапова, у которого та служила. Собирались они доить купца, покуда не наберут на собственный трактир, возле которого заживут припеваючи, плодясь и размножаясь, как закон христианский велит.

Приволокли вскорости в участок умного Никифора и устроили жениху с невестой очную ставку. Котомкин повинился в содеянном: и что придумал, и что письмо писал, и картинку рисовал, и про то, что деньги у него хранились. После чего отправили их в острог: Никишку — в камеру, а Дарью — в госпиталь тюремный.

* * *

После судили их не как «политиков», а обычным уголовным судом. И вышло им за вымогательство, с учётом отбытого под следствием: Котомкину — год арестантских рот, а Дарье — полгода арестантского отделения тюрьмы. А перед судом венчали их в тюремной церкви, поскольку прокурор такое условие Котомкину поставил: «Коли сбил ты девку с панталыку, до тюремного замка довёл, обещая жениться, так и женись же на ней, сукин ты сын. А не то за рисование антиправительственных картинок и лозунгов я тебя, подлеца этакого, по другой статье, в каторжные работы на Сахалин-остров отправлю!» Ну, понятное дело, так кто хочешь женится.

Говорят, невеста в церкви ещё костылями подпёртая стояла, но все равно очень была довольная: для евиной дочери замуж выйти — первое дело, хоть бы даже и с переломанными ногами, в тюрьме, за арестанта.