"Пепел победы" - читать интересную книгу автора (Вебер Дэвид)

Глава 24

— Ну, на этот раз гораздо лучше. Можно даже сказать, — сказал Тремэйн, оценивая результаты последней технической проверки Третьей эскадрильи, — совсем неплохо. Вы согласны, сэр Горацио?

— Сказать можно, — прогромыхал в ответ сэр Горацио Харкнесс. — Оно на то похоже. Вроде как так оно и есть.

В отличие от лица молодого командира широкая физиономия могучего уоррент-офицера была очень далека от выражения счастья. Непредвзятый наблюдатель описал бы ее в терминах, расположенных между «безутешная» и «угрюмая». Наблюдатель неискушенный выбрал бы слово «кривая». И только самый благожелательный согласился бы на определении «раздосадованная».

Несмотря на то, что согласно штатному расписанию должность старшего инженера крыла являлась офицерской, многие из них — и на уровне крыла и на уровне звена — были уоррент-офицеров. Как правило, это звание получали старшины, которых ввиду большого опыта, особых познаний или выдающихся способностей назначали на офицерские должности, следовательно, они должны были находиться в равном положении с офицерами, во всяком случае с младшими. Уоррент-офицеры числись вне обычной командной цепочки, занимали, как правило, не командные, а технические должности и даже мундиры носили особые, шитые на заказ, как полагалось офицерам, но с нарукавными нашивками старшин, только серебряными, а не золотыми, а ранг обозначался серебряными или золотыми (в зависимости от ранга) коронами на воротнике. Кроме того, поверх нашивки уоррент-офицера прикреплялась эмблема специальности.

Уоррент-офицер первого класса приравнивался к младшему лейтенанту, а уоррент-офицер третьего класса — Харкнесс, например — к старшему лейтенанту. Главный уоррент-офицер, или уоррент-офицер пятого класса, считался равным коммандеру. Это был наивысший ранг, до которого можно дослужиться на флоте, не получив формального офицерского звания. Как правило, уоррент-офицеры, долго служившие рядовыми и старшинами, были старше по возрасту равных им по рангу офицеров. С другой стороны, молодые офицеры на командных должностях юридически часто оказывались начальниками специалистов уоррент-офицеров. Однако выпускники Саганами прекрасно знали, что уоррент-офицерское звание дается не просто так, и им, мокроухим салажатам, только-только прибывшим из Академии, очень-очень далеко до все повидавших и везде побывавших космических волков, хотя… если он, салажонок, будет вкалывать день и ночь, по-настоящему вкалывать, прислушиваясь к голосу опыта и великой мудрости, ловя каждое слово, которое будет произнесено уоррент-офицером, снизошедшим до глупого мальчишки… ну, такой салажонок, возможно, когда-нибудь и сумеет сравняться по квалификации с учителем. Короче говоря, уоррент-офицеры, вышедшие из старшин КФМ, представляли собой совсем не тех людей, которых ожидали бы увидеть на их месте штатские наблюдатели.

Правда, бюро по кадрам старалось отдавать инженерные должности на носителях ЛАК именно офицерам, во всяком случае должности выше инженера звена, но старания начальства нельзя было счесть достаточно успешными — по той простой причине, что выпуск офицеров-специалистов по легким атакующим кораблям никак не поспевал за внезапным резким ростом производства и принятия на вооружение этих самых кораблей.

Разумеется, в более общем плане широкомасштабное использование ЛАКов позволяло сократить персонал в расчете на единицу поражающей мощности в сравнении со звездными кораблями, оснащенными гипердвигателями, однако новое вооружение требовало специальных знаний. Так, обслуживание бортового ядерного реактора ЛАКа требовало такой же высокой квалификации, как работа с огромными термоядерными энергетическими установками, монтируемыми на военных кораблях, способных передвигаться в гиперпространстве. Особенно с учетом того, что на звездных кораблях силовые установки обслуживал целый штат, тогда как на ЛАКах в ведении инженера и его помощника находились и ядерный реактор, и система распределения энергии, и импеллерные узлы, и установки жизнеобеспечения, и не два, а три (на новейших ЛАКах класса «Феррет» даже четыре) генератора гравистен; еще как минимум одна револьверная пусковая установка, системы противоракетной обороны, сенсоры, генератор помех и гразер. У капитана и тактика, впрочем, нагрузка была не меньше. Разумеется, управляться со всем этим помогали самые современные системы дистанционного контроля, но никакая автоматика не способна в полной мере заменить человека, так что нагрузка на экипаж ложилась огромная, и требования к нему были очень высоки. А ведь каждому крылу требовалось более сотни экипажей.

Из всего этого следовало, что, как бы ни хотелось кадровикам тщательно придерживаться штатного расписания, заполнить имеющиеся технические вакансии компетентными специалистами можно было, лишь замещая офицерские должности опытными выдвиженцами из числа старшин. Закрытие части орбитальных фортов и перераспределение персонала обещало сгладить проблему, однако на это требовалось время. Пока же обычным делом было, назначение на ЛАК уоррент-офицера под командованием совсем зеленого офицера, вчерашнего гардемарина. В принципе такое сочетание зрелого опыта и юного энтузиазма приносило только пользу, однако находились ревнители инструкций, протестовавшие против массового заполнения вчерашними старшинами вакансий, предназначенных для лейтенантов и лейтенант-коммандеров.

По мнению сэра Горацио Харкнесса, такое отношение к сложившейся практике представляло собой одну большую глупость. Вернее, он использовал несколько другие слова, значительно более выразительные, но только наедине с собой. Ему вовсе не хотелось дразнить «настоящих» офицеров, которые выказывали недовольство тем, что их ставят на одну доску с «выскочками».

Высокое качество подготовки офицеров Королевского флота признавал весь обжитой космос, однако из этого вовсе не следовало, будто мантикорский офицерский корпус избавлен от завзятых карьеристов. А упомянутые карьеристы искренне полагали, что такие мелочи, как война на выживание, отнюдь не являются основанием для вмешательства в совершенный и не имеющий изъянов Господний план устройства мироздания… известный также под названием системы продвижения по выслуге. Они терпеть не могли офицеров вроде Хонор Харрингтон, получавших в силу своих выдающихся способностей и личных заслуг звания и должности вне очереди — в обход тех, кто претендовал на них по старшинству. Однако таких офицеров было немного, а вот массовое замещение выдвиженцами из нижних чинов должностей, которые могли рассматриваться как начальные ступени для карьерного роста, стало раздражающим фактором. Не говоря уж о том, что в перспективе существовала опасность получения уоррент-офицерами и настоящих офицерских званий. Любители гадать на кофейной гуще пророчили, что в самом скором времени новые носители и ЛАКи окажутся в самой гуще событий. Именно там, где прольется золотой дождь орденов, медалей и повышений. Правда, по зрелом размышлении получалось, что многие из попавших на новые корабли «счастливчиков» до раздачи наград не доживут, поскольку при всех своих достоинствах легкие атакующие корабли оставались очень уязвимыми.

Надо отметить, среди тех, кого их опыт и знания вывели в уоррент-офицеры, очень и очень многие, в том числе и сэр Горацио Харкнесс, скорее перерезали бы себе глотку, нежели согласились надеть офицерский мундир и занять командную должность. Эти люди привыкли полагаться на себя, а не на подчиненных, делать работу своими руками и отвечать за результаты собственных усилий. Наверное, карьеристу трудно в это поверить, но перспектива заполучить командирское кресло вместе с ответственностью за жизни сотен, а то и тысяч людей привлекает далеко не всех.

У сэра Горацио Харкнесса имелось немало друзей, разделявших его судьбу и убеждения. Был среди них и старый приятель Смит по прозвищу Скутер. Уоррент-офицер первого класса Смит, до Второй битвы при Ханкоке служивший всего лишь старшиной, был моложе Харкнесса, но имел репутацию прекрасного специалиста. Что создавало определенные проблемы. Въедливость Смита и его способность работать без устали, устраняя любые шероховатости, внушали Харкнессу уважение и симпатию. Однако именно эти качества способствовали тому, что крыло капитана Эшфорда выиграло у крыла Харкнесса в оценке боеготовности целых три процента. Это, в свою очередь, означало, что «Инкуб» выиграл соревнование, объявленное адмиралом Трумэн на старшинство среди носителей ЛАК Третьей эскадры. У капитана Эшфорда был приоритет по отношению к Тремэйну, однако капитан «Гидры» была произведена в чин на шесть стандартных месяцев раньше капитана «Инкуба». Выиграй крыло «Гидры» — а стало быть, крыло Харкнесса — это состязание, Трумэн могла (а по мнению традиционалистов, обязана была) определить первенство, исходя из старшинства не командиров крыльев, а капитанов носителей.

— Да ладно тебе, старшина, — сказал, видя выражение лица старого сослуживца, Тремэйн.

Харкнесс для Скотти Тремэйна навсегда остался просто «старшиной». Уж на что строга была капитан Адиб, командир «Гидры», известная ревнительница устава, но в данном — особом! — случае не возражала даже она.

— Стюарт со Скутером побили нас честно. А мы зато побили всех остальных.

— Побить-то побили, но второе место — не первое, сэр, — проворчал Харкнесс. — А если бы не тот бета-узел на двадцать шестом…

Заставив себя заткнуться, он глубоко вздохнул и ухмыльнулся своему молодому командиру.

— Ладно, шкипер, может, я и вправду малость погорячился. Но ведь зло же берет: мы продули состязание из-за узла, который прошел все предварительные тесты и должен был проработать еще три тысячи часов, как бобик! Черт меня побери, если Скутер не забашлял этой проклятой хреновине, чтобы она нас подставила.

— Вы, сэр Харкнесс, сами коварны и беспринципны, а потому, естественно, подозреваете наличие этих ужасных пороков и в своих товарищах, — задумчиво и грустно заключил Тремэйн. — Я вот, будучи человеком открытым, доверчивым и наивным, не могу представить себе, чтобы уоррент-офицер Смит пал так низко. Но даже если вообразить себе нечто подобное — по зрелом размышлении мы наверное, не можем полностью исключить вашу ужасающую версию, — трудно понять, каким манером мог он откаблучить этакий фокус. Ну и наконец, мы по-прежнему остаемся старшим кораблем Второго дивизиона, а это вам не хрен собачий.

— Никак нет, сэр!

Харкнесс скорбно посмотрел на результаты и с решительным видом отвернулся.

— И что, по-вашему, должен я теперь сказать коммандеру Родену?

— Не знаю, — ответил Тремэйн, потирая нос жестом, который Харкнесс десятки раз видел у леди Харрингтон. — Я не могу упрекнуть его за рвение, но не уверен, что его одобрит дама Элис. И самое главное: уместно ли сейчас ковыряться с жестянками, а?

— А вот этого, сэр, мы, не спросивши, не узнаем, — резонно указал Харкнесс и склонил голову набок. — Может, мне это… подать предложение в письменном виде?

Брови Тремэйна поднялись. Видимо, Харкнесс оценил идею Родена исключительно высоко, иначе не вызвался бы писать предложение, которое, как он прекрасно понимал, предстояло рассматривать адмиральским чинам. И которое в данных обстоятельствах вполне могло попасть на стол вице-адмиралу Эдкоку, Четвертому космос-лорду, возглавлявшему бюро по вооружениям.

«Наверное, старина Горацио прав, — подумал Тремэйн. —А вот я, не исключено, робею, потому что знаю, в какие высокие кабинеты может попасть этот рапорт».

Ухмыльнувшись, он сложил руки на груди, привалился к переборке и задумался о сложившейся ситуации.

Двадцатисемилетний лейтенант-коммандер Роберт Роден был даже более молод для своего ранга, чем Тремэйн для своего, и даже внешне мало походил на бесстрашного героя космических баталий, какими изображают офицеров флота в голографических пьесах. Не слишком высокого роста, склонный к полноте, он носил не по-военному длинные волосы, как правило взлохмаченные, и вдобавок, будучи реципиентом третьего поколения пролонга, выглядел шестнадцатилетним подростком. Это впечатление усиливалось бесхитростным взглядом и невинным, по-мальчишески застенчивым выражением лица.

Внешность, однако, бывает обманчива, и это в полной мере относилось к командиру эскадрильи ЛАК 1906 (то есть шестой эскадрильи девятнадцатого крыла) лейтенант-коммандеру Родену.

Организационная структура подразделений новых носителей, разработанная Элис Трумэн и капитаном Армон, привычному к обычной флотской номенклатуре человеку могла показаться странной. Номер каждого крыла соответствовал номеру его базового носителя. Так, крыло носителя легких атакующих кораблей НЛАК-19 («Гидра») именовалось Девятнадцатым крылом. Номер каждой эскадрильи, в свою очередь, определялся двумя числами, одно из которых обозначало родительское крыло, а другое — собственное место подразделения в этом крыле. Таким образом, эскадрилье Родена, шестой из девяти эскадрилий крыла «Гидры», автоматически был присвоен код 1906. Системе была присуща несомненная логика, однако многим высоким руководителям, привыкшим к нумерации подразделений звездных кораблей, а не субсветовых ЛАКов, не способных перемещаться между системами самостоятельно, она казалась путаной, тем более что полный регистрационный номер ЛАКу не присваивался изготовителем, а основывался на его номере в составе эскадрильи и соответственно менялся всякий раз, когда легкий корабль переводился в состав другого подразделения.

Например, «Шрайк-Б» Тремэйна официально обозначался ЛАК-1901, то есть первый борт Девятнадцатого крыла. Персональная пташка Родена обозначалась как ЛАК-1961, а последний легкий корабль 1909-й эскадрильи имел номер ЛАК-19108. Стройная система была несколько сбита в самом конце, поскольку двенадцать резервных ЛАКов каждого крыла числись под заводскими номерами до тех пор, пока не вставали на боевое дежурство, заменяя выбывший корабль любой из эскадрилий… и получая номер выбывшего. Затруднение состояло в том, что полный кодовый номер каждого ЛАКа был слишком длинным, чтобы использоваться в качестве позывного во время боя, а потому использовались индивидуальные позывные. Например, пташка Тремэйна именовалась «Гидра-один», поскольку КоЛАК Скотти был командиром и крыла «Гидры», и 1901-го звена. Личный корабль Родена откликался на «Гидру-шесть». К позывным остальных кораблей эскадрильи добавлялась буква: альфа для второго номера, бета для третьего, и так далее. Иными словами, второй корабль эскадрильи 1906 имел позывные «Гидра-шесть-альфа», а третий — «Гидра-шесть-бета».

Разумеется, экипажи зачастую использовали вовсе не официальные имена. Правда, энергичная попытка Харкнесса обессмертить имя своей жены, главного сержанта морской пехоты Айрис Бэбкок, назвав кораблик «Айрис-Б», успехом не увенчалась, но у некоторых ЛАКов имена все-таки появились. А вот идея энсина Одри Пайн оказалась жизнеспособной. Энсин Пайн, тактик Тремэйна, оказалась натурой романтической и большой любительницей историй. Она обожала копаться в истории Старой Земли, отыскивая параллели и решая подворачивающиеся загадки. Так же, как Джеки Армон, ее восхищали старомодные хрупкие и эксцентричные сооружения, перемещавшиеся только по воздуху и широко распространившиеся во втором столетии до эры Расселения. С ее легкой руки в Девятнадцатом крыле появилась (и при поддержке Элис Трумэн и, не смотря на молчаливое сопротивление некоторых старших офицеров, была подхвачена другими крыльями) традиция причудливо разукрашивать кораблики. Из своеобразно оптимистических соображений она предложила для пташки Тремэйна название «Бэд-Пенни» note 13, и товарищи по экипажу, как ни странно, сочли название вдохновляющим. А вот экипаж Родена согласился с куда более ярким предложением своего инженера, старшины первой статьи Больгео, и окрестили свой кораблик лаконично и выразительно: «Головорез».

Впрочем, на данный момент важна была не номенклатура подразделений, а предложение, с которым выступили Роден и Больгео.

Первые ЛАКи класса «Шрайк» представляли собой экспериментальную серию, и хотя Вторая битва при Ханкоке убедительно показала, что сама концепция верна, она же выявила немало конструктивных недоработок, главной из которых было практическое отсутствие какой-либо защиты с кормы. Теоретически противоракеты носовых пусковых установок могли прикрывать «Шрайки» и с тыла, но, увы, только теоретически. Проектировщики оказались слишком самоуверенными, решив, что маневренность легких кораблей вообще не позволит противнику атаковать их с кормы. Также, чтобы уменьшить полетную массу и сэкономить внутрикорабельное пространство, они не предусмотрели систем контроля перехвата на дальней дистанции, без которых бортовые сенсоры оказались слишком близорукими для выполнения данной задачи. Хуже того, по причине излишнего конструкторского оптимизма кормовые лазерные кластеры также были сочтены излишними.

Из числа уничтоженных при Втором Ханкоке «Шрайков» большая часть была уничтожена лазерными ударами «под юбку» с близкого расстояния, вероятность которых проектировщики вовсе не принимали во внимание. Между тем хотя лазерная атака на такой маленький и подвижный объект, как ЛАК, являлась поистине непростой задачей, задача эта, как оказалось, имела решение.

Оружейники и конструкторы отреагировали на это открытие появлением «Шрайка-Б», получившего четыре дополнительные противоракетные установки, полдюжины комплектов сопровождения ракет и шесть дополнительных лазерных кластеров, предназначенных для прикрытия кормы в обмен на спасательную шлюпку. Более того, число бортовых противоракет увеличилось с пятидесяти двух до ста, поровну распределенных между носом и кормой. Правда, в отличие от гиперпространственных кораблей, ЛАКи не имели обменных трасс, и соответственно каждая пусковая могла пользоваться ракетами только из собственного погреба. Передние не могли использовать заряды кормовых, и наоборот. Это, однако, представлялось мелким неудобством: результаты тестирования на симуляторах говорили о том, что новая модификация будет гораздо жизнеспособнее прежней.

Кроме того, бюро вице-адмирала Эдкока запустила наконец в производство ракеты и беспилотные аппараты в рамках проекта «Призрачный всадник». Поскольку первоначально компоненты «Всадника» предназначались для межзвездных кораблей, конструкторы столкнулись с довольно сложной задачей приспособления этого боевого комплекса для ЛАКов, но они с ней справились. Правда, ЛАК-версии управляемых платформ и ракет были менее мощными, чем полномасштабные, но и обнаружение и веление по ЛАКам прицельного огня тоже изначально было гораздо более затруднительным, так что общее снижение эффективности было незначительным. Узким местом было отсутствие на ЛАКе места для дополнительных ракет. К сожалению, чем-то приходилось жертвовать: каждая платформа РЭБ могла быть взята на борт только вместо противокорабельной ракеты.

Дальнейшие усовершенствования, произведенные совместно оружейниками и кораблестроителями, привели к появлению принципиально новых ЛАКов класса «Феррет» На этих пташках наступательное энергетическое оружие полностью заменили ракетным, а также средствами РЭБ. Какую чертову прорву внутреннего пространства занимали массивные гразеры, станет ясно хотя бы из того, что взамен двадцати противокорабельных ракет и ста противоракет, загружаемых на «Шрайки», «Ферреты» стали брать на борт соответственно пятьдесят шесть и сто пятьдесят. Просто поразительно — особенно с учетом того факта, что РЭБ было выделено на двенадцать с лишним процентов объема больше.

Доктрина предписывала «Ферретам» выступать в качестве поддержки «Шрайков-Б» при осуществлении ударов по тяжелым кораблям противника. Для военных кораблей легких классов и торговых судов «Ферреты» были смертельно опасны сами по себе, ибо могли поражать их на расстояниях, намного превосходящих дистанцию энергетического удара «Шрайка», однако для чего-то более крупного чем тяжелый крейсер ракеты, выпущенные с ЛАКов, не могли представлять собой серьезную угрозу. В битве с тяжелыми кораблями задача «Ферретов» заключалась в сопровождении «Шрайков-Б» в качестве противоракетного эскорта и обеспечении атаки средствами РЭБ. То есть в их погреба в основном должны были загружаться платформы РЭБ, а не ракеты. Каждому крылу теперь было придано по две эскадрильи «ракетоносцев», и, несмотря на некоторый первоначальный скептицизм, эти пташки быстро завоевали уважение всех, кому в ходе учений довелось работать с ними. Или против них.

«Ферреты» располагали и еще одним новшеством, отсутствовавшим у «Шрайков-Б». Поскольку наступательного энергетического оружия у них не имелось вовсе, сопровождать ЛАКи, оснащенные гразерами, до самого рубежа атаки, было бы для них просто нелепо, а потому инструкция предписывала им выходить из боя, как только атакующие войдут в зону энергетического поражения. Это выводило их из-под огня вражеских гразеров и лазеров, ответить на который им все равно было нечем. Однако при отходе «Ферреты» подставляли корму ракетам противника. Чтобы уменьшить опасность, конструкторы использовали остатки пространства, освободившегося после снятия гразера, для размещения дополнительного генератора гравистены. Столь же мощная, как лобовая стена, прикрывавшая «Шрайк» при входе в зону поражения энергетическим оружием, кормовая защита «Феррета» защищала его кормовую горловину клина. Энергетические характеристики и физическая природа клина не позволяли поставить оба щита одновременно: прикрывать можно было либо нос, либо корму, однако само это «или-или» обеспечивало каждому командиру «Феррета» большую свободу маневра.

Роден и Больгео предложили оснастить таким же генератором «Шрайк-Б». Правда, эта (заманчивая сама по себе) идея уже была отвергнута конструкторами по причине отсутствия на борту ЛАКов свободного места, однако у Родена с Больгео имелись на этот счет свои соображения. Оба они были родом из Перекрестка Свободы на Грифоне, и пока Больгео не завербовался на флот (это случилось за десять лет до поступления Родена в Академию), он и старший брат Родена большую часть времени проводили в мастерской отца Больгео. Будучи прирожденным изобретателем и классным специалистом по части космических железяк, Больгео задался следующим вопросом: если генератор невозможно впихнуть внутрь, то почему бы не попробовать пристроить его снаружи?

Тремэйну оставалось только дивиться тому, что у подчиненных Родена нашлось время обдумать эту неожиданную идею. Уже было замечено, что новые подразделения ЛАКов, как магнит, притягивают к себе оригинальные личности (себя Скотти к таковым по природной скромности не причислял), но экипаж «Головореза» выделялся даже на общем, весьма колоритном фоне. Упомянутый уже бортинженер Больгео имел богатый послужной список, вполне сравнимый с достижениями Харкнесса в ранний, авантюрный период службы. Рулевой Марк Польк не только имел репутацию пилота-лихача, но и был в свое время понижен в звании в связи с неким инцидентом, в котором, помимо названного пилота, были замешаны адмиральский бот, две юные особы сомнительной добродетели и ящик с отменным Адрианским виски. Младший лейтенант Керри Гилли, юный годами старый греховодник, был вторым участником той самой, достопамятной прогулки. О двух закадычных приятелях-ветеранах — электронщике старшине Сэме Смите и связисте старшине Гэри Шелтоне (один прослужил тридцать шесть лет, а другой чуть поменьше) — поговаривали, будто в свое время они оказали немалую услугу Управлению материально-технического снабжения по части избавления флота от завалявшейся на складах лишней электроники. Правда, начальство понятия не имело о том, что реализованные предприимчивыми мастерами запчасти и детали являются лишними, но лишь потому, что Смит и Шелтон не хотели беспокоить отцов-командиров и утомлять их бессмысленной бумажной волокитой. Равно как и отягощать их карманы полученной выручкой.

В сравнении с этой развеселой компанией остальные члены экипажа «Головореза» — офицер сенсоров младший лейтенант Оливия Цукор и старпом лейтенант Кириос Штейнбах — выглядели просто паиньками. В их послужном списке не было никаких взысканий, хотя долго ли продлится такое положение — учитывая, с кем они теперь повелись, — оставалось только гадать. Старшина третьей статьи Люк Тиль, помощник инженера, по молодости лет еще не был испорчен, но, судя по щенячьему восторгу, с которым он смотрел на своего наставника Больгео, юноша твердо вознамерился учиться не только профессиональным навыкам. Что же до тактика, лейтенанта Джо Бакли, все сходились на том, что показное простодушие этого блестящего специалиста вряд ли отражает его истинную суть. В конце концов, неспроста же его назначили на «Головорез».

Тремэйн не мог не признать, что Родену удалось собрать настоящую команду «сорвиголов» — именно о таких говорила в свое время капитан Армон. На всех испытаниях «Головорез» показывал прекрасные результаты, прочно удерживая первое место в крыле, а если экипаж порой и бравировал, то, по правде сказать, имел на это право. Правда, присущая этому экипажу слаженность в работе многих удивляла. Просто невозможно было представить, что «сорвиголовы» тратят время на тренировки, отрываясь от любимых занятий. Все знали, на борту «Головореза» постоянно режутся в карты, ведь даже само название ЛАКа Родена означало еще и древнюю разновидность игры в покер. Однако идея наружного размещения генератора впервые пришла в забубённые головушки самых азартных игроков, Больгео и Полька.

Впрочем, идея эта поначалу казалась столь сумасбродной, что если ее и можно было от кого-то ждать, то как раз от этой непутевой парочки. Трудно было предположить, чтобы подобная ересь возникла в отягощенных догмами умах сотрудников Бюро кораблестроения.

Генераторы гравистен были слишком уязвимыми и слишком дорогостоящими устройствами, чтобы кому бы то ни было пришло в голову оставить их без прикрытия. Эти приборы старались монтировать в наиболее защищенном месте, под прикрытием бортовой брони, ибо случайное попадание в хрупкое изделие автоматически оставило бы корабль без защиты. Это автоматически означало, что генератор следует размещать внутри бронированного корпуса. До Полька, Больгео и Родена никто не удостоил вниманием тот факт, что корпуса ЛАКов бронированными попросту не были. Покрывать броней кораблик, слишком легкий, чтобы выдержать серьезный удар, не имело смысла: это лишь ухудшило бы его маневренность и снизило скорость. Но коль скоро брони, под которую обычно прятали генератор, «Шрайк» не имел, то и оснований запихивать упомянутый узел внутрь вроде бы тоже не было.

Харкнесс с Тремэйном, обдумав это предложение, нашли его интересным. Конечно, следовало решить проблему интерференции с кормовыми бета-узлами, но самой сложной обещала стать проблема энергообеспечения. При всей фантастической производительности новых ядерных реакторов они не могли вырабатывать энергию, достаточную, чтобы обеспечить в разгар боя потребности в энергии всех узлов «Шрайка», или «Шрайка-Б», с его гразером, равным по потребляемой мощности гразеру линейного крейсера. И энергетическое оружие, и гравистены подпитывались от массивных сверхпроводниковых конденсаторов, и одной из задач бортинженера было следить, чтобы выработанная реактором и не использованная немедленно для других целей энергия шла на подзарядку этих конденсаторов. Добавление к общему числу энергоемких устройств еще и генератора кормовой стены требовало либо запитать его от одного из уже имеющихся колец конденсаторов (и смирится с угрозой исчерпания его заряда в тот самый момент, когда он потребуется для основного потребителя), либо установить дополнительное, причем поскольку корпус был уже нашпигован оборудованием под завязку, размещать его тоже пришлось бы снаружи.

— Они и правда считают проблему интерференции и деформации клина решенной? — спросил наконец Тремэйн Харкнесса.

— Тим говорит — да, — ответил уоррент-офицер, пожав плечами. — А уж он на этом деле собаку съел. Коммандер Роден, тот больше по части теории и, понятное дело, берет энтузиазмом, ну а Тим, он практик. И в своих разработках не сомневается.

Тремэйн хмыкнул и снова потер нос.

— Ну, а как с питанием?

— Они предлагают приладить два отвода, один к гразерному кольцу, а другой к кольцу носовой стены. Это позволит в случае необходимости откачать энергию от одного из узлов, распределить нагрузку и, таким образом, не перегрузить критически ни один из них.

— Или перегрузить разом оба, — указал Тремэйн.

— Может и так случиться, — кивнул Харкнесс и пожал плечами. — Но, с другой стороны, шкип, если они окажутся в таком дерьме, что им придется опустошить оба конденсатора чтобы прикрыть свою задницу, то энергия для наступательных действий им уже не понадобится.

— Да, старшина, мысль верная, — согласился Тремэйн. — Найдите Больгео, и пусть он тащит ко мне Родена и Полька. Хочу поговорить со всей троицей лично, а потом, наверное, напишу докладную на имя капитана Адиб и адмирала Трумэн. А вам с Больгео тем временем разрешаю начать монтировать опытный образец, используя внутренние ресурсы крыла.

— Уже неплохо, — ухмыльнулся Харкнесс. — Должен признаться, сэр, что больше всего в нашей работе я люблю всякую машинерию. Флот позволяет таким ребятам, как я, вдоволь играть чудесными игрушками, да еще и платит за это. Лучше не бывает, шкип.

— Если вам нравится, то и мне нравится, старшина, — искренне заверил Харкнесса Тремэйн. — Играйте, только не заигрывайтесь. Идея только на словах кажется простой, а сделать это чудовище в железе будет не так-то легко. И если то, что вы склепаете, не заработает, мне предстоит объяснять строгим ребятам из отдела материально-технического снабжения, на что я угробил дорогостоящие детали.

— Не беспокойтесь, сэр, уж если я что-то к чему-то присобачу, то оно у меня непременно зафурычит. А нет, так я отберу у Больгео колоду и не отдам, пока он все не наладит.