"Черная Книга Арды" - читать интересную книгу автора (Васильева Наталья, Некрасова Наталья)ВАЛИНОР: Белый макТонкие пальцы Пряхи сплетают, сплетают невесомые многоцветные нити. Трепетный язычок белого пламени, готовый вот-вот погаснуть, струйка голубоватого дыма над костром. — Кто я? Я помню иную себя, другую жизнь… Текут ручьи нитей, сплетаясь в радужный водопад гобелена. — Как мое имя? Где мой народ? Куда мне возвращаться, Высокая? — Я вижу настоящее, Мириэль. Прошлое скрыто в тени… — …Скорбящая, скажи… Тень среди теней Мандос, шелест ивовых листьев, голубоватый вечерний туман над глубокой рекой: Он ощутил чужое присутствие раньше, чем поднял глаза. Тонкая фигурка замерла на пороге, серебристо-мерцающая, как лунный свет, и он вскочил на ноги прежде, чем осознал, что — ошибся. — Мириэль… — с трудом глухо выговорил. — Что нужно прекрасной королеве Нолдор от пленного мятежника? Видение заколебалось, словно готовое растаять, но в голосе говорившего было больше боли, чем насмешки, и она спросила: — Скажи мне, кто я? — Тайли, дочь Эллери. Мириэль, королева Нолдор. — Что мне делать? Куда идти? — Тайли не сможет жить в Валиноре. Мириэль не может помнить Гэлломэ. Ты должна выбрать. — Значит, я должна — забыть? Но я не могу, я помню, Отступник… Она замолчала, словно испугалась невольно вырвавшегося слова. — У тебя волосы совсем седые… — серебристая фигурка качнулась, словно хотела приблизиться — Как ты оказалась здесь? — тихо спросил он. — Я… уснула. Мне было так тяжело… Воздух жжет, и свет… Но покидать сына… Феанаро, он так похож на… на нас… и — Финве… ведь он любит меня; и я… Его лицо дернулось, когда он услышал это имя. — Ты ненавидишь его, Мелькор? — В голосе-шорохе — тень печального удивления. — Ты был другим. Ты не умел ненавидеть. — Думаешь, Она уже снова говорила о Финве: — Он такой светлый, открытый — как ребенок… Мне иногда казалось, что я старше его; хотелось помочь, защитить… Разве можно его, такого, ненавидеть? Он долго молчал, потом сказал тихо: — В чем-то ты, может, и права. Можно сказать и так… Его руки невольно сжались в кулаки, глаза вспыхнули ледяным огнем: — Не могу, Тайли!.. Не могу… — Ты не умел ненавидеть, — повторила она. — Я понимаю… иногда его лицо становилось таким странным… это тень твоей ненависти. Что он сделал тебе? — Она прижала узкие бледные руки к груди, посмотрела с мольбой. — Что он мог сделать тебе? — Мне? — Он не удержался от сухого смешка. — — Но все же ты ненавидишь его… И сына — его сына — ты тоже станешь ненавидеть?! — с отчаянием выдохнула она. — Ты пришла просить за них? Нет, я не смогу и не стану ненавидеть твоего сына, Тайли, — его голос дрогнул, но тут же вновь обрел прежнюю твердость, зазвучал жестко, почти жестоко: — Но не проси, чтобы я простил твоего супруга, королева Мириэль! Мерцающая фигурка качнулась, как под порывом ветра. — Не понимаю, — обреченным шепотом, — не понимаю… — Ты помнишь, что стало с твоей сестрой? — Ориен… ее нет… — А твой брат? — Я не помню… не знаю… — Она смешалась, поднесла прозрачную руку к виску. — Не знаю… Я спала… Потом Владыка Ирмо взял меня за руку, и я пошла с ним… Он был почему-то таким печальным… Был свет, и цветы — много цветов… красивые… другие. Не как… дома. Королева Варда улыбнулась мне и сказала — как ты прекрасна, дитя мое… Я так растерялась, что даже забыла поклониться… А он… Его я увидела в Садах Ирмо. Он был прекрасен… — Нет!.. Она вздрогнула и отшатнулась. Он стиснул до хруста зубы, сжал седую голову руками: — Нет, нет! Только не это… Не так… — Что с тобой? Он молчал. Она долго ждала ответа, потом скользнула к двери, но обернулась на пороге и спросила как-то беспомощно-удивленно, словно впервые задумалась об этом: — Мелькор… Почему ты здесь? Зачем тебе сковали руки? Он поднял на нее глаза — и внезапно, не выдержав, хрипло и страшно расхохотался. Она исчезла — легкий утренний туман под порывом злого ледяного ветра, — а он все смеялся, пока смех не перешел в глухое бесслезное рыдание, и умолк. …Ахтэнэр, мастер витражей — черные с золотыми искрами глаза, черные с отливом в огонь волосы, дерзкий и насмешливый… Знал ли будущий Король Нолдор, что обрек на смерть брата той, которая стала его возлюбленной супругой? Наверно, нет; и она не знала… В чем виноват камень, ставший началом обвала? И он ли был — началом?.. … …Ирмо медленно идет среди теней и бликов, шорохов и отдаленного звона падающих капель росы. Там, где проходит Ткущий-Видения, Сады обретают новую, целительную силу. Медленно, в задумчивости идет он, скользя над травой, не оставляя и легкого следа на земле. Сады — часть самого Ирмо, его сила и разум: он ощущает их как самого себя. И сейчас дергающая боль в виске ведет его туда, где от чьего-то горя умирают травы… Ветви сплетаются над маленькой круглой поляной, оставляя в зеленом куполе окно, сквозь которое падает сноп мягкого рассеянного света. Там, в круге света, среди мелких белых цветов, спит юная женщина. Ткущему-Видения хорошо знаком этот уголок Садов, и от того, что нарушено печальное совершенство этого места, он чувствует острую боль. Тихий быстрый шепот, всхлипывания — листва тревожно дрожит… Темная коленопреклоненная фигура, плечи вздрагивают от рыданий. Ирмо уже знает, кто это. Он часто приходит сюда. Беззвучный шорох, качнулись светлые блики — и Ткущий-Видения уже стоит над плачущим. Тот поднимает голову; красивое, переполненное отчаянной тоской лицо залито слезами. — Высокий, — срывающимся шепотом, — почему… О, почему? Они сказали — Мириэль больше не проснется, она не хочет возвращаться из Чертогов Мандос… почему, почему, Высокий?! Ведь я же люблю ее! И она тоже… Ведь она не может умереть, правда? Правда?! Ирмо не отвечает — но Королю Нолдор, похоже, и не до ответа. Он говорит. Говорит скорее себе, чем Ирмо. — Я помню, помню… Ведь это здесь, в этих Садах, я встретил ее… О, как же она прекрасна… — Нет, — нарушил молчание Ирмо, — она такая же, как и ты. — Я знаю… Но ведь тогда она не может умереть! Не может пока жива Арда! Элдар не умирают! — Не умирают. — И она не умерла? Да? Она спит? Она вернется? Мне говорили — она ушла, ушла совсем… Но как же так… я не верю! Она не могла покинуть меня, мы же так любили друг друга! Ирмо опустился на траву рядом с Финве. Заговорил тихо, ровно, успокаивающе: — Ее душа не в силах более жить в этом теле. Всю свою силу она отдала вашему сыну; ведь ваша любовь дала ему жизнь… — Любовь… Неужели любовь убивает? Значит, это я убил ее? Да? Значит, слишком сильно любить — смертоносно… Я во всем виноват, я, я!! Его снова охватило отчаяние; стиснув виски, он раскачивался из стороны в сторону, повторяя это — — Нет. Не любовь ее убила. Но не все могут безнаказанно отдавать свою силу. Иногда ее слишком тяжело восстановить. — Но здесь Аман! Разве может быть такое в этой святой земле? Разве не здесь — исцеление всех скорбей? Владыка, я не понимаю! — Не всем здесь можно жить. Некоторые не могут вынести… благодати Амана. Да, Финве, она любила тебя, и твоя любовь давала ей силы. Но ведь и тебе она отдавала всю себя. Ей было слишком тяжело. Жить здесь, носить под сердцем сына… Она была сильной, Финве, но… Финве неотрывно смотрел на Ирмо, начиная что-то смутно осознавать. — Ты говоришь, — тихо-тихо начал он, — она не могла вынести благодати Амана? Но ведь только… только один не может… она — из Ирмо молчал — но Финве уже не нужны были слова. — Она знала? — глухо спросил он. — Нет. Финве долго молчал, опустив голову, и вдруг с глухим стоном рухнул на тело Мириэль: — Ненавижу… ненавижу! Это он, он убил ее! Он извратил, исказил, сломал их души! Даже те, что ушли из его власти, не могут жить здесь! Даже здесь его черная длань настигает их! Вот, значит, какова его месть… Он убил ее. Он убил меня. Мириэль… Стремительно поднялся, яростно сверкнув глазами: — Он мстит за все, что против его воли! Да, их надо было убить! Они несли зло, их уже нельзя было исцелить! Их надо было убить, чтобы хоть души их вырвать у него! Ты Ирмо молчал. Эльф тоже умолк; поднял взгляд на Ткущего-Видения. Лицо его вновь стало скорбным, черты смягчились: — Прости меня, Высокий, я был неучтив. Благодарю тебя. Позволь мне остаться одному. Я должен проститься с ней… — голос его упал до шепота, он закрыл лицо руками. Ткущий-Видения поднялся и тихо отступил в тень, растворившись в ней. На поляне остались двое — Мириэль в непробудном сне и застывший словно изваяние Финве — на коленях; белая прозрачно-светлая рука Мириэль лежала в его ладонях, словно он надеялся, согрев ее, вернуть возлюбленной жизнь. Словно мерцающий язычок пламени свечи — зыбкая фигурка в вечном мраке Чертогов Мандос. Он с трудом различал лицо, неверное, как ускользающее воспоминание. Лишь когда узнавание нахлынуло горько-соленой волной, лицо стало более определенным, и он понял, кто пришел к нему. Бесконечно печальное лицо, сплетенные тонкие пальцы, серебристые волосы, окутывающие фигуру, как саван… Склоненная голова, глаза полуприкрыты длинными темными ресницами. Тихий горький голос: — Мелькор… прости меня. — За что, Тайли? — глухо. — Я хочу вернуться к своему народу. Я знаю… помню, я родилась в Гэлломэ… но здесь, среди Нолдор, — здесь я прожила сотни лет, здесь мой сын, здесь тот, кого я люблю… Скорбящая будет просить за меня Владыку Судеб… я ошиблась, я не могу оставаться в Чертогах Намо и идти на Неведомый Путь — не хочу… — Я понимаю. Мне не в чем тебя винить. Тайли… Мириэль. Теперь твой народ — Нолдор. Ты вольна в своем выборе. — Я хочу быть с Феанаро, с… — опустила ресницы, не решившись произнести имя. — Все равно. Я ухожу. Прости… и — благодарю тебя, Учитель. Боль полоснула когтем по сердцу, заставив задрожать и задохнуться. Какую-то долю мгновения слепота застила глаза, а когда он сумел прозреть, вокруг только тихо колыхалась тьма и таяло беззвучное эхо: — Учитель… Учитель… Учитель… … |
||
|