"Убийца по прозвищу Англичанин" - читать интересную книгу автора (Сильва Дэниел)

24 Мюнхен. Цюрих

В Мюнхене курьер ждал Габриеля у выхода из самолета. У него были волосы цвета жженого сахара и опознавательный знак со словами: «Мистер Крамер – предприятия Хеллера». Габриель пересек вслед за ним аэровокзал, а затем – парковку, сквозь летевший снег, пока они не подошли к темно-синему «мерседесу».

– В отделении для перчаток лежит «беретта», а на заднем сиденье разная мелочь.

– Вы думаете обо всем.

– Мы существуем, чтобы служить людям. – Он протянул Габриелю ключи от машины. – Bon voyage.[24]

Габриель сел за руль и включил мотор. Десять минут спустя он уже мчался по шоссе Е-54 назад в Цюрих.

Швейцарцы – люди замкнутые и держащиеся своего племени – обладают почти животным чутьем на чужеземцев. Все, не соответствующее обычному распорядку, сообщается полиции, независимо от того, сколь это малозначительно. Собственно, швейцарские граждане настолько бдительны, что иностранные разведки, работающие в стране, рассматривают их как дополнительную службу безопасности. Учитывая это обстоятельство, Габриель старался вести себя как завсегдатай, шагая от машины к вилле Аугустуса Рольфе.

Он вспомнил об операции, которую проводила Контора года два-три назад. Группа агентов была направлена в Швейцарию, чтобы поставить «жучки» в квартире араба, подозреваемого в терроризме и жившего в маленьком городке неподалеку от Берна. Пожилая женщина заметила эту группу у дома, где жил араб, и позвонила в полицию, сообщая, что поблизости от ее дома появилась группа подозрительных мужчин. Через несколько минут группа была арестована, и об этом провале узнал весь мир.

Габриель поднялся вверх по Розенбюльвег. Знакомый силуэт виллы Рольфе с ее башенками и высоким портиком возник перед ним. Проехала машина, оставив в свежем снегу две черные ленты.

Габриель набрал у входа код на безключевом замке. Зажужжал зуммер, и засов отодвинулся. Габриель открыл калитку и пошел вверх по ступенькам. Через две минуты он уже был в вилле Рольфе и глухо шагал по темному холлу с маленьким фонариком в одной руке и «береттой» в другой.

В коридоре второго этажа царила кромешная тьма. Габриель пошел вперед, следуя за тоненьким лучиком своего фонарика. Анна сказала, что кабинет находится слева, окнами на улицу, это первая дверь после бюста. Габриель повернул ручку. Заперто. Ну конечно же. Он вынул из кармана пару маленьких металлических инструментов. Господи, как давно такое было? Академия, сто лет назад. Он был зеленым рекрутом, и Шамрон все время стоял над ним, громко ругаясь ему в ухо. «У тебя пятнадцать секунд. Твои товарищи умрут, если ты не откроешь эту дверь, Габриель!»

Он опустился на одно колено, всунул инструмент в замок и, держа фонарик в зубах, принялся за работу. Через минуту Под старательным напором Габриеля старый замок сдался. Габриель поднялся на ноги, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

В комнате пахло древесным дымом, собакой и слегка табаком. Габриель поднял фонарик и провел им по комнате. Лужица света была такой маленькой, что ему пришлось обследовать комнату по два-три метра. В ней стояли кресла восемнадцатого века. Дубовый письменный стол эпохи фламандского Ренессанса. Книжные полки поднимались с паркета до лепного потолка.

Письменный стол Аугустуса Рольфе.

Странно, но он не казался столом могущественного человека. Это был захламленный стол ученого: куча бумаг, выцветший кожаный бювар, чашка со скрепками, стопка старинных книг. Габриель приподнял указательным пальцем обложку и ощутил запах старой бумаги и пыли. Он направил свет на первую страницу. Гёте.

Когда он закрывал книгу, свет фонарика упал на большую пепельницу из хрусталя. С десяток окурков лежали в беспорядке, точно отстрелянные гильзы на подстилке из пепла. Он внимательно оглядел окурки. Два разных сорта. По большей части это были «Бенсон-энд-Хеджес», а три были другие – «Силк катс». Старик, по всей вероятности, курил «Бенсон-энд-Хеджес», а вот кто курил «Силк катс»? Анна? Нет, Анна всегда курила «Житан».

Габриель снова занялся поисками бумаг о происхождении картин. Анна сказала, что Рольфе держал их в нижнем ящике с правой стороны, в папке с надписью «Личная корреспонденция». Этот ящик, как и вход в кабинет Рольфе, был заперт. Но на этот раз у Габриеля был ключ. Он открыл ящик и начал листать личные бумаги Аугустуса Рольфе.

Ему попалась папка, озаглавленная «Максимилиан». Он взял ее большим пальцем и указательным, затем приостановился. Имеет ли он право? Это ведь все равно что заниматься подглядыванием. Все равно что, прогуливаясь вечером по городу, смотреть в освещенное окно и видеть, как ссорится пара. Или как пожилой мужчина сидит один перед телевизором. Но что могла бы открыть ему эта папка? Что хранил этот человек о своем сыне? Что может узнать Габриель из этой папки о человеке по имени Аугустус Рольфе?

Он вытащил папку, положил ее на открытый ящик, раскрыл. Фотографии, вырезки из спортивных страниц европейских газет, похвальные отзывы товарищей по команде, большой материал из цюрихской газеты о несчастном случае с велосипедистом в Альпах:

Тщательно сложена, старательно датирована и озаглавлена. Аугустус Рольфе, возможно, не был согласен с тем, что сын выбрал такую профессию, пришел к выводу Габриель, но он как отец гордился им.

Габриель закрыл папку, положил ее на место и возобновил поиск «Личной корреспонденции». Еще одна папка привлекла его внимание: «Анна». Он снова помедлил, а потом вытащил папку. В ней были детские фотографии Анны, играющей на скрипке, приглашения на выступления и концерты, вырезки из газет, отзывы об ее исполнении и ее пластинках. Габриель особенно тщательно просмотрел фотографии. Он явственно увидел двух Анн – до самоубийства матери и после. Разница в ее внешности была поразительная.

Габриель закрыл папку и положил ее назад в ящик. Пора все-таки приниматься за дело. Он перебрал папки, пока не нашел той, на которой значилось: «Личная корреспонденция». Он вынул ее из ящика, положил на стол Рольфе и открыл. Письма – одни написанные от руки, другие напечатанные на профессиональных бланках. На немецком, французском, итальянском, английском языках – лингвистическое лоскутное одеяло, каким является Швейцария. Габриель быстро пролистал их, пока не дошел до конца. Тогда он вернулся к началу и медленно повторил процедуру. Результат был тот же.

Бумаги о происхождении картин исчезли.

Водя лучом фонарика по кабинету, Габриель вспомнил об учебной подготовке, которую проходил в академии. Инструктор привел его в комнату, обставленную как гостиничный номер, вручил ему документ и дал минуту на то, чтобы он нашел пять подходящих мест, где его спрятать. Если бы ему дали такое задание в кабинете Рольфе, а не в лжегостиничном номере, он мог бы найти сотню мест, чтобы спрятать документ. Под ложной доской в паркете, в большой книге, под ковром или под паркетом, в какой-нибудь мебели, в скрытом стенном сейфе. И такие возможности имелись в одном только кабинете. В хаотично построенной вилле Рольфе были тысячи мест, где можно спрятать коробку с документами. Этот человек построил подземный бункер для своей тайной коллекции картин. Если Рольфе хотел что-то спрятать, у Габриеля было очень мало шансов это найти.

Мысль о том, что придется уезжать из Цюриха с пустыми руками после столь тяжелого и опасного путешествия, была невыносима Габриелю. Отсутствие документов могло объясняться двумя причинами. Во-первых: они были изъяты Рольфе или кем-то вроде Вернера Мюллера. Во-вторых: Рольфе почему-то их переложил. Конечно же, это было возможно. Он же старик. А старые люди совершают ошибки. Память подводит. Названия на папках становится все труднее читать.

Габриель решил тщательно обследовать письменный стол.

В нем было четыре больших ящика – по два с каждой стороны, и Габриель начал с верхнего левого. Пошла монотонная рутина: вынуть папку, тщательно обследовать содержимое, вернуть ее на место, перейти к следующей.

У Габриеля ушло полчаса на то, чтобы обследовать все четыре ящика.

Ничего.

Он вытащил средний ящик: ручки, карандаши, обрывки бумаги, бутылочка клея, скоросшиватель. Миниатюрный магнитофончик. Габриель взял его и осмотрел при свете фонарика. Ленты внутри не было. Он тщательно обследовал ящик. Магнитофон есть, а лент нет. Странно.

Он закрыл ящик, откинулся в кресле Рольфе и устремил взгляд на письменный стол. Средний ящик… что-то не так. Он открыл его, заглянул внутрь, снова закрыл. Открыл, закрыл. Открыл, закрыл…

Сам ящик был четыре дюйма глубиной, а места в нем было меньше. Дюйма на два, прикинул Габриель, – возможно, даже еще меньше. Он попытался вытащить ящик совсем, но что-то мешало. Потянул сильнее. Безрезультатно.

Он посмотрел на свои часы. Он находился в вилле сорок пять минут – наверное, так долго находиться тут было неразумно. Теперь он стоял перед выбором: уйти или довериться интуиции.

Он встал, ухватил ящик обеими руками и потянул как можно сильнее. Помеха была устранена, и ящик упал на пол, рассыпав все свое содержимое.

Габриель поднял пустой ящик и перевернул его. Крепкий, хорошо сработанный, ненормально тяжелый. Габриель внимательно оглядел дно. Оно было очень толстым – пожалуй, в дюйм толщиной.

Уйти или довериться интуиции?

Выполнить все аккуратно было невозможно – во всяком случае, если он хотел быстро получить ответ. Он прислонил ящик к боку стола. Затем поднял ногу и изо всей силы ударил в ящик. Раз, два, три, пока дерево не треснуло.

Дно ящика состояло не из одной панели, а из двух, одинаковых по размеру, наложенных одна на другую. Между ними лежал большой квадратный конверт, пожелтевший от времени, с клапаном, закрепленным обтрепанной бечевкой. Бумаги о происхождении картин? Очень уж сложно задумал Рольфе скрыть эти бумаги. Габриель сбросил рассыпавшиеся куски дерева и взял конверт. Пальцы у него дрожали, когда он вскрывал его.

Он достал содержимое – пачку старых тоненьких бумажек и выложил их на стол. Он осторожно их перелистал, словно боялся, что они могут рассыпаться от прикосновения. Кроны… песеты… эскудо… фунты… Документы были копиями переводов в валюте и банковских счетов времен войны. Габриель посмотрел на даты. Первый перевод – нескольких тысяч швейцарских франков стокгольмскому «Юнион-банк» – был произведен в феврале 1942 года. Последний – перевод средств Банку Лиссабона – был произведен в июне 1944 года.

Он отложил в сторону тоненькие бумажки. За ними был лист простой белой бумаги без герба или фирменного знака. С левой стороны листа шел перечень имен – все немецкие. С правой стороны – перечень двенадцатизначных цифр. Габриель прочел несколько строчек:

Габриель собрал все тоненькие бумажки и поднял клапан на конверте. Он уже собирался положить туда бумаги, когда почувствовал, что в нижнем углу конверта что-то есть. Он просунул туда пальцы и вытащил содержимое.

Две фотографии.

Он посмотрел на первую: Аугустус Рольфе, молодой, красивый, богатый, сидит в ресторане. Судя по состоянию стола, выпито много вина. Рядом с ним сидит полный, нездоровый на вид мужчина в гражданском платье, со шрамами на щеках. Габриель не признал его.

Он переключил внимание на вторую фотографию. Терраса в альпийском доме – Рольфе стоит у балюстрады и любуется великолепным видом, с ним – двое мужчин в форме. Габриель узнал обоих.

Одним был Генрих Гиммлер. Другим – Адольф Гитлер.

Габриель вложил фотографии и документы обратно в конверт. Конверт был для документов, слишком большой, чтобы поместиться в кармане, поэтому Габриель засунул его спереди за брюки и для большей безопасности застегнул молнию своей кожаной куртки. Он окинул взглядом стол. С ящиком ничего уж не поделаешь – он разбит на куски. Габриель засунул ногой обломки под место для сидения и прикрыл их креслом Рольфе. «Беретта» лежала на кожаном бюваре Рольфе. Габриель сунул ее в карман и повернулся к выходу.

Он медленно продвигался по дороге, которую прокладывал слабый свет фонарика в виде авторучки. Снова у него было такое впечатление, что он осваивает комнату по кускам – на сей раз в обратном порядке. С каждым перемещением света появлялось что-то новое: дубовый письменный стол, кресла восемнадцатого века, кожаная оттоманка…

В дверях стоял мужчина с револьвером, нацеленным в сердце Габриеля.