"Законодатели" - читать интересную книгу автора (Крыжановская Вера Ивановна)

Глава седьмая

В то время как Абрасак готовился таким образом к смелому нашествию и украшал по возможности будущее жилище обожаемой женщины, в городе магов праздновалось бракосочетание Нарайяны и Уржани.

Уржани была в простой широкой белой тунике, опоясанной таким же кушаком; голову ее покрывала длинная серебристая фата, прикрепленная венком цветов, в чашечках которых мерцали голубоватые огоньки, а с шеи спускался на грудь на тонкой цепочке золотой нагрудный знак, которым отличалась дочь мага высших степеней. В сопровождении своих родителей, молодых подруг и товарок, тоже посвященных, невеста отправилась в подземный храм, где уже находились Нарайяна, Супрамати, Удеа, Нара, Ольга и еще кое-кто из близких друзей.

Совершал богослужение Эбрамар, стоя у мистического камня, над которым сверкало имя Неисповедимого. Перед большой чашей с пылавшей и кипевшей в ней первородной материей нового мира стояла чаша меньших размеров, наполненная также веществом, похожим на жидкий огонь.

Жених и невеста преклонили колени на ступеньке престола, и Эбрамар благословил их под звуки невидимого хора, певшего звучный и нежный гимн. Затем, зачерпнув из малой чаши хрустальной ложечкой жидкого огня, он налил его себе на ладонь и, произнося размеренным тоном формулы, скатал сначала шарик, а потом сделал два кольца, которые и надел на пальцы жениху с невестой. Удивительные кольца эти походили теперь на полупрозрачное золото с разноцветным отливом.

Далее Эбрамар скатал из того же вещества и положил на головы сочетавшихся два шарика, которые растаяли и вошли, казалось, в них. После всего он дал им выпить из чаши и, возложив руки им на головы, произнес благоговейно:

– Соединяю вас на общую жизнь и работу. Возноситесь вместе к свету совершенному, к Отцу всего сущего, и всегда свято чтите непреложные, установленные Им законы. Будьте достойны производить от союза вашего не плотию только и сладострастием, а давать существ высших, отважных и сильных борцов на пути добра против «зверя» в человеке, которого предстоит одолеть на этой новой Земле, где возложен на нас столь великий долг.

По окончании церемонии Эбрамар поцеловал новобрачных, и все отправились в дом Дахира, весь разукрашенный цветами. Там принесли им поздравления рыцари Грааля, принявшие затем участие в пиршестве, которое прошло весьма весело и оживленно.

Когда наступила ночь, прирученные и походившие на лебедей птицы отвезли новобрачных в ладье во дворец Нарайяны, где у входа их встретили ученики мага, приветствовавшие их и поднесшие им цветы. Так как слуг вовсе не было, то молодые одни прошли затем по безмолвным покоям в опочивальню. Вся комната была белая, и стены, и занавеси, а обстановка поражала изысканной простотой. В украшенной растениями нише, на возвышении, стояла чаша рыцарей Грааля, увенчанная крестом.

С того момента как Нарайяна вступил в свой дворец, с ним произошла явная перемена. От весельчака и повесы ничего как будто не осталось; красивое лицо его стало серьезно и сосредоточено, а во взгляде на молодую жену читалось глубокое волнение.

– Уржани! Счастье назвать тебя своей – совершенно незаслуженно, – сказал он, прижимая к губам ее руку. – Несмотря на украшающий меня луч мага, в душе моей таится еще много человеческих слабостей, но я хочу победить их, и ты поможешь мне в этом, потому что в тебе воплощена гармония, исходящая от твоих родителей. Благословенно будь вступление твое под мой кров, добрый мой ангел, и будь снисходительна к своему несовершенному супругу.

– Я люблю тебя таким, какой ты есть, и вера моя в тебя равносильна моей любви. А теперь пойдем и помолимся. Испросим у Отца всего сущего благословления на наш труд по пути восхождения, – просто ответила Уржани, увлекая его в нишу.

С окончанием всех торжеств жизнь в городе магов пошла своим обычным режимом. Просветительские школы открылись, и во всех отраслях знания, на всех ступенях его, привезенные с умершей Земли колонисты работали с большим рвением.

Нарайяна, «самый светский» из магов, как прозвал его Эбрамар, открыл также особую школу развития художественного духа.

Из среды землян он выбрал незначительное число богато одаренных людей и обучал их музыке, пению, декламации, скульптуре, живописи и архитектуре на основании сокровенных законов магической науки. А для его богатой широкой и гениальной натуры открывалось здесь обширное поприще полезного труда.

– Ты будешь хорошим администратором, – одобрительно улыбаясь, сказал однажды Эбрамар, после того как посетил школу, предназначенную дать первых художников для царств и храмов нового мира.

У Дахира также было небольшое число учеников, но он не преподавал в училище вследствие возложенной на него важной работы, о которой уже упоминалось раньше.

Мало-помалу Калитин сделался его любимым учеником, а его скромность, усердие и интерес к научной работе облегчали преподавание. По установившейся привычке, каждый вечер Дахир уделял час на беседу с ним, и час этот проходил всегда весело и поучительно.

Как-то раз Дахир заметил, что ученик его чем-то озабочен и несколько рассеян, против обыкновения. С минуту маг пристально смотрел на него, а потом шутливо улыбнулся.

– Ты рассеян, Андрей, и я вижу, что у тебя в запасе куча вопросов. Почему же ты стесняешься обратиться ко мне с ними? Ты ведь знаешь, что я охотно отвечаю на все интересующее тебя.

Ничего не заметивший Калитин мгновенно покраснел.

– Учитель, ты прочел мои мысли, а потому тебе известно, стало быть, что и у меня есть ученик…

– Так что же! Нет причины стыдиться этого. Наоборот, вполне одобряю, что ты делишься с братом по человечеству приобретенными тобою знаниями. А теперь говори, что хочешь ты узнать?

– Видишь ли, вчера я говорил с моим приятелем о происхождении человечества, и Николай предполагает, что весь населяющий этот шар род людской образован из духов, пришедших с умершей Земли. Но я иного мнения, основываясь на некоторых уже полученных от тебя знаниях. Вот мне и хотелось бы дать ему последовательное и правильное объяснение по этому интересному вопросу, а к тому же и самому хорошенько его понять, Может быть, Николай и прав, принимая во внимание то, что мы,

земляне, находимся тут, а раньше нас пионерами здесь были посланные с Земли; наконец, я знаю, что полчища развоплощенных духов также приведены сюда с целью рождения, вероятно.

Итак, учитель, если это только дозволено и ты будешь добр просветить меня, скажи, откуда происходят населяющие этот мир духи?

– Твоя догадка верна. Населяющие этот мир туземцы являются детьми этой самой земли и достигли человечности, пройдя через три царства природы. Космические духи следили за восхождением этих духовных масс в периоды низших воплощений, а пионеры-земляне пришли потом. Ввиду того, что нам предназначалось цивилизовать этот мир, то и необходимо было подготовить похожее на нас население, с которым мы могли бы сблизиться.

– Благодарю. А не можешь ли ты дать мне понятие о прохождении духа чрез три низшие царства?

– Для этого я нарисую тебе краткую, но обстоятельную картину прохождения духа по пути его восхождения. Многое из того, что я скажу, тебе уже знакомо, конечно, но в общем это поможет просвещению твоего ученика, совершенно несведущего в этой области.

Начнем с первого момента, когда дух создан невежественным, но одаренным всеми инстинктами добра и зла. Он находится как бы в бессознательном состоянии, как и при телесном рождении, которого дух никогда не сознает.

Лишь только неразрушимая искра образовала индивидуальность, она прилепляется – если можно так выразиться – к атому материи, своему астральному телу, которое совместно с нею затем преобразуется и совершенствуется. После этого искра и ее астрал соединяются с наиболее простой и грубой материей предназначенной ей планеты.

Так было, между прочим, с психическими искрами, которые в настоящее время одушевляют туземцев этого шара. Что в основе всякого организма лежит клеточная система, ты и сам знаешь. Скала также образована из множества клеток, и хотя с внешней стороны представляется плотной, тем не менее в сущности она пориста и допускает проникновение воздуха.

Центром всякой клеточки служит подобная не проявленная еще индивидуальность, назначение которой ограничивается пока тем, что она представляет собою жизненный ток, т.е. проявляет отталкивание или притяжение различных флюидов, вредных или необходимых для поддержания и питания этого мирка. За время пребывания в сфере неорганической природы духовно-астральная сущность представлена наличием инстинкта, хотя бы тем зачатком инстинктивности, например, в химических телах, которую ваша наука называет "химическим родством", заставляющим тела соединяться более или менее быстро или вовсе не соединяться при отсутствии такого родства.

Хотя такое бессознательное существование длится неимоверно долго с человеческой точки зрения, тем не менее оно весьма непрочно, и для того, чтобы оторвать такую зачаточную индивидуальность от центра, немного надо, раз только она достаточно освобождена предназначенными на то духами от связи с материей. Так, сильные атмосферические толчки, землетрясения и т.д. служат поводом к смене таких невидимых жителей. Миллиарды готовых к отправке интеллектов освобождаются и уносятся образующимися тогда вихрями, а их место занимается другими, стоящими еще на первой ступени существования.

Перейдем ко второму царству. В жизненном странствовании, переходя через каменные, минеральные и т.п. породы, неразрушимая искра понемногу отделяется от наиболее тяжелых флюидов и приобретает, между прочим, первое чувство – восприимчивость к влияниям извне, к прикосновению. Ртуть, например, чувствует малейшие колебания температуры. Теперь искра готова уже к переходу на следующую ступень, чтобы испытать себя в царстве растительном.

На основании непреложного и равносильного всюду закона, всякая приобретенная способность должна быть применима с целью совершенствования, и каждое свойство отвечает известной потребности. Приобретенная восприимчивость применяется растением уже для того, чтобы ощупывать окружающее его и удовлетворять свои потребности, ибо все растительное, даже самое низшее, должно расти и стремиться питать себя. Существо пробует свои первые шаги в удовлетворении этих двух потребностей, так как тут уже проявляет работу инстинктивное соображение в умении находить питательные частицы, выбирать полезное, отбрасывать вредное, применяться к обстоятельствам, отыскивать тепло, свет, влажность, избегать препятствия к произрастанию и много других доказательств зачаточной мыслительной деятельности.

Но при всем этом индивидуальность еще не пробуждена, а душа находится как бы в дремотном состоянии и действует, не отдавая себе отчета в своей личности, т.е. вследствие инстинктивных эмоций. Однако растения с разветвленным уже корнем, ветвями и листьями обладают большею в этом отношении ясностью и образуют особый мир вследствие того, что их клеточная ткань кишит уже невидимыми жизнями.

В растительном царстве развиваются также враждебные стороны, т.е. два растения могут обладать противоположными флюидами, и в таком случае они не выносят друга друга.

В растении, таким образом, явно обозначается основа будущего человека: растение пьет, питается, переваривает пищу, спит и имеет нервную систему, восприимчивую к флюидам, теплу, холоду, свету. Следовательно, оно уже готово перейти в животное царство.

Животная жизнь начинается, конечно, с пород наименее развитых, которые понемногу приобретают свободу передвижения. В этой стадии инстинкт представляет переходную ступень к сознанию и рассудочной деятельности. Чтобы совершенствоваться, работать и развивать свои способности, в животном пробуждаются две великие силы природы, а именно труд и борьба за существование. Оно вынуждено искать себе пищу и защищаться от врагов, а значит, думать, соображать и даже лукавить. Затем наступает потребность защищать самку и потомство; причем пробуждается третий могучий двигатель души – любовь, закон притяжения.

В этом периоде приходят в действие все зачатки добра и зла; животное любит, ненавидит, становится хищным, ревнивым, благодарным, мстительным, хитрым, сладострастным, алчным, но… не имеет еще свободной воли. Пороки его и добродетели ограничены природой, которая воздерживает его от того, что могло бы слишком вредить ему; но, готовясь обратиться в душу человеческую и приобретя указанные могучие двигатели умственной жизни, в животном просыпается сознание ответственности -

совесть. В характере животного его личность уже весьма ярко выражена, и в сфере своего понимания оно отлично знает, поступает ли дурно или хорошо. Кроме того, в нем уже процветают упрямство, леность, непокорность, и оно испытывает страх наказания. В животном совесть представляет уже внутренний и неподкупный голос, ведущий его к исполнению долга, и служит инстинктивным основанием совести человеческой, но в иной степени развития, понятно.

– Прости, учитель, еще за один вопрос: есть ли у животного также духовный язык, т.е., может ли оно, подобно человеку, обмениваться мыслями? – осведомился Калитин.

– Несомненно, у животного есть свой духовный язык, но с ограничениями, соответствующими той степени развития, на которой оно находится. Пойми, что в животном одинаково таится божественная психическая искра, одаренная всеми теми зародышами развития, какими обладает человек, или даже дух совершенный, в которого ему предназначено обратиться. Значит, существуют и корни языка мысли, на котором ему придется говорить; а так как ему подобные стоят на одинаковой с ним степени развития, то они прекрасно понимают друг друга.

– А имеет ли животное представление о смерти?

– У нормального животного, даже довольно низкой породы, существует представление о телесной смерти, которой оно боится, и оно старается избегать могущих вызвать ее случайностей. У высшего животного есть даже сознание Божества, т.е. могущества, от которого все зависит. Сознание это, конечно, смутное, темное, но все-таки настолько глубокое, что в опасности или беде оно взывает к Нему.

Говоря о сознании смерти у животного, забыл прибавить, что ощущения его во время великого перехода в потусторонний мир – похожи с ощущениями человека, стоящего на низкой степени развития. Животное испытывает тот же страх, смущение и сильный, вырывающий астральное тело электрический толчок, а затем наступает полное беспамятство. Наоборот, пробуждение его в том мире и возврат сознания совершается быстрее и легче, нежели обремененного преступлениями человека. А теперь мы подошли к великому моменту, когда начинается человеческая жизнь души.

– И вместе к тому моменту, когда душа, по странной случайности, пятится как будто назад, так как большинство людей, в особенности в диком состоянии, бывают более грубы, враждебны, свирепы, мстительны и жестоки, нежели животное, – со вздохом заметил Калитин.

– Это верно. Дух животного, сделавшись человеком, становится на вид хуже, потому что его не сдерживают более мудрые законы природы, бывшие ему до этой поры неприступной преградой. Но это не означает, собственно, что он идет назад, ибо в глубине его души таятся все приобретенные им добрые качества, а его увлекают до помрачения рассудка грубые, разнузданные страсти вследствие полной свободы их проявления. Только со временем, в жизненных испытаниях, он успокоится, научится преодолевать себя, начнет смотреть на все правильно и обуздает свои инстинкты.

Представь себе, например, диких обитателей этого мира, если бы им внезапно открылись тайны нашей науки и они явились бы обладателями того могущества, которым располагаем мы. Подумай, как бы они их применили? Ослепленные, не зная, что делать с сокровищами, которыми они не умеют пользоваться, не сдерживаемые более обязательным послушанием, они стали бы наглыми, расточительными злоумышленниками, опасными как для себя, так и для других, пока не достигли бы должного равновесия.

– Понимаю, учитель, но об одном также очень любопытном предмете ты ничего не сказал мне. Мы, люди, пользуемся великим благом иметь духов-покровителей, невидимых наставников, которые вдохновляют, поддерживают и также оберегают нас от невидимых нашим грубым глазом врагов. Как же обстоит дело относительно животных? Мне кажется, раз им предназначено стать людьми, им следовало бы также иметь какое-нибудь оккультное покровительство.

– Ты совершенно прав. На всем пути восхождения неразрушимая психическая искра имеет покровителей, соответствующих степени его развития. Чем ниже дух на лестнице совершенства, чем менее очерчена его индивидуальность, тем менее обращают внимания на него лично; но по мере того как сознание индивидуальности отделяет его от массы, наблюдение за ним становится более необходимым. Ты согласишься, конечно, что понимать и направлять дух инфузории легче, чем твой, а потому твой руководитель должен быть совершенно иного склада, нежели у инфузории.

В этом, как и во многих других вопросах мирового хозяйства, все, конечно, должно быть в соответствии. Так, чтобы направлять первые шаги мира животного, назначаются также духи животных, но стоящие много выше их по развитию. Такая работа не только развивает их способности, но служит им полезным занятием; в то же время они расплачиваются за то, чем сами некогда пользовались.

В виде такого непреложного взаимоотношения великая эволюция идет подобно бесконечной цепи, движимая единым законом, поднимаясь медленно, но твердо, начиная с души, не осознающей себя, еще бесчувственной, но связанной с атомом материи, один другому помогая, друг друга поддерживая и постепенно доходя до духа совершенного. Но и здесь еще далеко не конец. Громадная идущая вверх спираль поворачивает, так сказать, и те, кто достиг известной высоты, спускаются вновь, чтобы работать, блюсти, руководить, поддерживать тех, кто еще поднимается; кольцо замкнуто, и это perpetuum mobile никогда не останавливается.

Дахир задумчиво умолк, Калитин также погрузился в свои думы и только через минуту заметил:

– Благодарю, учитель. Чем более посвящаешь ты меня в тайны творения, тем ничтожнее и невежественнее себя я чувствую. Слепцами проходим мы к таинственной лестнице совершенства, которая развертывается внутри и вокруг нас. Когда окинешь взором общую картину пройденного и остающегося впереди пути, тогда только начинаешь понимать непостижимую мудрость, создавшую это исполинское движение, управляемое столь простым законом, которого тем не менее вполне достаточно, чтобы содержать в совершенном порядке такие разнообразные и многочисленные его следствия.

– Да, друг мой, Мудрость неисповедимого Существа непостижима для нас, атомов, а между тем бесконечная благость Создателя одарила нас силой подняться до Него, понемногу изучая величие Его творений, и соединиться с Ним порывом души. Те же, кто в невежестве своем отрицают существование верховного Существа, надутые своим мелким людским тщеславием и опутанные нелепыми рассуждениями, всегда казались мне невыразимо смешными.

– Ты вполне прав, учитель. Одно лишь невежество способно породить неверие и небытие; тот же, кто понимает, насколько мудры и чудесны законы, правящие развитием души, не может быть атеистом.

Он умолк, а после минутного размышления добавил:

– Скажи, учитель, как может человечество после целого ряда веков прогресса и умственного труда, погрузиться в такой общественный, религиозный хаос, подобный тому, который я имел несчастие пережить на умершей Земле?

Не могу себе представить, как могли дойти до такого падения ученики ваши, те избранные, которым выпало на долю счастье знать вас, пользоваться вашими уроками и понимать непреложные, правящие нами законы. Даже для наших учеников, существ низших, но просвещенных вами, такое страшное падение составляет загадку.

– Мы и вы все, бессмертные, привезенные сюда нами, составляем особые существа, вырванные судьбою из среды заурядного человечества, и я надеюсь, что ни один из вас не очутится в среде отсталых.

– Отсталых? Кого же подразумевать под этим именем? И что совершили они, чтобы заслужить такое название? – с любопытством и тревогой спросил Калитин.

Дахир грустно улыбнулся.

– Для того чтобы выяснить этот вопрос, нужно обрисовать в общих чертах ход развития человечества по циклам. Кроме того, в течение циклов, следующих один за другим на той или другой планете, духовное население ее меняется, и те же роли разыгрываются новыми актерами, поднимающимися снизу по общественной лестнице Вселенной. Стало быть, вакханалия, свидетелем коей ты был, явилась просто повторением, только весьма дополненным и шире поставленным подобных же фактов.

Картина, которую я хочу нарисовать тебе, относится к далекому прошлому нашей старой родины, но повторится и в далеком будущем того мира, где мы теперь находимся. В те времена, когда память о нас, погребенная под пеплом веков, сохранится лишь в сказках и легендах, наставления наши станут не чем иным, как отдаленными, туманными и непонятными преданиями.

Таким образом, в ту эпоху, когда известный цикл заканчивается какой-нибудь великой катастрофой, актеры мировой сцены разделяются: одни поднимаются на высшую планету, другие спускаются на низшие земли, в качестве насадителей прогресса и, наконец, третьи, весьма развитые умственно, но нравственность которых находится далеко не на одинаковой высоте, остаются на земле и представляют собою «падших ангелов». Таинственное сказание, повторяющееся во всех мирах, как нашей, так и соответствующих ей, систем. Перенесись мысленно ко времени подобного конца цикла. Разбор совершился; одни поднялись, другие спустились, а полчища третьего рода получили от высших судей и руководителей повеление остаться на той же земле, чтобы научить людей, прибывших с низшей планеты, всему, что разум их исследовал, изучил и усвоил относительно веры, общественности, науки и нравственности. «Вы станете во главе этих слабых разумов и обучите их тому, что видели, узнали и чему сами были научены» – таков приговор. Теперь возвращаюсь к «отсталым». Им не особенно льстит возложенная на них, хотя и высокая миссия, и они чувствуют себя очень несчастными. Они разлучены со старыми приятелями, друзьями и недругами, словом, со всей той духовной семьей, на которой в течение многих веков сосредоточивались и привязанности их, и вражда. А тебе ведь известно, что это последнее чувство дает более всего забот среди скуки вечной жизни.

И оба рассмеялись при этом замечании, а потом Дахир продолжал:

– Итак, наши «отсталые», рассерженные и полные презрения ко вновь прибывшим духам, все-таки вынуждены так или иначе воплощаться среди них.

Духи, которых волны периодических переселений разумных масс подняли в новый мир, стоят во всех отношениях ниже прежних его обитателей; они чувствуют себя не на своем месте, словно заблудились, не умея применять и пользоваться всеми предоставленными им сокровищами.

Однако если плотский покров и забвение многое скрывают от этих «отсталых», то все-таки они не лишены высокого разума, приобретенного знания и интуиции, оживляющей воспоминания. Вскоре «отсталые», рассеянные среди масс, начиная узнавать друг друга – не как отдельных лиц, а как равных, сплачиваются, берутся за обломки уцелевших от крушения преданий, образуют прочную между собою цепь и… становятся повелителями невежественной толпы, которую призваны были вести и поучать.

Зная, что власть над человеческой совестью самая прочная, хитрые и жаждущие господства «отсталые» снова восстанавливают священство и из глубины храмов, окруженных таинственностью, властвуют над невежественными народами, поклоняющимися им и вместе с тем их страшащимися, ввиду того, что те ходатайствуют за них перед Божеством, без Коего нельзя существовать. Эти законодатели нового цикла говорят – и небезосновательно, между прочим, – что они представители Бога на земле. Но, увы, плохие представители. Тем не менее, они действительно поставлены были высшей волей руководить младшими братьями, установить богопочитание, законы, наметить путь восхождения к Божеству и оживить науки и искусства, хранителями коих они остались.

Но вместо терпимости и любви, которые должны бы проявлять достойные этого имени наставники, «отсталые» дают полную волю своему тщеславию и эгоизму, пользуясь своими знаниями и применяя силы природы исключительно с целью внушать страх, чтобы упрочить свою власть.

Из храма вышли все те, кто был необходим для руководства народов: царь, священнослужитель, ученый, врач; но все они ревниво скрывали свою науку, делясь только поневоле обрывками знания, и в какую бы сторону ни обращался пробужденный разум меньшого брата, всюду наталкивался он на непроницаемую тайну.

– Я не совсем тебя понимаю, учитель, – сказал Калитин, пользуясь минутной передышкой, – мне кажется, что перечисленные тобою сановники должны всегда исходить из центра посвящения, и… ты обвиняешь как будто «отсталых» в сокрытии их знаний под завесою тайны, а между прочим…

Он вдруг остановился в смущении.

– Ты хочешь сказать, что мы поступаем так же и нам не следовало бы осуждать своих подражателей? – спросил Дахир, с шутливой улыбкой, бросившей в краску его ученика. – Не оправдывайся. Со своей точки зрения ты прав; но только, знаешь, ведь в песне-то важен тон. Мы соразмеряем истину с разумением и облекаем покровом тайны опасные силы, которые в руках невежд привели бы лишь ко злу и причинили бы неисчислимые несчастия. Но мы с радостью разливаем свет и стараемся научить каждого, способного к восприятию учения. Словом, мы ищем добровольных учеников, а не отстраняем из опасения соперничества с их стороны; мы желаем возвысить души, а не держать их в невежестве, чтобы лишить их возможности препятствовать удовлетворению жажды властолюбия и тщеславия. Что касается царя, священнослужителя или врача, то несомненно, те должны были бы всегда стоять выше толпы по своим знаниям, как душевной, так и телесной природы, и получить особое образование для того чтобы достойно выполнить свое священное назначение.

Вернемся, однако, к нашему предмету. К чести «отсталых», должен сказать, что среди них встречаются всегда более развитые духи, понимающие свое назначение. Такие-то начинают учить младших и берут учеников, а в помощь им приходят миссионеры. Те, будучи одушевлены истинной любовью к ближнему, выступают из мрака храмов, возвещают великие истины и проповедуют непреложные законы единения и любви. Между этими миссионерами находятся послы божественные, которые пробивают брешь во тьме и дают толчок к прогрессу на несколько веков.

Время также делает свое. Доходящие до народов крупицы знания и общественный строй, введенный властителями для собственного удобства, приучают к порядку и развивают умы. И вот наиболее деятельные, упорные и разумные возвышаются настолько, что в свою очередь становятся посвященными.

Конечно, эти новички слишком горды и себялюбивы, чтобы делиться своими знаниями и просвещать низших братьев; они прикрываются клятвой молчания и властвуют еще суровее, нежели их предшественники. Но брешь пробита, и армия учителей все более и более пополняется адептами из низших, подчиненных народов.

Да и среди самих учителей происходят также большие перемены: значительное число их, исполнив свое назначение, покидают планету, а другие принимают на себя особое назначение и под именем «великих открытий» раскрывают перед современниками какую-нибудь затерянную или позабытую научную тайну.

Таким образом движется развитие человечества, просвещаемого и подталкиваемого вперед божественными миссионерами, которые вновь возжигают свет истины каждый раз, как тьма слишком сгущается и вера начинает меркнуть. Здесь я должен сделать одно замечание.

Первые адепты всякого откровения, или, если хочешь, вероучения, всегда бывают воодушевлены великой ревностью и поистине возвышенным пылом, потому что они стоят уже на границе слепоты и полной грудью вдыхают дух истины, которая сулит как будто обновление всему миру. Но по исчезновению высокого проповедника и его первых учеников люди привыкают к свету, а дальнейшие последователи не помнят окутывавшего человечество страшного покрова мрака, и без всякого уже восторга пользуются добытыми для них преимуществами.

Затем пробуждается столь могучее в человеке зло, и с трудом приобретенный свет становится сперва достоянием немногих, потом затемняется и, наконец, угасает в полном равнодушии, неверии и отрицании…

Чтобы ты лучше понял меня, приведу тебе примеры из истории нашей умершей родины-Земли и напомню, как состарился, померк и умер Озирис, уступив свое место Юпитеру, которого в свою очередь заменило божественное учение Христа.

Заметь также, что во все переходные эпохи люди яростно уничтожают то, что прежде обожали и чтили; нет ничего святого для варварских рук фанатиков. Но неистовство это быстро улетучивается, и в недрах новых верований, только в ином виде, развиваются подражатели прошлого.

Искуснейшие руки, разумнейшие головы захватывают власть, а невежественные и еще отсталые массы оковываются прочной цепью, и вот те, кто более всего гремел против изуверства и деспотизма храмов, создают сами религиозную нетерпимость во всех видах и веками держат человечество под самым жестоким духовным игом.

Между тем в этой кровавой школе способности развились, даже наименее восприимчивые к знанию догнали своих братьев и, дыша ненавистью и возмущением, взбираются на последние ступени, отделяющие их от «отсталых».

Они больше всех страдали за время своего долгого и тяжелого восхождения; их более тяжелый и менее гибкий ум проникся громадным тщеславием и узкой односторонностью. Истиной они признают только свое знание, добытое ценой изнурительной борьбы, а право на существование они признают только за тем, что могут осязать и удостоверить посредством своих несовершенных инструментов.

А так как никакой скальпель не может сыскать душу в рассекаемой ими материи, никакой микроскоп не показал еще им астрального тела, а сами они не в состоянии осязать невидимое, то и постановляют, что существует одна лишь видимая ими материя, а духовное начало дерзко вычеркивается из мироздания.

Основываясь на законах природы, – тех, которые им известны, конечно, – они проповедуют материализм, небытие заменяет Бога, научная нетерпимость, преемница нетерпимости религиозной, царит полновластно и… вот мы и дошли до последних времен цикла.

Точная наука, жестокая, непреклонная и материалистическая, растет и процветает; но в ее разветвлениях удушаются и чахнут вера, совесть и законы нравственные.

Разражается полная вакханалия. Открытия быстро сменяются одно другим и страшные силы природы порабощаются на черную работу; не зная законов, управляющих исполинами пространства, из них делают каторжников, не допуская и мысли, что может случиться происшествие, как было с учеником волшебника, который не сумел обуздать им же вызванные силы.

Тайные знания, к которым некогда обращались лишь в важных случаях, отдавая их притом только в надежные руки, делаются достоянием толпы, а злоупотребление этими опасными силами, в связи с изобилием дурных, ничем более не сдерживаемых инстинктов, приводит человечество к упадку, свидетелем чего ты и был. А далее наступает момент, когда новая всемирная катастрофа положит конец преступному роду людскому, его науке, преступлениям и злоупотреблениям…

В этом шествии человечества в течение веков заключается нравственная, политическая и социальная история народов, которые за время известного цикла сменяют друг друга на земле.

Таков, сын мой, тернистый путь низших народностей, восходящих по незримой лестнице совершенствования. Таков он был, таковым и будет; меняются действующие лица, а роли, добродетели и слабости остаются все те же.

А теперь нам пора расстаться. Беседа наша затянулась намного дольше обыкновенного, и если ты хочешь получить еще какие-нибудь разъяснения, пусть это останется на завтра.