"Пепел победы" - читать интересную книгу автора (Вебер Дэвид)

Глава 16

— Сдается мне, грейсонцы находят, что я оказываю на тебя дурное влияние, — заметила Алисон, когда они с Хонор шли через холл второго этажа особняка герцогини, направляясь в находившуюся в цокольном этаже столовую.

Свернув за угол, Алисон задержалась у открытой двери гостиной, пол которой покрывал огромный, с ворсом высотой по щиколотку ковер, а наружная стена, представлявшая собой лист поляризованного кристаллопласта, открывала великолепный вид на бухту Язона. По правде сказать, она задерживалась уже у четвертой двери, и каждая из виденных ею комнат поражала роскошью и изысканностью убранства.

— Неплохо у тебя тут, дорогая, — сказала Алисон дочери, — скромненько, но со вкусом. Правда, на твоем месте я, пожалуй, велела бы покрасить бухту в чуть более темный цвет.

— Очень смешно, мама! — фыркнула Хонор и нажала кнопку. Дверь плавно закрылась, а она, повернувшись к матери, спросила: — А можно узнать, что такого страшного делаешь ты с моими бедными грейсонцами, если они пришли к такому жуткому умозаключению?

— Да ничего особенного, — ответила Алисон, картинно прикрыв глаза длинными темными ресницами являвшимися предметом тайной зависти дочери, когда та была подростком. — Поверь мне, ничего такого. Просто они там зациклились на соблюдении протокола, согласовании графиков, соблюдении расписаний и прочих прелестей. И, пожалуй, «зациклились» — это слабо сказано. «Рехнулись» кажется мне более подходящим. Однако, с другой стороны, моя известная всем приверженность к объективности не позволяет использовать этот термин, ибо сумасшествие представляет собой психическое отклонение, в то время как для них это, судя по всему, является нормой. Странное дело: я вроде бы скрупулезно исследовала их генотип, но следов направленных мутаций такого рода не обнаружила. Надо полагать, что-то проглядела, поскольку, сомнений нет, почти все наблюдаемые мной грейсонцы в той или иной мере поражены этим недугом, и фактически…

— Мама, — решительно перебила Хонор, строго глядя на миниатюрную родительницу с высоты своего роста, — мне хорошо известно, что ты скверная, безнравственная, глубоко испорченная особа, и весь твой лепет никоим образом не собьет меня с толку. Нечего возводить напраслину на моих верных подданных. Эндрю и Миранда не предупредили меня о твоем сегодняшнем приезде. На основании чего, равно как и на основании твоих не слишком вразумительных комментариев, я, как девочка сообразительная, прихожу к прискорбному выводу. Ты намеренно не сообщила ни Эндрю, ни Саймону время твоего предполагаемого приезда. Скажи, мамочка, может быть, по чистой случайности ход моих мыслей оказался верным?

— Это все отцовские гены, — с неодобрением сообщила Алисон. — От меня, дорогая, ты никогда не смогла бы унаследовать эту скучную тоскливую рассудительность. Мы на Беовульфе подходим к познанию мира творчески, ориентируясь на интуицию и озарение, а всякого рода тягомотина, вроде «логических построений», нам ни к чему. Неужели ты не понимаешь, что, рассуждая столь постыдно правильно, ты рискуешь разрушить, может быть, не вполне выверенную логически, но зато красивую и интересную спонтанную концепцию? Вот почему я никогда не предаюсь подобному пороку.

— Конечно, — покладисто согласилась Хонор. — Но ты снова пытаешься уклониться от ответа на мой вопрос. Когда я поступала так в детстве, ты мне этого с рук не спускала.

— Ясное дело, не спускала. Это совершенно недопустимая привычка для порядочной, хорошо воспитанной девочки.

— Мама! — воскликнула Хонор с деланной строгостью, но, не удержавшись, покатилась со смеху.

— Ладно, извини. Но подумай, что значит лететь с Ельцина на «Тэнкерсли» в сопровождении телохранителей, Дженифер, мистрис Торн и такой горой багажа, словно мы собрались поселиться на полгода и необжитом районе Сфинкса… Они все милые люди, я их очень люблю, но понимаешь ли ты, насколько на самом деле мал «Тэнкерсли»? Я, представь себе, об этом не догадывалась… пока не выяснилось, что там не осталось ни одного укромного уголка, где я могла бы укрыться и отдохнуть от необходимости вести себя примерно.

— Да ты за всю жизнь и одного дня не вела себя «примерно», — саркастически хмыкнула Хонор, но тут же поправилась. — Кроме, разумеется, тех случаев, когда тебе нужно было добиться чего-нибудь от одного из бедных, наивных, не чающих подвоха мужчин с помощью томных вздохов, улыбочек, ямочек на щеках и прочих коварных ухищрений.

— Вообще-то, — задумчиво произнесла Алисон, — я могу припомнить пару случаев, когда мне довелось вести себя примерно, чтобы добиться кое-чего и от лиц женского пола. Правда, — она вздохнула, — это было еще до твоего рождения.

— Пару случаев? Неужто ты могла хотеть чего-либо от такой толпы женщин? Это при твоей-то несомненной гетеросексуальности?

— Три их было, вот сколько, — уверенно заявила Алисон. — Три женщины. Грамматику во втором классе у нас вела женщина, и, как сейчас помню, что-то мне от нее было нужно.

— Понятно, — ответила Хонор и, глядя на мать сверху вниз, улыбнулась. — Но теперь-то тебе полегче?

— О, гораздо легче! — Алисон рассмеялась, потом покачала головой. — Ты представляешь себе, как отреагировали бы твои грейсонцы, вздумай я обойтись так с кем-то из них?

— О, полагаю, Миранда могла бы тебя удивить. А уж о Говарде с Эндрю и говорить нечего.

— Не самая репрезентативная подборка, — возразила Алисон. — Вся троица не первый год находится под твоим влиянием.

— Ну да, — согласилась Хонор, пожав плечами, и они продолжили путь. — Но, с другой стороны, хорошо, наверное, что в моем распоряжении был десяток лет, чтобы хоть как-то подготовить бедную планету к твоему феерическому появлению.

— Это чуточку помогло, — с легким смешком признала Алисон.

Тут они вышли к огромной лестнице в величественное фойе, и она замотала головой.

— Ну и местечко, едва ли не хуже, чем Харрингтон-хаус. Мистрис Торн уже обсуждала со мной дистанцию от кухни до столовой. Да будет тебе известно, Хонор, Она Этого Не Одобряет. И вообще, больно уж тут эхо гуляет.

— Кто бы спорил, мама. Беда в том, что у некоторых людей образовалась привычка дарить мне дома, которые, на мой вкус, слишком роскошны. Похоже, они считают, что проблема не в них и не в самих домах, а в моем вкусе, который не соответствует занимаемому мной высокому положению. — Она фыркнула, и здоровая половина ее лица искривилась в гримасе. — Тут уж ты, мамочка, виновата: нет чтобы с детства прививать мне любовь к шикарной жизни. Я сказала Мике, что согласилась принять этот плавучий док лишь из уважения к ее кузине, королеве Мантикоры. Чтобы поддерживать порядок в таком домище, на Грейсоне потребовался бы батальон слуг, и даже здесь при всей мыслимой и немыслимой автоматике (включая домашних роботов) штат прислуги составляет тридцать человек.

Она покачала головой и первой начала спускаться по лестнице.

— Из одного крыла в другое быстрее чем за полчаса не добраться, — продолжила Хонор, допустив некоторое преувеличение, — и у меня складывается впечатление, что дорогу из библиотеки в ванную надо искать с помощью навигационной аппаратуры. Размеры Харрингтон-хауса можно оправдать хотя бы тем, что он является административным центром лена, а эти хоромы выстроены исключительно для показухи!

— Да успокойся ты, — посоветовала Алисон. — Ее величество подарила тебе такую большую игрушку, чтобы показать всем, как она тебя любит. И ведь признайся, ей действительно удалось придумать нечто такое, чем сама ты в жизни бы не обзавелась.

— В точку! — с чувством согласилась Хонор. — Должна признать, что Мак находит это местечко вполне подобающим моему статусу, а Нимиц с Самантой рады тому, что здесь полно всяких закутков и лазов, на исследование которых у самой энергичной кошачьей пары уйдет не один год. Да что греха таить, две или три комнаты, которыми я действительно буду пользоваться, нравятся и мне самой. Вид из окон тоже впечатляет, но такой простор мне непривычен. Может быть, потому, что я слишком много времени провела на кораблях: в сравнении с этими помещениями и адмиральские покои на супердредноуте покажутся тесными. Не исключено, что мною руководит чувство вины за нерациональное использование такой большой кубатуры.

— А вот это совершенно напрасно, — ответила Алисон.

Они спустились с лестницы и по пути через огромное, отделанное черным и зеленым мрамором и украшенное скульптурами и голографическими гобеленами фойе, остановились возле гранитного бассейна, в центре которого журчал фонтан, а в воде мелькали черные, золотистые и зеленые стрелы сфинксианских карпов.

— Во-первых, ты этот дом сама не строила и даже не покупала, а во-вторых, от того, что у тебя прибавилось жизненного пространства, никто на планете его не лишился. Кроме того, Хонор, — шутки в сторону! — королева сделала этот подарок не потому, что решила, будто тебе непременно хочется обзавестись домом размером с гору. Она хотела показать, насколько тебя ценит: это такой же публичный политический жест, как и статуя перед Залом Землевладельцев, воздвигнутая Бенджамином.

Хонор отчаянно взмахнула рукой, и мать рассмеялась.

— Тебе, похоже, неловко?

— Вот еще! — возразила дочь. — Просто…

— Просто ты терпеть не можешь, когда из тебя делают героиню.

Остановившись, Алисон взяла дочь за локоток и, развернув ее лицом к себе, заговорила с непривычной серьезностью.

— Хонор, я очень тебя люблю. Быть может, ты слышала это от меня не так часто, как следовало бы, но это правда. К тому же я твоя мать: я меняла тебе пеленки, следила, как ты учишься ходить и говорить, заклеивала тебе разбитые коленки, вытаскивала тебя и Нимица из терновника, обсуждала твое поведение с учителями и терпела весь тот кавардак, который, особо не напрягаясь, устраивают подрастающая девочка и древесный кот. Я знаю тебя, дорогая, тебя, а не твой экранный образ, так что мне совершенно ясно, почему ты не любишь всю эту шумиху и трескотню. Но пойми, «героиней» тебя сделали не Елизавета Третья, не Бенджамин Девятый, и даже не репортеры… Ты добилась этого сама, и не словами, а делами.

Хонор попыталась возразить, но мать отмахнулась.

— Знаю, знаю. Все, что ты делала, делалось не ради чьего-то восхищения и, кроме того, совершая свои «героические подвиги» ты, как правило, умирала со страху. Я же сказала: я знаю тебя, а как можно, зная тебя, не понимать этого? Я видела, как ты стискивала зубы, когда тебя называли «Саламандрой», знаю все о твоих ночных кошмарах и о том, что ты пережила после смерти Пола. Но почему ты думаешь, будто все люди, верившие, что ты убита хевами, и явившиеся на твои похороны, ничего этого не понимали? Может быть, они и не знали тебя так хорошо, как твой отец или я, но мир состоит не из одних дураков, а умные люди понимают, что к чему. Собственно, потому тебя и считают героиней. Ты заслуживаешь восхищения не потому, что по глупости и самонадеянности считаешь себя неуязвимой, и не потому, что тебе неведом страх, а напротив, по той причине, что ты знаешь о своей уязвимости, — мать указала на парализованную половину лица и обрубок руки, — но ты делаешь свое дело, как бы тебе ни было страшно.

Хонор чувствовала, что лицо ее пылает, но Алисон лишь улыбнулась и крепче сжала локоть дочери.

— Когда я считала тебя умершей, я поняла, как редко ты слышала от меня слова одобрения и восхищения. Тебя ведь всегда смущали похвалы, по поводу того, что ты называла «просто работой», а я как мать порой жалела, что ты не выбрала менее опасное жизненное поприще. Не буду тянуть, скажу просто: я горжусь тем, что Хонор Харрингтон — моя дочь.

Хонор, чувствуя подступающие слезы, заморгала и открыла было рот, но так ничего и не сумела сказать. Мать снова улыбнулась, на сей раз обычной иронической улыбкой, и потрепала дочь по руке.

— Что же до размеров этого домика — брось! Если королеве Мантикоры угодно сделать тебе подарок, то будь любезна принять его с благодарностью. Если уж мне из-за родства с тобой приходится мириться на Грейсоне с самыми немыслимыми церемониями, то тебе, милая, сам Бог велел терпеть все это и улыбаться! Ты меня поняла, девочка?

— Да, мамочка, — послушно ответила Хонор слегка дрожащим голосом.

— Вот и ладушки, — самодовольно сказала Алисон и весело улыбнулась распахнувшему перед ними дверь обеденной залы Джеймсу МакГиннесу.