"Бойцовский Клуб" - читать интересную книгу автора (Паланик Чак)

11

В Южной Америке, что недаром зовется Зачарованным Краем, мы могли бы перейти вброд реку, и маленькая рыбка забралась бы к Тайлеру в уретру. Рыбка эта сплошь покрыта колючими шипами, которые она может выдвигать и втягивать. Она зацепится шипами за стенки мочеточника Тайлера и приступит к метанию икры. Есть столько различных возможностей провести субботнюю ночь гораздо хуже.

– Мы могли бы и похлеще обойтись с матерью Марлы, – говорит Тайлер.

– Заткнись, – парирую я.

Тайлер говорит, что французское правительство могло бы нас похитить и спрятать в подземном комплексе в окрестностях Парижа, где даже не хирурги, а в спешке обученные лаборанты отрезали бы нам веки для того, чтобы проводить на нас испытания на токсичность нового аэрозоля для загара.

– Такие вещи случаются, – говорит Тайлер. – Почитай газеты.

Хуже всего то, что я точно знаю, что Тайлер затеял насчет матери Марлы. Впервые с тех пор, как я с ним познакомился, Тайлер зарабатывает настоящие деньги. Заколачивает бабки. Позвонили от Нордстрома и заказали двести брусков мыла для лица «Тайлеровский Жженый Сахар» к рождеству. Они предложили оптовую цену двадцать долларов за брусок, и у нас появились деньги на то, чтобы проветриться в субботу вечером. Починить газовое отопление. Сходить на танцульки. Если бы у нас хватало денег на все, я бы ушел с работы.

Тайлер действует под вывеской «Мыловаренный Завод на Бумажной улице». Говорят, что лучше мыла никто никогда не видывал.

– Гораздо хуже было бы, – говорит Тайлер, – если бы ты случайно съел мать Марлы.

Чуть не подавившись курицей «гунь-бао», которую я жевал, я велел Тайлеру заткнуться.

Эту субботнюю ночь мы проводим на переднем сиденье «импалы» выпуска 1968 года, которая стоит на приколе на спущенных шинах на парковке для подержанных автомобилей. Мы болтаем с Тайлером, пьем пиво из банок, и нам уютно на переднем сиденье «импалы», ибо оно просторнее, чем диваны, которые большинство людей могут себе позволить. В этой части города парковками заняты почти все улицы. Торговцы автомобилями зовут машины в таком состоянии «шпротами»: все они стоят по двести долларов, и днем их можно купить у цыганских парней, которые держат эту торговлю. Цыгане стоят возле дверей фанерных будочек, где у них конторы, и курят длинные, тонкие сигары.

Такие машины любят покупать старшеклассники, чтобы разбить их в хлам и больше уже ни о чем не волноваться. «Гремлины», «пейсеры», «маверики» и «хорнеты», «пинто», пикапы «Интернейшнл Харвестер», открытые «камаро», «дастеры» и «импалы». Машины, которые их владельцы когда-то любили, а затем выбросили. Животные на водопое. Невесты, одетые в платья от «Гудсвилла». С черными, красными и серыми бамперами, с наростами на днище, которые уже никто никогда не станет отскребать из пескоструйной машины. Отделка салона: пластик под дерево, пластик под кожу и пластик под хром. На ночь цыгане даже не запирают дверцы этих машин.

Фары машин, проезжающих по бульвару, высвечивают на миг цену, написанную на огромном, как экран панорамного кино, ветровом стекле «импалы». Это Америка. Цена – девяносто восемь долларов. Изнутри это выглядит как восемьдесят девять центов. Ноль, ноль, точка, восемь, девять. Позвоните Америке по этому номеру.

Большинство машин здесь стоят не больше ста долларов, и у всех у них на ветровом стекле наклеено условие продажи: «ЗАБИРАТЬ, КАК ЕСТЬ».

Мы выбрали «импалу» потому, что, если придется спать в машине в субботнюю ночь, шире сиденья не найти.

Мы едим у китайцев, потому что не можем поехать домой. Или спать здесь, или оставаться до утра в ночном клубе. Но мы не ходим в ночные клубы. Тайлер говорит, что громкая музыка, особенно басовые партии, нарушает его биоритм. После того, как мы посетили дискотеку в последний раз, Тайлер заявил, что громкая музыка вызывает у него запор. Кроме того, в клубе почти невозможно разговаривать: после пары стаканов каждый чувствует себя центром вселенной, но на самом деле полностью изолирован от внешнего мира.

Как труп в классическом английском детективе.

Мы спим сегодня ночью в машине, потому что Марла заявилась сегодня к нам домой и угрожала вызвать полицию, чтобы меня арестовали за то, что я сварил ее мать. Затем Марла принялась громить дом, крича, что я – чудовище и людоед. Она распинывала кучи «Ридерз Дайджест» и «Нейшнл Джиографик» по всему дому; за этим занятием я ее и оставил. Вот и все.

После ее неудачной попытки наложить на себя руки при помощи «ксанакса» в отеле «Регент», я не верю в то, что Марла решится вызвать полицию, но Тайлер все же рассудил, что этой ночью нам будет лучше заночевать где-нибудь в другом месте. На всякий случай.

На всякий случай: вдруг Марла подожжет дом.

На всякий случай: вдруг Марла пойдет и купит пистолет.

На всякий случай: вдруг Марла все еще там.

На всякий случай.

Я попытался сосредоточиться:

Луны бледный лик

Лишь миг тревожит звезду:

Ля-ля, тополя.

Машины пролетают мимо вдоль бульвара, я сжимаю банку пива в руке; твердое бакелитовое рулевое колесо «импалы» достигает, наверное, трех футов в диаметре, и потрескавшееся виниловое сиденье щиплет меня за задницу через ткань джинсов. Тайлер говорит:

– Еще раз расскажи мне, что произошло.

Несколько недель я пытался не обращать внимания на то, что Тайлер затеял насчет матери Марлы. Как-то раз я пошел вместе с Тайлером в отделение «Вестерн Юнион» и увидел, как он отправляет матери Марлы телеграмму следующего содержания:

ВСЯ ПОКРЫЛАСЬ МОРЩИНАМИ (тчк)

СРОЧНО НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ

(вскл)

Тайлер показал клерку читательский билет Марлы и подписал телеграмму именем Марлы, сказав, что да, иногда имя Марла дают сыновьям, и клерк стал дальше заниматься своими делами.

Когда мы вышли из «Вестерн Юнион», Тайлер сказал мне, что, если я люблю его, я должен ему доверять. Это дело меня не касается, добавил он и пригласил меня в «Гарбонзо» на порцию хуммуса.

Меня испугала не столько телеграмма, сколько приглашение в ресторан. Никогда при мне ни за что Тайлер не выкладывал наличных. Одежду Тайлер достает так: он приходит в гостиницы или гимнастические залы и обращается в отдел находок. Это, конечно, лучше, чем то, как Марла крадет джинсы из сушилок в прачечных-автоматах и продает их по двенадцать долларов пара в скупку секонд-хэнда. Тайлер никогда не ел в ресторанах, а Марла вовсе не покрылась морщинами.

Безо всяких на то причин Тайлер послал матери Марлы шестикилограммовую коробку шоколада.

Еще один вариант провести субботнюю ночь хуже, докладывает мне Тайлер, сидя в «импале», это – коричневый паук-отшельник.

При укусе он впрыскивает не яд, но пищеварительный фермент – такую кислоту, которая растворяет ткани вокруг укуса, так что твоя рука или нога буквально тает у тебя на глазах.

Когда все это случилось сегодня вечером, Тайлер куда-то спрятался. Марла заявилась к нам не постучавшись. Она просто встала у входной двери и громко крикнула: «Тук-тук-тук!».

Я читал «Ридерз Дайджест» на кухне и даже не шелохнулся.

Марла возопила:

– Тайлер, ты дома? Можно зайти?

Я крикнул, что Тайлера дома нет.

Марла крикнула мне в ответ:

– Не будь злюкой!

Я подхожу к двери. Марла стоит в прихожей со срочной бандеролью «Федерал Экспресс» в руках и говорит:

– Мне нужно кое-что положить к тебе в морозильник.

Я следую за пей по пятам в кухню и говорю «не надо».

Не надо.

Не надо.

Не надо.

Не надо хранить у меня дома всякую дрянь.

– У меня нет морозилки в номере, – говорит Марла. – Ты же мне сам сказал, зайчик, что можно пользоваться твоей.

Не говорил я этого. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы Марла начала переезжать ко мне домой, перетаскивая свое барахло по частям.

Марла распечатала бандероль на кухне, вытащила оттуда пакет с чем-то белым и стала трясти его у меня перед лицом, посыпая все вокруг полистироловыми упаковочными катышками.

– Это не дерьмо, – говорит она. – Это моя мать, так что отвали в сторону.

Марла держит в руках один из пакетов для сандвичей, наполненных тем самым белым веществом, из которого мы с Тайлером вытапливаем жир.

– Гораздо хуже было бы, – говорит Тайлер, – если бы ты случайно съел содержимое одного из этих пакетов. Если бы ты проснулся как-нибудь посреди ночи и выдавил из него эту белую жижу, добавил бы к ней концентрат «Калифорнийского лукового супа» и съел бы, макая в подливку картофельные чипсы. Или брокколи.

Мы стояли на кухне с Марлой, и больше всего на свете в тот момент мне не хотелось, чтобы Марла открывала морозильник.

Я спросил ее, что она собирается делать с этим белым веществом.

– Губы, – сказала Марла. – С возрастом губы втягиваются в рот. Это можно исправить при помощи инъекции коллагена. Я уже скопила около тридцати фунтов коллагена в твоем холодильнике.

Я спросил, какого же размера у нее будут губы после таких инъекций.

Марла сказала, что больше всего она боится самой операции.

В пакетах содержалось то же самое вещество, говорю я Тайлеру, сидя в «импале», из которого мы делали мыло. С тех пор, как обнаружили, что силикон вреден, для косметических операций по разглаживанию морщин, увеличению губ или коррекции подбородка стали использовать коллаген. Марла объяснила мне, что большинство дешевого коллагена производится из стерилизованного и обработанного говяжьего жира, но такой дешевый коллаген недолго удерживается внутри тела. Организм отторгает его; не проходит и шести месяцев, как у тебя снова тонкие губы.

Самый лучший коллаген, объяснила Марла, делают из твоего собственного жира, отсосанного из ляжек, очищенного и обработанного специальным образом, а затем впрыснутого тебе же обратно в губы. Такой коллаген – это надолго.

Пакеты в морозилке – это коллагеновый фонд Марлы. Как только у матери Марлы нарастает на ляжках лишний жир, она отсасывает его и помещает в пакеты. Марла говорит, что эта процедура называется подборка. Если матери Марлы коллаген самой не нужен, то она посылает его Марле. У Марлы-то жира нет совсем, а Марлина мамаша считает, что коллаген родственника должен прижиться лучше, чем дешевый из говяжьего жира.

Свет фонаря с бульвара сочится сквозь ветровое стекло и проецирует слова ЗАБИРАТЬ, КАК ЕСТЬ на щеку Тайлера.

– Паук, – говорит Тайлер, – может отложить яички тебе под кожу, а затем его личинки начнут прогрызать ходы. Вот ведь какие несчастья приключаются с некоторыми.

После этих слов мой цыпленок с миндалем с теплой, густой подливкой становится на вкус таким, словно его сделали из куска ляжки матери Марлы.

И тут, стоя на кухне с Марлой, я понял, что сделал Тайлер.

ВСЯ ПОКРЫЛАСЬ МОРЩИНАМИ

И я понял, зачем он послал конфеты матери Марлы.

СРОЧНО НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ

Я говорю, Марла, ты же не хочешь заглянуть в морозилку.

Марла переспрашивает: «Что?»

– Мы же не едим красного мяса, – объясняет мне Тайлер, пока мы сидим в «импале», – а из куриного жира можно сделать только жидкое мыло.

– Мы разбогатеем на этой штуке, – говорит Тайлер, – мы заплатим за квартиру.

Ты должен сказать Марле, говорю я, а не то она думает, что я это сделал.

– Омыление жира, – говорит Тайлер, – это химическая реакция, при помощи которой получается качественное мыло. Ни куриный, ни другой жир с высоким содержанием солей здесь не годится.

– Послушай, – говорит Тайлер, – у нас – большой заказ. Поэтому надо послать мамаше Марлы побольше шоколада, а еще – фруктовые кексы.

Но, думаю я, теперь из этого ничего не выйдет.

Короче говоря, Марла заглянула в морозилку. Ну, не сразу, сначала произошла небольшая возня. Я попытался помешать ей, и она уронила мешок на пол, и он лопнул, и мы оба поскользнулись на этой жирной белой гадости, и нас чуть не стошнило. Я схватил Марлу сзади за талию, ее густые черные волосы лезли мне в глаза, я прижимал ее руки и говорил, что это сделал не я. Это не я сделал.

Не я.

– Моя мама! Ты размазал мою маму по линолеуму!

Нам нужно варить мыло, говорю я Марле в затылок. Чтобы выстирать брюки, чтобы заплатить за квартиру и починить газ. Это не я сделал.

Это сделал Тайлер.

Марла кричит:

– Что ты такое несешь! – и вырывается, оставив у меня в руках свою юбку.

– Я пытаюсь подняться со скользкого пола, сжимая в руке цветастую индийскую юбку Марлы, а Марла в одних колготках и блузке в деревенском стиле, в туфлях на высоких каблуках открывает морозилку и обнаруживает исчезновение коллагенового фонда.

В морозилке ничего нет, кроме двух старых батареек от фонарика.

– Где она?

Я отползаю назад: мои ноги и руки разъезжаются на скользком линолеуме, а моя задница чертит на грязном полу чистую полосу, уходящую прочь от Марлы и холодильника. Я закрываю глаза юбкой, чтобы не видеть лица Марлы, когда я скажу ей правду.

Правду.

Мы сварили из нее мыло. Из Марлиной мамы. Мыло.

– Мыло?

Мыло. Варишь жир. Добавляешь щелочь. Получаешь мыло.

Когда Марла начинает визжать, я бросаю ей в лицо юбку и убегаю. Поскальзываюсь, падаю. Встаю и снова убегаю.

Марла носится за мной по первому этажу, хватаясь за косяки, отталкиваясь руками от подоконников, чтобы не налететь на стены, поскальзывается, падает.

Оставляет жирные, грязные отпечатки на обоях в цветочек. Налетает на деревянные стенные панели, встает и снова бежит за мной.

Она кричит:

– Ты сварил мою мать!

Но это Тайлер сварил ее мать.

Марла кричит, отставая от меня все время на полшага.

Это Тайлер сварил ее мать.

– Ты сварил мою мать!

Входная дверь по-прежнему открыта.

В нее я и выскочил, оставив визжащую Марлу у себя за спиной. На бетонном тротуаре мои ноги уже не разъезжались, и я кинулся вперед со всех ног. Я бежал, пока не нашел Тайлера, или Тайлер не нашел меня, и я рассказал ему, что случилось.

Мы сидим с Тайлером, в руках у каждого по бутылке пива, он – на заднем сиденье, я – на переднем. Даже сейчас Марла, наверное, все еще мечется по дому, раскидывая старые журналы, и называет меня козлом и двуличным хитрожопым капиталистическим ублюдком.

Между мной и Марлой – ночь, в которой на каждом углу тебя подстерегает или меланома, или ядовитое насекомое, или плотоядный вирус. Лучше уж оставаться там, где есть.

– Когда молния ударяет в человека, – говорит Тайлер, – его голова обугливается до размеров бейсбольного мяча, а застежка на его брюках расплавляется.

Я интересуюсь, дошли ли мы до точки сегодня?

Тайлер откидывается назад и спрашивает:

– Если бы Мерилин Монро была бы еще жива, чем бы она занималась?

Спокойной ночи, говорю я.

Разорванный в клочья плакат свисает с потолка, и Тайлер говорит:

– Цеплялась бы за крышку гроба.