"Убийство в поместье Леттеров" - читать интересную книгу автора (Вентворт Патриция)

Глава 3

Энтони вышел из ресторана и сел в автобус. Ему определенно требовалось сменить обстановку, что он и собирался осуществить. Из автобуса он вышел в одном из новых кварталов, выросших в городе незадолго до начала войны и заселенных преимущественно конторскими служащими. Тот дом, к которому направлялся Энтони, без ущерба перенес грозовые годы. За исключением краски да оконных стекол все здесь осталось в точности таким же, как и в 1938-м, в год постройки. Лифт работал и благополучно доставил Энтони на пятый этаж. Он нажал на кнопку звонка, и Джулия Вейн сама открыла ему дверь.

Джулия и Элли Вейн были дочерьми мачехи Джимми Леттера от ее второго брака. Энтони же приходился Джимми двоюродным братом со стороны Леттеров. Овдовев вторично, мать Джулии и Элли снова вернулась в поместье Леттеров. Там выросли ее девочки, там проводил все свои каникулы Энтони. Поэтому между ними сложились вполне теплые родственные отношения, отношения, которые в дальнейшем могли стать основой для самого широкого спектра чувств: от любви — до ненависти.

Возможно, сравнивая Лоис с другими женщинами, более склонными к небрежности в одежде и прическе, Энтони бессознательно имел в виду именно Джулию. И в настоящий момент ее внешний вид прекрасно иллюстрировал эту мысль: курчавая темноволосая головка девушки имела такой вид, будто по ней ни разу не проводили расческой, а нос был вымазан чернилами. Конечно, будь у нее прямые волосы, вид был бы куда хуже, но в любом случае трудно выглядеть привлекательной, когда ты напоминаешь пугало. Джулия и сама прекрасно это понимала, что, разумеется, нисколько да улучшало ей настроения. Появление кузена окончательно его испортило. Ждать посыльного из булочной, а вместо этого увидеть на пороге Энтони, того самого Энтони, который сто лет назад разбил ей сердце! И который к тому же только что обедал с Лоис! Это кого угодно вывело бы из равновесия! Джулия, конечно, изгнала его из своих мыслей — если очень постараться, этого всегда можно добиться. Теперь всему конец — ведь с той поры прошло целых два года. Теперь, как ей казалось, можно было не бояться, что прошлое воскреснет вновь.

Джулия устремила на Энтони разъяренный взгляд. Первой же мыслью, посетившей его при виде кузины, было то, что она ни капли не изменилась. Перед ним стояла прежняя Джулия — правда, весьма растрепанная и запачканная, но ведь такое ему и раньше не раз доводилось видеть. Он вглядывался в знакомые черты: слишком широкий лоб, слишком решительный подбородок, но милый, четко очерченный овал лица и глаза, обрамленные густыми ресницами. Эти глаза, которые могли выражать лишь крайние чувства — и всепоглощающую радость, и беспросветное отчаяние. Джулия не признавала полутонов. Теперь же глаза ее сверкали от гнева.

Энтони приобнял кузину за плечи, со смехом повертел в разные стороны, будто оглядывая, и, не снимая руки с ее плеча, вместе с ней вошел в комнату.

В квартире Джулии прихожей не было. Она состояла из одной довольно обширной комнаты, поделенной перегородками на ванную, гостиную и кухоньку. В гостиной стоял Диван, в ночное время явно исполнявший роль кровати. рядом располагались два удобных старых кресла и простой, падежный стол, заваленный рукописями. Не считая поверхности стола, в комнате царил удивительный для Джулии порядок. Густые и сочные тона, в которых была выдержана обстановка, радовали и успокаивали глаз. На полу лежали два небольших персидских коврика. Энтони комната понравилась, и он уж было собирался сообщить об этом Джулии, но вдруг передумал и вместо этого заметил:

— У тебя на носу чернила, дорогая.

Она сразу же вспыхнула — совсем как в прежние времена.

— Если ты предпочитаешь заявляться ко мне, когда я работаю, то принимай меня такой, какая есть. Будто ты раньше никогда не видел меня с чернилами на носу!

— Видел, конечно. Но, как я тебе уже не раз говорил, без них ты выглядишь лучше.

— Мне все равно, как я выгляжу!

— Это заметно. Но все-таки пойди причешись и умойся, а потом расскажешь мне все последние новости про наше семейство.

— Ты же видишь, я занята, — ответила Джулия ухе более спокойно. Она вдруг почувствовала, что ей и самой сейчас больше всего на свете хочется скрыться от насмешливого взгляда Энтони, и исчезла за перегородкой.

Когда она появилась снова, волосы ее были уложены в изящную прическу, а с носа исчезли чернильные пятна.

— По правде говоря, я не ожидала, что ты придешь так рано. Ленч с Лоис должен был бы отнять у тебя больше времени.

— Откуда ты знаешь, что я с ней встречался?

— Разве не ты мне об этом сказал? Ах, нет! Конечно сама Лоис — кто же еще?

— В твоих словах звучит чисто женская злость.

— Так оно и есть.

В глазах ее затеплилась улыбка и тут же погасла. Что толку говорить с Энтони о Лоис? Два года назад он был без ума от нес и теперь, даже если это уже прошло, она по-прежнему останется для него сладким воспоминанием. Ведь мужчины на самом деле гораздо сентиментальнее женщин. И почему-то они терпеть не могут, ну просто не выносят, когда женщины злословят друг о друге. Джулия невольно расхохоталась: вот взбесился бы Энтони, если бы кто-то посмел назвать его сентиментальным!

— Над чем ты смеешься?

— Над нами.

— Почему?

— Кажется, будто мы расстались всего две минуты назад, а не на два года.

— Это оттого, что я сказал тебе про чернила? Так это же просто по-братски! Я вовсе не собирался тебя сердить.

Джулия кивнула. Когда она не злилась на Энтони и не щучилась из-за неразделенной любви, то они понимали друг друга с полуслова. Теперь же и злость ее прошла, и сердце билось довольно ровно. Джулия вдруг снова почувствовала себя девочкой, и на душе у нее стало так легко, как бывало даже не два года, а двенадцать лет тому назад, когда юный Энтони приезжал на каникулы в поместье Леттеров. Торопясь к дневному чаю, он стрелой врывался в ее классную комнату. Тогда Джулия шла мыть руки, приглаживала волосы и под строгим оком их гувернантки, мисс Смитерс, чинно усаживалась за стол, старательно изображая благовоспитанного ребенка. Но как только чай оканчивался, они убегали в сад…

Теперь кузены сидели рядом на диване: Энтони в новом, с иголочки костюме — сколько денег он, должно быть, за него выложил! — и она, Джулия, уже не маленькая девочка, а начинающая писательница, в стареньком красном халатике, так же как в недавнем прошлом ее нос, перепачканном чернилами.

— Ну вот! А теперь я жду подробного отчета.

— Ты еще не видел Джимми?

— Нет. Только позвонил ему. Я собираюсь в Леттер-Энд через пару дней. Я надеялся, что ты тоже там будешь.

Джулия сосредоточенно нахмурилась.

— Возможно, мне придется туда поехать, хотя и не хочется. Послушай, а что тебе рассказала Лоис? — Она протянула руку и вытащила из-за диванной подушки пачку сигарет: — Будешь курить?

— Спасибо, у меня свои.

— Что, мои недостаточно хороши для тебя?

— Вот именно. Ладно, не взрывайся по пустякам. Возьми лучше у меня сигаретку.

Джулия раздумала сердиться и вместо этого расхохоталась. Это была его обычная манера подкалывать ее. Но сейчас ей не хотелось препираться. Энтони чиркнул спичкой и поднес огонек к кончику ее сигареты. Губы их оказались совсем близко, и Джулия вдруг почувствовала, как у нее Дрогнуло сердце. Господи, неужели все начинается сначала! Черт бы побрал эту женскую природу! Она отстранилась. Лицо ее посуровело. Брови сдвинулись, подбородок Упрямо вздернулся, кожа на скулах натянулась.

— Что сказала тебе Лоис? — повторила она, не дожидаясь ответа. Энтони глубоко затянулся.

— Из ее слов, а также из слов Джимми, — после паузы проговорил он, — я понял, что в Леттер-Эндс соберется все семейство. Элли и Минни ведь там и живут?

— Да.

— А что ты имела в виду, когда сказала, что тебе придется туда поехать?

Она выпустила колечко дыма.

— А Лоис тебе что-нибудь говорила о том, кто, собственно, ведет все хозяйство?

— Нет. Но она в восторженных топах описывала, как там у них все чудно налажено. По ее словам, настоящая идиллия.

Джулия хмуро взглянула на него:

— Но она не говорила тебе, кто именно выполняет всю работу по дому?

— Насколько я понял, миссис Мэнипл по-прежнему заправляет на кухне, но одна, без подручных.

— Из деревни приходит помощница — одна из Пеллов. Очень милая девчушка. Но даже Лоис вряд ли могла рассчитывать, что Мэнни одна сможет управляться с мытьем этих бесконечных каменных полов.

— Лоис действительно упомянула, что многое Мэнни стало уже не по силам.

— Готовит она по-прежнему чудесно, но Лоис ее выставит, как только найдет кого-нибудь другого. Мэнни ее терпеть не может, и Лоис это знает. Мэнни действительно очень старенькая, она помнит еще, как крестили Джимми.

— Ну, ему не так уж и много! Дай подумать… Пятьдесят один, да?

— Тогда Мэнни еще только помогала на кухне, значит, сейчас ей около семидесяти. Пока что Джимми и слышать не хочет, чтобы ее выставили, но его женушка своего добьется. Ну ладно, это на кухне. А говорила ли Лоис, кто делает всю работу по дому?

Сверкая глазами, Джулия наклонилась вперед и продолжала:

— Раз в неделю миссис Хаггинс из деревни приходит делать уборку, да еще мальчик — помощник садовника — насыпает уголь в ящики. Все же остальные заботы по дому на плечах Минни и Элли! Вот тебе твоя Лоис, кок видите ли, сама ведет все хозяйство!

— Один для всех и все для одною, — с иронией заметил Энтони.

— Вернее сказать, все для Лоис, — ядовито откликнулась Джулия. — Ты только что с ней обедал. Разве по ее рукам заметно, что она выполняет хоть какую-то домашнюю работу? А какие руки были когда-то у Элли…

— Хорошо, но почему они это терпят? Почему не уедут и не найдут себе нормальную работу?

Джулия яростно затянулась сигаретой.

— Ты хоть подумал, какую работу может получить Минни Мерсер? Ее никогда ничему не учили, а ей уже под пятьдесят. Всю жизнь она прожила в Рейле, а с тех пор как доктор Мерсер умер, живет у нас. Она прелесть, и характер у нее ангельский, но нечего себя обманывать: она абсолютно не умеет постоять за себя. Да об нее всякий может ноги вытереть! Пока это проделывали Джимми и мама, это было не так возмутительно, потому что они ее любили, а сама Минни и против ничего не имела: она была абсолютно счастлива. Но Лоис — совсем другое дело.

Джулия постепенно перешла на шепот. Но в глазах ее горел вызов. «Давай же, подними перчатку, — казалось, кричали они, — защищай ее! Скажи, что это восхитительно, когда об тебя вытирает ноги Лоис! Признайся, как самому тебе это нравилось два года назад!»

Но Энтони ничего не ответил. Он лишь позволил себе саркастически усмехнуться, давая понять, что Джулия снова выставила себя дурочкой. А ведь ей давно пора бы уняться! Мысль эта так ясно читалась в его глазах, что щеки девушки предательски вспыхнули. Заметив это, Энтони произнес успокаивающе:

— Хорошо, насчет Минни я с тобой согласен: она в другом месте не приживется. Но Элли-то могла бы найти себе другое место под солнцем — или я не прав?

— Она не может — из-за Ронни. Наверное, не стоило им жениться, не имея ни гроша в кармане. Но они так любили друг друга! К тому же перед войной все с этим так торопились — ну, и они тоже поторопились. Ронни проходил стажировку у старшего агента по недвижимости в конторе полковника Фортескью. Ему почти пообещали, что, если агент — мистер Банкер — выйдет на пенсию, он займет его место. А потом Ронни потерял ногу. Полковник Фортескью держится весьма тактично. Он согласен еще подождать и подержать место для Ронни. Он сам взял на себя часть дел, но ему это дается нелегко. Старик Банкер перед самой капитуляцией умер, а Ронни, что самое досадное, все еще не может приступить к работе. У него до сих пор сильные боли, и сейчас делать ему протез еще нельзя. Он лежит в больнице в Крэмптоне, и Элли ездит к нему два-три раза в неделю. Это и держит ее в Рейле. Но теперь, когда ей приходится столько делать по дому, а после этого еще накручивать по двадцать километров на велосипеде, она совсем обессилела. Просто превратилась в тень!..

В комнате воцарился мир. Перепалка утихла. Джулия рассказывала, а Энтони слушал, словно они по-прежнему были членами одной семьи, словно никогда не ложилась между ними тень Лоис. Той Лоис, которая собиралась разодрать эту семью на части…

— Я понимаю, Элли всегда была такой мягкой.

— Ну, не всем же быть железными леди. Мне, кстати, почему-то всегда казалось, что мужчины таких не любят.

— Совершенно верно. Но ведь некоторые из них умеют превосходно маскироваться.

В ее глазах, устремленных на Энтони, сверкнула презрительная насмешка:

— Ну да! Я помню, ты мне как-то сказал, что мне ни за что не выйти замуж, если я не приобрету бархатные перчатки, чтобы никто не догадался, какая у меня железная рука. Ну вот, я и не вышла.

— Да ведь тебе это и не нужно, — возразил Энтони с обезоруживающей улыбкой. — Я ведь заранее знаю, что ты можешь сказать на тему брака: что ты ненавидишь и презираешь всех лиц мужеского пола и у тебя даже в мыслях нет выходить замуж. Но поверь мне, самой кровожадной из мужененавистниц всегда доставляет удовольствие думать, что она могла бы выбрать любого из этих жалких созданий, которых предпочитает ненавидеть. Скажем, для тебя в старости было бы большим утешением вспоминать, скольким из нас ты отказала. Ты ведь будешь нам отказывать?

— А ты как думал!

— Право, не знаю. А было бы интересно узнать. Из чисто академического интереса. Ну, вот что ты бы ответила, если бы я сейчас тебе сказал: «Дорогая, я тебя страстно люблю»?

Джулия всегда считала себя и храброй, и честной. Сейчас, в критический момент, храбрость не оставила ее, однако честность подвела. С радостным изумлением она услышала свой собственный смех и беззаботный голос, произнесший:

— Ты это узнаешь, когда действительно меня страстно полюбишь.

— Вопрос снимается, — проговорил Энтони странным тоном. — Давай лучше вернемся к Элли. Хоть какие-то деньги у Ронни Стрита все же, наверное, имеются?

Джулия глубоко вздохнула, словно после быстрого бега.

— У них на двоих около трехсот фунтов, и они зубами держатся за эти деньги. Они им понадобятся, чтобы обставить дом, если Ронни все-таки получит место у Фортескью. Дом есть, по он абсолютно пустой.

— Сколько еще времени нужно Стриту, чтобы встать на ноги?

— Они и сами не знают. Собственно, поэтому мне и нужно туда поехать. Строго между нами: Элли надеется, что Ронни выпишут из госпиталя, если ему будет где жить. По ее словам, об этом намекнула ей старшая сестра. В больнице считают, что присутствие жены может ускорить выздоровление Ронни. Вопрос в том, получится ли это устроить.

— Джимми против?

— Дело не в Джимми, а в Лоис. Джимми согласился бы без всяких возражений, но если она скажет «нет», то так оно и будет. Ты, конечно, думаешь, что я к ней несправедлива, но я просто стараюсь быть честной. Для нас с Элли Джимми всегда был родным братом. И он относился к нам как к сестрам. А Леттер-Энд — столько же наш дом, как и его. Но с точки зрения Лоис — мы не в счет. Мы Джимми вообще не родня. В ее представлении мачеха Джимми вышла замуж за некоего человека по фамилии Вейн, а после того как тот погиб в автокатастрофе, заявилась обратно в Леттер-Энд и взвалила на плечи добросердечного Джимми заботу о себе и своих детях. По мнению Лоис, Джимми проявил постыдную слабохарактерность. Она считает, что хотя бы после смерти мамы он должен был выставить нас за дверь, чтобы мы научились сами зарабатывать себе на жизнь. Что он не должен был притворяться, будто любит нас и считает за сестер. Я стараюсь быть честной, понимаешь.

— Ну да, конечно, — лениво ответил Энтони.

— Я понимаю Лоис. Она выходила замуж за Джимми, а не за сестер Вейн. Что меня бесит, так это то, как она лицемерит. Пытается продемонстрировать Джимми, что лишь поистине ангельская натура позволяет ей терпеть в доме Элли, а сама эксплуатирует ее как служанку, и ведет себя с ней соответственно. Знаешь, — сказала Джулия дрогнувшим голосом, — если бы не мое упрямство и остальные черты моего характера, по твоему мнению не подобающие Женщине, я бы тоже сейчас скребла полы в Лсттер-Энде.

Энтони выпустил еще одно колечко дыма и заметил:

— А что, вполне женское занятие.

Его взгляд невольно упал на руки Джулии, сложенные поверх красного халатика. На указательном пальце до сих пор темнело чернильное пятно. Прекрасной формы ногти не знали лака, пальцы ее не знали колец. Они оставались такими, какими создала их природа, а она постаралась на славу. Эти небольшие руки не отличались белизной. Но они были прелестны.

— Ну нет! — вдруг вырвалось у него.

— Что «нет»?

— Я совсем позабыл, какие у тебя руки. Пусть лучше те, кто красит ногти в эти жуткие лилово-красные цвета, портят свои руки — так им и надо! У тебя вторые, — нет, третьи по красоте пальчики в Европе. Первые две пары принадлежат статуям. Если ты не будешь бережно относиться к своим рукам, то мы тебя поместим в тюрьму за нанесение ущерба предметам, имеющим художественную ценность.

И тут Джулия неожиданно для себя сказала:

— Как жаль, что лицо им не соответствует.

И едва произнеся это, сразу же поняла, что призналась в чем-то таком, что следовало держать при себе.

С сожалением покачав головой, Энтони проговорил:

— Тогда жизнь твоя превратилась бы в кошмар. Ты бы подвергалась нападениям, лишь только высунув нос на улицу. Оставим классическую красоту для музеев. Ты бы замерзла на мраморном пьедестале. Вернемся-ка лучше к нашим делам. Ты сказала, что собираешься в Леттер-Энд? Когда?

— Я не говорила когда. Я еще не решила.

— Может, поедем в пятницу вместе?

Некоторое время она молчала. С сигареты просыпался пепел. Нетерпеливым жестом стряхнув его на пол, Джулия наконец сказала:

— Пожалуй, я смогу. Только надо сообщить об этом Лоис.

— Это так уж необходимо?

Она кивнула:

— Да, необходимо. Обычно я там не задерживаюсь… — Джулия поняла, что опять говорит то, чего не следовало бы. — Честно говоря, я не оставалась там на ночь с тех пор, как они с Джимми поженились. Мы с Лоис, — она чуть запнулась, — не очень-то любим друг друга.

— Да неужели?!

Она кинула на него сердитый взгляд, подалась вперед и с силой метнула к камин окурок, словно дротик.

— А ты что, сомневался? Тогда скажу тебе прямо: я ненавижу ее, как ядовитую змею!