"Дети порубежья" - читать интересную книгу автора (Школьникова Вера Михайловна)

8

Прощанья редко бывают веселыми, особенно когда близкие люди знают, что расстаются надолго, быть может, навсегда, что отныне единственной связью между ними станут редкие письма да вездесущие слухи, волшебным образом опережающие почту. Но отъезд Тэйрин из отчего дома был слишком печален даже для такого прощания. Не так представляла себе девушка свою помолвку, совсем не так…

Тэйрин повзрослела за эти две недели, она как будто подросла, по детски пухлые щеки запали, взгляд стал глубже, сумрачнее, губы утратили капризный излом. Впервые в жизни Тэйрин столкнулась с бедой серьезнее, чем пролитый на новое платье сироп, и, пережив это испытание, задумалась о себе, о своем месте в жизни. Девочка, изо всех сил цеплявшаяся за уходящее детство, смирилась с неизбежным.

Никто не винил девушку в случившемся, даже почерневшая от горя жена Вильена. Но, на свою беду, Тэйрин унаследовала беспощадную отцовскую совесть и не могла справиться с голодным монстром, вгрызшимся в ее душу. Мужчина обращается с женщиной так, как женщина позволяет с собой обращаться. Если близнецы подумали, что Тэйрин предпочтет жизнь с ними замужеству — значит, она дала им повод так думать.

Все теперь казалось ей греховным — детские игры, верховые прогулки в мужском седле, набеги на яблоневый сад. Помни она свои младенческие улыбки, то и их бы сочла непозволительной вольностью. Тэйрин благодарила богов, что ей предстоит уехать из дому. Останься она здесь, где все напоминало о трагедии — наверное, сошла бы с ума. Но девушка знала, что через две недели начнет жизнь сначала и эту, вторую, новую жизнь, уже не потратит так бездарно.

Вечером перед отъездом она сидела в гостевых покоях, куда перебралась после несчастья, не в силах остаться даже на одну ночь в старой любимой комнате, и, отослав служанок, укладывала в сундук платья. Как много значили они для нее когда-то! Каждое обсуждали с матерью и женой Вильена, выбирали ткань, кружево, фасон…

Спорили, что допустимо, а что слишком вызывающе, она часами сидела над образчиками ткани, решая, какой оттенок синего выбрать: модный в этом сезоне "лазоревый небосвод" или прошлогоднюю "фиалковую ночь", устаревшую, но идеально подходящую к ее глазам. Так и не решила — сшила нижнее платье лазурное, а верхнее — фиалковое.

От былого очарования не осталось следа — сказочные наряды превратились в то, чем в сущности и были с самого начала — куски разноцветной ткани, обильно украшенные золотой нитью. В самой глубине души Тэйрин было безумно жаль пропавшего волшебства, но она отгоняла это сожаление как недостойное. Девушка как раз расправила шелковую накидку, против воли залюбовавшись игрой света на золотисто-бежевой ткани, когда в дверь постучал отец.

Все эти дни Вэрд держал в уме, что нужно поговорить с Тэйрин, но тянул до последнего — слишком много душевных сил требовал этот разговор, а их у него почти не осталось. Он догадывался, что творится в душе его любимой маленькой девочки, и отдал бы все, чтобы дать ей возможность повзрослеть другим, не столь болезненным способом, но это было не в его силах. Все, что он мог — попытаться объяснить, что не стоит брать на себя неподъемную ношу, особенно из чувства вины. Он подошел к дочери, взял за подбородок и внимательно всмотрелся в ее глаза, прежде безмятежно синие; теперь, в свете свечей, они показались ему черными, лишенными дна. Вэрд вздохнул:

— Тебе понравится Квэ-Эро, дочь. Ты похожа на свою мать, а она была там счастлива.

Тэйрин уронила невесомый шелк и, наконец-то, заплакала, уткнувшись отцу в плечо. Она проговорила сквозь всхлипывания:

— Я больше никогда не буду счастлива, нигде.

Вэрд гладил ее по растрепавшимся волосам:

— Тебе все еще четырнадцать лет, Тэйрин. Всего четырнадцать. Вся жизнь впереди. Слово «никогда» оставь старикам. У них это «никогда» намного короче. Все наладится.

— Ничего не будет, как раньше.

— Не будет, — подтвердил он. — Ты не станешь прежней Тэйрин. Она была хорошая, добрая девочка, но своенравная и капризная.

— Это все по моей вине, правда? Все так думают, только жалеют меня.

— Нет. Если кто и виноват, то это я. Хотел жить со спокойной совестью, взялся и не справился. Ты в этом не виновата, и даже они не виноваты. — Вэрд развернул девочку лицом к себе, — я хочу, чтобы ты была счастлива, дочь. И твоя мать хочет того же, и Вильен хотел. Будет несправедливо, если ты сделаешь себя несчастной только ради того, чтобы успокоить совесть. Я слишком часто говорил тебе, что нужно делать, что должно, а не что хочется. Все так, идти на поводу желаний — верный путь к гибели, но другая крайность еще хуже. Каждый раз, когда ты решишь "исполнить свой долг", хорошо подумай, справишься ли, и есть ли для этого решения другие причины, кроме "так должно". И если нет — то лучше не делай.

Тэйрин не могла поверить, что слышит это от своего отца, а Вэрд не до конца верил, что действительно произнес вслух то, что медленно, болезненно вызревало в его душе: "Ничего не делай только потому, что должен". Для любого, самого правильного, самого «должного» поступка нужны и другие причины.

Он знал, что должен опекать Риэсту, но взял ее в жены по любви. Он не любил близнецов, но должен был взять их под опеку. Лучше бы этот долг исполнил кто-нибудь другой! Вэрд не мог знать заранее, какое обязательство грузом повиснет на душе его дочери в будущем, мог только предупредить, в надежде, что она научится бороться с этим острозубым чудовищем, поедающим самых честных, самых совестливых, самых справедливых.

Тэйрин перестала плакать и, шмыгнув носом, обнаружила, что у нее нет носового платка. Протягивая ей свой, Вэрд улыбнулся:

— Настоящая леди всегда должна носить с собой носовой платок.

— Только потому что должна?

— Потому что иначе она останется с мокрым носом.

Девушка скомкала намокшую ткань:

— Если близнецы тоже не виноваты, то что с ними теперь будет?

— Я помогу им скрыться. Но что они сделают со своей жизнью дальше — не знаю. Боюсь, что спасать их уже слишком поздно. Постарайся забыть о них, хоть это и будет нелегко, особенно когда ты увидишь Ивенну. Я позабочусь, чтобы ты больше никогда с ними не столкнулась. Не бойся.

Тэйрин покачала головой:

— Я не боюсь, больше не боюсь, все самое страшное уже случилось. Но ты не понимаешь их, я тоже раньше не понимала. Они не остановятся, не передумают. Найдут меня где угодно, хоть в посмертии. Но теперь я буду готова, и когда они придут за мной — не позволю им причинить кому-либо вред. Будь они хоть трижды маги — не позволю! — Девочка говорила спокойно, без тени страха или сомнения, но у Вэрда по коже пробежал холод. — Не позволю не потому, что должна, а потому, что не хочу!

С утра зарядил мелкий серый дождик, что оказалось весьма кстати — мокрые щеки Тэйрин можно было списать на погоду. Невеста не должна плакать, покидая отчий дом: плохая примета — потом всю жизнь будет слезы лить. Когда замок скрылся из виду, она откинулась на подушки, задернула занавеску, и, промокнув глаза, с чарующей улыбкой обратилась к своему провожатому:

— У нас впереди долгая дорога, капитан Трис. Расскажите мне все о моем муже и его землях. Я ведь никогда не видела моря.

Ее больше не смущала неопрятная борода старого моряка, его просторечный выговор. Прежняя Тэйрин умерла, а новая стоит выше светских глупостей — если ее будущий супруг уважает этого человека настолько, чтобы прислать за своей невестой, она тоже будет его уважать и сумеет добиться ответного уважения.

Та, покойная Тэйрин, пользовалась всеобщей любовью не прилагая к тому особых усилий — все любят очаровательных веселых девочек с капризными губками. Новой Тэйрин этого недостаточно — она не хочет на всю жизнь остаться красивой безделушкой. Девушка твердо решила, что больше никто не осмелится посчитать ее своей собственностью, не усомнится, что она имеет право решать за себя сама, и никто не прикоснется к ней без позволения, даже супруг.

После разговора с отцом чувство вины перестало терзать Тэйрин: случившегося не исправить, но теперь она знала, что справится, знала, как встретит близнецов, когда те, презрев все запреты, приедут за ней в Квэ-Эро.

Прикрыв глаза, она слушала, как старый капитан рассказывает ей про Квэ-Эро, и представляла себя правительницей этого солнечного края, изнеженного теплым морем — мудрой, почитаемой и любимой народом, наместницей в своем маленьком государстве. Пусть другие остаются послушными тенями своих мужей — она, Тэйрин, не сможет довольствоваться малым! Отец потерял старшего сына и наследника, но он сможет гордиться своей дочерью, все, что ей теперь нужно — немного времени. Она улыбнулась в полумраке кареты: хорошо, когда долг совпадает с желаниями.

Вэрд приказал привести к себе близнецов на исходе ночи, в серый час перед рассветом, когда сильнее всего хочется спать — бывалые стражники в этот час отходят подальше от стен, чтобы не уснуть в карауле. Он ждал их с двумя собранными дорожными баулами:

— Вы отправляетесь прямо сейчас, лошади уже оседланы, здесь все необходимое в дорогу, — он подтолкнул баулы через стол. — Завтра сюда приезжают дознаватели Хейнара. Вы сбежали, используя черную магию, никто не знает, куда и как, ни свидетелей, ни сообщников. Я буду лгать. Не ради вас, ради вашего отца. Вы переждете в охотничьем домике, пока не уедут дознаватели. И пока что останетесь там, после отъезда жрецов туда перевезут все ваши вещи.

Близнецы слушали молча, нахмурившись, словно хотели о чем-то спросить, но передумали. Вэрд продолжил, заставив себя смягчить голос:

— Потом мы вместе решим, как вам жить дальше, молодые люди. Я понимаю, что вы не хотели ничего плохого, и сами не знаете, что случилось, но в этом сейчас ваша главная беда. Вы не в состоянии управлять своей силой и не терпите, когда вам возражают. Опасное сочетание. Но я верю, что все еще можно исправить. У вас будет время поразмыслить. — И он добавил, пожалуй, жестче, чем хотел, — И забудьте про Тэйрин. Сегодня она уехала к мужу, вы ее больше никогда не увидите. Я знаю, что вы любите мою дочь, в той мере, которой способны любить, но у нее своя жизнь, у вас своя, и, видят боги, у вас есть о чем беспокоиться помимо чужой жены.