"Дети порубежья" - читать интересную книгу автора (Школьникова Вера Михайловна)

16

Взрослая жизнь не спешила заключить Тэйрин в колючие объятья, скорее, наоборот, никогда раньше у девушки не было столько свободного времени. Поначалу она наслаждалась бездельем — каждое утро, проснувшись, еще до завтрака, спускалась к морю, босиком сбежав по прохладной мраморной лестнице. Она не умела плавать, поэтому не заходила далеко, садилась у самой кромки воды, позволяя волнам щекотать свои босые ноги, и пересыпала в ладонях песок — мелкий, чистый, белый, словно крупинки перемолотого сладкого корня с Островов, здесь его добавляли в карнэ.

Потом Тэйрин возвращалась в спальню, переодеться к завтраку. Осень выдалась жаркая, любая одежда казалась лишней, волей неволей позавидуешь дикарям, про которых ей рассказывал Корвин — те ходят в одних набедренных повязках. Но девушка приказывала горничной затянуть себя в корсет, путалась в нижних юбках, липнущих к телу, укладывала волосы в затейливую прическу. Невестка леди Ивенны должна была оставаться безупречной в любую погоду.

Завтрак по времени можно было уже назвать обедом, герцогиня поздно просыпалась, и весь дом подстраивался под нее. Корвин вставал на рассвете и к позднему завтраку успевал съездить по делам в город, побывать на верфях или встретиться с купцами и поглощал еду со здоровым аппетитом хорошо поработавшего мужчины. Ивенна почти ничего не ела, впрочем, она вообще ела очень мало, только жадно пила чуть подкрашенную вином воду с ледника, бокал за бокалом. Зато ее муж, Ванр Пасуаш, ел и пил за двоих, а то и за троих.

Если свекровь вызывала в Тэйрин страх, противно ноющий под ложечкой, то от одного вида свекра у нее брезгливо опускались губы. Разменявший шестой десяток герцог еще сохранил следы былой привлекательности, но нужно было сильно приглядываться, чтобы разглядеть их на обрюзгшем лице. Светло-карие глаза казались почти бесцветными, особенно в обрамлении темных бровей, а порыжевшая с возрастом бородка уже не могла скрыть второй дебелый подбородок, кисти рук обтягивала дряблая кожа, покрытая коричневыми пятнами, а вечно расшнурованный колет выставлял на всеобщее обозрение солидный живот.

Тэйрин могла бы простить свекру непривлекательную внешность — даже в четырнадцать лет она понимала, что со старостью не поспоришь. Но девушка ничего не могла поделать с чувством отвращения, пробиравшим ее каждый раз, когда она ловила во взгляде нового родственника томную маслянистую влажность. Этим взглядом он провожал подающую на стол служанку, и точно так же смотрел на юную невестку, с которой был подчеркнуто ласков, словно в противовес своей каменной супруге. Тэйрин одинаково болезненна была и ласка первого, и холодность второй, но выбирая, она предпочла бы Ивенну. Увы, у нее не было выбора, и каждый день она спускалась в обеденную залу, растеряв по пути аппетит.

Только теперь Тэйрин осознала всю мудрость приморского обычая, по которому невеста перед свадьбой год жила в доме жениха. Обычно девушки из знатных семей встречались со своими мужьями уже у алтарей, ложились с незнакомцами на брачное ложе и зачастую так и оставались чужими друг другу на долгие годы. Она же видела своего жениха каждый день, и, узнавая его ближе, постепенно осознала, что влюбилась.

Да и какая девушка устояла бы перед Корвином? Единственным недостатком молодого человека были его родственники. К счастью, лорд Квэ-Эро ничем не походил на своего так называемого отца, чем только подтверждал слухи. Впрочем, на мать он походил столь же мало. В юноше не было намека ни на пошлую развязность Пасуаша, ни на ледяную замкнутость Ивенны, он весь светился, словно утреннее солнце, только что выкатившееся на умытое рассветом небо.

Корвин Пасуаш твердо знал, как нужно поступать, что такое хорошо и что такое плохо, и никогда не мучался сомнениями. Эта твердая убежденность в правильном устройстве мира оказалась весьма заразительной — рядом с Корвином Тэйрин чувствовала себя как никогда спокойно и уверенно.

На первый взгляд будущий герцог не блистал тонким умом и глубокими познаниями, но первое впечатление оказывалось обманчивым — Ивенна дала сыну прекрасное образование, которое тот пополнил, несколько лет проплавав на разных кораблях, пройдя путь от юнги до капитана. Убедившись, что юноша соблюдает старые обычаи, моряки смирились со сменой правящей семьи и на последней сходке в прошлом году вернули молодому капитану исконное право герцогов Квэ-Эро возглавлять береговое братство. В обход Пасуаша, не способного отличить парусник от старого башмака.

Тэйрин не могла бы пожелать себе лучшего мужа: веселый, добрый, любимый народом, внимательный к ней и ее капризам… чего же боле? Корвин угадывал ее мысли: так, узнав, что девушка не умеет плавать, он отложил все дела и за несколько дней, играючи, научил ее. Он поцеловал невесту первый раз именно в тот миг, когда она этого захотела, и его мягкие теплые губы прогнали зацепившееся где-то на дне души воспоминание о других губах, прохладных, пахнущих яблоками. Но все равно Тэйрин не решалась признаться будущему мужу, что ее угнетает необходимость каждый день видеть его родителей.

Однажды вечером они сидели на каменной террасе, выходящей на море, смотрели на закат и целовались с тем упоением, что доступно только четырнадцатилетним девушкам, неопытным, но жаждущим любви, и двадцатилетним юношам, уже накопившим некоторый опыт, но не успевшим растерять искренний пыл. Корвин с сожалением оторвался от губ невесты, поднялся и протянул ей руку:

— Поднимайся. Я хочу тебе кое-что показать, — он улыбнулся. Первое время Тэйрин пыталась обращаться к нему на «вы», как и было принято между супругами, но наткнувшись на упорное «ты» с его стороны быстро перестала. Корвин хотел обрести в жене подругу, а не почтительную служанку. Последних ему и на сеновале хватало.

К счастью Тэйрин с детства привыкла к долгим верховым прогулкам, иначе пришлось бы среди ночи снаряжать паланкин, карета бы не прошла по узкой горной тропинке. Они ехали несколько часов по залитой лунным светом дорожке, в нескольких местах спешивались и вели лошадей на поводу, ступая след в след. Назойливо трещали цикады, заглушая топот копыт, а ночные бабочки, тяжело взмахивая крыльями, медленно проплывали по серебряному лунному диску. Дорога настолько заворожила Тэйрин, что ей было уже неважно, куда та ведет. Она была готова ехать так целую вечность, забыв про обещанный подарок.

Тропинка петляя пошла вниз, и через некоторое время они оказались в небольшой бухточке, с двух сторон окруженной горами, с третьей через равнину шла широкая дорога. А на берегу, чуть поодаль, оставляя свободной полосу каменистого пляжа, стоял дом. Двухэтажная вилла из серого камня в лунном свете казалась желтовато-белой, словно выточенной из слоновой кости. К пляжу спускалась широкая лестница, ступени уходили прямо в воду, а в конце левого крыла возвышалась башенка, сквозь окна была видна винтовая лестница, смотровую площадку огораживала кованая решетка, невысокая, примерно по пояс, а из нее словно вырастали дуги-ветви, соединяясь по центру в ажурный купол.

Они медленно подъезжали, дом окружали заросли шиповника, кто-то подвесил на ветви маленькие серебряные колокольчики, и теперь они звенели на ветру, вплетаясь в трели цикад. Тэйрин придержала лошадь и некоторое время молча слушала нежный перезвон и только потом заговорила, жалея, что не может подобрать правильных слов, чтобы выразить свои чувства:

— Как красиво!

— Нравится? — Корвин спрыгнул на землю и протянул руки, чтобы снять ее с седла. — Здесь раньше маяк был, а потом построили большой порт, и торговые корабли перестали приплывать в эту бухту. А маяк остался, его купил дальний родственник тогдашнего герцога и переделал в летнюю виллу. Его жена, говорят, была большая чудачка, он ее из Ландии привез, все по родным краям скучала. Она эти колокольчики и придумала развесить, так дом и назвали — "Поющий шиповник".

— А потом?

— А потом они умерли, детей у них не было, дом остался стоять пустым. Наследникам он был ни к чему, слишком далеко от города. А совсем уже потом я его купил. Для тебя, — Тэйрин на секунду потеряла дар речи, но он и не ждал ответа, — я же вижу, что тебе во дворце неймется. А здесь ты будешь сама себе хозяйка.

— Но так ведь не делают!

Тэйрин пришла в смятение: больше всего на свете ей хотелось поселиться в этом сказочном доме, но как же можно! Старшие сыновья всегда оставались с родителями, не отделяясь до самой смерти отца, а потом наследовали семейное дело. Без разницы, крестьянский надел или герцогство. А невестка становилась хозяйкой в доме мужа только после смерти свекрови, или если та сама по доброй воле уступала ей ключи.

— Мало ли как не делают. Я давно уже хотел свой дом, но без жены он мне ни к чему был. Я все время плавал. А тебе тут будет спокойнее, сможешь осмотреться, привыкнуть.

— Но что скажет герцогиня?

— Она знает, что я уже большой мальчик. Тэйрин, она не такая плохая, как тебе кажется. Ей тоже тяжело. Будет только лучше, если вы не станете жить под одной крышей.

Разговаривая, они подошли к боковой двери. Девушка провела ладонью по дереву: бархатному, чуть шершавому, сохранившему солнечное тепло. И пока ее пальцы скользили к дверной ручке, Тэйрин успела осознать, что не в силах отказаться от этого подарка. Пусть думают, что хотят. Она лучше прослывет на всю империю бессовестной особой, не ведающей приличий, но останется в этом доме.

Молодые люди прошли по первому этажу, через три больших зала, открывающихся на крытую галерею, и оказались перед входом в башню. Тэйрин пробовала считать ступеньки, но скоро сбилась, Корвин толкнул люк, и они выбрались на площадку. С высоты море казалось сверкающей поверхностью, гладкой, едва подвижной, ночь выдалась тихая, почти без ветра. Девушка подошла к решетке, оперлась о бортик. Корвин обнял ее за плечи:

— Говорят, если долго смотреть вдаль, увидишь очертания земли за морем. Далекий берег. А если ночь лунная — можно ступить на дорожку и добежать до нее.

— Зачем? Мне не нужен далекий берег. Нигде не будет лучше, чем здесь.

Корвин кивнул:

— Значит, ты остаешься?

— Остаюсь. Пусть говорят.

— Молодец, — он привлек ее к себе поближе, — скоро рассвет. Ночи еще короткие. Видишь, вон там просветлело.

Тэйрин не видела, но поверила на слово, у Корвина было острое зрение, к тому же она почувствовала предрассветный холодок и поежилась, теснее прижавшись к юноше. Он прошептал ей на ухо:

— Хочешь встретить рассвет здесь, или пойдем вниз? Я еще не показал тебе второй этаж.

На втором этаже разместилось множество небольших уютных комнаток, но Тэйрин и Корвин остались в первой попавшейся. Деревянная кровать рассохлась и отчаянно скрипела от каждого движения, вместо простыни, что поутру следовало бы выставить на обозрение многочисленных родственников, был старый пропахший конским потом плащ, но Тэйрин не обращала на это внимания. Она только успела подумать, что, несмотря на все старания матери, из нее так и не получилась настоящая леди. И, право же, в данное мгновение это печальное обстоятельство девушку только радовало…