"Премьера без репетиций" - читать интересную книгу автора

8 октября 1939 год ЖИВУНЬ

Странным мужиком был Аким. Сутулый, с редкой порослью на голове, с какими-то несуразно длинными руками. Что где миром делали – Аким с мужиками заодно. А своим не был. Так, почесать язык да самогонки выпить, И то, когда соберутся мужики, все больше отмалчивался, слушал. Вот и прослыл Аким нелюдимом: всегда себе на уме.

Жил он с женой в ветхой хатке. Поначалу Аким пытался что-то подправить, подновить. Потом махнул рукой. Авось не развалится до окончания его века. Поставил подпорки, забил сухим мхом щели между бревнами. Так и жил. Даже засов делать не стал.

Когда на дворе темнело, он любил посидеть у лучины. Дождавшись, пока жена заснет, сладко щурился и представлял разные причудливые истории, попадал в заморские страны, ходил на охоту со своим сыном, которого шесть лет назад унесла горловая.[5]

Сегодня Аким с особым нетерпением ждал ночи. Намедни мужики ходили проверять панскую усадьбу. Само собой, поскольку пана там уже не было, каждый что-то прихватил – не задарма же столько пехом отмахать. Нет, не крупное – вдруг как пан обратно возвернется, – но для хозяйства полезное. Аким бабе тоже всякие ножи да вилки притащил. Ерунда, конечно, а ей забава. Но сам он другую вещицу нашел. И то случайно. Отстал от мужиков, решил в комоде проверить – может, чего осталось? Ящик отодвинул, на какую-то дощечку нажал, отскочили вдруг планочки, а там шкатулочка. А в ней – она. Придя домой, жене показывать не стал. Хотелось самому, в одиночестве, рассмотреть и прикинуть, чем же бесполезная вещица так его внутренности царапнула.

Это был медальон удивительно тонкой работы. Как чуть приплюснутый лесной орех. Обратная сторона гладкая, массивная, отполированная. А спереди все по-другому. По краям переплетались тоненькие золотые веточки с легкими ажурными лепестками и сказочными цветами. В завитках стебельков, как капельки росы, прятались мелкие прозрачные камешки. И только в Центре «ореха», заросли расступались, образуя овал. В его, глубине, на чем-то белом, похожем на кость, был нарисован по пояс загорелый лысый старик в чудной одежке. Такую Аким видел в церкви на святых иконах. Он всматривался в портрет. И тот, казалось, в мигающем свете вырастал, увеличивался у него на глазах…

Заскрипела низкая скособоченная дверь.

– Радуйся, Акимушка! – шипящий голос Аким не услышал – ощутил враз взмокшей спиной. – Радуйся! Гости идут!

Это был Нестор, сын лесника Филиппа. Но если днем этот юродивый, кроме улыбки, ничего не вызывал, то сейчас его голос звучал жутко, предвещая что-то страшное…

Аким быстро сунул медальон в открытый ворот рубахи и медленно повернулся к двери, к Нестору. Дурачок, бормоча про себя что-то понятное только ему, крутился в странном танце.

Четверо в сапогах, с карабинами молча по-хозяйски вошли в дом. Один дал что-то блестящее Нестору и вытолкал его за дверь. Четверо, ни слова не говоря хозяину, осмотрели по углам, за занавеской. Потом, почти одновременно, погасили фонарики, двое встали за лавкой с разных сторон Акима. Один отошел к окну, четвертый стоял у двери. На нем матово белели в темноте позументы и полоски манжет, ряд начищенных пуговиц и сверху огромный серебряный орел-кокарда. Аким понял все: кто пришел и зачем.

Меж тем человек шагнул к столу. Сел на лавку напротив Акима, взял со стола серебряный ножик из поместья, повертел, усмехнулся и отложил его в сторону. Посмотрел на хозяина дома. Потом перевел взгляд на одного из своих и едва заметно кивнул в сторону Акима. Тот наклонился к нему и вытащил медальон за цепочку. Передал офицеру. Офицер быстро и внимательно осмотрел его, спрятал в нагрудный карман френча. Вновь взглянул на Акима и тихо сказал:

– Что ж вы? Не рады мне? Такого гостя, я думаю, здесь еще не было…

…Под утро деревня вздрогнула. Разбудил вопль, в котором сплавились боль, отчаяние, ужас, безысходность. Над хатой Акима прямо в небо уходил черный столб дыма.

– А-а-а-а-а-а!..

Из тех домов, что победнее, мужики и бабы бросились к Акимову двору. Хозяева покрепче смотрели на пожар с крылечек.

Свечкой горела хата, трещало сухое дерево. Осипшая, забытая коза блеяла, ошалев от близости смерти. Кричала Акимова жена, расцарапывая себе лицо. Горел плетень.

Сам Аким висел посередине двора на сухом кривом тополе, который он так и не собрался срубить на дрова. В потоках горячего воздуха казалось, будто его тело в петле еще извивается и шевелятся ноги, пытаясь дотянуться до земли, чтобы пойти к людям, собравшимся у ворот…

И вдруг – грохот. Обвалилась крыша, рухнули стены. Наступила неестественная тишина. Почти не было слышно треска бревен, сгорела коза. Смолкли крики жены Акима.

Отшатнувшиеся было люди, когда развалился дом, увидели, что женщина, за ночь ставшая старухой, медленно поднялась с земли. Не оглядываясь, пошла, неестественно прямая, от угольков очага, от тела убитого мужа.

Женщина безмолвно прошла в дыру прогоревшего плетня, мимо стоявших селян. Дальше, к роще, болоту…