"Демон" - читать интересную книгу автора (Гозалишвили Василий Тамазович)

Глава 1. Виктор Волков

— Не спи, замерзнешь! — голос инструктора вывел меня из оцепенения и вернул мой отчаявшийся разум обратно в многострадальное, перевязанное страховочными ремнями тело. — Ты сбит! Сажай машину, бестолочь!

Я послушно бросил истребитель к бетонке аэродрома, пытаясь вывести машину на посадочную глиссаду, но не тут-то было: где-то в дебрях электроники за спинкой моего бронекресла рванул пиропатрон, и кабину мгновенно заволокло едким дымом. Автоматически переключив шлем на сонарную графику, я тут же врубил систему пожаротушения, но неутомимая фантазия механиков службы обеспечения и тут сыграла со мной злую шутку: система не сработала! Мало того, почти сразу отключились вообще все приборы, сервоприводы штурвала и экраны внешнего обзора. Я похолодел: «Торнадо» несся к земле практически вслепую, причем на скорости, почти в четыре раза превышающей скорость звука. Рванув на себя рычаг газа и задрав нос машины вверх, я попытался было снизить скорость снижения, но, судя по всему, и этот маневр был предусмотрен: истребитель вообще перестал слушаться штурвала. К тому же отказала связь и отключилась подача кислородной смеси в скафандр. Матеря инструкторов, на чем свет стоит, и, с ужасом услышав, что басовитое гудение моторов смолкло, я нажал на кнопку аварийного срабатывания катапульты и напряг тело в ожидании удара снизу. Как бы не так: естественно, и тут меня ждал облом. Рвануть механический рычаг на себя и убедиться, что он вообще не прикреплен к чему бы то ни было, заняло у меня еще полсекунды. Кожей чувствуя, как машина теряет высоту, я выпустил все имеющиеся на истребителе тормозные плоскости, дал полную тягу на носовые эволюционники, и, чувствуя бешенную вибрацию корпуса, расстегнул ремни и выхватил штатный «Кросс». Кое-как преодолев метра три от своего кресла до люка, и расстреляв его к чертовой матери, я с трудом дождался, пока машина снизит скорость километров до четыреста в час, и, сжавшись в комок, под прикрытием торчащей наружу створки выскочил из потерявшей управление машины…

«Торнадо» падал почти отвесно, и, судя по альтиметру в шлеме, до бетонки ему, а, значит, и мне, оставалось чуть больше двух километров. Борясь с паническим желанием немедленно открыть парашют, я медленно погасил скорость падения, сначала выставив в стороны локти, а потом и руки, и выпрямив ноги. Улегшись горизонтально и убедившись, что скорость свободного падения стабилизировалась, на высоте девятисот метров я, наконец, бросил «медузу». К моему удивлению, парашют раскрылся. Немного расслабившись, я посмотрел вниз и, закусив губу, понаблюдал за тем, как приземляется мой «Торнадо»: командой по радио были отключены все «неисправности», и истребитель весом в пятьдесят восемь тонн, перейдя на автопилот, почти мгновенно замер метрах в десяти от земли. А потом аккуратно встал на посадочные опоры. Я представил себе свои ощущения при экстренном торможении, останься я внутри машины, и меня сразу замутило: за последние две недели я уже четыре раза испытывал это непередаваемое чувство, и каждый раз после этого по два дня проводил в госпитале, в руках садистов медицинской службы полка. В пятый раз, боюсь, я бы этого не перенес… Хотя, наверное, заставили бы…

Тем временем парашют снизился до высоты в пятьдесят метров, и я, разогнав его в «запятой», зажал стропы управления и замер в десяти сантиметрах от поверхности. Легкий удар в подошвы скафандра, и я, разгерметизировав и сняв шлем, скатал почти невесомую ткань купола и легкой трусцой понесся в сторону ограды аэродрома. Я бы совершенно не удивился, если бы кто-нибудь из офицерского состава, для проверки быстроты моей реакции решил бы посадить мне на голову какой-нибудь корвет или линкор класса «Викинг». При этом «забыв», что выхлоп линкора на финише способен выжечь дотла круг радиусом километра в полтора.

Однако, как ни странно, линкоров поблизости не оказалось, мне по дороге не встретилось ни капканов на медведя, ни какой-нибудь завалящей лужицы с кислотой, ни пещерной медведицы. Мало того, от здания диспетчерской в мою сторону летела «Зебра», десятиместный бот, предназначенный для подбора потерпевших крушение в океане. Я на всякий случай подготовился к любым неожиданностям, перезарядил «Кросс» и, дождавшись, пока машина приблизится ко мне на расстояние в пятьдесят метров, присел на колено и приготовился к стрельбе. Увы, в машине не оказалось ни одного андроида. И вообще, судя по оскалу Кощея, сидящего за рычагами, тренировка закончилась. И ее результаты его не радовали. Не смотря на двенадцать истребителей и два корвета, сбитых мною за последние два часа. Впрочем, ему виднее: его нашивка «Мастер-пилот» внушала уважение любому курсанту Академии даже на восьмом, выпускном курсе, так как во всем Флоте таких специалистов насчитывалось всего восемнадцать человек. А знак «Мертвая голова» на его груди давался лишь при подтвержденном уничтожении более ста боевых единиц противника. Даже Клосс, лучший пилот курса, ни разу не выдерживал против Кощея более десяти минут. Так что при всей его злобности и фантастической изобретательности каверз и ловушек лучшего инструктора в Академии просто не было. И нам, десяти счастливчикам, которым повезло попасть в его группу, завидовал весь курс. Не говоря уже про молодежь, еще не допущенную к самостоятельному пилотированию тяжелых боевых машин.

— Курсант Волков! Марш в «Зебру»! — не дав мне доложиться, рявкнул он и, даже не попытавшись притормозить или проверить, успел ли я оказаться внутри, развернул бот и прибавил скорость.

Само собой, я успел, иначе вылетел бы еще на первом курсе:

— За время тренировочного полета сбито… — начал было я, но Кощей отмахнулся от доклада рукой и не глядя назад, приказал:

— Переодевайся! Там, сзади, твои вещи! Тебя забирают! Твою работу я видел. Неплохо! Остальное услышишь в штабе. Тебя ждет какой-то полковник Родригес. В кабинете начальника курса.

Я оторопел: слово «неплохо» на моей памяти из уст капитана Кощеева я не слышал ни разу. Мне вообще казалось, что градаций выше «задохлика» или «недоумка» для него не существует. Представив, что могло выбить вечно невозмутимого инструктора из привычной колеи, я немного заволновался. Что не помешало мне переодеться и привести себя в порядок. Так что перед штабом, выскочив из «Зебры», я был готов практически ко всему. Кроме напутствия Кощея:

— Удачи тебе, Вик! Береги себя, ладно?

Оторопело повернувшись к мрачно разглядывающему меня капитану, я непонимающе уставился на него и с трудом догадался, что протянутую мне руку надо пожать: такой фамильярности со стороны представителей офицерского состава Академии я себе и представить не мог.

— Спасибо, сэр! — выдавил я. — Разрешите идти?

— Иди!

Взлетев по ступенькам штаба, я на бегу отдал честь часовым у Знамени Академии и через минуту приготовился было постучать в дверь кабинета полковника Нопфлера, но дверь распахнулась сама, и начальник курса рывком втянул меня внутрь, как какого-нибудь щенка:

— Где тебя носит, Волков? Мы тут тебя заждались!

— Выполнял тренировочный полет по утвержденному графику, сэр! — вытянувшись в струнку, отрапортовал я.

— Закрой рот и сядь где-нибудь в сторонке! — рыкнул полковник и, не дожидаясь выполнения команды, запулил мною куда-то в сторону роскошного кожаного дивана с сидящим на нем незнакомым майором.

Умудрившись не потерять равновесия при приземлении, я довольно мягко опустился на свободное место и быстренько оглядел кабинет, где до этого был всего два раза. На третьем курсе, после драки с курсантами десантно-штурмового факультета, когда одиннадцать будущих лейтенантов из расположенной поблизости Академии тяжелой планетарной пехоты Военно-Космических сил, благодаря Микки, Рыжему и мне, оказались в госпитале; и на пятом, когда после драки с выпускниками танкового училища я здесь же получил десять суток гауптвахты. Правда, уже всего лишь «за самовольную отлучку с территории Академии».

За последние три года в кабинете не изменилось ничего: те же бесконечные стеллажи с кристаллами голофильмов, тот же монитор компьютерной сети Академии, то же именное оружие на стенах, — в общем, кроме трех штатских и моего соседа майора Родригеса. Тем временем в кабинет ворвался генерал Ронг, куратор нашей Академии из Генерального штаба Специальных Операций ВКС, и с порога заявил:

— Господа, позвольте представить вам курсанта Волкова!

Я, при появлении генерала вскочивший на ноги, замер на месте, а Ронг, заняв кресло Нопфлера, хмуро оглядел всех присутствующих и добавил:

— Буду краток: он — лучший на курсе. Его реакции намного превосходят ваши те, которые вам необходимы. Вот его досье, — он протянул сидящему рядом с ним седому, на вид довольно молодому мужчине кассету, и хлопнул ладонями по столу, — Насколько я понимаю, объяснений от вас я так и не дождусь?

— Господин генерал! — вскочил майор Родригес. — Вы же знаете, это секретная операция СО ВКС! К чему лишние слова?

— Действительно, к чему? — поддержал его седой.

— А к тому, что на этого мальчика у меня были определенные надежды! — Ронг возмущенно сжал в своих ручищах клавиатуру компьютера и, услышав сухой треск, недоуменно уставился на ее обломки. — Вечно вы мне тычете всякими приказами! А не пробовали вырастить хоть одного Оборотня самостоятельно? Небось, кишка тонка? Ладно, убирайтесь прочь с моих глаз, яйцеголовые!

Все четверо гостей Академии встали, и, пожав руки Ронгу и Нопфлеру, направились к выходу.

— Удачи тебе, курсант! — возмущенно пробурчал генерал и добавил: — С сегодняшнего дня ты прикомандирован к этим ублюдкам. Увы, я не смог тебя защитить… Так что прости меня, мальчик. Иди, тебя ждут…

Я механически отдал честь обоим офицерам и, повернувшись кругом, строевым шагом покинул кабинет. В моей голове царил полный бедлам: из краткой перепалки я понял лишь то, что моя дальнейшая судьба неизвестна даже генералу Ронгу. А он, как мне казалось, должен был знать все…

Спустившись на первый этаж и выйдя на улицу, я вслед за своими новыми начальниками, не удостоившими меня ни словом, ни жестом, влез в простенький армейский транспортер с тонированными стеклами и, повинуясь жесту Родригеса, сел на свободное место. Почувствовав легкий укол в спину и мгновенно подступившую дурноту, я тут же рванулся, успел распахнуть наружу дверь и отмахнуться от чьей-то руки, пытающейся меня удержать, но потерял сознание…

Муть перед глазами не желала рассеиваться довольно долго. Кроме того, все мои попытки шевельнуться ни к чему не привели: не только мои руки и ноги, но и все тело оказалось туго спеленато широкими ремнями. Кое-как открыв глаза, я сфокусировал взгляд на потолке и тут же услышал довольно мелодичный женский голос:

— Очнулся, красавчик?

— Где я? — с трудом прошептав непослушными губами два коротких слова, я бессильно расслабился.

— Извини, парень, об этом тебе расскажут чуточку позднее. И не я. А пока, позволь, я займусь твоими рефлексами? — на мою голову тут же опустился кусок какой-то ткани, и я перестал вообще что-либо видеть.

— А у меня есть выбор? — собравшись с силами, пробормотал я.

— Естественно, никакого! — рассмеялась невидимая мне собеседница и лязгнула какими-то металлическими предметами.

— Так что-нибудь чувствуешь? — произнесла она через мгновение, и я ощутил легкое покалывание где-то в районе правого колена.

— Правое колено. Колет.

— Отлично! — Чему-то обрадовалась она. — А так?

В течение довольно долгого времени она нещадно мучила меня, то и дело причиняя мне такую боль, что впору было лезть на стену. Я с трудом сдерживал крик, закусывая губы, и чувствуя во рту привкус своей крови. Наконец, мои мучения закончились, и еще через пару минут в комнату вошел кто-то еще.

— Он в норме, сэр! — отрапортовала девушка.

— Спасибо, ты свободна. Да, не забудь отключить его от системы… — Судя по звуку шагов, ко мне подошел этот самый «сэр», и сорвал с моего лица покрывало: — А ты, парень, везунчик… первый, кто пережил эту операцию… И это меня радует!

Особой радости от сообщения майора Родригеса, а это был именно он, я, как ни странно, не испытал: я никогда не мечтал быть подопытным кроликом. И даже сообщение, что «все прошло удачно» меня совершенно не вдохновило:

— Что за операция? — занемевшими от страха губами спросил я.

— Да так, модифицировали тебя немного. Впрочем, не торопись, скоро все узнаешь. Еще и спасибо скажешь!

— Это вряд ли! — я начал злиться. — Могу я встать?

— Пока нет! Сначала — небольшая лекция! А то вы, Оборотни, — какие-то ненормальные. От той дозы парализатора и снотворного, который тебе вкололи в машине, обычные люди отключаются мгновенно, а ты успел сломать руку профессору Гриневу и его ассистенту, вырвать дверь и пробежать практически без сознания восемь метров. Слава Богу, что у тебя забрали оружие, а то наша лаборатория лишилась бы всего руководства…

— Да, зря я его сдал! — расстроено заметил я. — Может, и не лежал бы на этом дурацком столе…

— А ты шутник, однако… — Родригес, вопреки ожиданиям, не выглядел недовольным. — Это радует! Терпеть не могу тупых солдафонов…

— А вы, по-вашему, балерина? — я показал глазами на его погоны.

— Да это — только лишь рабочая одежда. Вообще-то я ученый. Но в ВКС всем специалистам присваивают звания. Вот и вынужден носить эту вашу военную форму, будь она проклята. Ладно, разболтался я тут с тобой. Я сейчас ослаблю ремни, удерживающие твою голову, и попрошу тебя не пытаться дергаться: поверь, у тебя не получиться не то что меня ударить, но и шевельнуть чем-нибудь кроме шеи — я основательно изучил рекомендации наших специалистов и на дистанцию удара головой не подойду. Кроме того, учитывая то, что твои мышцы практически атрофированы… В общем, договорились?

Я согласно прикрыл глаза и, почувствовав, что мою голову ничего не держит, попытался шевельнуть и телом. Само собой, у меня ничего не вышло.

— Теперь поверни голову направо и смотри на экран монитора… — раздался голос майора. — Видишь фигуру в разрезе с правой стороны диаграммы? Это твое тело. Обрати внимание на эти серые нити… — Он чем-то щелкнул, и на схематическом изображении моего тела проявилась целая сеть серых линий.

— Нервная система в разрезе! — усмехнулся я. — Вы меня что, за дауна тут держите?

— Отлично! Тогда, ты должен знать, что реакция человека на любой раздражитель, скажем, в процессе ведения боя на удар противника, состоит из нескольких фаз. Сначала ты видишь движение, потом информация о нем по нервам поступает в мозг, там она обрабатывается, и снова по нервам передается в твои конечности, как команда мышцам, при сокращении которых ты и ставишь блок. Или бьешь. Так? При этом изменить скорость прохождения импульса по нервам невозможно. Поэтому мастера единоборств исключают фазу обработки информации в головном мозге: тело рефлекторно реагирует на удар заранее отработанным движением. Кроме того, рефлекторных реакций на один и тот же удар не может быть больше одной. А процесс отработки любого движения до полного автоматизма довольно длителен и нерационален с точки зрения скорости усвоения новой информации.

— И что?

— Мы практически заменили тебе все нервные волокна, и теперь скорость передачи импульсов у тебя, а, значит, и твоя реакция, на порядок выше человеческой. Кроме того, твои полые и довольно хрупкие кости пропитали специальным раствором, который сделал их почти в семь раз прочнее. Связки тоже прошли модернизацию: сейчас они способны сокращаться и расслабляться почти в четыре раза быстрее, чем раньше. Мышцы, правда, придется развивать дополнительно, и на это уйдет довольно много времени, но, увы, по-другому просто нельзя. Ах, да, вот этот бугорок возле твоего мозжечка, — это биологический компьютер. Что-то вроде помеси дополнительной памяти, ускорителя процессора и устройства для возможности анализа нескольких параллельно идущих процессов. Кроме того, он — идеально сбалансированное биологическое устройство, которое изменяет твой метаболизм, приспособляя твое тело к этой, несколько неестественной мутации. Через полгода, когда он окончательно перестроит твое сознание и твое тело, все полученные «настройки» закрепятся генетически. А значит, твои дети будут такими же сверхлюдьми, как и ты…

— Во мне вообще осталось хоть что-нибудь человеческое? — судорожно пытаясь удержаться от истерики, спросил я.

— Ты человек. Просто быстрее, сильнее, умнее и намного опаснее своих однокурсников. Все эти изменения почти не изменят твою личность…

— Не верю!

— А придется! Кстати, после двух месяцев, проведенных без сознания, тебе придется учиться всему заново!

— Сколько-сколько?

— Почти семьдесят дней! — ухмыльнулся снова появившийся в поле моего зрения ученый.

— С ума сойти! — я потряс головой, прикусил губу побольнее, но кошмар, увы, не прекратился. — Это значит, что в Академии уже закончились выпускные экзамены?

— Наверное… Я не слежу за такой ерундой!

— Это для вас это ерунда! А я всю жизнь мечтал о погонах Оборотней! Если бы не вы, я бы уже был лейтенантом и летел бы к новому месту службы!!!

— Не пори чушь! — Родригес поморщился и удобно устроился в невесть откуда взявшемся рядом с ним кресле. — Что для тебя эти погоны? Возможность покрасоваться? — Вряд ли. «Оборотни», насколько я знаю, выходят в увольнение в гражданской одежде. Или, на худой конец, в форме летного состава ВКС. Значит, ты искал чего-то другого! Чего?

— Вы же читали мое досье! — дернулся я. — Вся моя семья вместе с половиной Ньюпорта была вырезана солдатами Циклопов в их первое Пришествие…

— И ты мечтаешь отомстить? Так?

— «Мечтаю», это не то слово!

— А позволь у тебя спросить, — скривился в пренебрежительной гримасе майор, — какой процент людей выживает при абордажной схватке с кораблем Циклопов?

— До сих пор никто не выживал!

— Именно! Средний пехотинец — Циклоп в два раза тяжелее человека. Его реакция в полтора раза быстрее. В рукопашной схватке у самого подготовленного солдата против них нет ни одного шанса. Циклопы выдерживают перегрузки в два раза выше, поэтому их пилоты способны летать так, как не снилось никому из людей. В итоге, за последние восемь лет Земная конфедерация уже потеряла семь планет, включая твою родную Окаду. Да, наш технологический уровень практически сравнялся с уровнем этой цивилизации, но мы все еще не можем на равных сражаться с ними даже в космосе. До сих пор мы теряем по флоту, воюя с десятком их истребителей, и не можем сделать с ними практически ничего!

— А я то тут причем? — я снова рванулся на своем ложе, пытаясь разорвать проклятые ремни, но неудачно.

— А притом, что ты первый солдат, который может быть лучше них. Если все сложится удачно, то подразделение «Демон», которое мы создаем, будет первым гвоздем в крышке гроба экспансии Одноглазых… Теперь понятно?

Я задумался. Потом облизал пересохшие губы и почти спокойно спросил:

— Нас отправят на Окраину?

— Да. Вы должны быть готовы через восемь месяцев. Судя по всему, через год будет поздно: Циклопы готовятся к широкомасштабной войне…

— А что было до этого? — удивился я.

— Судя по мнению аналитиков и Разведки ВКС, пробные операции… — Родригес грустно усмехнулся и подошел ко мне вплотную.

Потом что-то нажал на моем ложе и сказал:

— Попытайся встать. Думаю, мы друг друга поняли.

Шевельнув руками, я сбросил с себя ремни и, перевернувшись на бок, попытался приподняться. Как ни странно, несмотря на подкатившую к горлу тошноту, мне это удалось. Однако стоило мне сесть, как комната ушла куда-то вбок, и я завалился на пол.

— Мы старались держать твои мышцы в тонусе, но вот вестибулярка немного сдала… — Родригес помог мне встать и, поддерживая меня за поясницу, помог мне сделать первый шаг. — Все двигательные навыки быстро восстановятся, необходимо только время и тренировки. А сейчас ложись в постель, я пришлю к тебе физиотерапевта, и она тобой займется. Кстати, в терминал этого компьютера загружена куча информации по методике тренировки твоего мозга и еще куча другой необходимой тебе информации. Я буду заходить к тебе два раза в день. Утром и вечером. В случае необходимости можешь вызвать меня по коммуникатору. Клавиша с именем Рамон. Советую тебе особо не разлеживаться: у нас впереди еще куча дел. До вечера, Волков… — Майор вышел из комнаты и оставил меня в одиночестве.

Однако поразмышлять мне не удалось: через пару минут в комнату смерчем ворвалась невысокая ладно скроенная девушка лет двадцати пяти и тут же обрушила на меня шквал своего красноречия:

— И что ты тут развалился, хотела бы я знать? Шевели конечностями, парень! А то совсем заржавеешь!

Не переставая говорить, она откинула в сторону одеяло и, беззастенчиво разглядывая мое обнаженное тело, начала меня одевать:

— Ну, что тут у нас? Мужичок! Тощенький, правда, пока, но это мы исправим! А все остальное очень даже ничего… Даже когда краснешь! Сколько?

— Что сколько? — не понял я вопроса.

— Ну, не сантиметров же? — снова вогнала меня в краску девушка. — Сколько тебе лет?

— Двадцать один!

— О, какой молоденький! — она плотоядно облизнулась, и, посмотрев на мое пунцовое лицо, расхохоталась: — Не бойся, я просто шучу! Кстати, меня зовут Мэри. Хотя, как правило, я прихожу сама…

— Вик! Или Виктор. — Представился я, помогая натянуть на себя верх.

— Очень приятно! А теперь обопрись на меня и попытайся дойти вон до той двери! — она показала мне на дверь за моей кроватью, мною ранее не замеченную.

С обоюдными усилиями мое головокружение и тошнота были побеждены, и я добрался до великолепного спортивного зала, явно рассчитанного на инвалидов: очень многие тренажеры располагались так, что ими можно было пользоваться лежа. Довольно большой бассейн был тоже рассчитан на таких, как я. Вместо лесенок в воду строители устроили пологий пандус, по которому из воды бы выбрался даже раненый морж.

Мэри тут же уронила меня в воду и, глядя, как я пытаюсь не утонуть, загребая непослушными конечностями, весело улыбалась. А потом устроила мне такую тренировку, что первый курс Академии показался мне каникулами… За два часа она выжала меня досуха: все силы, которые еще оставались в моих мышцах, были ею безжалостно растрачены. Через два часа я не мог не то, что подняться, но и просто дышать. Меня не слушалась даже шея. Удостоверившись, что я окончательно готов, она что-то проговорила в коммуникатор, и через минуту два дюжих санитара уволокли меня в мою кровать. Мэри, вопреки моим ожиданиям не ушла, а вогнала в меня четыре укола, заодно объяснив, что это стимуляторы, компенсаторы, анальгетики и еще какая-то дребедень. Потом она пододвинула поближе монитор и заставила меня поработать головой. Каждые два с половиной часа она кормила меня с ложечки и проверяла рефлексы, — в общем, развлекалась, как могла. К вечеру я вымотался настолько, что отключился во время очередного, по-моему, восьмого по счету, приема пищи…