"Том I: Пропавшая рукопись" - читать интересную книгу автора (Джентл Мэри)Пролог. 1465-1467 (?). «Душа моя среди львов»note 2Шрамы на лице придавали ей странную красоту. До двух лет никто не позаботился придумать ей имя. Пока она ползала и ковыляла среди наемников, перебираясь от костра к костру, подбирая объедки, или сосала, расталкивая щенков, молоко у какой-нибудь суки, ее звали сосунком, замарашкой или попросту золой. Когда неопределенного цвета детский пушок на голове сменился светлыми пепельными волосами, «Зола» превратилось в постоянную кличку. Когда девочка научилась говорить и узнала, что слово «Аш» может означать не только золу костра, но и красивое дерево с резными серебристыми листьями, она сама стала называть себя Аш. Аш было восемь лет, когда ее изнасиловали двое наемников. Девственницей она, ясное дело, не была. Вся ребятня в лагере перепихивалась ночью под вонючими овчинами, а у Аш к тому времени были и постоянные дружки. Но эти двое наемников были не восьмилетки — взрослые мужики. У одного хватило порядочности напиться в стельку. Другой был достаточно трезв, чтобы заметить, что соплячка всхлипывает. Такая неблагодарность заслуживала наказания. Он накалил острие кинжала в костре и провел ей острием по скуле от глаза к уху. Девчонка не угомонилась, так что он резанул еще раз и рассек щеку параллельно первому надрезу. Аш взвизгнула и вырвалась у него из рук. Кровь заливала ей щеку. Девочка еще не справлялась с мечом или топором, хоть и начала уже учиться, но у нее хватило силенок поднять взведенный арбалет, брошенный кем-то на телеге, и в упор пристрелить первого насильника. Кинжал вспорол ей другую щеку, но теперь это был честный удар, без всякого садизма. Парень бил насмерть, да только промахнулся. Перезарядить арбалет в одиночку она не могла, но и убегать не стала, а нашарила под трупом мясной нож и воткнула его в бедро солдата, точно перерезав бедренную артерию. Он истек кровью в считанные минуты. Аш оказалась способной ученицей и помнила, куда целить. В лагере наемников убийством никого не удивишь, но восьмилетка, уложившая двух взрослых вояк, заставила обратить на себя внимание. Первое отчетливое воспоминание детства Аш сохранила о дне суда. Ночью прошел дождь, и под утренним солнцем от поля и перелеска поднимался пар. Косые лучи высвечивали сквозь дымку палатки, фигуры грубых вояк, котлы, телеги, козлов, прачек, шлюх, капитанов, коней и флаги. Ярко горели отрядные цвета на эмблемах и плащах. Аш смотрела на большой раздвоенный штандарт с изображением креста и зверя, вдыхала прохладный воздух раннего утра. Бородатый мужчина присел на корточки, чтобы заговорить с ней. Она была мала ростом для своих восьми лет. Аш увидела свое лицо, отраженным в блестящих пластинах нагрудника. Большие глаза, растрепанные серебристые патлы и три незаживших шрама: два на левой щеке, один на правой. Вроде племенного знака каких-нибудь диких скифов. Она поглубже вдохнула, ощутив запах дыма, конского помета и мужского пота; увидела вдруг, словно со стороны: большой мужчина на корточках и перед ним крошечная девчонка с растрепанными кудряшками, в заплатанных штанах и в лохмотьях камзола, полы и рукава свисают до земли. Босоногий ребенок с круглыми от страха глазами — и с обломком большого охотничьего ножа, перезаточенного в кинжал по детской руке. Тогда она впервые осознала, что красива. Бессильный гнев заставил кровь барабанами застучать в ушах. Если бы знать, как использовать эту красоту! Бородатый мужчина, капитан отряда, спросил: — У тебя отец или мать живы? — Не знаю. Может, кто из них и отец, — она наугад ткнула пальцем в толпу солдат. — А матерью никто себя не зовет. Худощавый солдат, стоявший рядом с капитаном, негромко подсказал: — Один из убитых имел глупость оставить заряженный арбалет. Можно сказать, сам нарвался. Что касается девчонки, прачки сказали, что она не девственница, но и шлюхой ее никто не кличет. — Если она достаточно взрослая, чтобы убивать, — капитан оскалился сквозь медную проволоку усов, — значит, и достаточно взрослая, чтобы отвечать за убийство. Выпороть ее на телеге. Раздался звонкий, тонкий, но отчетливый голосок: — Меня зовут Аш. Они сделали мне больно, и я их убила. Если кто-то еще сделает мне больно, я его тоже убью. И тебя убью. Аш получила положенную порку, с добавкой за дерзость и нарушение дисциплины. Она не плакала. Потом один из арбалетчиков дал ей обрезанную по росту куртку и тряпичный нагрудник с соломенными валиками вместо доспехов, и девочка с гордостью напяливала его всякий раз, когда училась обращению с оружием. Месяц-другой она считала того арбалетчика своим отцом, но вскоре поняла, что его доброта была минутной прихотью. Несколько позже, когда ей почти исполнилось девять, по лагерю прошел слух, что появился Лев, рожденный Девой. Маленькая Аш сидела, прислонившись к стволу сухого дерева, и внимала рождественскому представлению. Подстеленная шкура отчасти защищала седалище от холода промерзшей земли. Шрамы заживали медленно и до сих пор ярко выделялись на бледной коже. Когда она, вместе с компанией лагерной беспризорной ребятни, выражала свое восхищение пронзительным визгом, изо рта вырывалось белое облачко пара. Страшный Дракон (человек, закутанный в дубленую конскую шкуру, с конским черепом, привязанным на макушке), топоча ножищами, ковылял через сцену. На шкуре еще сохранились волосы, и длинный хвост развевался пониже спины. Рыцарь Пустых Земель (отрядный сержант, одолживший у кого-то отличные доспехи) взмахнул копьем и промахнулся с чрезвычайным искусством. — Прикончи его! — выкрикнула девчонка по имени Ворона. — Загони ему копье в зад! — поддержала Аш. Ребятишки, сбившиеся в кучу вокруг дерева, презрительно свистели и гомонили. Ричард, маленький черноволосый парнишка с красным родимым пятном на щеке, прошептал: — Я точно умру. Потому что Лев родился. Я слышал, сам лорд капитан сказал. Аш уже готовилась поднять его на смех, но последняя фраза согнала с ее лица презрительную ухмылку. — Когда? Где? Когда, Ричард? Когда ты слышал? — В полдень. Я принес воды в палатку, — с гордостью добавил Ричард. Аш пропустила мимо ушей его претензии на статус пажа. Она сунула нос в кулачок, отогревая дыханием озябшие пальцы. Дракон с Рыцарем не в шутку разошлись. Видать, им тоже холодно. Аш поднялась и потерла онемевший зад сквозь шерстяные штаны. — Ты куда это, Аши? — спросил сосед. — Пойду отолью, — гордо объявила она. — А тебе со мной нельзя. — Не больно-то и хотелось! — Мал ты еще! — пустив эту прощальную стрелу, Аш стала пробираться через толпу детей, коз и собак. Небо нависло над головой ледяной оловянной миской. От реки поднимался белый туман. Хоть бы снег пошел, что ли, хоть немного бы потеплело! Шаркая обмотками из тряпья, заменявшими ей башмаки, Аш пробралась к заброшенным хижинам, или, может быть, старым овинам, которые служили зимними квартирами офицерам отряда. Вокруг жались к земле солдатские палатки. Люди теснились у костров, согревая руки и лица и выставив задницы на мороз. Аш проскользнула у них за спинами. Обогнув ферму, она едва успела юркнуть за бочку с водой, над которой на добрую ладонь торчала глыба льда. Они как раз выходили через заднюю дверь. — …Пешком, — закончил фразу капитан. Остальные, звеня доспехами, шли следом. Тощий священник и двое доверенных лейтенантов, те самые, которые, по сведениям Аш, могли (когда-то) претендовать на благородное происхождение. Капитан словно родился в броне. Полный доспех — от кирасы с наплечниками до железных башмаков со шпорами — и все точь-в-точь по его мерке. Только шлем с забралом он нес под мышкой. Металл начищен до зеркального блеска, да в такую погоду сиять ему не с чего. Посреди грязного двора капитан казался белой статуей; Аш только теперь поняла, откуда взялось выражение «белые доспехи». Только рыжая борода и кожаные ножны не в тон. Аш присела на пятки, вцепившись онемевшими пальцами в промерзшие клепки бочонка. Трое в полной броне прошагали мимо. Стальные пластины звенели и скрежетали — словно фургон с солдатской кухней на ухабах. Вот бы ей такие доспехи! Не столько любопытство, сколько завистливое восхищение потянуло ее вслед за маленькой группой мужчин, уходивших к лесу. Тогда можно бы ничего не бояться! Да еще знать, что носишь на себе целое состояние!.. Аш побежала быстрее, чтобы не отстать. Небо стало бронзовым. Несколько снежных хлопьев легли на ее волосы (будь они почище, были бы почти того же цвета). Нос и уши у нее горели, а пальцы стали сине-багровыми. Зимой всегда так, она привыкла и не думала об этом. Даже не стала плотнее кутаться в камзол, из-под которого торчала грязная рубашонка. Четверо впереди — капитан, отрядный священник и двое молодых лейтенантов — шли в непривычном молчании. Они миновали линию часовых. Аш проскользнула мимо, пока капитан говорил с патрулем. Странно, что они идут пешком. Вверх по крутому склону к лесной опушке. На краю леса, оказавшись перед буреломом выше роста взрослого мужчины (вот где дров на всю жизнь хватит!), она поняла: лошадь здесь не прошла бы. Даже боевой конь. Теперь трое солдат надели шлемы. Безоружный священник держался на шаг позади. Мужчины оставили забрала открытыми, чтобы видеть лица друг друга. Тот лейтенант, что повыше ростом, потянул из ножен меч. Капитан покачал головой. Меч скользнул обратно в ножны. Скрежет металла эхом отдался в тишине. В лесу все молчало. Трое вооруженных повернулись к священнику. На нем не было лат, только бригандин, крытый бархатом, да кабассет, шлем-шляпа note 3, под которым виднелось разрумянившееся на морозе лицо. Священник уверенно шагнул вперед, под свод леса. Аш, под прикрытием падающего снега, подкралась поближе. До сих пор она не обращала внимания на окружавшие лагерь холмы. В долине была река с хорошей водой и домики покинутой деревушки. Чего же еще? Хорошее место для зимовки, а дичи в голом зимнем лесу не встретишь. К чему уходить от костров, если не ради охоты? Куда же они собрались? А тропа здесь была, решила она через пару минут. Кусты и подлесок не выше ее плеча. Всего несколько лет как по ней не ходят. Им, в доспехах, легко продираться сквозь заросли. Только маленький лейтенант раз выругался: «Кровь Господня!» — и тут же смущенно смолк под взглядами спутников. Аш нырнула под куст терновника, со стволами толщиной с ее запястье. Малый рост не хуже брони. Она легко могла бы обогнать их, если бы знала дорогу. Поразмыслив об этом, она метнулась в сторону, проползла на животе по руслу замерзшего ручья и оказалась в ста шагах впереди. Здесь, под деревьями, снега не было. Вокруг царил бурый цвет. Сухие листья, голые ветки, высохший тростник вдоль ручья. Бурые заросли сухого папоротника. Аш подняла глаза и, как и ожидала, увидела разрыв в стене деревьев. Конечно, папоротник любит поляны. На поляне под снежным покрывалом стояла заброшенная часовня. Аш не бывала в церквях, да и вообще редко на них смотрела. Впрочем, то, что она увидела, вряд ли могло привить вкус к церковной архитектуре. Древние руины, от которых остались только две стены. Камни заросли серым лишайником и колючками. Из залепленных снегом оконных проемов глядела зимняя пустота. Груды щебня под снегом казались круглыми тушами зверей. Среди бурой пустыни бросалась в глаза яркая зелень вечнозеленого плюща, затянувшего стены. На полу тоже виднелись яркие пятна. Среди остатков алтаря пробились из-под снега молодые кусты остролиста. В темной зелени ярко рдели под снегом ягоды. Позади Аш послышался металлический лязг. Из куста остролиста вспорхнул испуганный крапивник. Мужчины были уже совсем рядом. Приблизившись к развалинам часовни, они затянули гимн. Аш испуганным крольчонком шмыгнула через кучу щебня в сугроб под стеной и забилась под куст остролиста. Над ее головой блестели тугие зеленые листья. Под их сводом оказалось достаточно просторно и сухо. Пол был выстлан колючей опавшей листвой. Аш растянулась на животе, не обращая внимания на колючки, и выглянула наружу. Снег падал все гуще. Маленький священник пел, забирая дрожащим тенором все выше. Аш не понимала слов. Два лейтенанта подпевали, спотыкаясь на обломках свода. На краю поляны показался капитан. В железных перчатках нелегко справляться с пряжками и крюками, но он быстро отстегнул и снял шлем. Снежные хлопья запутались в его волосах и бороде. Капитан пел: И в самый темный час ночной не знает страха рыцарь. Придет рассвет, и солнца луч молитвой встретит он. Пел он громко, не стесняясь хриплого голоса и не слишком заботясь о мелодии. Лесная тишина разбилась вдребезги. Аш вдруг захлебнулась горячими слезами. Капитан ведь сорвал голос, перекрикивая вопли людей и коней в битве, но какой могучий голос! Отрядный священник остановился над тем самым кустом, под которым пряталась Аш. Девочка затаилась. Слезы высохли на покрытых шрамами щеках. Чтобы тебя не заметили, первое дело — сидеть тихо, совсем тихо. Но не менее важно даже в мыслях слиться с местностью: «я — кролик, крыса, дерево…». Она выдыхала за воротник камзола, чтобы белый пар дыхания не выдал ее. — Вознесем хвалу, — сказал священник. Он положил что-то на древний алтарь. Что именно, Аш снизу не могла разобрать, но пахло это сырым мясом. Глаза священника ярко блестели. Снег лежал на его плечах, по лбу из-под железных полей шляпы сползали крупные капли пота. Он снова заговорил на незнакомом Аш языке. Высокий лейтенант вскрикнул так пронзительно, что девочка подскочила на месте. — Смотрите! Задетая ветка сбросила ей на нос горсть снега. Девочка сморгнула его с ресниц. «Заметили», — хладнокровно подумала она и высунула голову из-под ветвей. Никто даже не смотрел в ее сторону. Их глаза были обращены к алтарю. Все трое рыцарей медленно опустились на колени среди заросших плющом камней. Доспехи скрипели и звякали. Рука капитана бессильно повисла, шлем покатился по земле. Аш досадливо поморщилась, представив, как исцарапают блестящий металл острые осколки камня. Священник снял шлем и с изысканной грацией опустился на одно колено. Снежная круговерть скрыла из глаз небо над поляной. Снег покрыл зелень плюща, красные ягоды остролиста. Снег сгибал дугой широкие сухие листья папоротников. За алтарем разрушенной зеленой часовни послышалось фырканье зверя. Аш увидела белое облачко горячего дыхания. Влажное тепло коснулось ее щек. Из алтаря показалась огромная лапа. Огромная лапа, покрытая желтой шерстью. В двух дюймах от ее лица — грубая рыжая шерсть, у корней шерстинки светлее и мягче. Изогнутые когти длиннее ее ладони, с чистыми белыми кончиками — острыми, как иголки. Плечо Льва едва не задело ее. Огромный бок заслонил поляну, лес, людей. Зверь плавно вытекал из камня. Он повернул огромную голову, схватил приношение, тряхнул гривой. Аш видела, как дрогнуло горло зверя, когда он проглотил жертву. Хриплый рев прогремел над ее головой. Аш намочила штаны. Горячие струйки мочи задымились в морозном воздухе и сразу же застыли, пропитав шерстяные рейтузы. Она замерла, уставившись перед собой круглыми глазами и даже не удивляясь тому, что ни один из коленопреклоненных рыцарей не вскочил на ноги и не схватился за меч. Лев медленно повернулся к ней. На огромной морде лениво моргнули желтые глаза под длинными ресницами. В глубине этих глаз таилось зеленое сияние. Аш замерла перед ним на коленях. В нос ей ударил запах падали, горячего песка. Лев глухо заворчал, щурясь. Черные губы раздвинулись. Белые клыки аккуратно защемили камзол на груди. Зверь мотнул головой и вытащил добычу из куста. Он и не почувствовал веса — тощий ребятенок, усыпанный прутиками и ягодами остролиста, в зеленом камзольчике и синих прописанных рейтузах распластался перед ним ничком на заснеженных камнях. Новый мощный рык прогремел над ее головой. Перепуганная девочка даже не думала бежать. Она закрыла голову руками и громко, безудержно расплакалась. Шершавый язык прошелся по ее щеке. Аш мгновенно замолчала. Шрамы саднило. Она медленно привстала на колени. Львиная морда была высоко над ее головой. Аш задрала голову, взглянула в золотистые глаза, увидела щетинистые усы на щеках. Широченный язык выскользнул из-за белых зубов и ободрал ей вторую щеку. Незажившие шрамы отозвались горячей болью. Она вскинула руку, коснулась их пальцами, застывшими и бесчувственными как деревяшки. На стене часовни весело защебетал крапивник. Одна ее часть — девчонка, выросшая среди солдат и привычная иметь дело с крупными и опасными животными на охоте, — заставила Аш замереть в полной неподвижности: «он меня не тронул, убежать не удастся, нельзя его раздражать…» Другая часть ее естества казалась девочке совершенно новой. Ее наполнял обжигающий восторг. Не в силах вспомнить слов незнакомого гимна, которые произносил священник, она запела вслед за капитаном: И в самый темный час ночной не знает страха рыцарь. Придет рассвет, и солнца луч молитвой встретит он. И в светлых лучах, злодеям на страх, к победе шагает рыцарь. Тепло и свет он в мир несет, и Свет хранит его. И Свет хранит его. Аш замолчала, и на поляне воцарилась тишина. Девочка не умела еще почувствовать различия между хриплым пением мужчины и чистотой собственного голоса, неумело повторяющего мотив, слышанный у лагерного костра. Все время, пока ее юная душа выпевала слова гимна, разум стонал: «нет, нет!». Она хорошо помнила охоту на леопарда под Урбино, когда огромная кошачья лапа одним ударом вспорола брюхо собаки и разбросала кровавые кишки по траве. Гигантская голова склонилась к ней. Какое-то мгновение она не могла вздохнуть, утонув в густой шерсти гривы. Глаза Льва заглянули в глаза ребенка, в них мелькнуло простое звериное понимание запаха и присутствия человека. Огромные мускулы напряглись, и зверь взметнулся над ее головой. Аш еще успела обернуться и увидеть, как он исчезает в зарослях на краю поляны. Она осталась на земле, прислушиваясь к удалявшемуся шороху кустов. Звон металла привел ее в себя. Аш сидела в подтаявшем снегу, растопырив ноги. Ее голова приходилась как раз вровень с выпуклыми наколенниками доспехов капитана, стоявшего над ней. Серебряная гравировка ножен блестела перед глазами. — Он ничего не сказал, — пожаловалась девочка. — Лев, рожденный Девой, — зверь. — Высокий голос священника громко прозвучал на опустевшей поляне. — Просто животное. Лорд капитан, я не понимаю… Известно, что это дитя — не девственница, однако Он не причинил ей никакого вреда. Бородатый капитан уставился на девочку с высоты своего роста. Аш с испугом увидела нахмуренные густые брови. Он заговорил, но не с ней. — Может, это было видение, которое следует понимать иносказательно. Дитя — наша несчастная страна, ожидающая спасения от дыхания Льва. Зимняя пустыня, изуродованное лицо — все к одному. Я не умею истолковать происшедшее. Это может означать все что угодно. Священник водрузил обратно на голову свою стальную шляпу. — Господа, то, что мы видели здесь, касается только нас. Если изволите, удалимся, чтобы в молитве искать понимания. — Да, — капитан нагнулся. Подобрал свой шлем и вытряхнул из него снег. Солнце вдруг прорвалось сквозь тяжелую пелену зимних туч и зажгло огонь на его рыжих волосах и твердой стальной скорлупе. Отворачиваясь, он добавил: — Пусть кто-нибудь возьмет соплячку на руки. Она нашла применение своей детской красоте, которую так удачно подчеркивали шрамы на нежных щеках. К девяти годам спутанные кудряшки отросли до лопаток. Аш мыла их каждый месяц. Сальные серебристые локоны тускло блестели, но ни один солдат в лагере не мог бы сказать, что от них воняет. Одевалась девочка в обрезанный по росту камзол и рейтузы, а поверх в холодную погоду накидывала взрослую куртку. В широкой взрослой одежде она казалась еще меньше, чем была на самом деле. Один из пушкарей часто давал ей поесть или кидал медную монету. Он перегибал девочку через лафет, отстегивал клапан штанов и загонял ей в задницу. — Чего осторожничаешь? — обижалась она. — Ребенка ты мне не сделаешь, у меня еще нет «цветов» — ну, месячной крови. — У тебя и еще кой-чего нет, — смеялся канонир, — но пока не найдется миловидного парнишки, сойдешь. Он подарил ей как-то полосу кольчужного полотна. Аш выпросила ниток у интенданта, полоску кожи у оружейника и пришила к ней цепочку стальных колец. Теперь у нее было что-то вроде кольчужного воротника или пелерины, и она надевала его, когда училась своему ремеслу — в стычках, угонах скота или в столкновениях с бандитскими засадами. Ее будущее ремесло — конечно же, ремесло солдата, усомниться в этом даже не приходило ей в голову. Она молилась о настоящей войне, как другие девочки ее возраста, в монастырях, молили Зеленого Христа избрать их своими невестами. Гильом Арнизо тоже был пушкарем в их отряде. Он никогда не трогал Аш, зато научил ее писать свое имя буквами зеленого алфавита: вертикальная полоса с пятью зазубринами («сколько пальцев у тебя на руке?») с правой стороны («где у тебя меч!»). Читать он сам не умел, но обучил девочку счету. Канониры могут пересчитать каждую порошинку заряда, думала Аш. Впрочем, тогда она еще мало знала канониров. Гильом показал ей ясень — «аш» — и научил, как сделать из молодого ясеня охотничий лук (потолще, чем тисовый). И Гильом повел ее на бойню, после августовской осады Динанта, пока отряд еще не вернулся за море. Весеннее солнце играло на цветах боярышника в придорожной изгороди. В лицо дул холодный ветер, уносил за спину шум и вонь лагеря. Аш сидела на колючем хребте коровы, свесив ноги на сторону. Гильом шагал рядом, опираясь на резной посох из тайного черного дерева. Аш знала, что еще до ее рождения удар алебарды в пешем бою раздробил ему колено. Тогда он и перешел к осадным орудиям. — Гильом! — М-м? — Я сама бы могла ее отвести. Чего тебе тащиться в такую даль! — Угу. Аш посмотрела вперед. За деревьями уже виднелся двойной шпиль церкви. Они подошли к опушке леса перед деревней, и в ноздри ударил запах бойни. — Кровь Господня! — выругалась Аш. Жесткая ладонь сжала ее тощее колено. Девочка ссутулилась и с отвращением сплюнула. — Нам туда, — указал Гильом. — Теперь, ради милости Божьей, слезай с этого мешка костей и веди ее сама. Аш лягнула пятками тощий коровий бок и ловко спрыгнула в дорожную пыль. Коснулась рукой земли, чтобы восстановить равновесие, и живо выпрямилась. Обежала вокруг уныло бредущей скотины и вприпрыжку подскочила к длинноногому канониру. — Гильом, — девочка потянула его за рукав камзола. Под грубой тканью не было тонкого полотна. Гильом, как и сама Аш, не запасся рубахой. — Гильом, тебе нравятся мальчики? — Ха! — он сверху вниз уставился на нее темными глазами. Жесткие черные волосы, уже поредевшие на макушке, спадали ему на плечи. У него была привычка бриться кинжалом каждый раз, когда доходили руки наточить клинок, но на жесткой загорелой коже не было видно ни одной царапины. — Нравятся ли мне мальчики, мисси? Тебе интересно, почему меня не удается обернуть вокруг пальчика, как остальных? Стало быть, ты думаешь, дело в том, что я предпочитаю мальчиков, а не девочек? — Вообще-то, все делают, что мне хочется, стоит мне немножко притвориться. Гильом потянул ее за длинную серебристую прядку. — По мне, ты и так хороша. Аш поправила волосы, прикрыв заостренное ухо, и лягнула зеленую кочку на краю дороги. — Я красивая. Я еще не женщина, но уже красивая. Во мне кровь эльфов — посмотри, какие волосы. Посмотри, не тяни… — она несколько раз повторила последние слова нараспев, потом обратила на него взгляд — больших, широко расставленных глаз — она знала, как выглядит. — Гильо-ом! Канонир шагал вперед, не глядя на девочку, твердо втыкая в пыль наконечник посоха, потом поднял палку, приветствуя двух стражников у ворот деревушки. Аш заметила, что они вооружены окованными железом дубинками, а вместо лат на них кожаные куртки. Девочка подхватила веревку, свисавшую с шеи коровы. Скотина не доилась уже полгода. И сколько бы наемники ни сводили ее с быками, попадавшимися по дороге, оставалась яловой. Мясо будет жесткое, зато отличная кожа на подошвы, а то и для ножен сгодится. Запах дорожной пыли сменился запахами деревни. Аш задумалась, станут ли местные дразниться на ее шрамы и выставлять пальцы рожками? — Аш! Корова свернула к обочине и вяло ухватила губами пучок травы. Девочка уперлась босыми пятками в землю и натянула веревку. Корова подняла голову, с губ потянулись клейкие нити слюны. Животное глубоко вздохнуло и замычало. Аш погнала ее к глинобитным домикам за воротами. Гильом уже основательно обогнал их. Аш теперь носила настоящий клинок. Глядя на встречных, она нашарила пальцами рукоять. Для взрослого это был двадцатидюймовый длинный кинжал, но для девчонки сходил за меч. В свои девять лет она все еще была ростом с семилетнюю. Кинжал был в собственных ножнах с петлей, чтобы подвешивать к поясу. Аш честно заработала его. Еду она воровала, но никогда не унизилась бы до кражи оружия. Другие солдаты — в последнее время она мысленно причисляла к солдатам и себя — знали об этой причуде и пользовались ею к своей выгоде. Еще только рассвело, и народу на улице было мало. Аш пожалела, что не перед кем похвастать. — Меня впустили в деревню с оружием, — гордо заметила она. — Не пришлось оставлять кинжал! — Ты в списках отряда, — Гильом тоже оставил на поясе тесак, заточенный так, что лезвие легко рассекало волос. Аш, которая нарочно носила слишком большой камзол, разыгрывая роль «маленького талисмана полка», подозревала, что и Гильом старается соответствовать образу наемника, каким его представляет деревенщина — одежда рвань, зато оружие на славу. Он и в карты старался плутовать, как пристало наемнику, но даже Аш могла бы поймать его за руку, если бы вздумала. Девочка вышагивала по улице, развернув худенькие плечи и откинув голову. Пару ротозеев, торчавших под воротами, она окинула высокомерным взором. — Если бы не эта грязная скотина, — крикнула она Гильому, шагавшему впереди, — я выглядела бы настоящим солдатом. Канонир хмыкнул, не сбавляя шага и не оборачиваясь. Аш подогнала равнодушную корову к самым воротам живодерни. Запах навоза и крови густо висел в воздухе. У девочки заслезились глаза, в горле встал комок. Она закашлялась и поспешно сунула повод в руки стоявшему у ворот мужчине. — Эй, Аш, — услышала она и обернулась. Теплая тяжелая волна ударила в лицо. Девочка задохнулась от неожиданности и тут же почувствовала во рту вкус крови. Липкая жидкость стекала по плечам на грудь. Аш зажала ладонями глаза. Под веками щипало, полились слезы. Пока девочка откашливалась, согнувшись пополам, глаза промыло. Вся одежда спереди пропиталась кровью. Волосы слиплись бурыми сосульками, с них капало в пыль. Руки тоже были перемазаны в крови. В складках камзола застряли желтые крошки. Она подняла руку, пошарила за воротом камзола и вытащила обрывок мяса с ее кулачок. Горячая жижа стекала к ногам. Теплая. Быстро остывавшая. Холодная. На землю соскользнули какие-то розоватые трубки. Она отступила на шаг от куска мяса в форме лоханки, которую и двумя руками не сумела бы поднять. Аш перестала плакать. Что-то изменилось в ней. Не впервые. Первый раз она испытала такое, когда пристрелила насильника и стояла над его телом с тяжелым арбалетом в руках. Она провела ладонью по подбородку. Засохшая кровь стянула кожу. Она сглотнула застрявший в горле ком и отогнала стоявшие в глазах слезы. И гневно уставилась на Гильома и мясника, державшего пустое деревянное ведро. — Глупо! — отрезала Аш. — Кровь нечиста! — Встань сюда, — Гильом указал на землю перед собой. Канонир стоял перед станком для распяливания туш. На массивной деревянной раме, брусья которой сошли бы и для осадной машины, висели тяжелые цепи с крюками. Под ними темнела яма для крови и потрохов. Аш, оскальзываясь на свиной требухе, подошла к Гильому. Одежда липла к телу, но запах бойни уже притупился. — Бери меч, — приказал канонир. Перчаток у нее не было, и обвитая кожей рукоять кинжала скользила в ладони. — Режь, — спокойно сказал Гильом, указывая на корову, которую уже вздернули на крючьях вверх — живую, с растопыренными копытами. — Распори ей брюхо. Аш не бывала в церкви, но знала достаточно, чтобы не одобрить этого предложения. — Делай, — повторил он. Длинный кинжал вдруг показался ей очень тяжелым, он прямо оттягивал руку. Корова жалобно закатила большие печальные глаза в длинных ресницах. Она дергалась, и тело, подвешенное на крюке, поворачивалось из стороны в сторону. Струйки навоза стекали по теплому дышащему боку. — Я не могу, — воскликнула Аш. — То есть я могу, я знаю, как, но просто не могу! Она же мне ничего не сделала! — Режь. Аш неуклюже взмахнула клинком и ткнула наугад перед собой. Она вложила весь свой вес в удар, как ее учили, и острие проткнуло бело-рыжую шкуру. Корова открыла рот и завопила. Брызнула кровь. Рукоять вывернулась из вспотевшей ладони девочки, и кинжал соскользнул, оставив неглубокую царапину. Аш уставилась на животное, в восемь раз больше нее, перехватила меч двумя руками и нажала. Клинок скользнул вбок. — Ты уже покойница, — ядовито заметил Гильом. Из глаз Аш сами собой брызнули слезы. Она шагнула поближе к горячей туше, подняла клинок над головой и двумя руками рубанула сверху вниз. На этот раз острие пробило жесткую шкуру и слой мышц, нырнув в пустоту брюха. Аш извернулась и потянула вниз. Словно рубишь мешок с тряпьем. Из разреза вывалился клубок спутанных розоватых кишок, плюхнулся к ее ногам. В холодном утреннем воздухе от них поднимался пар. Аш упорно налегала на рукоять. Клинок наткнулся на кость, застрял. Ребро. Она дернула, потянула. Клинок не шел. — Поворачивай. Если надо, нажми ногой! — голос Гильома прорвался сквозь натужное дыхание, свистящее в ее ушах. Аш налегла коленом на влажную коровью шею, откинулась назад всем весом хрупкого тельца и резко вывернула кисть вправо. Клинок повернулся, вакуум, всасывавший его в рану, наполнился, и кинжал выскочил наружу. Крик животного заглушил все иные звуки. — Хааааа! — зажав рукоять обеими ладонями, Аш рубанула по натянувшейся коже на горле коровы. Должно быть, клинок выщербился о ребро. Она почувствовала, как металл цепляет плоть. На шкуре открылась широкая щель. Спустя миг слои кожи, мышечных волокон, переплетение артерий скрылись под захлестнувшей все волной крови. Горячие брызги ударили ей в лицо. Горячие, как кровь, — мелькнула мысль. Девочка захихикала. — А теперь, плачь! — Гильом развернул ее лицом к себе и отвесил пощечину, рассчитанную на взрослого. Аш мгновенно и бурно разрыдалась. Только через минуту ей удалось выговорить: — Я еще слишком мала, чтобы сражаться в строю! — В этом году еще маловата. — Я маленькая! — Надо же, крокодиловы слезы, — Гильом вздохнул. — Спасибо, — серьезно добавил он. — Теперь можно добить скотину. — Аш подняла глаза и увидела, как он протягивает мяснику монету. — Пошли, мисси. Нам в лагерь. — У меня меч грязный, — сказала она. Потом села на землю, прямо в лужу крови и навоза, и завыла, кашляя и задыхаясь. Потом судорожно вздохнула, так что заболело в груди. Слипшиеся волосы облепили ей щеки поверх шрамов. Из носа текло. — А! — рука Гильома уцепила ее за шиворот и вздернула на ноги. — Так-то. Хватит. Давай туда. Он показал на желоб с водой на дальнем конце двора. Аш рывком распустила шнуровку на груди и стянула камзол вместе со штанами, не подумав расстегнуть крючки на поясе, которые связывали их вместе. Она обмакнула кровавый ком шерстяных тряпок в холодную воду и обтерла им тело. Утреннее солнце уже обжигало холодную кожу. Гильом стоял рядом, скрестив руки, и смотрел на нее. Она ни на минуту не убрала ноги с лежавшего на земле пояса с мечом и прямо смотрела на работников живодерни. Напоследок, тщательно оттерев клинок, она попросила сала, смазать металл, чтобы не заржавел. Одежда к тому времени почти просохла. Волосы висели светлыми крысиными хвостиками. — Пошли в лагерь, — бросил канонир. Аш дошла до ворот деревушки рядом с Гильомом. Мысль попросить приюта в одном из крестьянских домов ни на миг не закралась ей в голову. Гильом посмотрел на нее сверху вниз. Аш заметила, что глаза у него ярко блестят, а белки покраснели. На ярком солнце отчетливо выделялась грязь, въевшаяся в морщины кожи. Он сказал: — Если это оказалось легко, подумай вот о чем. Это была скотина, не человек. Она не угрожала, не просила пощады. И не пыталась убить тебя. — Знаю, — сказала Аш. — Я раз убила человека, который пытался. Когда ей было десять лет, она чуть не рассталась с жизнью, но не на поле боя. Светало. Аш перегнулась через парапет колокольни. Земля, в пятидесяти футах под ней, еще скрывалась во мраке. Где-то заржала лошадь, по всей линии фронта ей ответили сотни других коней. Под сводом неба звенел жаворонок. Из темноты медленно проступала плоская долина реки. Предрассветная прохлада неохотно уступала место дневному жару. На Аш всей одежды только и было что краденая рубаха. Она перепоясала ее поясом с мечом. Полотно защищало загривок, закрывало руки и ноги почти до земли, но кожа под тонкой тканью покрылась мурашками. Ничего, скоро станет жарко. С востока подкрадывался рассвет. К западу протянулись тени. В двух милях от колокольни блеснули яркие точки. Один… пятьдесят… тысяча? Солнце отражалось от стальных шлемов и кирас, алебард и боевых молотов, горело на наконечниках длинных стрел. — Они вооружились и двигаются! Солнце светит им в спину! — Аш нетерпеливо переступила с ноги на ногу. — Когда же капитан пустит нас в бой? — Не хочу я драться! — черноволосый Ричард, ее новый дружок, жалобно заскулил. Аш в полном недоумении взглянула на него. — Ты что, боишься?! — она метнулась на другую сторону площадки, перегнулась вниз, чтобы увидеть свой отряд за тележным редутом. Прачки, шлюхи и кухарки натягивали цепи между составленными вплотную телегами. Почти все женщины вооружились двенадцатифутовыми пиками или острыми как бритва алебардами. Аш высунулась еще дальше, рискуя свалиться. Где же Гильом? Светало на глазах. Аш вытянула шею, разглядывая отлогий берег реки. Там скакали несколько конных в ярких плащах. Флаг отряда, дальше пехотинцы с оружием в руках. — Ну что ж они так медленно, — дергался Ричард. — Не успеют же, те вот-вот будут здесь. Аш в последние полгода поднабрала силы, стала вынослива, как бывают выносливы терьеры или горные пони, но все еще выглядела восьмилетней. Плохая кормежка не способствует быстрому росту. Она обняла парнишку. — В том-то и беда. Нашим не прорваться. Смотри! В лучах показавшегося над горизонтом солнца вся долина вспыхнула красным. Пшеничные поля так заросли маками, что не видно было колосьев. Тугие стебли злаков, переплетенные побегами сорняков, задерживали, цепляли за ноги тяжело вооруженных наемников. Кавалеристы под знаменем далеко обогнали их. Ричард прижался к девочке, красное родимое пятно на побледневшем лице горело ярче отрядного флага. — Их всех убьют? — Нет. Не всех. Может, кто-то из тех пробьется сюда, когда начнется схватка. Капитан постарается вытащить их. Ой! — Аш скрутило, в животе прокатилась тугая судорога. Она сунула ладошку между ног и вытащила обратно. Пальцы оказались перепачканы кровью. — Зеленого Христа в душу! — Аш вытерла пальцы о рубаху и оглянулась на площадку под колоколами, чтобы убедиться, что никто не слыхал богохульства. Дети были одни. Ричард с ужасом смотрел на нее. — Тебя ранило? — Да нет! — Аш напустила на себя самый невозмутимый вид. — Просто я теперь женщина. Мне говорили, что так будет. Ричард и думать забыл о начинающемся сражении. На его лице появилась растроганная улыбка. — Это ведь у тебя в первый раз, да? Я так рад за тебя, Аши! Заведем ребеночка? — Только не прямо сейчас… Он рассмеялся, забыв про свои страхи. Убедившись, что парень в порядке, Аш снова повернулась к красной долине, которая далеко видна была с высоты. Роса таяла, превращаясь в яркие полосы тумана. Рассвет сменился ослепительным летним утром. — Ох, смотри… Враг был уже не больше чем в полумиле от них. Люди «невесты моря» поднимались по склону. Сверху они казались крошечными блестящими фигурками. Над шлемами развевались знамена: красный цвет мешался с голубым, с желтым, с золотым. С такого расстояния не только лиц не разглядишь, даже не видно стальных уголков, закрывающих щеки и рты под откинутыми забралами. — Аши, сколько же их!.. — ужаснулся Ричард. Войско Сиятельной Невесты Моря разделилось натрое. Авангард сам по себе составлял целую армию. Чуть позади, уклоняясь в сторону, двигался основной отряд под знаменами Венеции и личным штандартом командующего. Отставший арьергард представлялся шагающим лесом пик и копий. Первый ряд медленно надвигался. Алебардщики в двойных кожаных куртках и открытых шлемах, с изогнутыми лезвиями алебард над головами. Аш знала, что эти топорики с кривыми лезвиями как-то используются в крестьянском хозяйстве, но не имела ни малейшего представления, для чего. Зато она отлично представляла, как удобно зацепить крюком и спешить конного рыцаря и как вскрыть потом топориком стальные пластины лат. Пешие латники с топорами, словно крестьяне, собравшиеся в лес по дрова… И лучники. Ой, сколько лучников! — Три отряда. — Аш развернула Ричарда за плечи, чтобы он глядел куда надо. — Смотри, Дикон. В передовом алебардщики, за ними лучники, потом латники и снова лучники, опять алебардщики и лучники — и так весь отряд. Снизу отчетливо донесся хриплый крик: — Целься! Стреляй! Аш скомкала в горсть рубаху на груди. В голове у нее вдруг нарисовалась отчетливая картина. Сами собой пришли слова: — Их пехотинцы защищают лучников. Они могут спокойно обстреливать нас, каждый выпускает по стреле каждые шесть ударов сердца, а мы ничего не сможем сделать! Если мы попытаемся до них добраться, нас встретят алебардщики и латники с боевыми топорами. Тогда и лучники возьмутся за кинжалы и вмешаются в схватку или зайдут во фланг и продолжат обстрел. Вот почему они так построились. Что же нам делать?! Понять все это было не труднее, чем обрывки споров, которые она подслушивала, лежа в траве за штабной палаткой. Аш обдумала услышанное и возразила: — Но ведь нас слишком мало! — Аши! — испугано хныкнул Ричард. Она продолжала: — Какие у нас силы-то! Люди великого герцога — их вдвое меньше, чем тех. Да еще городское ополчение. Они хорошо если знают, с какого конца взяться за меч, чтоб не порезаться. Еще два отряда и мы. — Аш, — громко звал Ричард. — Аши! Аш ковырнула пальцем босой ноги пыль, набившуюся в щель между камнями площадки. — Нас слишком мало. Слишком мало! — Аш, перестань. Перестань! С кем ты говоришь? — Что толку мне-то говорить! Что я могу сделать? Я же ничего не могу! Ричард завизжал: — Что «говорить»? Ты кому говоришь? На долгие мгновенья все застыло. Потом отряд, а следом и люди герцога столкнулись с первой шеренгой вражеского полка. Флаги закачались и упали, лепестки маков взметнулись красным облаком; грохот, скрежет железа, вопли, хриплые выкрики командиров, пронзительный визг дудок — все смешалось внизу, в какой-нибудь сотне ярдов от колокольни. — Ты сказал… я тебя слышу! — Аш круглыми глазами уставилась в бледное лицо Ричарда, — Я слышала… кто-то говорил!.. Кто это?! Строй войска великого герцога завязался узлами. Вместо устремленного вперед клина — кучки рыцарей, столпившихся вокруг знаменосцев. В тучах пыли, окрашенных в красное рассветным солнцем, главный полк армии Сиятельнейшей Невесты Моря начал продвигаться вперед. В воздухе засвистели стрелы. — Но ведь кто-то говорил… — каменный парапет ударил ее по лицу. Кровь залила верхнюю губу. Аш поднесла руку к носу и вскрикнула от боли. Растопыренные пальцы ладони тряслись у нее перед глазами. Все ее тело гудело, небо, не выдержав грохота, валилось наземь. Аш стиснула виски ладонями. В ушах стоял тонкий пронзительный вой. Перед ней маячило белое лицо Ричарда с винно-красным пятном на щеке и широко разинутым ртом, но его вопль едва доносился до нее сквозь звон в ушах. Угол каменного парапета беззвучно опрокинулся. Прямо перед ней распахнулась пустота. Аш упала на четвереньки. Над ухом что-то протяжно прожужжало, звук был достаточно долог, чтобы ее полуоглохшее ухо успело уловить его. Мальчик стоял над ней, бессильно опустив руки. Он смотрел поверх головы Аш на остатки разбитой колокольни. Коленки под разноцветными штанинами дрожали. Кончик двуцветного гульфика пропитался мочой. Сочное хлюпанье свидетельствовало, что парень наложил в штаны. Аш взглянула на него без презрения. Бывают случаи, когда расслабление кишечника свидетельствует о реалистичной оценке положения. — Мортиры! Давай вниз! — Аш надеялась, что кричит во весь голос. Ухватив Ричарда за руку, девочка потянула его к лестнице. Острый обломок камня ободрал ей колени. Глаза, только что смотревшие на солнце, видели только багровую пустоту. Она свалилась вниз, едва не разбив голову о стену лестничной шахты. Башмак Ричарда ударила ее по губе. Роняя кровь, сопли и слезы, Аш скатилась с колокольни и помчалась что было духу. Пушечная пальба прекратилась, но, уже выглядывая из-за линии тележной стены, задыхаясь и всхлипывая от боли в груди, она увидела, что на месте, где стояла монастырская башня, осталась куча камней, да облако пыли над ними. Сорок пять минут спустя обоз был объявлен трофеем победителя. Аш сбежала, скрылась из виду, пошла вниз по реке. Она искала. Трупов осталось столько, что запах мертвечины можно было хлебать ложкой. Девочка зажимала рот и нос полотняным рукавом. Она старалась не наступать на лица убитых мужчин и мальчишек. Мимо прошли мародеры, обиравшие мертвецов. Аш спряталась в мокрой красной пшенице. Грубые крестьянские голоса доносились словно издалека невнятной отрывистой мелодией. От дневного жара щеки и нос обгорели. Икры, не прикрытые рубахой, тоже обожгло солнцем. Светлая кожа Аш плохо загорала и быстро краснела под яркими лучами. Девочка поднялась и снова нахлобучила на голову соломенную шляпу. Весь мир пропах дерьмом и падалью. Она беспрерывно сплевывала, пытаясь избавиться от вкуса блевотины во рту. Над землей поднималось знойное марево. Кто-то из умирающих простонал: «Бартоломее!.. Бартоломео!..». Он молил взять его на тележку полкового хирурга. Мужчина, толкавший перед собой двухколесную тележку с длинными ручками, что-то проворчал и покачал головой. Ричарда нет. Никого нет. Поле впереди выгорело на добрую милю. Вороны растаскивали куски мяса из-под конских доспехов. Если здесь и оставалось что-нибудь еще: ядра, тела, целые латы — все уже подобрали или разворовали. Аш задыхаясь побежала обратно, туда, где в ямах горели костры. Ричард сидел в компании прачек. Увидев Аш, он вскочил и убежал. Дальше девочка пошла медленно. Увидав знакомого канонира, схватила его за рукав и закричала, перекрикивая собственную глухоту: — Где Гильом? Гильом Арнизо! — В яме с известью. — Что? Оставшийся безоружным солдат пожал плечами и повернулся к ней. Она скорее угадала по движению губ, чем услышала: — Умер и похоронен в яме с известью. — Ах-х, — выдохнула Аш. — Нет, — вмешался человек, сидевший у огня. — Они взяли его в плен. Чертовы «невесты» заполучили его. — Ничего подобного, — сунулся третий, растопырив ладони. — У него в брюхе вот такая дырища. Но только «сиятельные» тут ни при чем. До него добрался кто-то из отряда великого герцога. Слишком много парень ему задолжал. Аш пошла дальше. Где бы ни разбивали лагерь, план его оставался одним и тем же. Она пробралась в самую середину, куда не часто захаживала прежде. Здесь девочка обнаружила изящного светловолосого мужчину, с тщательно вычищенными ногтями, но с перепачканным и встревоженным лицом. На его блестящие латы был накинут темно-зеленый плащ с золотой оторочкой. Один из помощников капитана — девочка знала его в лицо, но никогда не слыхала имени. Канониры между собой называли парня «Задери-плащ». — Гильом Арнизо? — Молодой человек провел пальцами по пышно взбитой прическе. — Твой отец? — Да, — не задумываясь, соврала Аш. Это она умела, и комок в горле растворился. — Он мне нужен! Скажите, где он? Офицер уткнулся в список на листе пергамента. — Арнизо. Вот. Захвачен в плен. Капитан ведет переговоры. Думаю, через несколько часов пленных обменяют. Аш поблагодарила его, стараясь говорить сдержанно и спокойно, и вернулась на край лагеря, чтобы ждать. Долину залили вечерние тени. Сладкая вонь трупов мешала дышать. Гильом не вернулся. Появились новые слухи: умер от ран, умер от чумы в лагере «невест моря», подписал контракт с «сиятельными» — за двойное жалованье, сбежал с каким-то благородным, вернулся на свою ферму в Наварре… Несколько недель Аш продолжала надеяться. Через полгода перестала. Солнце легло на край небосклона. Пленники бесцельно слонялись среди палаток, чувствуя себя неуютно без привычного оружия. Воздух еще удерживал дневной зной. Нос Аш притерпелся к запаху разложения. Ричард потихоньку подкрался к Аш, когда та стояла, прислонившись спиной к колесу телеги. Знакомая прачка мазала ей желтоватые синяки на бедре настоем ведьмина ореха. — Когда же нам скажут? — Ричард дрожал и сердито смотрел на Аш, словно она должна была знать. — Что будет с нами? — С нами? — у девочки все еще звенело в ушах. — Мы — часть военной добычи, — проворчала прачка. — Может, продадут в бордель. — Я еще слишком молода, — возмутилась Аш. — В самый раз. — Демон! — пронзительно выкрикнул мальчишка. — Тебе демоны сказали, что нас разобьют! Это ты слышала голос демона! Тебя сжечь надо! — Ричард! Он убежал. Убежал по тропинке, которую протоптали солдаты в крестьянской пшенице, прочь от телег и фургонов. — Никуда не денется. Очень уж он хорошенький, — заметила прачка, отбрасывая ветошь, и злорадно добавила: — Не хотела бы я быть на его месте. Да и на твоем тоже. Мало тебе шрамов, так ты еще и голоса слышишь… — Женщина суеверно сложила пальцы «рожками». Аш откинула голову, глядя в бесконечную синеву. Пылинки над головой горели золотом. У нее ныл каждый мускул, болела разбитая коленка, вместо ногтя на мизинце ноги запеклась кровь. Девочка не чувствовала привычного блаженства после тяжелой работы. В животе у нее гуляли кишки. — Не голоса, а голос. — Она лягнула босой ногой глиняный горшок со снадобьем. — Может, со мной говорил добрый Христос. Или святой. — Это с тобой-то? — недоверчиво усмехнулась прачка. — Ах ты поблядушка! Аш утерла нос ладонью. — А может, это было видение. У Гильома раз было видение. Он видел, как Праведные Души под Динантом сражались на нашей стороне. Прачка отвернулась и бросила, уходя: — Надеюсь, «сиятельные» оценят тебя по достоинству и отдадут на потеху золотарям! Аш извернулась и подхватила горшок, размахнулась, чтобы бросить вслед… — Вшивая сука! Неизвестно откуда возникшая ладонь отвесила ей оглушительную затрещину. Аш взвизгнула и выронила горшок. Мужчина в мундире «невесты моря» прорычал: — Всем бабам — собраться посреди лагеря. Мы делим добычу. Шевелитесь. И ты тоже, полосатый звереныш! Прачка натужно расхохоталась и бросилась бежать. Солдат пошел следом. Рядом с Аш вдруг появилась женская фигура. Раздался мягкий голос: — Ты в самом деле слышишь голоса, дитя мое? Над ней склонилось лицо — точь-в-точь луна — круглое и бледное. Из-под платка не видно волос. На крупном теле болтался балахон из серой дерюги, перепоясанный веревкой, с которой свисал на цепочке вересковый крестик. Аш хлюпнула носом и снова утерла сопли. Тонкая прозрачная ниточка потянулась от ноздри к рукаву рубахи. — Не знаю… Что значит: слышать голоса? Лицо-луна склонилось ниже. — Среди «сиятельных» идут разговоры. Кажется, тебя ищут. — Меня? — в груди отчего-то стало холодно. — Ищут меня? Горячая влажная ладонь за подбородок развернула лицо Аш к свету. Девочка безуспешно пыталась высвободиться из цепких пальцев. Женщина пристально разглядывала ее. — Если это воистину была весть Зеленого Христа, они надеются сделать тебя своей пророчицей. А если голос демона, то изгонят его из твоего тела. Но это утром. Сейчас все они предались пьянству. — Аш забыла и о липких пальцах, держащих ее, и об урчащих кишках. — Вы монахиня? — Да, одна из сестер святой Херлены. Наш монастырь недалеко отсюда, в Милане, — женщина выпустила ее. [Таким образом, можно предположить, что описываемые события не относятся к периоду службы отряда Золотой Грифон у герцога Бургундии. Следовательно, сражение произошло не под Ридантом (19 — 25 августа 1446 г.) и не под Брустсмом (28 октября 1467 г.). Я предполагаю, что действие происходит в Италии и, следовательно, это сражение под Молинслла (1467), в ходе войны между герцогом Миланским Франческо Сфорца и Сиятельной Венецианской республикой под командованием кондотьера Бартоломео Коллеони. Коллеони ошибочно приписывают первое использование артиллерии в сражении. Эта битва малоизвестна, и ее помнят только благодаря язвительному комментарию Николо Маккиавелли, писавшему о «бескровных сражениях» итальянских наемников: «Единственная жертва битвы при Молинелла — солдат, погибший, упав с коня». Более точные источники дают более правдоподобную оценку — около шестисот убитых. Винчестерский кодекс составлен приблизительно в 1495 г., примерно двадцатью восемью годами позднее описываемого сражения и через девятнадцать лет после главных событий «жизнеописания Аш» (охватывающих 1476-1477 гг.). Некоторые подробности описания битвы сильно напоминают более позднее столкновение в «войне Роз», битву при Стоке (1487). Возможно, эта биография писалась английским солдатом, ставшим монахом Винчестерского аббатства, и представляет собою, скорее, его собственные воспоминания о сражении при Стокс, нежели реальную картину битвы при Молинелла.] Ее речь звучала бегло, но какой-то жесткий акцент заставил Аш предположить, что этот язык для нее не родной. Сама Аш, как и большинство наемников, могла объясняться чуть ли ни на всех известных наречиях. Высокая женщина задумчиво проговорила: — Ты кажешься голодной. Сколько тебе лет? — Девять. Десять. Одиннадцать. — Аш вытерла щеки рукавом. — Не знаю. Я помню большую бурю. Значит, десять. Или девять. Глаза монахини сияли: — Ты еще дитя. И совсем маленькая. О тебе никто никогда не заботился, не так ли? Быть может, демон воспользовался этим, чтобы проникнуть в тебя. Этот лагерь — не место для ребенка. Сердитые слезы брызнули у нее из глаз. — Это мой дом! И во мне нет демонов! Монахиня положила ладони на щеки девочки, прикрыв шрамы. Аш показалось, что ладони на зареванных щеках одновременно и теплы, и холодны. — Я — сестра Игрейна. Не лги мне. Что говорило с тобой? В животе у Аш стало холодно. — Ничего. Никто, сестра! Там никого не было, кроме нас с Ричардом! От холода занемела шея, ссутулились плечи. Знакомые слова молитвы к Зеленому Христу застыли на пересохших губах. Аш прислушалась. Тяжелое дыхание монахини. Треск дров в костре. Конское ржание. Пьяная песня и выкрики вдалеке. Голос, тихо говоривший с ней из доброжелательного молчания, замолчал. Взрыв криков из центра лагеря. Аш съежилась. Мимо, не замечая их, пробежали солдаты, спешившие присоединиться к собиравшейся там толпе. На соседней телеге раненый солдат безутешно звал свою «маманю». Золотое сияние сменилось сумерками. В небе загорелись искры от костров. Пламя горело ярко, слишком ярко. Этак они к утру отправят в огонь все палатки, а протрезвившись, мимолетно пожалеют о растраченной даром добыче. Монахиня проговорила: — Ты — позор своего отряда. Обращаясь не к сестре Игрейне — в пустоту, Аш отчетливо выговорила вслух: — Мы — пленники. Что с нами будет? Аш зажала уши ладонями. Бесплотный голос звучал все так же: Сестра Игрейна опустила широкую ладонь на плечо девочки, жестко стиснула его сквозь грязную ткань рубахи. Аш стояла, опустив руки. Громкое урчание в животе впервые за двенадцать часов напомнило ей о том, что она голодна. Сестра Игрейна спокойно смотрела на девочку. Она ничего не слышала! — Я… — начала Аш. В наступившей тишине она чувствовала присутствие голоса. Так смолкает боль в зубе, но не уходит совсем, каждую минуту готовая вернуться. Аш болезненно ощущала то, о чем ни на минуту не задумывалась прежде: одиночество своей души в теле. Страх звенел во всем теле, от кончиков волос до пяток. — Я не слышала никаких голосов, не слышала, не слышала! Я наврала Ричарду, я хотела прославиться!.. Я просто хотела, чтобы на меня обратили внимание… Высокая женщина разочарованно повернулась к ней спиной, пошла прочь, в хаос огней и пьяных кондотьеров. И тогда Аш закричала ей в спину: — Заберите меня куда-нибудь! Куда-нибудь, где безопасно. Возьмите меня в святой дом! Не позволяйте им обижать меня, пожалуйста! ДР. ПИРС РЭТКЛИФ, др. фил. (военные исследования) Кв. 1 Ровэн Корт, 1 12 Олвер-стрит, Лондон В14 ОАБ, Великобритания Факс: - E-mail: - Тел: - Анна Лонгман Издатель — Университи пресс — — 9 октября 2000 г. Дорогая Анна. Я рад был наконец получить известие от Вас. Да, я тоже думаю, что разумнее всего передавать Вам части перевода для редактирования поэтапно, особенно учитывая объем материала и то, что публикация предполагается уже в 2001 г., а я, честно говоря, все еще подбираю подходящий ключ к переводу. Как только мне установят доступ в Интернет, я смогу пересылать Вам свою работу напрямую. Я очень рад, что Вас в целом устраивает уровень готовой части перевода. Конечно, сноски можно сократить. Очень любезно с Вашей стороны одобрить «дистанцирующую технику» описания католицизма пятнадцатого века, включающую упоминания «Зеленого Христа» и «верескового крестика», однако на самом деле это вовсе не мое изобретение, имеющее целью предостеречь читателя от привнесения в восприятие текста современных представлений о средневековье, а буквальный перевод средневековой «собачьей латыни», как и встречавшиеся ранее намеки на митраизм. Нас это не должно слишком беспокоить: это, очевидно, всего лишь обрывки легенд — волшебные львы и тому подобное, — которыми обросло детство Аш. Герои неизбежно становятся частью мифологии, и в особенности если это «героини». Возможно, «Винчестерский кодекс» стремится передать ограниченное восприятие мира маленькой Аш. В девять или десять лет девочка не знает ничего, кроме полей, лесов, лагерных палаток, оружия, прачек, собак, солдат, святых и Львов. Отряд наемников. Холмы, реки, маленькие городишки — места без названий. Откуда ей знать, какой нынче год? Даты пока не имеют для нее значения. Все это, конечно, меняется в следующей части — «Жизни Аш» дель Гиза. Как и издатель 1939 года, Воган Дэвис, я использую оригинальную, немецкую версию «Жизни Аш» дель Гиза, опубликованную в 1516 году. Вследствие излишне красочных особенностей текста издание было немедленно изъято и воспроизведено в подчищенном виде в 1518 году. Если не считать нескольких опечаток, эта копия полностью согласуется с четырьмя сохранившимися экземплярами «Жизни» 1516 года (В Британской Библиотеке, в Музее искусств Метрополитен, в Музее истории и искусств в Вене и в музее Глазго). Я имею значительное преимущество перед Воганом Дэвисом, публиковавшем свои материалы в 1939 году, — я имею право быть совершенно точным. Я излагаю текст на современном разговорном английском, в особенности диалоги, в которых я использую, в зависимости от обстоятельств, литературную или жаргонную речь, чтобы передать характеристики — в том числе и социальные — персонажей истории Аш. Помимо всего прочего, наемники того времени славились как завзятые сквернословы. Буквальный перевод излюбленных ругательств Аш — например, «кости Христовы» — современного читателя, однако, оставляют совершенно равнодушным. Поэтому я использовал обороты, для нашего восприятия столь же шокирующие, как их средневековые эквиваленты для современников Аш. Боюсь, в результате на страницах моего труда она очень часто «выражается». Что касается Вашего вопроса об использовании различных документальных источников, могу сказать, что не намерен копировать методу Чарльза Мэллори Максимиллиана. При всем моем восхищении его изданием 1890 года, в котором он приводит переводы различных средневековых латинских списков, каждого «жизнеописания» и т.п., позволяя каждому автору говорить за себя, я чувствую, что современный читатель не отличается подобной требовательностью. Я намереваюсь следовать примеру Вогана Дэвиса, компилировавшего сведения различных источников в единое биографическое повествование. Признаю, что в случаях расхождения между источниками это даст основание для соответствующих дискуссий. Я сознаю, что часть предоставленных мной материалов вызовет Ваше недоумение, но прошу помнить: документы излагают только мнение данного автора о том, что некогда происходило в действительности. Если иметь в виду существенные изменения, которые публикация «Аш: пропавшая история Бургундии» внесет в наши исторические представления, мне думается нежелательным безоговорочно отметать те или иные странности, которые могут встретиться на этом пути. Искренне Ваш ДР. ПИРС РЭТКЛИФ, др. фил. (военные исследования) Кв.1 Ровэн Корт, 112 Олвер-стрит, Лондон В14 ОАБ, Великобритания Факс: - E-mail: - Тел: - Анна Лонгман Издатель — Университи пресс — — 15 октября 2000 г. Дорогая Анна. Ни в коем случае: хотя я в своих выводах пошел далее, но чувствую бесконечную признательность к двум серьезным исследователям, по чьим стопам следовал. Еще школьником я познакомился с «биографией Аш» Вогана Дэвиса. А своей любовью к этой теме обязан, должен признаться, викторианским изданиям и Максимиллиановой «Аш: жизнь женщины-капитана средневекового отряда наемников». Вот, например, что говорит Чарльз Мэллори Максимиллиан по поводу этой уникальной страны — средневековой Бургундии. Цитирую ЧММ в полном издании 1890 г.: Чарльз Мэллори Максимиллиан (от изд.), «Аш: жизнь женщины — капитана средневекового отряда наемников», Дж. Дент и сыновья, 1890;переизд. 1892, 1893, 1896, 1905. ЧММ, конечно, не столько ученый, сколько романтик расцвета викторианской эпохи, и в своем переводе я не могу полностью полагаться на его версию. Ирония, однако, заключается в том, что его повествование гораздо более пригодно для чтения, нежели последующие изыскания. Мне, видимо, следует попытаться совместить строгий историзм с лиричностью ЧММ. Надеюсь, что это возможно. Он, несомненно, придерживается фактов, когда утверждает, что объединение графств, кантонов и княжеств, которое и составляло Бургундию, действительно «исчезло из памяти и летописей». В самом деле, после распада Бургундии в 1477 году о ней чрезвычайно мало письменных упоминаний. Именно поэтическая ностальгия ЧММ по «пропавшей Бургундии» очаровала меня в свое время. Снова и снова перечитывая ее, я чувствую полную уверенность, Анна, что в своем исследовании смогу наконец найти «пропажу». Прилагаю следующую законченную часть перевода: часть «Жизнеописания» дель Гиза, «Фортуна правит миром». Хотя основное содержание кодекса «Фраксинус» относится к событиям конца 1476 г., я смог, используя новый документ, прояснить некоторые «темные места» в хронике дель Гиза, относящейся к июню того же года. Оказывается, даже в «давно известном» материале можно обнаружить некоторые сюрпризы, ускользнувшие от внимания ЧММ и Вогана Дэвиса! Я понимаю, что для предстоящей презентации Вам нужно быть в курсе моей «новой исторической теории», возникшей на основе изучения кодекса «Фраксинус», но, по разным причинам технического характера, мне пока не хотелось бы углубляться в детальное изложение. Искренне Ваш |
||
|