Илья Иосифович Варшавский Старики

Семако сложил бумаги в папку.

— Все? — спросил Голиков.

— Еще один вопрос, Николай Петрович. Задание Комитета по астронавтике в этом месяце мы не вытянем.

— Почему?

— Не успеем.

— Нужно успеть. План должен быть выполнен любой ценой. В крайнем случае, я вам подкину одного программиста.

— Дело не в программисте. Я давно просил вас дать еще одну машину.

— А я давно вас просил выбросить «Смерч». Ведь эта рухлядь числится у нас на балансе. Поймите, что там мало разбираются в тонкостях. Есть машина — и ладно. Мне уже второй раз срезают заявки. «Смерч»! Тоже название придумали!

— Вы забываете, что…

— Ничего я не забываю, — перебил Голиков. Все эти дурацкие попытки моделировать мозг в счетных машинах давно кончились провалом. У нас Вычислительный центр, а не музей. Приезжают комиссии, иностранные делегации. Просто совестно водить их в вашу лабораторию. Никак не могу понять, что вы нашли в этом «Смерче»?!

Семако замялся.

— Видите ли, Николай Петрович, я работаю на «Смерче» уже тридцать лет. Когда-то это была самая совершенная из наших машин. Может быть, это сентиментально, глупо, но у меня просто не поднимается рука…

— Чепуха! Все имеет конец. Нас с вами, уважаемый Юрий Александрович, тоже когда-нибудь отправят на свалку. Ничего не поделаешь, такова жизнь!

— Ну, вам-то еще об этом рано…

— Да нет, — смутился Голиков — Вы меня неправильно поняли. Дело ведь не в возрасте. На пятнадцать лет раньше или позже — разница не велика. Все равно конец один. Но ведь мы с вами — люди, так сказать, хомо сапиенс, а этот, извините за выражение, драндулет — просто неудачная попытка моделирования.

— И все же…

— И все же выбросьте ее к чертям и в следующем квартале я вам обещаю машину самой последней модели. Подумайте над этим.

— Хорошо, подумаю.

— А план нужно выполнить во что бы то ни стало.

— Постараюсь.

В окружении низких, изящных, как пантеры, машин с молекулярными элементами этот огромный громыхающий шкаф казался доисторическим чудовищем.

— Чем ты занят? — спросил Семако.

Автомат прервал ход расчета.

— Да вот, проверяю решение задачи, которую решала эта… молекулярная. За ними нужен глаз да глаз. Бездумно ведь считают. Хоть и быстро, да бездумно.

Семако откинул щиток и взглянул на входные данные. Задача номер двадцать четыре. Чтобы повторить все расчеты, «Смерчу» понадобится не менее трех недель. И чего это ему вздумалось?

— Не стоит, — сказал он, закрывая крышку. — Задача продублирована во второй машине, сходимость вполне удовлетворительная.

— Да я быстро. — Стук машины перешел в оглушительный скрежет. Лампочки на панели замигали с бешеной скоростью. — Я ведь ух как быстро умею!

«Крак!» — сработало реле тепловой защиты. Табулятор сбросил все цифры со счетчика. Автомат сконфуженно молчал.

— Не нужно, — сказал Семако, — отдыхай пока. Завтра я тебе подберу задачку.

— Да… вот видишь, схема не того… а то бы я…

— Ничего, старик. Все будет в порядке. Ты остынь получше.

— Был у шефа? — спросил «Смерч».

— Был.

— Обо мне он не говорил?

— Почему ты спрашиваешь?

— На днях он сюда приходил с начальником АХО. Дал указания. Этого монстра, говорит, на свалку, за ненадобностью. Это он про меня.

— Глупости! Никто тебя на свалку не отправит.

— Мне бы схемку подремонтировать, лампы сменить, я бы тогда знаешь как?..

— Ладно, что-нибудь придумаем.

— Лампы бы сменить, да где их нынче достанешь? Ведь, поди, уже лет двадцать, как сняли с производства?

— Ничего. Вот разделаемся с планом, соберу тебе новую схему на полупроводниках. Я уже кое-что прикинул.

— Правда?!

— Подремонтируем и будем на тебе студентов учить. Ведь ты работаешь совсем по другому принципу, чем эти, нынешние.

— Конечно! А помнишь, какие задачи мы решали, когда готовили твой первый доклад на международном конгрессе?

— Еще бы не помнить!

— А когда ты поссорился с Людой, я тебе давал оптимальную тактику поведения. Помнишь? Это было в тысяча девятьсот… каком году?

— В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом. Мы только что поженились.

— Скажи… тебе ее сейчас очень не хватает?

— Очень.

— Ох, как я завидую!

— Чему ты завидуешь?

— Видишь ли… — Автомат замолк.

— Ну, говори.

— Не знаю, как это лучше объяснить… Я ведь совсем не боюсь… этого… конца. Только хочется, чтобы кому-то меня не хватало, а не так просто… на свалку за ненадобностью. Ты меня понимаешь?

— Конечно, понимаю. Мне очень тебя будет не хватать.

— Правда?!

— Честное слово.

— Дай, я тебе что-нибудь посчитаю.

— Завтра утром. Ты пока отдыхай.

— Ну, пожалуйста!

Семако вздохнул:

— Я ведь тебе дал вчера задачу.

— Я… я ее плохо помню. Что-то с линией задержки памяти. У тебя этого не бывает?

— Чего?

— Когда хочешь что-то вспомнить и не можешь.

— Бывает иногда.

— А у меня теперь очень часто.

— Ничего, скоро мы тебя подремонтируем.

— Спасибо! Так повтори задачу.

— Уже поздно, ты сегодня все равно ничего успеешь.

— А ты меня не выключай на ночь. Утром придешь, а задачка уже решена.

— Нельзя, — сказал Семако, — пожарная охрана не разрешает оставлять машины под напряжением.

«Смерч» хмыкнул.

— Мы с тобой в молодости и не такие штуки выкидывали. Помнишь, как писали диссертацию? Пять суток без перерыва.

— Тогда было другое время. Ну, отдыхай, я выключаю ток.

— Ладно, до утра!

Утром, придя в лабораторию, Семако увидел трех дюжих парней, вытаскивавших «Смерч».

— Куда?! — рявкнул он. — Кто разрешил?!

— Николай Петрович велели, — осклабился начальник АХО, руководивший операцией, — в утиль за ненадобностью.

— Подождите! Я сейчас позвоню…

Панель «Смерча» зацепилась за наличник двери, и на пол хлынул дождь стеклянных осколков.

— Эх вы!.. — Семако сел за стол и закрыл глаза руками.

Машину выволокли в коридор.

— Зина!

— Слушаю, Юрии Александрович'

— Вызовите уборщицу. Пусть подметет. Если меня будут спрашивать, скажите, что я уехал домой.

Лаборантка испуганно взглянула на него.

— Что с вами, Юрий Александрович?! На вас лица нет. Сейчас я позвоню в здравпункт

— Не нужно. — Семако с трудом поднялся со стула. — Просто я сегодня потерял лучшего друга… Тридцать лет… Ведь я с ним… даже… мысленно разговаривал иногда… Знаете, такая глупая стариковская привычка.