"Опасный маршрут" - читать интересную книгу автора (Ардаматский Василий Иванович)3– Впрочем, хорошо – я согласен. Поищите этого бухгалтера. Сколько в городе артелей имени Первого мая? – Одиннадцать. – Сколько отнимет это времени? – Думаю, к вечеру управиться. – Гончаров звонил? Что у него? – Ничего. Нервничает он, товарищ полковник. – Я тоже нервничаю… Сколько народу участвует сейчас в поиске? – Человек двадцать. Остальных пришлось отпустить – людей-то сорвали с работы, думали на два-три дня. Гончаров сказал, что в воскресенье даст отдых всем. Ведь там многие уже неделю в лесу живут, обросли, как партизаны… – Но сам-то он спать не ляжет? – Я думаю, что он спать вообще разучился, товарищ полковник. – Ну, хорошо. Действуйте… Побывав в четырех артелях, Потапов начал думать, что полковник Астангов был прав, когда вначале сомневался в необходимости этого поиска. В самом деле, на приеме у Вольского мог быть и подлинный бухгалтер. И если он этого бухгалтера обнаружит, это ровно ничего не даст. А если бухгалтером назвался кто-то другой, то он не окажется в артелях. Только две детали в конце концов склонили Астангова к решению провести поиск: а вдруг диверсант действительно укрылся в артели? И, наконец, почему он расспрашивал шофера об отчестве Вольского? Это подозрительно, и если ни в одной из артелей не окажется бухгалтера, который в минувший четверг был на приеме у Вольского, тогда можно будет сделать не очень твердое заключение, что на приеме у Вольского был тот, которого они ищут… И вот Потапов еще в одной артели имени Первого мая. Он прошел в клетушку, на дверях которой значилось: «Председатель Г.Г.Пыриков». В большом зале, в углу которого притулилась директорская клетушка, стоял такой грохот молотков по жести, что Потапов не знал, как ему вести разговор. – Что у вас? – крикнул ему Пыриков. Потапов молча протянул директору свое удостоверение. Пыриков судорожно глотнул воздух и мгновенно побледнел. – Мне нужно поговорить с вашим бухгалтером, – склонившись через стол к самому лицу Пырикова, сказал Потапов. – Он на бюллетене, – сорвавшимся голосом ответил Пыриков. – Давно? – Третий день… Но я все понимаю. Возможно, что нами допущена ошибка. Мы… – Дайте мне его домашний адрес, – перебил председателя Потапов. – Сию минуточку! – Пыриков схватил со стола тетрадку, но руки его так тряслись, что он не мог открыть нужную страницу. На лице у него выступил пот. – Вот… Горная улица, дом двадцать, Прохор Анисимович Кучин. – Пыриков встал. – Мне следовать за вами? – Сначала я поеду к товарищу Кучину, – еле сдерживая улыбку, сказал Потапов и быстро вышел. Бухгалтер Кучин, оказавшийся совершенно здоровым человеком, рассказал Потапову о темных делишках председателя артели и предупредил, что мастер артели Горбылев уже ходил куда-то жаловаться на председателя. Именно поэтому он и решил «забюллетенить», боясь, что Пыриков заставит его оформить незаконные документы. – К кому ходил мастер Горбылев? – Сказал мне: «Иду к одному большому человеку». – Горбылев сейчас в артели? – Как – в артели? Пыриков его уволил. …Домик мастера Горбылева, соседний с домом Адалии Петровны Гурко, утопал в густых кустах сирени – Потапов еле разыскал на нем номерной знак. На ощупь отыскивая в темных сенях дверь, Потапов услышал, как басовитый женский голос укоризненно сказал: – Эх ты, старатель. Тебе больше всех надо? Да? – Молчи, говорю! – отвечал мужской голос. – Не твое, опять же, бабское дело. – Не мое? А чем я теперь буду тебя кормить? Небось спросишь? – С голоду не умрем… Потапов постучал. Пауза, а потом мужской голос: – Входите. Кто там? Потапов представился вышедшему ему навстречу Горбылеву. Тот победоносно посмотрел на жену: – А, видишь? Есть, опять же, правда на земле? Есть! Вы насчет фокусников из нашей артели? – О фокусниках потом, Кирилл Евгеньевич, а сейчас я хотел бы узнать: вы в минувший четверг не были на приеме у депутата Верховного Совета товарища Вольского? – В четверг? У депутата? – Горбылев недоуменно посмотрел на Потапова, на жену, и вдруг лицо его помрачнело. – Значит, он еще и депутат? – Кто? – Кто-кто! Писатель, что живет у соседки. – Горбылев через окно показал на соседний дом. – Да, был я, опять же, у него, был, а он меня выгнал. Тут и вся песня. – Погодите, погодите, меня интересует не писатель, а депутат Верховного Совета профессор Вольский. У него вы были? – Профессор! – усмехнулся Горбылев. – Все они профессора. Приходит к писателю живой человек, говорит, что его хотят сожрать жулики, а писатель того живого человека гонит в шею. Вот я и есть уже съеденный – из артели меня, значит, убрали. Профессор! Тьфу! – Погодите. Как фамилия этого вашего писателя? Горбылев махнул рукой: – А кто его знает. Опять же, и знать не хочу. Ходит под народ – штаны в сапоги, а народа чурается. Профессор… – Так, так. А у профессора Вольского в Заречном райсовете вы не были? – Не был. Не удосужился. У писателя был, и то выгнали. Так, значит, и вас наши акулы не интересуют? Или раз акула зовется председателем, так с нее и взятки гладки? – Не беспокойтесь, Кирилл Евгеньевич. – Потапов вырвал из блокнота листок и записал на нем номер телефона. – Позвоните завтра утром по этому телефону, и вас немедленно примут и все, что нужно, сделают. А сейчас, извините, мне надо ехать. – Сделают? – недоверчиво рассматривая бумажку, спросил Горбылев. – Ну что ж, опять же, посмотрим – увидим. Потапов вышел на улицу и сел в машину. Шофер завел мотор. – Погоди-ка, Коля, выключи, дай подумать. – Потапов смотрел прямо перед собой, напрягая память, – какая-то фраза, сказанная Горбылевым во время разговора, чуть царапнула тогда сознание и тут же проскочила мимо, а теперь эта забытая фраза тревожила Потапова, тревожила и что-то обещала. Он стал припоминать весь разговор по порядку. Вспомнилось: «Ходит под народ – штаны в сапоги, а народа чурается». – Коля, я зайду еще вот в этот дом. Потапов вылез из машины и пошел к дому Адалии Петровны Гурко, на ходу придумывая повод для оправдания своего визита. Адалия Петровна во дворе развешивала белье. Увидев вошедшего в калитку Потапова, она решила, что это явился еще один визитер к Окаемову, и решительно вышла ему навстречу. – Вы к кому? – сердито спросила она. – Могу я повидать живущего у вас писателя? – Григория Максимовича? – Да. – Вы его знакомый? – С писателями, можно сказать, знакомы все его читатели, – приветливо улыбнулся Потапов. – Он уехал, – помолчав, недружелюбно произнесла Адалия Петровна. – Когда? – Вчера. – А куда? – А для чего вам знать? Уехал, и всё. – Адалия Петровна демонстративно вернулась к тазу с бельем. Но именно это ее нежелание сказать, куда уехал писатель, показалось Потапову подозрительным, и он попросил Адалию Петровну пройти в дом. – Нам нужно поговорить… Сначала разговор у них не ладился, но постепенно вопросы Потапова и ответы женщины начали прояснять довольно странную историю. – Итак, его фамилия Окаемов? Григорий Максимович Окаемов? Что-то я такого писателя не знаю. Одну минуточку, простите… – Потапов подошел к окну на улицу и позвал шофера: – Коля, мигом слетай в Союз писателей и пусть по всесоюзному списку проверят, есть ли такой писатель – Окаемов Григорий Максимович? Запиши. Только мигом! И возвращайся сюда… Так, Адалия Петровна. И вы давно его знаете? – Что он – писатель, я узнала, только когда он теперь ко мне приехал. До войны был инженером-строителем. Он пишет сейчас книгу о моем погибшем на войне сыне. – Они были знакомы? – Вместе воевали… – Адалия Петровна рассказала всю историю знакомства их семьи с Окаемовым, и как он, воскреснув, появился теперь в ее вдовьем доме. – Когда он к вам приехал? – спросил Потапов и замер, ожидая ответа. – В позапрошлое воскресенье, – твердо ответила женщина. – Утром? Вечером? – быстро спросил Потапов. – Под вечер. – Так… – Потапова от волнения зазнобило. В это время в окне показался шофер Коля: – Вот, товарищ майор. Говорят, что такого не было и нет. – Конечно, нет и не могло быть, – рассеянно сказал Потапов, даже не посмотрев в сторону шофера. Адалия Петровна еще ничего толком не понимала, но уже чувствовала – случилось что-то тревожное. – Не волнуйтесь, Адалия Петровна, – успокаивал ее Потапов, сам волновавшийся оттого, что теперь он был почти уверен в беспокоившей его мысли. – Значит, он уехал вчера? – Да, да… Сказал: «Еду на пару дней в Борск повидать однополчанина». С ним что-нибудь случилось? Или он… – Успокойтесь. Скажите, когда он жил у вас, он больше бывал дома? – Да, больше дома сидел. Газеты читал. Писал. – Никаких своих вещей или бумаг он, конечно, не оставил? – Даже газеты и те взял с собой. – А какие у него были вещи? – Все что на нем и портфель. Больше ничего. Он говорил, что вещи его идут багажом из Ленинграда. – Ясно. Опишите мне его внешность. – Боже мой, ну как это сделать? Я не умею… – В чем он был одет? – Господи, дай памяти. Значит, пиджак… серый. Брюки в сапоги. Украинская рубашка, такая… с тесемочками на вороте… – Ясно. А какое у него лицо, глаза, волосы? – Ой! – Адалия Петровна вскочила, сбегала в соседнюю комнату и вернулась с пухлым семейным альбомом. – Тут есть его фото. Мой муж и он. Они сфотографировались когда-то. На курорте, где и познакомились. Еще до войны. Вот… Потапов впился взглядом в фотографию. Адалия Петровна хотела пояснить, кто на фотографии Окаемов, а кто – ее муж, но Потапов остановил ее. – Окаемов вот этот? – прервавшимся от волнения голосом спросил он. Фотография точно подсказала его памяти лицо того человека, которого он встретил на перекрестке, идя посмотреть, как проводит прием Вольский… – Да, это он. – По сравнению с этой фотографией он изменился сильно? – Нет. Только седина в волосах появилась. Потапов справился с волнением и встал: – Ну вот и всё, Адалия Петровна. Я возьму у вас до завтра эту фотографию. Утром вы получите ее в полной сохранности. – Пожалуйста, пожалуйста… Но что все-таки случилось? Обдумывая ответ, Потапов пристально смотрел на встревоженную женщину. И он решил сказать ей все. – Как это вам не будет обидно, Адалия Петровна, вы должны знать, что приютили у себя в доме опасного человека. И, конечно, он никакой не писатель и не друг вашего сына. Он хитро и подло обманул вас, спекулируя на вашем материнском чувстве. Ему нужен был ваш дом, чтобы на время скрыться. И всё… Адалия Петровна выслушала это с окаменевшим лицом. Ее устремленный мимо Потапова взгляд выражал недоумение и страдание. – Зачем? Боже мой… Я же мать… – тихо произнесла она. – Для таких людей, Адалия Петровна, ничего святого не существует. – Что же теперь делать? – растерянно спросила Адалия Петровна, и вдруг в глазах ее вспыхнул гнев. – Он же должен вернуться. – Это, Адалия Петровна, исключено. Сюда он не вернется. Ну а если вернется, ваш долг, ваша обязанность и виду не показать, что вы что-то знаете. А все необходимые меры примем мы. И вообще прошу вас: никому ни слова о том, что я у вас был и обо всем, что вы сегодня узнали. – Конечно, конечно. |
||
|