"Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал" - читать интересную книгу автора (Камша Вера)Глава 2 Замок Савиньяк Ракана (б.Оллария) 400 год к.С. 5 день Весенних СкалИз осенней мглы закатным мороком проступили шпили аббатства Святого Хорста. На излете Двадцатилетней войны Михаэль Ноймаринен и Алонсо Алва не пожалели золота для усыпальницы погибших в начале бойни. Нашлось под сводами из серебристого кэналлийского мрамора место и Ги Ариго, если только похороненный с почестями изломанный скелет принадлежал повешенному после смерти генералу. Из заступившего дорогу дриксам отряда уцелело четырнадцать человек, до победы дожило двое — герцог Михаэль и получивший баронство капрал-южанин... - Так что вы говорите, они делают? - графиня Савиньяк рассеянно открыла шкатулку с оленями на крышке и углубилась в созерцание фамильных гарнитуров. Увы, лежащих в полном беспорядке. - Стоят в приемной, - с удовольствием доложил дворецкий и по собственному почину добавил, - уже час. - А сколько сейчас времени, - Арлетта близоруко сощурилась, - пять есть? - Только что пробило. - А я и не заметила… - соврала госпожа графиня, разглядывая обрамленный алмазами рубин, - пусть постоят еще полчаса, я как раз завершу туалет и… Раймон, граф Валмон пообедал? - Почти, сударыня. - Я ошиблась. Мне понадобится около часа. Мятежники подождут, пока графиня Савиньяк выбирает колье... - Это не совсем мятежники, дражайшая Арлетта, - Валмон появился, лишь стоило его помянуть, подтвердив в который раз свою репутацию закатной твари. - Это те, кого старший из ваших старших сыновей назвал бы людьми дальновидными. - А младший из старших и младший из… младшего назвал бы трусами, - Арлетта наклонила голову над сверкающим клубком, не желая смотреть, как здоровенные носильщики втаскивают кресло с человеком, в которого она когда-то была слегка влюблена. Разумеется, до встречи с Арно. Графиня изловчилась и потащила наружу нитку сапфиров, стараясь не слышать скрипов и топота. Ей самой, окажись она в положении безногой колоды, чужой взгляд был бы неприятен. И Бертраму неприятен, как бы тот ни хорохорился. Облюбованное ожерелье заупрямилось, намертво сцепившись с порванной золотой цепью. Сейчас Бертрам примется ворчать, что драгоценности надо хранить в особых футлярах. Жозина с Карой тоже учили подругу беречь вещи, а верный Раймон уже лет тридцать пять пытается привести украшения графини Савиньяк в порядок… И только Арно не мучил ее коробочками и футлярчиками. Он просто дарил жене рубины и янтарь. Когда бывал дома… - Попробуйте изумруды, - раздалось за спиной, - сегодня они уместны. - Среди разумных трусов имеется некто, кого я не смогу послать к кошкам, не укрепив предварительно целомудрия? - оживилась Арлетта, выкапывая из-под кэналлийских подвесок торское ожерелье. - Не думаю, - огромная голова валмонского затворника слегка качнулась - на волосок вправо и тут же на полволоска влево, - Ваш дом осчастливили даже не отцы семейств, но деды и, кажется, два прадеда. - Тогда зачем изумруды? - графиня вызволила, наконец, гордость торских ювелиров, и, возвращая былое, по-девичьи легко опустилась перед гостем на ковер. - Бертрам, вас не затруднит застегнуть и объяснить? Душить меня не надо - я ничего вам не завещала, а Гектору - тем более. Как он, кстати? - Выехал в Ардору на воды, - толстые, куда свиным колбаскам, пальцы ловко справились с миниатюрной застежкой. - Мне грустно об этом говорить, но лекарь подозревает камень в почке… - Изумруд? - предположила с детства обожавшая братца Арлетта, - Теперь я поняла. Мне следует надеть такие же камни в память о страданиях Гектора? - Сдаюсь, прекрасная эрэа, как назвал бы вас никчемный сюзерен проклятого мною сына, - будь Валмон здоров, он бы сейчас отступил назад и застыл в изысканном поклоне. - Я отказываюсь от намерения вынудить вас перейти к делу первой, ибо держать прадедов на ногах более часа неразумно. Они будут слушать не вас, но свои подагры и ревматизмы, нам же следует заставить их думать о более приятном. Например, о том, чем оплатить прекрасные порывы внуков и нелепость сыновей. - Давайте о делах, - с готовностью согласилась графиня, возвращаясь к зеркалу. - Вы уже знаете, что в Фельпе больше нет Дуксии? - Знаю, - колыхнул всеми своими подбородками Валмон, - недовольные больше не сетуют на Дуксию за неимением таковой, Франческа Скварца обрела покой и умиротворение, а адмирал Джильди - герцогскую корону. Что думает об этом ваш младший старший сын? - Старший младший, - поправила Арлетта. - Эмиль считает, что дуксы - зло, а военные - добро. Особенно, кавалеристы, но он согласен и на моряков. Они, кстати, и заняли Дуксию. Это было так мило… Во время последнего сортэо, если я не путаю название, из коробки с номерами выпрыгнули пауканы. Дуксы закричали, и не удивительно. Я бы на их месте упала в обморок. Если бы была в корсете, но дуксы, видимо, корсетов не носят… При Бертраме можно не шутить, при нем даже можно плакать, да что там плакать, рыдать в четыре ручья, как она рыдала, узнав про Арно… Только теперь Валмон болен, на нем висят уцелевшие графства, если не что-то бОльшее, а с Эмилем, в конце концов, обошлось. Это Марсель вовсю целуется с гадюками. Чушь, что женщина должна искать поддержки у мужчин; поддерживать надо того, кому тяжелее. - Пауканы скакали по всему залу, - графиня с отвращением передернула плечами, - дуксы тоже. Тогда капитан охраны попросил господ не волноваться и на время ловли монстров перейти в комнату для переговоров. Дуксы перешли, и там их ждала вдова адмирала Скварца. Очень рассерженная. Надо сказать, что в комнате для переговоров нет окон и только одна дверь, ведущая в зал с пауканами... Арлетта провела по щекам заячьей лапкой и пригладила брови. Бертрам ждал продолжения. Эмиль вряд ли догадался ему написать, вот матери он пишет… Лионель тоже пишет. Не столько дражайшей родительнице, сколько сестре экстрерриора и влиятельной в Приморской Эпинэ особе, ну а Арно не до сантиментов. Если б не Жермон, она бы о младшем не знала ничего... - Вы знаете, что моего старшего младшего сына пытались убить во сне? Такая глупость! - Возмутительно, - огромная лапища коснулась набалдашника трости, с которой Бертрам не расставался никогда, - фельпцев извиняет лишь невежество. Откуда дуксам знать, что Савиньяка можно убить только в бою. - Савиньяка еще может убить друг, - Арлетта провела рукой по лицу, словно снимая паутину, - а это были всего лишь наемники. Скорее всего, гайифские. Старшего Эмиль спросонья убил, второй знал не так уж и много. Эмиль хотел пристрелить мерзавца, но этот мальчик… Его подобрал Росио, а теперь взял мой сын… Этот мальчик напомнил об убитом адмирале, и о том, что наш убийца может что-то об этом знать. Эмиль отослал негодяя вдове. Лионель поступил бы так же... - Несомненно, - изрек Валмон, словно печать приложил, - разные побуждения часто приводят к одинаковым поступкам. Взять хотя бы "Историю Агарийской армии"… Этот выдающийся труд был написан сорок восемь лет назад тогдашним агарийским послом в Паоне и там же издан. Гайифский император презентовал его дружественному агарийскому королю. Вчера я последовал его примеру. - У мужа такой книги не было, - Арно вообще считал агарийскую армию недоразумением. Юг, - говорил он, - разучился воевать лет сто назад. Тогда она в военном ничтожестве гайифцев и агарийцев не сомневалась. Это было нетрудно: графиня Савиньяк жила в великой стране и ни за что не отвечала. - "История Агарийской армии", да будет вам известно, делится на три части. - Бертрам не смотрел на Арлетту, как десятью минутами раньше она не глядела на его носильщиков. - Первая часть повествует о победах Золотой Анаксии и золотой же империи, ведь среди солдат и офицеров могли затесаться предки будущих агарийцев. Во второй части повествуется о подвигах уэртского корпуса, пришедшего на помощь Гайифе в начале Двадцатилетней войны, зато третья повествует о пути уже агарийской армии, сражавшейся с алатскими и талигойскими ордами. Эта часть наиболее занимательна. Там в каждой главе подробно расписывается сражение у какого-нибудь оврага или деревушки. Описание прерывается на самом возвышенном месте, после чего следует напечатанное мелким шрифтом примечание под названием "Причины неудач". И так все восемнадцать глав… Увы, позапрошлым летом в гариканской королевской библиотеке случился пожар. Я не уверен, что книга уцелела, и посылаю Алексису нашедшийся у меня экземпляр. - Я, кажется, понимаю, зачем, - Арлетта с нежностью посмотрела на своего гостя. - Я хочу знать, права ли я, но вы слишком вежливы, чтобы сказать правду, если я ошибусь... - Это вы слишком вежливы, - парировал Валмон, - выслушивая по старой дружбе мою болтовню. Я послал "Историю Агарийской армии" Его Величеству с наилучшими пожеланиями и одним-единственным вопросом. Желает ли он вписать в изданный в Гайифе том очередную главу с очередной причиной неудач или же считает книгу законченной... Но как же вы правы, надев эти изумруды! - Разумеется, - подтвердила графиня Савиньяк, - ведь эти камни напоминают о Бергмарк, о том, что по крови я - Рафиано, и о нашей состоятельности. Отношение бергеров к мятежникам общеизвестно, но с Рафиано всегда можно договориться, хотя за нанесенный ущерб мы берем очень дорого… - Вы забыли главное, - ухмыльнулся Валмон, - изумруды удивительно подходят к вашей коже и зеленому бархату. Вы собирались их надеть и без моего совета, не так ли? - А вот этого, - с достоинством произнесла графиня, - вы никогда не узнаете. Бертрам, я ценю ревматизмы наших гостей. Сейчас нам подадут шадди с печеньем, вы прочитаете письма Эмиля, и мы спустимся… Выслушав рассказ старого Габайру, я словно бы воочию вижу Вас с кудряшками и пряжками, склонившимся перед скоропалительно переодевшимся молодым человеком. Я понимаю, что последний вознамерился жениться на деньгах моего отца и чужой реликвии, и очень надеюсь, что, ловя радугу в небе, он споткнется о ведро. Посылаю вам четыре длинных незапечатанных письма. Надеюсь, они достаточно глупы, чтобы очаровать "жениха", ведь я перенесла в них кое-что из дневника моей сестры. Я не знаю, что Вы задумали, но у меня нет сомнения в том, что Ваш план увенчается успехом. Вы умны, смелы и преданны, я же могу лишь молиться за тех, кто мне дорог, что и делаю, хотя предпочла бы разговору с небесами нечто более действенное. Прошу Вас передать герцогу Алва, что я останусь его преданным другом, с кем бы он в будущем не связал свою судьбу. Мое сердце и моя дружба, в отличие от моей руки и моего разума, принадлежат лишь мне. Отец это знает. Он доверяет мне почти так же, как Габайру, а Вам почти так же, как мне, но Вами он еще и восхищается. Берегите себя. Это не вежливость, это искренняя просьба. Я боюсь за Вас не меньше, если не больше, чем за герцога Алва, ведь Вы - обычный человек, хоть и "весьма дальновидный и своеобразно мыслящий" (угадайте, кто дал Вам столь лестную характеристику). Посылаю вам точные копии своей личной печати и большой печати отца. О первом он осведомлен, о втором - нет. Любящая Вас Е." - "Любящая…" И это принцесса! Еще никогда еще виконт Валме, а ныне граф Ченизу не был столь близок к тому, чтобы прослезиться. Елена Урготская была удивительной девушкой, а Альдо Ракан - удивительной дрянью, но дрянь эта по-прежнему восседала во дворце и, в отличие от несчастного Надора, проваливаться не спешила. Марсель скомкал письмо и, не перечитывая, отправил в огонь под сонные вздохи Котика и писки присланной Капуль-Гизайлем морискиллы. Печати перекочевали в тайники, устроенные Габайру в ручках кресел, а предназначенные жениху письма водворились в пошлейшей из найденных Марселем шкатулок. Перечитывать избранные места из дневника принцессы Юлии не тянуло: Валме верил своей принцессе на слово, но долг есть долг. Полномочный посол Ургота развернул первое из посланий и присвистнул: "С тех пор, как наш бывший посол привез портрет Вашего Величества, Ваш образ неотступно преследует меня. Я вижу вашу светлоглазую фигуру, прожигающую взором окно с государственной думой на обрамленном львиной гривой челе. Стройный, хрупкий и непередаваемо одинокий, вы смотрите в темнеющую ночь. Вам дозволено все, но как же вы страдаете, скрывая страдания под маской полночного холода…" Марселю скрыть страдания не удалось. От хохота виконта морискилла замолчала, а Котик вскочил и неуверенно, чуть ли не по щенячьи, тявкнул. - Все хорошо, - попытался успокоить пса Марсель, и вдруг представил прожженное гривастое окно, омраченное государственными думами, - это прос… то… прос… О, Леворукий и все кош… окошки его!.. Котик чихнул и принялся вдохновенно чесаться, стуча лапой по наборному паркету. В камине мирно горел огонь, на лаковом столике омерзительно блестела розовая шкатулка. Смех иссяк, осталось дело, которое можно было начинать хоть сейчас. Запечатать нелепое письмо, влезть в достойный грез принцессы Юлии туалет и отправиться испрашивать аудиенцию. Габайру вне досягаемости, подарки от Фомы прибыли и их урготское происхождение не оспорит никто, а Ракану только свистни… Вот именно - только свистни! Марсель, следуя дурному примеру, поскреб голову и перебрался к обрамленному не гривой, но занавесками окну, за которым бесновался дождь со снегом. Стало холодно. Не от клубящейся за стеклами жути - от задуманного. В том, что из негодных яиц он приготовит отменную яичницу, виконт не сомневался, но до оказии из Урготеллы великий замысел казался чем-то далеким, теперь же все зависело только от Марселя. Ну и немного от Марианны, но в красавице Валме не сомневался. Баронесса сделает все, что он ей скажет, и не из страха или за деньги, а потому, что хочет того же, что и Елена. Ох уж эти женщины, хлебом не корми, дай поосвобождать какого-нибудь маршала… - Врррр, - сказал Котик и постучал хвостом по полу. - Правду говоришь, - кивнул Валме, - я ничем не лучше моих дам. Даже хуже, а на улице - помесь болота с Килеаном. И все равно, гулять мы пойдем. Леденящие душу заговоры лучше всего плести в леденящую тело погоду. Надо бы написать об этом папеньке. Стариков было жаль, особенно деда графини Пуэн, некогда приветствовавшего молоденькую новобрачную от имени дворянства Старой Эпинэ. Арлетта едва удержалась от того, чтобы протянуть престарелому барону руки и спросить о здоровье, но Бертрам уронил трость и благой порыв был задушен. Смотреть в лица тем, кого знаешь с юности, трудней, чем выбирать уже выбранные драгоценности, но она не только Савиньяк. Она Рафиано, а Рафиано никогда не провалит переговоры! Арлетта поджала губы не хуже покойной Алисы и проследовала к одинокому, похожему на трон креслу, каковое и заняла. Рядом носильщики опустили Валмона. Графиня выждала, пока камердинер укутает ноги графа седоземельскими мехами, после чего как могла равнодушно оглядела собравшихся. - Вы хотели меня видеть, господа? Я в вашем распоряжении, - хорошо, что она близорука, а лица собравшихся с кресла кажутся просто пятнами, - К сожалению, ваш визит стал для меня неожиданностью и я не могу принять вас должным образом. - Увы, - скорбно пророкотал Бертрам, - разрушение Сэ и необходимость спасать свою жизнь пагубно сказались на здоровье графини. Я уполномочен братом госпожи Савиньяк проводить ее на воды Рафиано, где она сможет отдохнуть от ужасов войны и пройти курс лечения. - Мы отбываем утром, - слабо шевельнула рукой Арлетта, - так что я не могу предложить вам ночлег, но придорожные гостиницы в Савиньяке по-прежнему неплохи. В них есть даже кэналлийское, хоть выбор и не богат… - Вы ошибаетесь, - оживился Валмон, - выбор кэналлийского в Приморской Эпинэ на глазах становится богаче. Трактирщики узнают новости первыми, а кэналлийцы не станут пить чужие вина даже из вежливости, которой сейчас от них ожидать не стоит… - Кэналлийцы? Вы говорите, кэналлийцы?! - не выдержал высокий сутуловатый старик. Его Арлетта не помнила, но все равно почувствовала себя волчицей в овчарне. Причем сговорившейся с псами. - Да, - холодно произнесли старательно подведенные губы, - насколько мне известно, войска Кэналлоа и отряды ополчения пройдут через Савиньяк на Олларию в середине месяца Весенних Ветров. Надеюсь, рэй Эчеверрия правильно поймет мое отсутствие. Наш дом всегда был дружен с домом Алва, а в Кэналлоа умеют помнить не только зло. Не сомневаюсь, что замок, в котором мы находимся, не постигнет участь Сэ. Первым на колени опустился дед Жозефины Пуэн, за ним - граф О, остальные отстали настолько, насколько мешали больные колени и спины. Одиннадцать человек, младший из которых годился ей если не в отцы, то в очень старшие братья… Арлетта опустила глаза, не желая видеть чужое унижение. Третий камень в браслете казался чуть светлей соседей, а на серебре виднелась маленькая царапина. Графиня Савиньяк не помнила, откуда она взялась, она вообще ее не помнила. Браслеты вместе с колье привез Арно, но прислал их маркграф Бергмарк. Бергеры имеют обыкновение благодарить женщин, дарящих друзьям сыновей, а она родила близнецов… Арлетта разглядывала изумруды, а гости стояли на коленях и молчали. Кошки б разодрали Колиньяров с их родичами и приславшего живоглотов Сильвестра, хотя какой с покойного спрос? Что посеяно мертвыми, пожинают живые, а что взойдет из сегодняшних зерен? Кэналлийцы Эчеверии не страшней драгун Райнштайнера, но ее дело не успокаивать, а молчать. Остальное сделают Бертрам и страх. За спиной мерно стучали часы, скреблись в окна ветви акации, время от времени поскрипывали пол. Она всегда любила Сэ больше грозного Савиньяка. Три подруги в один год стали хозяйками трех замков и женами трех друзей. Как это умиляло местное дворянство, но мир обеезумел. Сэ сожгли в ночь смерти Жозины. Если б не барон из Бергмарк, графиня Савиньяк угодила бы в лапы вассалов Эпинэ, и что потом? Встала бы она на колени перед мятежниками? Из-за ковров и картин - нет, а, спасая свою жизнь или, что еще страшней, жизни близких? Как просто быть гордой издалека, когда все позади, а дети на той войне, от которой избавит только победа. - Господа, - голос Валмона звучал хрипло и прерывисто, - вам проще, чем мне. Вы можете встать на колени, а я не способен и на это. Мой бывший сын и бывший наследник приятельствует с агарисским самозванцем, а я могу лишь проклинать судьбу и помогать северным армиям. Конечно, никакое золото не искупит позора, покрывшего дом Валмонов… - У вас не один сын, дорогой Бертрам! - вспомнила о деле Арлетта, - а вашу помощь переоценить трудно. Лионель…Один из моих сыновей пишет, что купленные вами пушки выше всяких похвал. Последнее письмо добиралось до Савиньяка без малого три месяца и говорило совсем о другом, но Бертрам просил упомянуть о пушках, и она упомянула. - Графиня Савиньяк, - произнес дрожащий высокий голос, - графиня Савиньяк! Мы… - Мы умоляем вас, - подхватил О, - мы привезли письмо… Его подписало семьдесят два семейства… Мы просим переслать его графу Савиньяк! - Во имя Создателя, будьте милосердны! - Ваши дети вас послушают! Они всегда были почтительными сыновьями… - Нас вынудили. То, что творили Колиньяры… - Наши дети защищали свою свободу и свою честь… - Перешлите письмо! Промедление смерти подробно! - Графиня, вы же из знаменитой семьи. Вы - звезда Эпинэ, неужели вы хотите, чтобы сюда пришли эти… эти полушады?! - Мой сын не хотел участвовать в мятеже! Его вынудили… Эпинэ вынудил! Нельзя одинаково карать зачинщиков и тех, кого угрозами… - Что с вами, барон?! В начале зимы вы гордились выходками вашего сына!.. - У вас нет совести, Клод! И никогда не было… - Будьте нашей заступницей! Арлетта… Я вас помню еще невестой, вы всегда были так добры! Она была не добра, а лишь вежлива. Добрым был Арно, за что и поплатился. - Графиня, ответьте же! - Скажите хоть слово!.. Одно только слово. Во имя Создателя! Быстрый взгляд поверх склоненных голов и едва заметный кивок Бертрама. Все идет, как задумано, а графиня Савиньяк выдержит. Графиня Савиньяк возмущена и обижена. Ей до безумия жаль сгоревшего дворца, особенно шпалер с оленями и алатского хрусталя… Или буковых панелей и портьер? Неважно! В мятежных графствах никто и никогда не узнает, что ходатаи ломились в открытые двери. Перемирие будет выстрадано, только тогда его не нарушат. Если б только Арно захватил тогда к мятежникам Валмона, но муж слишком хорошо думал о тех, с кем пил вино и болтал о дамах и охоте. - Я тоже помню, - отрезала Арлетта, и вдруг поняла, что не лжет. - Я очень хорошо помню, что моего мужа убил мятежник, к которому он проявил снисхождение. В том числе и потому, что сестра Карла Борна была моей лучшей подругой. Как и герцогиня Эпинэ! И еще я помню, как горел Сэ, и не только Сэ … Вы не раскаиваетесь, господа, вы боитесь. Адуанов Дьегаррона, которые уже успели вас потревожить, моих сыновей, а теперь еще и кэналлийцев. Только поздно вспоминать о добре и Создателе, когда руки в крови, а за спиной - пепелища. Колиньяр был мерзким губернатором, но он не вешал, не поджигал и не резал спящих. И потом… Ярость стихла так же стремительно, как и вскипела, потому что Сэц-Ариж заплакал. Он не пытался умолять, никого не обвинял и ничего не просил. Даже слез не утирал. Сэ жгли его сын и внуки, это Арлетта знала. Потом молодые ушли в Олларию с уцелевшим сыном Жозины, а старый барон остался. - Герцог Колиньяр и его сообщники взяты регентом Талига герцогом Ноймаринен под стражу, - бесстрастно объявил Валмон. - Как мне сообщил экстерриор Рафиано, сейчас Колиньяр и Манрик содержатся в Бергмарк. После войны их ждет суд, но, как совершенно справедливо напомнила графиня Савиньяк, ошибки и преступления бывшего губернатора не оправдывают преступлений против Талига. Если б ни мое личное несчастье, я бы тоже так полагал, но мой бывший сын не оставил мне выбора! Арлетта, дорогая, я не могу встать перед вами на колени, но я вас умоляю о милосердии. Нет такой вины, которую невозможно искупить. Сколько в том, что творят они с Бертрамом, лжи, а сколько - правды? Сразу и не поймешь, но войны в Эпинэ не случится! С провинции хватит Колиньяров и мятежа. - Вы правы, Бертрам, - громко сказала графиня Савиньяк и обернулась ко все еще коленопреклоненным старикам, - встаньте, господа. Я перешлю ваше письмо регенту Талига герцогу Ноймаринен и засвидетельствую, что дворянство Внутренней Эпинэ верно законной власти и предлагает свою помощь в борьбе с агарисским самозванцем и внешними врагами. Какую именно помощь вы способны оказать, мы обсудим после обеда. К сожалению, короткого и не слишком обильного. - Увы, - подтвердил Валмон, - нынешние времена не располагают к длительным застольям, но я на всякий случай привез с собой сыры, колбасы и приправы, которые несколько выправят положение. |
|
|