"Фальшивое зеркало" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

Глава 16

Глубоко спрятавшись в густо заросших горах, силы поспешно, но организованно отступившие с занятых позиций, наблюдали за решающей атакой людей, когда та наконец началась. Те немногие отцы, которые остались, чтобы создать впечатление сопротивления, сражались долго и упорно, пока наконец не сдались под яростным напором, охотно жертвуя своими жизнями во имя Назначения. Амплитуры не могли бы рассчитывать на лучший исход. Держась напеве в отведенном для них месте, Раньи со своей группой мог судить о происходящем лишь по отрывистым сообщениям интеркома. Они находились слишком далеко, чтобы слышать разрывы снарядов, методично разрушавших оборудование, здания и уничтожающих самих защитников штаба. Вскоре уже отряды атакующих перегруппировались на верхушке покрытой джунглями горы. Наблюдая за обращенным в бегство противником, отдельные группы пустились преследовать их, намереваясь уничтожить каждого выжившего в бою, чтобы он не мог достичь своего планетарного штаба. Раньи размышлял о тех ашреганах, криголитах, других бойцах, согласившихся принять смерть, чтобы отвлечь внимание противника ложным маневром. Его наполнила ужасом мысль, что совсем недавно и он сделал бы то же самое и с тем же энтузиазмом.

Сейчас же он лишь ясно видел, как храбрецы погибают, но их гибель никоим образом не обогащает Вселенную. В самой концепции смерти во имя стратегической цели заключалось нечто изначально неприличное. Люди, например, всегда готовые пожертвовать собой ради своих друзей, ради защиты своего мира, вряд ли станут умирать во имя абстракции. Коей является Назначение, добавил он.

Он находил, что ему все труднее и труднее во что бы то ни было верить.

Амплитуры не приносят себя в жертву во имя идеи. Хотя их не так уж много, но Раньи все больше склонялся к мысли, что они, амплитуры, – слишком уж рациональные существа. Это открытие поразило его. Вряд ли уже он сумеет от него отделаться.

По неизвестным причинам, захлестнутый волной событий, когда некогда было ни о чем подумать, он часто вспоминал лепара. Затем пришел приказ идти в наступление, и он думал лишь о своем спасении.

Создалось впечатление, что буквально из-за каждой скалы, из-за каждого дерева на наступающих обрушились ашреганы и криголиты, и именно в тот момент, когда люди впервые за много дней попытались расслабиться. Бесчисленное количество стволов открыло огонь по участку между горами и текущими на юг реками, уничтожая с полным равнодушием представителей различных рас. Люди и массуды лихорадочно бросились к оружию, готовые оказать сопротивление.

Они так ожесточенно ответили, что несмотря на неожиданность контратаки, многие погибли. Но и сами тоже погибали в бою, не находя спасения.

Раньи лишь пытался сохранить жизнь себе и своему брату. Его беспокоило, что ему, человеку, приходится убивать себе подобных. Но естественный рефлекс убийства наконец взял верх над всеми размышлениями. Это удивило его, хотя и не должно было бы. В конце концов течение тысячелетий люди истребляли друг друга без всякой жалости. Сагио, Соратии-еев, Бирачии и другие, ввязавшиеся в бой, по крайней мере, были охранены своим неведением, незнанием тот, что вынуждены убивать себе подобных, поэтому и выполняли свою задачу с завидным рвением. Сам же Раньи якобы из стратегических соображений пытался, насколько возможно, избегать боя. Зная о его недавних заслугах, бойцы полагали, что такая осторожная тактика правильна. Он время от времени стрелял по тем, кто попадался ему на глаза, но со спасительной для них неточностью. Страдали больше всего деревья.

По всему участку были разбросаны сучья и листья. Стороннего наблюдателя это вряд ли могло бы поразить, ибо было вполне естественным. Как будто снаряд взорвался где-то поблизости, и смел куски деревьев. От горящей растительности, машин, от горящих тел подымался дым. Среди жары и дыма Раньи было сложно отличить криголита от ашрегана, ашрегана от массуда и людей от своих друзей. Различить их можно было, пожалуй, лишь по различному обмундированию. Чтобы выжить, надо было думать и стрелять быстрее. Раньи пытался ни о чем не думать. Держа свой личный летательный аппарат как можно ближе к земле, он пытался избежать воздушного боя. Пока это у него получалось. Продираясь сквозь лесной массив, медленно облетая огромные деревья, он наткнулся на два тела.

Это были люди. Мужчина и женщина. В их легком полевом обмундировании зияли отверстия, оставшиеся от энергетического оружия. Их винтовки лежали поодаль. У мужчины была снесена половина черепа. Женщина лежала на спине. Лицо ее было бледным. Раньи порадовался, что она совсем не похожа на ту женщину, с которой он познакомился на Омафиле. Ближе к горам почва стала более твердой, и он смог уже передвигаться по ней, а не парить в воздухе. Он посадил аппарат, чтобы разведать все, что сумеет.

Близкое исследование тел не открыло ему ничего нового. Он склонился над телом мужчины, впился взглядом в раскроенный череп, думая, сумеет ли он увидеть там тот нервный узел, который, как говорили ему хирурги-гивистамы и люди, не существовал в мозгу обычного человека, но понял, что ничего не увидит, и не стал задерживаться. Он поднялся и снова полетел вперед, внимательно следя за чащей. Все каналы его коммуникатора были забиты голосами, отдающими приказы и обменивающимися информацией. Вокруг него, как гигантская рептилия, двигались и свистели джунгли. Он не оглядывался назад. Что ему оставалось делать? Если он попытается сдаться противнику, то его, скорее всего, просто подстрелят. Лицевые протезы, прикрепленные к черепу хирургами, невозможно было без их же помощи убрать с лица. Мысли о том, чтобы сдаться в плен, быстро прошли. Но не поэтому вернулся он к своим друзьям.

Световые вспышки на его коммуникаторе свидетельствовали о новых и новых победах во имя Назначения. Инстинкт толкал его вперед, а полевое снаряжение помогало выжить, скрывая под его телесной оболочкой… что? Атакующих методично били вдоль всей линии их наступления, пока они постепенно не распались на мелкие группы. Надежда на славу уступила место тревоге за собственную жизнь. Без приказа, без указания они бросились в отступление, к извилистой реке, которую они с таким энтузиазмом пересекли накануне. Подкрепление от Гранвиля и Сатенки не успело даже выступить, когда началось бегство. В любом случае, катастрофу это подкрепление уже не предотвратило бы.

Верные делу Назначения взяли в тот день много пленных. Когда стало ясно, что наступление захлебнулось, амплитуры послали мощную боевую группу вслед за отступающими. В преследовании участвовали многие друзья Раньи. Они захватывали реки и передовые боевые базы Узора, откуда началась атака, беря контроль над огневыми точками, естественными оборонными рубежами и захватывая даже те территории, которые находились под контролем Узора изначально. Возможность для спасения людей и массудов, рассеявшихся по джунглям, была сведена к нулю. Гранвиль запросил подкрепления, чтобы защитить свои собственные позиции.

Карсон, Морено, Селинсинг не могли уже себя утешить тем, что их смерти внесли вклад в разгром их войск. Дорога отступления была дорогой гибели. Летательный аппарат Селинсинг, зажатый между непроницаемыми кронами деревьев и быстро движущимся транспортом криголита, был разнесен в куски. Карсона подстрелили, когда он пересекал реку, Морено погиб, когда пытался покинуть захваченную крепость, обращенную контратакующими ашреганами и их соратниками в каменный склеп. Многие, оставшиеся в живых, на подбитых летательных аппаратах вернулись в джунгли, как усталые птицы, не в состоянии завершить тяжелый перелет. Некоторых все же спасли наиболее отважные бойцы Гранвиля, нарушившие его приказ не вступать в бой. Других же настиг враг. Полковник Неевиа Чин мог бы спасти себе жизнь, и тогда ему пришлось бы предстать перед военным трибуналом. Он предпочел прикрыть отступление своих легковооруженных солдат и вел тяжелый огонь с борта своего командирского транспорта. Те, кто спасутся, смогут потом вновь воевать, его же военная карьера уже была завершена.

Он сделал рискованную ставку – и не выиграл. На нем повис долг, за который он никогда не сможет расплатиться. Зачем же возвращаться? Ирония заключалась в том, что случилось вовсе не то, на что они рассчитывали и надеялись – он, сержант Селинсинг, и другие заговорщики. Они просто не поверили, что враг сумеет им ответить достойно.

Смерть принесла полковнику Чину мир, но не удовлетворение. Разгром Узора на Эйрросаде был полным. Планы на отступление врага по другим фронтам были оставлены, а силы подкрепления были поспешно переброшены на защиту того, что осталось от сектора Гранвиля. Разработанная стратегия потерпела сокрушительный разгром. Катастрофа Чина, – под таким названием она осталась в истории, – заставила тактиков Узора покинуть оптимистическую позицию сохранения статуса кво и перейти к политике активной обороны. Ну, а армия мертвого командира пожинала плоды своего позора.

Давным-давно уже Узор не терпел подобных поражений. Результаты катастрофы вышли далеко за пределы Эйрросада и дошли до самого Большого военного совета, Амплитуры же не стали воздевать щупалец к небу и воспевать осанну героям. Не в их обычаях было праздновать смерть. Даже если это и была смерть тех, кто грозил им уничтожением. Пусть празднуют ашреганы и молитары, криголиты и мазвеки, амплитуры же будут праздновать тогда, когда будет достигнуто Назначение. Пусть это случится через сто лет, через тысячу, через целую эпоху.

Хотя, конечно, они были удовлетворены успехом. За свои блестящие тактические маневры Сходящий-С-высоты и Пребывающий-В-Себе получили тихие похвалы и новые назначения. Но об отдыхе и речи быть не могло. У амплитуров будет масса времени для отдыха, когда исполнится Назначение. Но вплоть до этого еще отдаленного дня слишком многое нужно сделать, а их было слишком мало для того, чтобы везде поспеть.

Члены командования на Омафиле были совершенно угнетены происшедшим на Эйрросаде. Даже обычно уравновешенные с’ваны были потрясены и огорчены. Два человека, пара массудов, три с’вана сидели в комнате с высокими потолками среди изображений Солнца и кораблей. Поднимаясь и опускаясь на невидимых опорах, они изучали и анализировали трехмерное изображение их квадрата Галактики, не столько читая карту, сколько путешествуя через нее. Один из с’ванов помахал каким-то устройством, похожим на прутик. Изображения звездных кораблей меняли свое положение в зависимости от его указаний. В закрытой комнате работал его транслятор.

– Мы переоценили свои возможности в попытке захватить Эйрросад. Это ослабляет наши внутренние космические оборонительные рубежи и открывает целую линию обороны. Полагаю, пришло время подумать об отступлении. Стратегическая перегруппировка не означает поражение.

– Мы не можем, – возразил массуд, плававший над ним. – Если мы покинем Эйрросад, то захватить следующий вражеский сектор нам будет безумно сложно. – Его прутик в свою очередь помешал галактический суп.

– Это верно. Сделать наш следующий большой рывок будет значительно проще, если мы сумеем удержать Эйрросад, – заметил другой с’ван.

– Не предоставить ли нам ту выгоду, которую мы ищем для себя, амплитурам? – резко заявила офицер-массуд. – В непосредственном соседстве с нами нет обитаемых миров.

– Пока еще рано говорить об уступках. – Один из офицеров-землян опустился на тот же уровень, что и с’ван. – Наши позиции на Эйрросаде разрушены, но не окончательно. Конечно, мы пока не в состоянии предпринимать какое бы то ни было наступление; но, я думаю, можно хотя бы удержать то, что имеем.

– Не сомневаюсь. – С’ван заложил обе руки за спину, выставив вперед свою густую бороду. – Меня беспокоит то, что, продолжая оказывать поддержку силам на Эйрросаде, мы ослабляем свои позиции в других местах. Хорошо известно, что люди не любят оглядываться назад, особенно, если их там ожидает нечто неприятное. Но во время военных действий незнание не является благом, это – смертельно опасная глупость.

– Смотри, – сказал резко один из людей. – Клянусь, что вы, ребята, – блестящие тактики, но вы настолько же осторожны, насколько осторожны все цивилизации, которые не носят оружия. Если бы не мы и не массуды, вы вообще бы нигде не продвинулись. Вы бы так и сидели на своих волосатых задницах в ожидании, пока амплитуры не дотянутся до вас своими грязными лапами.

Человек и с’ван обменялись выразительными взглядами, и один из массудов поспешил сменить тему разговора.

– Если вернуться к теме нашего разговора, то становится понятным, что возвращение измененного ашрегана-человека к его сородичам было ошибкой.

– В этом мы пока не можем быть уверенным.

Ответивший человеку занял оборонительную позицию.

Один из двух, самый воинственный с’ван усмехнулся:

– Невежество в данном вопросе озадачивает.

Старший по званию с’ван хотел еще что-то сказать. Ему казалось удивительным, что разнообразные расы Узора могли так долго сотрудничать и даже дискутировать, не вступая в междоусобную войну. Если бы только амплитуры могли видеть, насколько хрупкой бича структура Узора, насколько склонны к раздорам и склокам его члены, они бы, безусловно, усилили свой тысячелетний нажим, и, вероятно, добились бы успеха.

– Этот инцидент ушел в историю, – заметил с’ван. – Не каждый эксперимент дает те результаты, на которые рассчитываешь. А взаимные обвинения, только приводят к расколу.

На этот раз пришла очередь человека занять оборонительную позицию.

– Мы не знаем, в каком состоянии находится предмет нашего обсуждения.

Если он до сих пор не вступал с нами в контакт, это не означает, что он не пытался этот сделать.

– Понятно, конечно, что вы проявляете сострадание к одному из себе подобных. Если бы один из с’ванов стал объектом генетической манипуляции амплитуров, возможно, и мы проявили бы аналогичное беспокойство. Как это ни было присуще людям, они не дали сбить себя с толку чисто логическими построениями.

– Мы ведь не знаем точно, что состояние этого ашрегана вновь оказалось двойственным. Никто не может сказать, что та работа, которую провели с ним наши люди на Омафиле, была безуспешной. – Мужчина заколебался. – Большинство придерживается мнения, что он мертв, потому что его вернули в тот регион, где мы понесли наибольшие потери. Хотя и нам удача не улыбнулась, потери врага были достаточно тяжелыми. Логично предположить, что он находится среди них. До той же поры, вполне вероятно, он пытался разъяснить правду своим коллегам, ведь об этом он мечтал при возвращении.

– Возможно, мы никогда об этом не узнаем, – сказал другой массуд.

– А хотелось бы.

Все повернулись в сторону новой фигуры, вплывшей в комнату. Доступ в комнату, где находились карты, во время совещания был запрещен. Но Первому-по-Хирургии делали исключения, недопустимые даже для старших офицеров.

Полутемное помещение его давило – он привык работать в ярко освещенных комнатах. Кроме того, его окружали люди и массуды, наводившие на него если не ужас, то внушавшие опасения. Он инстинктивно, встал ближе к с’вану.

– Я знаю вас. – Мужчина помоложе слегка нахмурился, припоминая. – Вы контролировали весь эксперимент.

– Если вы и на самом деле меня помните, то помните, вероятно, и то, что я самым решительным образом возражал против возвращения Раньи-аара к его друзьям, но военные не прислушались к моему мнению. – Он встретил и выдержал взгляд человека – подвиг, на который отваживался лишь турлог.

– В тот момент нам казалось, что у нас нет иного выбора, – заметил другой офицер.

Первый-по-Хирургии холодно посмотрел на него.

– У вас, конечно же, был другой выбор. Вы могли бы прислушаться ко мне и к другим специалистам. Но все ваши действия, насколько я понял, были лишь результатом военного мышления. Вы собираете вокруг себя аналитиков и экспертов не для того, чтобы прислушаться к их мнению, но, чтобы создать для себя своего рода прикрытие из интеллектуального окружения. За этим же барьером вы действуете так, как хотите, обманывая самих себя в том, что действуете на основании полученных советов. Теперь же вы заплатили за свою недальновидность разгромом войск на Эйрросаде.

– Минуточку, – сказал другой человек. – Неужели вы думаете, что возвращение этого индивидуума к своим друзьям и коллегам имеет какое-то отношение к нашему разгрому на Эйрросаде?

– Я ничего не предполагаю. И ничего не подразумеваю. Я начинаю строить гипотезы лишь тогда, когда нечто непредвиденное повторяется.

– Ухе определено, что причиной катастрофы на Эйрросаде стали действия одного предателя полковника, который отверг все тактические советы и действовал, основываясь лишь на решениях своих подпевал, – с убежденностью говорил другой мужчина.

– Слишком обычная вина. – Человек резко повернулся к с’вану, отпустившему это замечание. Но он не мог разглядеть выражения его лица за густой бородой.

– Меня огорчает, что плохие новости следуют за плохими. – Первый-по-Хирургии слегка цыкнул зубами. – Факты – чересчур упрямы.

– Продолжайте, – пробормотал ближайший к нему мужчина. – Мы слышали мало хорошего за последние несколько дней. Чуть больше плохого уже ничего не изменит. – Транслятор хирурга превратил утробные лающие звуки примата в варварский, но понятный гивистамский язык. Того искажение его изящного языка не раздражало. Как врач он обладал даром более глубокого понимания.

– Извините меня, пожалуйста, за не правильно употребленные слова, но личная беседа не только экономит время, но и предотвращает возможное непонимание.

Передвинув свой контрольный прутик – несколько отличающийся по виду от того, которые находились во владении его военных коллег, он отладил его, как будто расчищая между ними свободное пространство. Несколько звездных систем были грубо отодвинуты в сторону, вместо них появилось плавающее изображение человеческого черепа. По мере объяснения увеличивались различные секции мозга, открывая спрятанные внутри них секреты.

– Вероятно, вы все уже ознакомлены с результатами исследований, проведенных на одном человеке, подвергшемся генетическому изменению со стороны амплитуров, которые похитили его еще до рождения и провели пренатальные генетические изменения. Я занимался этими исследованиями. – Прутик двинулся.

– До того как упомянутый индивидуум по его настоятельной просьбе был возвращен на Эйрросад, на его мозге была проведена хирургическая операция, в результате которой внесенное амплитурами изменение было изолировано от его нервной системы, таким образом воздействие этого нервного узла было изолировано. – Зрачки хирурга зорко следили за реакцией людей и массудов.

– Напоминаю, что я и мои коллеги полагали освобождение этого индивидуума преждевременным.

– В этих новостях нет ничего нового, – прокомментировал ближайший человек.

– На самом же деле, – тон хирурга был резким, – в естественных условиях нервная ткань людей редко восстанавливается. Современные достижения гивистамов и о’о’йанов делают возможным искусственно стимулировать подобное восстановление. Поэтому такое понятие, свойственное человеческому организму, как «паралич», – становится медицинским анахронизмом. До завершения операции была взята соответствующая проба нервного модуля, внесенного амплитурами. Анализ, сделанный с помощью компьютера, указал на возможность регенерации этого органа. Самостоятельной регенерации. – По мере объяснения ожившие нейроны вновь занимали свои места на внушительном изображении, кружившемся перед ними.

– Это всего лишь прогноз, – заметил массуд. – Если есть предположение о возможности регенерации, то это еще не значит, что регенерация осуществится. Тем более, что орган, созданный амплитурами, сумеет восстановить связи с определенными секторами мозга этого индивидуума.

– Такой быстрый рост клеток мог бы привести даже к возникновению рака, – заметил один из с’ванов без свойственной ему иронии.

– Такой сценарий не исключен, – согласился Первый-по-Хирургии. – В таком случае индивидуум умрет до того, как это его состояние будет выяснено и подвержено лечению. Одним словом, несмотря на весь наш труд, если такое восстановление клеток произойдет, то данный индивидуум вновь может очутиться под влиянием амплитуров, вновь обретет свою прежнюю личность. Или же столкновение того, что он уже знает, и того, что он чувствует, приведет к умственному расстройству.

– Значит, вся наша работа здесь пойдет насмарку, – заметил один из с’ванов.

– Не совсем так. Мы узнали много важного. – Мановением палочки гивистам удалил образ человеческого мозга. – Мы убеждены, что в будущем еще не раз встретим таких измененных личностей. Возможно, к тому времени мы обнаружим, каким именно образом можно предохранить внесенный амплитурами орган от восстановления. – В его голосе звучала надежда. – Как я уже упомянул, это лишь прогноз, – двойные веки моргнули. – Такое восстановление вообще может не произойти или, произойдя, может не принести никакого вреда индивидууму. Это всего лишь один из многих возможных физиологических сценариев.

– Очевидно, вы все же отдаете предпочтение самому худшему варианту, иначе вы не стали бы прерывать наше совещание. Первый-по-Хирургии рассматривал воина-человека. Невыразимая грусть окрасила его лаконичный ответ.

– Да, именно так.

Другой человек медленно кивнул, отвечая.

– Что мы должны сделать на самом деле, так это обнаружить тот мир, где амплитуры производят подобные изменения над нашими детьми и зародышами, и не оставить от этого проклятого места камня на камне. Первый-по-Хирургии содрогнулся от жестокости, прозвучавшей в словах человека. Если бы не необходимость давать отпор продвижению амплитуров, он и сам был бы не прочь подумать о какой-нибудь биоинженерии. Хотя с самого начала он хорошо скрывал свои чувства, весь этот разговор вывел его из равновесия больше, чем он бы сам хотел это признать. В результате своих исследований он пришел к одному вопросу, который все чаще занимал его мысли – не является ли термин «цивилизованный человек» противоречием, биологическим нонсенсом. Он был рад, что никогда не сумеет это выяснить, потому что даже по самым оптимистическим прогнозам его жизненный путь завершится раньше того, как закончится война с амплитурами.

Но даже если и так, сон его был тревожен.