"Нейтронный Алхимик: Консолидация" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Питер)

1

Луизе Кавана казалось, будто жуткая летняя жара, наступившая за последним жалким дождичком, тянется бесконечными неделями, хотя на самом деле прошло лишь четыре дня. «С чертовой кухни нанесло», – засудачили деревенские старухи, когда над всхолмьями повисла нестерпимая знойная мгла. К настроению Луизы эдакая погодка подходила идеально. Ей самой нечего было чувствовать в те дни. Судьба, очевидно, предначертала ей проводить время в бессмысленном ожидании.

Официально она ждала отца, отправившегося с ополчением округа Стоук подавлять восстание, поднятое в Бостоне Демократическим земельным союзом. Последний раз он звонил три дня назад – голос его был тороплив и суров. Отец тогда сказал, что положение еще тяжелей, чем говорил лорд-лейтенант, отчего мать Луизы впала в истерическое беспокойство. В результате Луизе и Женевьеве приходилось ходить по Криклейду на цыпочках, чтобы не навлечь на себя материнского гнева.

С тех пор они не слыхали ничего ни об отце, ни о его ополченцах. Само собой, графство бурлило слухами. Кто болтал о страшных боях, кто – о звериной жестокости юнионистов-партизан. Луиза старалась не обращать на них внимания, убежденная, что все это лишь гнусная пропаганда последователей Союза. На самом деле никто ничего не знал в точности. По отношению к округу Стоук Бостон мог с тем же успехом находиться на другой планете. Когда окружное ополчение взяло город в кольцо, вечерние новости перестали даже мельком упоминать о «беспорядках» – цензура поработала.

И все, что оставалось, – беспомощно ожидать, когда же ополченцы вернутся с неизбежной победой домой.

Луиза с Женевьевой провели очередное утро, бесцельно слоняясь по поместью. Занятие было само по себе непростое: сидеть без дела тоскливо просто до невыразимости, а если кто заметит – немедля нагрузят всякими скучными делишками. Покуда молодые парни воевали, женщинам и старикам приходилось из последних сил стараться поддерживать жизнь в старинной усадьбе. Да и приусадебные хутора, потеряв столько работников, изрядно отставали в подготовке ко второй летней страде.

За полдень безделье прискучило даже Луизе, и девушка предложила сестре покататься верхом. Седлать коней пришлось самим, но возможность убраться на пару часов из поместья того стоила.

Лошадка Луизы осторожно ступала по опаленной земле. Горячие лучи Герцога жгли суглинок, отчего по нему ползла сетка трещин. Местные растения, расцветавшие одновременно на летнее солнцестояние, уже увяли, и там, где десять дней назад луга красили бессчетные белые и розовые цветочки, сейчас, точно крохотные опавшие листки, порхали сухие лепесточки, налетая в лощинах, будто сугробы, по колено.

– Ну почему члены Союза нас так ненавидят? – проныла Женевьева. – Ну папа человек своенравный, но ведь не злой же, правда?

Луиза выделила ей редкую снисходительную улыбку. Все говорили, что сестры, невзирая на четыре года разницы в возрасте, похожи на двойняшек. И правда, глядя на сестру, Луиза порой ощущала, что смотрится в зеркало – те же черты, роскошные черные кудри, тонкий носик и почти раскосые глаза. Женевьева, правда, была пониже ростом и попышнее... а сейчас еще и мрачнее.

«Бедная девочка всю неделю из-за моей раздражительности отмалчивается, – подумала Луиза, – чтобы старшая сестренка не дергалась лишний раз. Как же она передо мной преклоняется! Хоть бы выбрала себе кумира поприличнее».

– Дело не в папе и даже не во всех Кавана, – объяснила она. – Им просто не по душе норфолкский строй.

– Но почему? В округе Стоук все счастливы.

– Все живут в достатке. Это не одно и то же. Что бы ты чувствовала, когда тебе целыми днями приходилось бы спину гнуть на полях, а мы двое беззаботно проезжали мимо верхом?

– Ну... – недоуменно протянула Женевьева. – Не знаю.

– Тебе здорово захотелось бы поменяться с нами местами.

– Пожалуй. – Девушка лукаво улыбнулась. – И тогда бы уже на меня поглядывали с нелюбовью.

– Точно. В этом и проблема.

– Но о Союзе люди такое поговаривают... – неуверенно пробормотала Женевьева. – Вот поутру горничные болтали... такие ужасы рассказывали – я минуты не выдержала.

– Лгуньи. Если кто в округе Стоук и знает, что творится в Бостоне, то это мы, Кавана. А горничные обо всем узнают последними.

– Какая ты умница, Луиза! – Женевьева почтительно улыбнулась сестре.

– Ты такая же. Не забывай, гены-то одни.

Женевьева весело рассмеялась и погнала коня вперед. Мерлин, их овчарка, погнался за ней, взметая смерчи побурелых лепестков.

Луиза привычно пустила лошадь в галоп, направляясь к темневшему впереди лесу Уордли. Сестры уже давно превратили его в свою площадку для игр. Этим летом, однако, вид леса пробуждал в Луизе и другие чувства. Под лесной сенью таились воспоминания о Джошуа Калверте и о том, что они делали вдвоем близ скальных прудов. Ветви помнили каждый возмутительный акт, любой из которых всякая благородная норфолкская дама не позволит с собой совершить даже под угрозой казни... и который Луиза мечтала повторять снова и снова.

А еще после этих эскапад Луизу вот уже три утра подряд выворачивало наизнанку. Первые два раза нянюшка устраивала страшный шум; этим утром Луиза – слава богу! – сумела скрыть приступ, иначе обо всем прознала бы мать. А ту не проведешь.

Луиза выдавила несчастную улыбку. «Вот вернется Джошуа, и все будет прекрасно». В последние дни эта фраза стала для нее чем-то вроде мантры.

Господи Иисусе, как я ненавижу ждать!

Поезд они заслышали, когда Женевьеве оставалось до опушки с четверть мили; Луиза отставала от нее на добрую сотню ярдов. В недвижном воздухе настойчивый гудок разносился далеко: три коротких сигнала и один длинный – знак, что поезд приближается к переезду близ Колливсстона.

Женевьева придержала коня, поджидая сестру.

– В город едут! – воскликнула девушка.

Местное железнодорожное расписание обе заучили наизусть. Колстервортская линия пропускала двенадцать поездов в день. Но этот состав шел вне графика.

– Они вернулись! – пискнула Женевьева. – Папа вернулся!

Мерлин, почуяв перемену в ее настроении, носился вокруг с радостным лаем.

Луиза прикусила губу. Другой причины она тоже не могла придумать.

– Наверное.

– Точно! Точно!

– Тогда поехали!

Усадьба Криклейд пряталась в роще генинженированных кедров. Внушительное каменное здание строилось по образцу далеких и давних английских поместий. Стеклянные купола оранжереи, венчавшие восточное крыло, отражали золотой свет Герцога, бросая в глаза проезжавшим зеленой лужайкой девушкам блики.

Проехав через рощу, Луиза заметила, что по засыпанной галькой дорожке несется иссиня-зеленый внедорожник, и с радостным кличем погнала коня еще быстрее. Немногим в поместье дозволялось водить моторные повозки, и уж никто не мог водить их так ловко, как ее отец.

Луиза очень быстро оставила Женевьеву позади; Мерлин, высунув язык, плелся в четверти мили за ними. Теперь она видела – во внедорожник набилось шестеро седоков... и за рулем определенно сидел ее отец.

Когда первый внедорожник развернулся перед парадными дверями, из-за поворота вывернули еще два. По ступеням к нему сбегали Марджори Кавана, а за ней – прислуга.

Спрыгнув с коня, Луиза подлетела к отцу и бросилась к нему на шею, прежде чем тот успел обернуться к ней. Одет он был в тот же мундир, что и в день отъезда.

– Папа! Ты жив! – Луиза прижалась щекой к грубой защитной ткани. Ей снова было пять лет, и слезы душили се, грозя прорваться.

Отец напрягся, медленно склоняя голову, чтобы лучше разглядеть дочь. С восхищением глянув на него, она увидала на его широком румяном лице выражение легкого недоумения. На одну мучительную секунду ей подумалось, что он узнал о ребенке. Потом губы старшего Кавана искривила мерзкая ухмылка.

– Привет, Луиза. Как я рад тебя видеть!

– Папа? – Она отшатнулась.

Что случилось с ним? Луиза неуверенно обернулась к только что подошедшей матери.

Марджори Кавана оценила положение с первого же взгляда. Грант выглядел просто ужасно – бледный, усталый и до странного нервный. Боже, что у них там стряслось? Оставив откровенную обиду Луизы на потом, она шагнула к мужу.

– Добро пожаловать домой, – сдержанно пробормотала Марджори, касаясь губами его щеки.

– Привет, милая, – ответил Грант Кавана так невыразительно, словно обращался к малознакомой.

Он с полупоклоном обернулся. «Почтительно», – сообразила Марджори с недоумением – к одному из приехавших с ним мужчин. Никто из них не был ей знаком, они даже не носили мундиров ополчения. Подъезжавшие внедорожники также были полны чужаков.

– Марджори, познакомься с Квинном Декстером. Квинн... священник. Он и несколько его последователей поживут пока здесь.

Юноша, о котором шла речь, приблизился к ним той развязной походочкой, какую Марджори до сих пор наблюдала лишь у виденных изредка в Колстерворте юных хулиганов. «Священник? – подумала она. – Ха!»

Квинн был облачен в просторную рясу из какой-то неимоверно черной ткани – так мог бы одеваться монах-миллионер. Распятия на нем не было. Лицо, выглядывавшее из-под широкого капюшона, источало холодное коварство. И Марджори заметила, что никто из спутников не отваживается подходить к этому человеку слишком близко.

– Весьма интересно, отец Декстер, – иронически заметила она.

Священник сморгнул и кивнул раздумчиво, словно признавая – эту женщину ему не надуть так просто.

– Почему ты вернулся? – задыхаясь, спросила Луиза.

– Криклейд станет для секты Квинна временным убежищем, – объявил Грант Кавана. – В Бостоне многое разрушено. Так что я предложил ему наше гостеприимство.

– Так что же случилось? – спросила Марджори.

Только многолетние упражнения в самодисциплине позволили ей сохранять спокойствие, когда больше всего ей хотелось схватить Гранта за горло и вытрясти из него ответ. Краем глаза она заметила, как выпрыгивает из седла Женевьева. Тонкое личико девушки лучилось простодушным счастьем. Она ринулась навстречу отцу, но, прежде чем Марджори успела вымолвить хоть слово, Луиза решительно удержала сестру. Благослови ее Бог, подумала Марджори. Еще неизвестно, как эти чужаки отнесутся к двум легковозбудимым девчонкам.

Женевьева мигом поникла, растерянно глядя на отстранившегося отца. Луиза обняла ее, заслоняя собой.

– Мятеж окончен, – объявил Грант, даже не глянув в сторону дочери.

– Значит, вы загнали юнионистов в угол?

– Мятеж, – повторил Грант невыразительно, – окончен.

Что делать дальше, Марджори просто не представляла. Вдали заходился непривычно злобным лаем Мерлин, вперевалочку ковыляя к незваным гостям.

– Начнем, – приказал Квинн резко, – немедля.

Он шагнул по ступеням к двойным створкам парадного. Ряса плескалась вокруг его лодыжек тяжелыми складками.

Толпа любопытствующих слуг, собравшаяся на ступенях, боязливо расступилась, и спутники Квинна устремились вслед своему вожаку.

Лицо Гранта скривилось в гримасу почти извиняющуюся. Из внедорожников вылезали все новые гости, чтобы поспешить за своим жутковатым пастырем. Большинство из них были людьми, и на лице каждого застыло дикое возбуждение.

«Похоже, что они торопятся на собственную казнь, – подумала Марджори. – А одежда у некоторых – просто нелепая. Точно старинные мундиры – серые камзолы с широкими алыми отворотами, замотанные ярдами золотой тесьмы». Хозяйка поместья попыталась вспомнить что-нибудь из уроков истории, но образы прусских офицеров в ее памяти давно поблекли.

– Может, пойдем? – поинтересовался Грант.

Это было совсем уж нелепо – на пороге своего дома Грант Кавана не просил и не предлагал, он только приказывал.

Марджори неохотно кивнула.

– А вы оставайтесь тут, – наказала она дочерям, поднимаясь по ступеням. – Присмотрите за Мерлином и верните лошадей в стойла.

«Пока я разберусь, что за чертовщина тут происходит», – мысленно добавила она.

Стоявшие у подножия лестницы сестры цеплялись друг за друга, глядя на родителей с подозрением и ужасом.

– Да, мама, – послушно ответила Луиза и дернула Женевьеву за полу черной курточки.

На пороге поместья Квинн остановился, окидывая взглядом земли Кавана. Сомнения терзали его. В Бостоне казалось единственно верным во главе воинства Божьего нести проповедь брата его острову Кестивен. Никому не дано было устоять перед змием его. Но слишком много потерянных душ возвращалось из небытия; и неизбежно одни осмеливались ослушаться его, в то время как другие колебались в исполнении приказов. Честно говоря, теперь Квинн мог положиться лишь на ближайших, им самим отобранных учеников.

Адепты секты, оставленные им в Бостоне, дабы усмирять возвращенных и возглашать им истинную причину их воскрешения, подчинялись лишь из страха. Поэтому Квинн решил покинуть город, принести слово праведности всем душам, живым и погибшим, на этой злосчастной планетке. Лишь когда последователи его в большем числе искренне уверуют в слово Брата Божьего, тогда с неизбежностью восторжествует правое дело.

Но край, с такой любовью описанный Лукой Комаром, оказался пустынным. Миля за милей тянулись поля и луга, и лишь в редких деревушках ютились забитые крестьяне – тот же Лалонд, только в умеренном климате.

Нет, он предназначен для большего! Для столь необременительных трудов Брат Божий не избрал бы его! Сотни планет Конфедерации ждут слова Его и стремятся последовать за Ним в последний бой против ложных богов Земли, когда для всех и вся рассветет Ночь.

«После сегодняшнего вечера, – пообещал он себе, – я должен понять, куда десница Его ведет меня, и отыскать свое место в предопределении Его».

Взгляд его задержался на сестрах Кавана, которые взирали на него снизу вверх, пытаясь с отвагой сносить перемены, валившиеся на их дом, как зимний снег, мягко и неотвратимо. Старшая станет доброй наградой верным ученикам, а дитя пригодится чьей-нибудь возвращенной душе. Брат Божий всем отыщет место.

Успокоившись на время, Квинн быстрым шагом вступил в холл, упиваясь его пышностью. Сегодня, по крайней мере, он сможет искупаться в роскоши, питая своего змия, – ибо кто не ценит ее?

Ученики знали свое дело, и пригляд за ними не нужен. Как и на протяжении всей последней недели, они отворят тела усадебной прислуги для одержания. Его очередь придет позже – отбирать тех, кто достоин второго шанса на бытие, тех, кто обнимет Ночь.

– Что?! – вспыхнула Женевьева, стоило последним взрослым скрыться за парадными дверьми. Луиза решительно заткнула ей рот.

– Пошли!

Она так дернула сестренку за рукав, что та чуть не упала, и Женевьева неохотно поплелась следом.

– Ты слышала, что велела мама? – проговорила Луиза. – Присмотрим за лошадьми.

– Да, но...

– Никаких «но», ладно? Мама разберется.

Утешения эти слова ей не принесли. Что же случилось с папой? Должно быть, в Бостоне было просто ужасно, если он до сих пор не в себе.

Луиза расстегнула завязки шляпы и сунула ее под мышку. В усадьбе разом стало как-то очень тихо. Стоило дверям затвориться, как смолкли даже птицы, словно по сигналу. Кони стояли, понурившись.

Похоронное настроение развеял Мерлин, доковылявший наконец до лестницы и с жалобным лаем ткнувшийся Луизе в колени. Пес тяжело дышал, вывалив язык.

Луиза взяла обоих коней под уздцы и повела в стойла. Женевьева потащила за ней Мерлина, ухватив псину за ошейник.

В конюшне, позади западного крыла, было пусто. Даже двое мальчишек, которых оставлял вместо себя мистер Баттерворт, куда-то задевались. Копыта страшно гремели по брусчатке дворика, и между стенами перекатывалось эхо.

– Луиза, – несчастным голоском проныла Женевьева. – Мне это не нравится. Эти типы, которых папа привел, они странные!

– Знаю. Мама нам все объяснит.

– Так она с ними пошла.

– Ага.

Только теперь до Луиза дошло, с каким упорством мать отправляла их с сестрой подальше от отцовых друзей. Девушка огляделась, соображая, как же поступить дальше. Или мама за ними пошлет, или не ждать, а пойти самим? Папа захочет с ними поболтать... захотел бы, грустно поправила она саму себя.

И Луиза решила обождать. Благо дел в конюшне хватало – коней расседлать, расчесать, напоить. Сняв куртки, они с Женевьевой взялись за дело.

Первый вопль они услыхали минут двадцать спустя, когда убирали седла в кладовку, – дикий визг мучительной боли, перешедший в жалкое, замирающее всхлипывание. Крик был мужской, и от этого становилось еще страшнее.

Женевьева машинально вцепилась в сестру, и Луиза ощутила, как ее трясет.

– Ничего, ничего... – бессмысленно прошептала она, поглаживая сестренку по плечам.

Прокравшись к окну, они выглянули на двор, но там было пусто. Окна усадьбы были черны и пусты, поглощая свет Герцога без остатка и следа.

– Я пойду выясню, что там творится, – прошептала Луиза.

– Нет! – готовая разрыдаться Женевьева отчаянно вцепилась в нее. – Не оставляй меня! Пожалуйста! Луиза!

Луиза привычно прижала ее к себе.

– Хорошо, Джен. Я не уйду.

– Обещаешь? Честно-честно?

– Обещаю! – девушка поняла, что сама боится ничуть не меньше. – Но мы должны узнать, чего от нас хотела мама.

– Как скажешь.

Женевьева судорожно кивнула.

Луиза окинула оценивающим взглядом высокие стены западного крыла. Что бы сделал Джошуа? Она вспоминала расположение комнат, коридоров, проходов для слуг – все это она знала лучше, чем любой другой, кроме домоправительницы и, может быть, отца.

– Пошли! – она взяла Женевьеву за руку. – Попробуем незаметно пробраться в мамин будуар. Рано или поздно она туда заглянет.

Они украдкой выбрались со двора и поспешно шмыгнули к зеленой дверце в стене, которая вела в одну из кухонных кладовок. Луиза ожидала, что их вот-вот грозно окликнут, и к тому времени, когда она, нажав на массивную чугунную ручку, скользнула в дом, ее уже трясло от напряжения.

Кладовку заполняли мешки с мукой и дощатые поддоны с овощами. Два затянутых паутиной узких окошка под потолком давали скудный и бледный свет. Когда Женевьева затворила дверь, Луиза щелкнула выключателем, но два голых светошарика померцали секунду и погасли.

– Проклятье!

Луиза взяла сестренку за руку и потащила ее за собой, петляя между мешками и ящиками.

В переходе для прислуги, куда они вышли, стены были побелены известкой, а пол вымощен желтоватым плитняком. Светошарики, развешанные через каждые двадцать футов, то вспыхивали, то отключались вновь, отчего у девушки кружилась голова – казалось, что пол под ногами покачивается.

– Это еще кто вытворяет? – со злостью прошептала Женевьева.

– Понятия не имею, – пробормотала Луиза в ответ.

Ее вдруг охватило предельное одиночество. Она сердцем ощутила, что Криклейд больше не принадлежит ее роду.

Все же девушки пробрались по коридорчику к чугунной винтовой лестнице, уходившей на верхние этажи. Луиза остановилась, прислушиваясь, не спускается ли кто им навстречу, и ступила на лесенку.

Господские переходы в усадьбе отличались от служебных, как небо от земли. Натертый золотистый паркет укрывали роскошные зеленые с золотом ковровые дорожки. По стенам были развешаны традиционные картины маслом в массивных сусальных рамах. Вдоль стен через равные промежутки стояли старинные сундучки, поддерживая или хрупкие безделушки, или хрустальные вазы с земными или чужемирными цветами из приусадебной оранжереи.

Дверь, к которой приводила винтовая лестница, пряталась за стенной панелью. Луиза приотворила ее совсем чуть-чуть и выглянула в коридор. В дальнем его конце солнце сияло сквозь огромный витраж, крася стены и потолок на манер тартана. Врезанные в потолок светошары мерцали тусклым янтарем и нехорошо жужжали.

– Никого нет, – прошептала Луиза.

Девушки торопливо выскочили в коридор и, заперев за собой дверцу, на цыпочках двинулись к будуару матери.

Вдалеке послышался крик – где, Луиза не сообразила, но именно вдалеке, и слава богу!

– Пойдем назад, – проныла Женевьева. – Ну, Луиза! Мама знает, что мы в конюшню пошли, она нас там найдет!

– Сначала посмотрим, здесь ли она. Если нет, тут же вернемся.

Снова донесся мучительный вопль, еще тише.

До дверей будуара оставалось двадцать футов. Луиза собралась с духом и сделала еще шаг.

– Боже, нет! Нет, нет, нет. Прекрати! Грант! Господи, спаси и помилуй!

Девушка застыла от ужаса. Из-за дверей доносился голос – нет, вопль – ее матери.

– Грант, нет! Пожалуйста! Господи, хватит! – И пронзительный, исполненный муки вой...

Женевьева вцепилась в плечо сестры, приоткрыв рот и слабо всхлипывая. Светошары над дверями вдруг начали разгораться. Пару секунд они полыхали ярче, чем полуденный Герцог, а потом с тихим звяканьем лопнули, рассыпав по ковровым дорожкам и паркету осколки молочного стекла.

Марджори Кавана завизжала снова.

– Мама-а! – взвыла Женевьева. Вопль Марджори оборвался, и за дверью с глухим стуком рухнуло что-то тяжелое.

– БЕГИ! БЕГИ, МИЛАЯ! БЕГИ, СКОРЕЙ!!!

Луиза уже отступала к потайной дверце, волоча за собой плачущую Женевьеву. Двери распахнулись с такой силой, что полетели щепки. Коридор залила осязаемая масса изумрудного сияния, в котором плыли, уплотняясь с каждым мигом, паутинные тени.

На пороге стояли двое.

Луиза задохнулась. Одной была Рейчел Хендли, горничная. Она не изменилась совершенно. Вот только волосы ее обрели кирпично-рыжий оттенок и шевелились. Прядки сплетались и вились, точно намасленные змейки.

А рядом с толстушкой стоял отец, так и не снявший мундира. По лицу его блуждала чужая мерзкая ухмылка.

– Иди к папе, детка, – пророкотал он радостно и шагнул к ней.

Луиза только и смогла, что беспомощно помотать головой. Женевьева упала на колени, содрогаясь от рыданий.

– Идем, девочка, – голос отца превратился в бархатистое воркование.

Луиза не смогла сдержать булькающего всхлипа, готового в следующий миг сорваться в нескончаемый истерический визг.

Отец восторженно расхохотался. И в этот миг сквозь зеленую мглу за его спиной прошла третья фигура.

Луиза не сумела выдавить даже удивленного вздоха. Но это была их няня, миссис Чарлсворт, одновременно тиран и вторая мать, наперсница и предательница, рано поседевшая кругленькая дама средних лет, чье привычно кислое лицо смягчали мириады морщинок.

С негодующим воплем «Оставь моих девочек, негодяй!» старушка ткнула Гранту Кавана вязальной спицей в левый глаз.

Что случилось за этим, Луиза так и не сумела потом вспомнить в точности. Кровь и крошечные ветвистые молнии. Звонкий вопль Рейчел Хендли. Разлетающиеся по коридору осколки стекла, прикрывавшего картины на стенах, и стробоскопическое мерцание вспышек.

Луиза заткнула уши – от пронзительного визга у нее лопался череп. Молнии погасли. На месте ее отца рядом с Рейчел стояла громоздкая фигура в странной броне, набранной из квадратных пластин темного металла, украшенных алыми рунами и соединенных медной проволокой. «Сука!» – грянул великан, нависая над миссис Чарлсворт, и из зениц его выплеснулись струи густого апельсинового дыма.

Руки Рейчел Хендли вспыхнули. Оскалившись от натуги, бывшая горничная вцепилась пламенеющими пальцами в щеки несчастной няни, и под ее ногтями зашипела, обугливаясь, плоть. Миссис Чарлсворт захлебнулась от боли. Горничная отпустила ее, и няня отшатнулась, покачиваясь. Взгляд ее нашарил в зеленой мгле девушек. По обезображенным щекам старухи покатились слезы.

– Беги, – выдохнула миссис Чарлсворт с прощальной улыбкой.

Эта жалостная мольба, минуя сознание, пробудила к действию спинной мозг Луизы. Упираясь лопатками в стену, девушка поднялась с ковра. Миссис Чарлсворт горько усмехнулась, поднимая свое бесполезное оружие. Девка и рыцарь шагнули к ней, дабы свершить свою месть.

Руки Рейчел обвивали бело-огненные змеи, капли пламени стекали с пальцев, устремляясь к старушке, прожигая накрахмаленную серую блузу. Ожившие доспехи разразились рокочущим хохотом, заглушавшим мучительные стоны миссис Чарлсворт.

Луиза за плечи подняла сестру. За спинами девушек коридор озаряли вспышки и слышался вой.

«Я не должна оборачиваться, – думала она. – Не должна».

Пальцы ее сами нашарили защелку потайной двери. Она швырнула Женевьеву на ступени лестницы и сама ринулась во мглу, даже не глянув, кто может поджидать их там.

Дверь захлопнулась.

– Джен? Джен! – Луиза встряхнула оцепеневшую сестренку, но ответа не было. – Джен, надо отсюда выбираться! Господи Боже...

Ей хотелось свернуться калачиком и плакать навзрыд. Но тогда она умрет. И ребенок с ней.

Волоча за собой Женевьеву, она помчалась вниз по лестнице. Сестра покорно следовала за ней. Хотя что случится, если они встретят еще одну... тварь, лучше и не думать.

Они едва успели спуститься в полуподвал, когда сверху донесся грохот. Луиза побежала в сторону кладовой. Женевьева старалась держаться поближе к ней, мыча сквозь сжатые зубы.

Грохот прервался, и послышался взрыв. По винтовой лестнице стекли на пол струи синеватых искр, красные плитки пола трескались и отрывались. Померкшие было светошарики вспыхнули вдруг на полную мощность.

– Скорее, Джен! – крикнула Луиза.

Они пробежали через кладовую и выскочили во двор. Мерлин стоял в воротах конюшни, заходясь лаем. Луиза помчалась прямо к нему. Стоит им добыть коней – и они свободны. Верхом она ездила лучше, чем кто-либо в поместье.

До конюшен оставалось с десяток шагов, когда из зеленой дверцы выскочили двое – Рейчел и отец. «Только это уже не он», – в отчаянье подумала девушка.

– Вернись, Луиза! – крикнул черный рыцарь. – Вернись, лапочка! Обними папу!

Луиза и Женевьева метнулись под арку ворот. Мерлин на мгновение задержался и бросился вслед хозяйкам.

В ворота конюшни врезались шары белого огня, расплескавшись пламенной паутиной, ощупывавшей старые доски, точно пальцы покойника. Черный лак шел пузырями и испарялся, дерево вспыхнуло.

– Отворяй стойла! – бросила Луиза, перекрикивая гул огня и испуганное ржание.

Ей пришлось повторить, прежде чем Женевьева отодвинула первую защелку. Лошадь выскочила в проход и заметалась из стороны в сторону.

Луиза побежала в дальний конец конюшни. Мерлин истерически тявкал на пламя, перекинувшееся с ворот на солому в яслях. Сыпались дождем яркие искры, и под потолком зазмеился черный дым.

Снаружи доносились голоса, то угрожающие, то молящие, но все это был обман, самое страшное предательство.

Слышались вопли, несущиеся из поместья. Подельники Квинна брали верх. Последних свободных слуг Криклейда одерживали, уже не скрываясь.

Луиза отворила двери стойла, где бесновался отцовский великолепный черный жеребец, из породы, генинженированной до совершенства, о котором не могли мечтать лучшие скакуны девятнадцатого столетия. Задвижка сдвинулась легко, и девушка успела схватить уздечку, прежде чем жеребец успел умчаться. Конь злобно фыркнул, но покорился. Чтобы взгромоздиться на него, девушке пришлось подставить тюк сена.

Пламя распространялось ужасающе быстро. Стойла уже полыхали, старые сухие бревна занимались легко. Мерлин отступал от надвигающегося огня, и в его лае слышался страх. С полдюжины коней с жалобным ржанием толклось в проходе. Ревущее пламя отсекло их от ворот, не давая выхода. Женевьевы нигде не было.

– Джен! – крикнула Луиза. – Где ты?!

– Здесь! – Голос доносился из опустевшего стойла.

Луиза погнала жеребца к воротам, криками распугивая встающих на дыбы лошадей. Те наконец-то ринулись к выходу.

– Быстрей! – завизжала Луиза.

Женевьева выскочила из стойла, и Луиза помогла ей взобраться на спину коня. На миг ей показалось, что она недооценила тяжесть, что ее саму сейчас вывернет из седла, но в тот миг, когда Луиза решила, что ее позвоночник сейчас хрустнет или она вот-вот треснется теменем о каменный пол, Джен ухватилась за гриву сердито огрызнувшегося жеребца и в следующее мгновение уже сидела впереди сестры.

Противоестественно жаркое пламя уже пожрало ворота конюшни, последние доски раскачивались на мерцающих от жара петлях и с грохотом падали на брусчатку.

Завеса огня расступилась ненадолго, и кони, увидав выход, ринулись к свободе. Луиза дала жеребцу шенкелей. Стены рухнули куда-то назад, левый бок девушке обожгло золотое пламя, пискнула, отчаянно колотя ладонями по занявшейся блузке, Женевьева, в нос ударил запах паленой шерсти, и от клубов расползающегося черного дыма заслезились глаза.

А потом они вылетели из прожженных дверей – по косяку еще бегали язычки огня – вслед за обезумевшими конями на свежий воздух и яркое солнце. Впереди их поджидал рыцарь в черной наборной броне. Из-под забрала его шлема все еще курился оранжевый дым, и по кольчужным перчаткам пробегали белые искры. Он воздел руку, набирая в горсть пламя.

Но бегущий табун не остановить. Первая лошадь пронеслась мимо, едва не задев рыцаря. Осознав опасность, он шагнул было в сторону – и в этом заключалась ошибка. Останься он на месте, второй конь обогнул бы его. А так он с ржанием налетел на рыцаря грудью. Послышался мерзкий хруст ломающихся костей, но инерция влекла изувеченного зверя вперед. Рыцаря подбросило в воздух и отшвырнуло. Черная туша подскочила в воздух на добрый фут, потом рухнула на брусчатку и замерла. Броня рассыпалась, обнажив тело Гранта Кавана, все еще облаченное в рваный ополченский мундир. Из открытых ран хлестала алая кровь.

Луиза невольно придержала коня. Отец ранен!

Но поток крови разом иссяк. Рваные раны затягивались сами собою, зашивался невидимой иглой мундир. Пыльные и потертые башмаки превращались в стальные поножи. Чудовище помотало головой в недоуменном раздражении.

Мгновение Луиза взирала, застыв, как он поднимается с земли, потом ударила скакуна пятками.

– Папка! – застонала Женевьева.

– Это не он, – процедила Луиза сквозь сжатые зубы. – Не он. Это что-то иное. Сам дьявол.

Преграждая выход, у надвратной арки стояла, уперев руки в боки, Рейчел Хендли. Волосы-черви возбужденно шевелились.

– Молодцы, – презрительно хохотнула она, глядя на мучительное отчаяние сестер.

Вокруг воздетой ее руки собиралось жуткое бледное мерцание, образуя призрачные когти. Заглушая жалобное тявканье Мерлина, несся громовой смех.

Из-за спины Луизы ударил разряд белого пламени, пробив череп Рейчел Хендли в дюйме над левой глазницей и взорвавшись внутри. Темя горничной снесла лиловая вспышка, расплескав дымящуюся кровь. Тело стояло еще секунду, потом мышцы разом дернулись и обмякли. Бывшая горничная рухнула, и из разваленного черепа хлынула на землю яркая артериальная кровь.

Луиза обернулась. Двор был пуст – только неуклюже пытался подняться на ноги тот, кто был ее отцом. Усадьба взирала на девушек сотнями пустых окон. Над крышами разносились далекие слабые крики, и из широких дверей конюшни с гулом выплескивалось пламя.

Женевьеву снова сотрясали судорожные рыдания. Страх за сестру превозмог смятение Луизы, и она опять дала коню шенкелей, пускаясь в галоп.

Из-за затворенных окон гостевой комнаты на третьем этаже Квинн Декстер наблюдал, как девчонка гонит прекрасного черного жеребца по приусадебным лугам в сторону пустошей. Даже его потрясающая мощь не могла достать убегающих сестер с такого расстояния.

Он поджал губы. Кто-то ведь помог им. Зачем – Декстер не имел понятия. Предатель ведь знает, что от кары ему не уйти. Брат Божий все видит. Каждая душа ответит за свои грехи.

– Направятся они, конечно, в Колстерворт, – промолвил он. – Оттянут неизбежное на пару часов. Большая часть этого вшивого городишки уже за нами.

– Да, Квинн, – ответил стоявший за его спиной мальчишка.

– А скоро – и весь мир, – пробормотал Квинн. «И что тогда?» – Как же я рад тебя снова видеть, – обернувшись, добавил он с горделивой улыбкой. – Я и не надеялся на это. Но Он, верно, решил наградить меня.

– Я люблю тебя, Квинн, – просто ответил Лоуренс Диллон.

Тело конюха, которым он овладел, было совершенно нагим, розовые шрамы одержания на загорелой коже уже бледнели.

– На Лалонде я сделал то, что должно, ты знаешь. Мы не могли забрать тебя.

– Я знаю, Квинн, – преданно ответил Лоуренс. – Тогда я был малоценен. Я был слаб. – Он пал перед священником на колени и поднял взгляд к суровому лицу черноризца. – Но с этим кончено. Теперь я вновь могу помочь тебе. Как прежде, только лучше. И вся вселенная склонится перед нами, Квинн.

– О да, – медленно проговорил Квинн Декстер, наслаждаясь каждым звуком. – Так им, пидорам, и надо.

Датавизный сигнал вырвал Ральфа Хилтча из пучины бессвязных сновидений. Как начальнику станции со стороны королевского разведывательного агентства, ему выделили временную каюту. Непривычная, безличная обстановка и потрясение, не уходившее с той поры, как он доставил Джеральда Скиббоу на Гайану, не давали мыслям умерить свой бег и после того, как вслед за трехчасовым допросом Ральф рухнул на койку. В конце концов ему пришлось запросить транк-программу, чтобы расслабиться.

По крайней мере, кошмары его не преследовали, хотя воспоминания о Дженни настигали его снова и снова. Последний стоп-кадр миссии: Дженни, погребенная под телами обезьянолюдей, вводит в аккумулятор код-камикадзе. Эту сцену ему не требовалось перегонять в клетки памяти нервной наносети. Дженни считала, что альтернатива еще хуже, но была ли она права? Этот вопрос Ральф не раз задавал себе всю дорогу до Омбея.

Он сел на койке и взъерошил давно не мытые волосы. Сетевой терминал комнаты сообщил, что астероид Гайана только что перешел на состояние предельной боеготовности.

– Черт, ну и теперь что?

Словно он сам не догадался.

Его нервная наносеть приняла звонок из конторы королевского разведывательного агентства на Омбее с цифровой подписью самого директора, Роше Скарка. Открывая защищенный канал к терминалу сети, Ральф испытывал чувство роковой неизбежности. Не надо быть телепатом, чтобы предвидеть неприятности в такой обстановке.

– Извини, что переводим тебя обратно в действующие агенты сразу после задания, – датавизировал Скарк, – но дерьмо выбило днище. Нам нужен твой опыт.

– Сэр?

– Трое членов посольства, прибывших на «Экванс», были заражены вирусом. И они спустились на поверхность.

– Что? – Ральфа охватила паника. «Только не эта мерзость, только не в королевстве! Господи, помилуй!» – Вы уверены?

– Да. Я только что с заседания Тайного совета, которое созвала княгиня. Из-за этого база переведена в состояние боевой готовности.

Плечи Ральфа поникли.

– Господи, и это я их приволок сюда.

– Ты не мог знать.

– А должен был! Черт, как я разболтался на Лалонде!

– Едва ли кто-то из нас поступил бы по-иному.

– Так точно, сэр.

Жаль, что даталинк не передает мерзких ухмылок.

– В любом случае, мы наступаем им на пятки. Адмирал Фарквар и моя добрая коллега из ИСА Янникс Дермот с похвальной быстротой осуществили ограничивающие мероприятия. По нашим оценкам, посольские обогнали вас едва на семь часов.

Ральф представил, что может натворить одна из этих тварей за семь часов, и схватился за голову.

– Это даст им уйму времени для заражения. – Сквозь пелену отчаяния начинали проникать выводы еще более ужасные. – Развитие пойдет по экспоненте.

– Возможно, – признал Скарк. – Если не сдержать их, нам придется оставить весь континент Ксингу. Карантин уже объявлен, полиция получила инструкции. Но я хочу, чтобы вы лично объяснили всем положение... и надавали пинков кому надо.

– Слушаюсь, сэр. «Активный статус»: имеется в виду, что я туда отправлюсь лично?

– Да. Формально ты будешь гражданским советником при властях континента Ксингу. Что до меня, то можешь заниматься чем угодно при условии, что не станешь подвергаться риску заражения.

– Спасибо, сэр.

– Ральф, должен сказать тебе, этот энергистический вирус меня пугает до чертиков. Это предвестник чего-то большего, какого-то вторжения. А моя работа – охранять королевство от подобных угроз. Да и твоя тоже. Так что останови их, Ральф. Стреляй сначала, а я потом замажу кровавые пятна.

– Ясно, сэр.

– Молодец. Адмирал выделил тебе флайер, вылетающий в космопорт Пасто через двенадцать минут. Я запакую тебе полную базу данных для доступа на пути вниз. Если что еще нужно – скажи.

– Я бы взял с собой Билла Данцу и Дина Фолана с лицензией на оружие. Они умеют обращаться с конфискованными. И Каталя Фицджеральда – он видел, как действует вирус.

– Лицензия будет готова еще до вашей посадки.

К тому времени, как на горизонте появился Колстерворт, встала Герцогиня. Красный карлик висел в небе точно напротив Герцога, пытаясь перебить его сияние собственным.

Герцогиня выигрывала этот бой – Герцог заходил, а она поднималась ввысь. Пустоши медленно перекрашивались из пышно-зеленых в тускло-багровые. Аборигенные хвойники, высаженные вдоль оград из гениженированного боярышника, превратились в исцарапанные свинцовые столбы. Даже шкура вороного жеребца, казалось, потемнела. Золотое сияние Герцога отступало, удушаемое кровавым потопом.

Впервые в жизни Луиза жалела, что главное светило уходит за горизонт. Обычно Герцогинина ночь магическим образом превращала знакомые края в кусочек волшебной страны, полный таинственных теней и ласкового тепла. Сегодня кровавый свет был определенно зловещим.

– Думаешь, тетя Дафна дома? – спросила Женевьева в пятый раз.

– Уверена, – решительно ответила Луиза.

Чтобы успокоиться после бегства из Криклейда, у Женевьевы ушло добрых полчаса. Луиза так старательно ее утешала, что сама совершенно забыла бояться. Случившееся само отступало на периферию сознания. Девушка даже не знала, что именно рассказывать тете Дафне. Скажешь правду – тебя точно в сумасшедший дом отправят, а умолчать о чем-либо – опасно. Как бы ни обернулись дела, полицейские силы, которые отправятся в Криклейд, должны быть хорошо вооружены и ко всему готовы. Главный констебль и мэр должны понимать, что имеют дело со смертоносной реальностью, а не с придумками двух девчонок.

К счастью, она из рода Кавана. Люди ее послушают. Поверят ли – вопрос другой. Господи Боже, хоть бы они поверили!

– Там пожар? – спросила Женевьева.

Луиза вскинула голову. Колстерворт раскинулся на пару миль по дну неглубокой долины вдоль реки и пересекавшей ее железнодорожной ветки. Сонный городок, где уютные домики строились рядами, каждый в своем славном садике. Восточный склон, откуда открывался лучший вид на долину, занимали внушительные особняки местных богачей. Вокруг пристани теснились склады и заводики.

Сейчас из центра города поднимались три столба густого дыма. В основании одного полыхало пламя – яркое-яркое, что бы там ни горело, оно было жарче расплавленной стали.

– О нет, – выдохнула Луиза. – Только не здесь.

Мимо крайнего склада проплывала длинная баржа. Палуба ее горела, из-под брезента, накрывавшего грузовые люки, вырывались клубы бурого дыма – верно, рвались бочки с грузом. Матросы прыгали в воду и плыли к берегу.

– Куда теперь? – жалобно спросила Женевьева.

– Дай подумаю.

Луизе и в голову не приходило, что кроме Криклейда мог пострадать кто-то еще. Но конечно – ее отец и этот жуткий священник проезжали через Колстерворт. А до того... По спине девушки пробежал холодок. Не началось ли все в Бостоне? Все говорили, что один Союз не мог поднять такое восстание. Неужто весь остров покорен этими демонами в человечьем обличье?

И если так – куда же нам податься?

– Смотри! – Женевьева указала куда-то вперед.

По дороге, уводившей из города, мчалась кибитка романи. Женщина-кучер привстала на облучке, нахлестывая тяжеловесных коней, и белое ее платье развевалось на ветру.

– Она убегает! – воскликнула Женевьева. – Значит, они до нее еще не добрались!

Мысль, что они могут присоединиться к кому-то взрослому, подстегнула Луизу. «Даже если это какая-то цыганка», – промелькнула недобрая мыслишка. Правда, романи должны знать все про волшебство. В поместье поговаривали, что они знаются с темными силами. Вдруг они сумеют остановить бесов?

Луиза двинула жеребца в сторону кибитки, прикидывая, где их дороги пересекутся. Дорога была пуста, но в трех четвертях мили от городка стояла ферма.

Из отворенных ворот выбегали напуганные животные: свиньи, телки, три тяжеловоза, даже собака-лабрадор. Из окон дома бил лучами синевато-белый свет, ослепительный на фоне алого неба.

– Она прямо туда несется, – простонала Луиза.

Девушка снова глянула на кибитку – та уже миновала последний городской домишко. Дорога петляла, и из-за деревьев романэ не могла увидеть фермы.

Луиза прикинула расстояние и хлестнула коня поводьями.

– Держись! – крикнула она Женевьеве.

Жеребец ринулся вперед, кровавая трава ушла из-под копыт. Первую ограду он перескочил, не сбившись с галопа. Только сестры подпрыгнули в седле, и Женевьева пискнула от боли.

За кибиткой по дороге валила толпа, но остановилась под двумя рощицами генинженированных берез, отмечавшими городскую черту. Преследователи то ли не желали, то ли были не в силах выйти в чистое поле. Вслед повозке метнулись несколько бело-огненных разрядов, но их падающие звезды погасли, пролетев пару сот ярдов.

Из ворот фермы вышли несколько человек и двинулись в направлении Колстерворта. Луизе хотелось плакать от беспомощности – романэ еще не заметила поджидающей опасности.

– Покричи ей! Останови ее! – бросила она Женевьеве.

Последние три сотни ярдов они преодолели, вереща во все горло.

Без толку. Романэ заметила их только тогда, когда девушки уже могли различить падающие с губ пегого пристяжного хлопья пены. И даже тогда она не остановилась – лишь придержала упряжку. Могучие кони перешли на спокойную рысь.

Одним прыжком вороной жеребец одолел придорожную изгородь и канаву. Луиза подхлестнула его, догоняя кибитку. Из пестрого фургончика несся оглушительный звон, точно толпа злобных скоморохов жонглировала кастрюльками и сковородками.

На белом платье романэ виднелись пятна пота, за спиной струились длинные иссиня-черные волосы. Ее круглощекое лицо было смуглым, на сестер взирали безумные, отчаянные глаза. Женщина сложила пальцы в отворотном знаке. «Чары, что ли, наводит?» – мелькнуло в голове у Луизы.

– Стой! – крикнула она. – Пожалуйста! Они тебя обогнали. Они уже на той ферме, смотри!

Романа приподнялась на облучке, оглядывая окрестности. До фермы оставалась едва четверть мили, но вышедших оттуда чужаков Луиза потеряла из виду.

– Откуда тебе знать? – крикнула романа в ответ.

– Да стой же! – пискнула Женевьева, стиснув кулачки.

Кармита смерила девчонку взглядом и решилась. Кивнув, она дернула вожжи.

Передняя ось повозки с громовым треском сломалась.

Кармита едва успела схватиться за облучок, когда кибитку шатнуло вперед. Из-под конских копыт полетели искры, мир покачнулся, и повозка, дернувшись, встала. Переднее колесо прокатилось по инерции мимо Оливера, ее мерина, и скатилось в кювет.

– Срань!

Кармита мрачно глянула на девчонок, восседавших на черном жеребце, – измазанные сажей блузки, грязные, отчаянные личики. Это все они виноваты. Вроде бы чисты, но кто скажет? Сейчас – никто. Бабкины рассказы о мире духов всегда казались ей лишь пустыми байками – пугать и развлекать детвору. Но кое-что она запомнила. Кармита подняла руки и завела заклинание.

– Ты что делаешь! – гаркнула на нее старшая девчонка, – Надо уносить ноги, быстро!

Кармита нахмурилась. Обе девочки были напуганы – неудивительно, если они видели хоть десятую часть того, что сама романа. Может, они и нетронуты. Но если кибитку остановили не они...

Она обернулась на хохоток. Из дерева по другую сторону дороги, за кюветом, вышел человек. Из дерева в самом прямом смысле – узор коры стаивал, открывая зеленый камзол странного покроя. Рукава нефритового шелка, суконный жакет цвета лайма, огромные медные пуговицы и нелепейшая фетровая шляпа, увенчанная парочкой белых перьев.

– Куда-то собрались, юные дамы?

Незнакомец снял шляпу и отвесил всем троим поясной поклон.

Кармита сморгнула. Камзол его казался зеленым... но этого не могло быть в кровавом сиянии Герцогини!

– Скачите! – крикнула она девчонкам.

– О нет! – возмущенно, точно оскорбленный пренебрежением гостей хозяин, воскликнул незнакомец. – Останьтесь!

С дерева за его спиной сорвалась, возмущенно чирикнув, птичка-щекотун. Сложив кожистые крылышки, она метнулась к жеребцу, извергая из-под хвоста фонтан лилово-синих искр, истаивавших желтым дымом. Органическая ракета мелькнула под самим носом скакуна и воткнулась в землю с глухим хлопком.

Луиза с Женевьевой по привычке протянули руки, чтобы успокоить загарцевавшего жеребца. На ветвях сидели еще пять неестественно молчаливых щекотунчиков.

– Я настаиваю, – добавил зеленый с очаровательной улыбкой.

– Отпусти девочек, – спокойно приказала ему Кармита. – Они слишком малы.

Незнакомец не спускал взгляда с Луизы.

– Зато как они растут! Не согласны?

Луиза окаменела.

Кармита готова была спорить, даже умолять, но, завидев на дороге с фермы четверых приближающихся чужинцев, умолкла. Бежать было бесполезно – она знала, что творит с плотью и костью белый огонь. Будет и так скверно, и незачем добавлять себе страданий.

– Простите, девочки, – неуклюже прошептала она. Луиза бросила ей короткую усмешку.

– Только тронь меня, смерд, – надменно бросила она зеленому, – и мой жених заставит тебя сожрать собственные яйца.

Женевьева изумленно обернулась к сестре и едва заметно улыбнулась. Луиза ей подмигнула. Бессмысленное сопротивление, но так приятно!

– Боже мой, – фыркнул зеленый, – а я-то почитал вас воспитанной юной леди.

– Внешность, – сухо молвила Луиза, – обманчива.

– Я бы с радостью научил вас почтению. И лично прослежу, чтобы ваше одержание продлилось не один день.

Луиза покосилась на четверых с фермы, стоявших рядом со спокойным пегим коньком.

– А ты уверен, что силенок хватит? Не хочу, чтобы ты меня слишком уж боялся.

Натужная усмешка напрочь сошла с лица зеленого, осыпавшись вместе с изысканными манерами.

– Знаешь что, сучка? Ты у меня смотреть будешь, пока я твою сестренку напополам раз...бываю!

Луиза побелела.

– Это зашло слишком далеко!

Один из вновь прибывших шагнул к человеку в зеленом.

Луиза заметила, что ноги у него кривые, отчего при ходьбе его покачивало из стороны в сторону. Но он был красив (этого девушка не могла не признать): смугл, черные волосы были собраны в коротенький хвостик. Красив и силен. Лет ему могло быть двадцать, от силы на год больше – как Джошуа. Одет он был в ужасающе старомодный синий сюртук с длинными фалдами, желтую жилетку и белую шелковую сорочку с узеньким отложным воротничком и черным галстуком-гофре. Странный костюм смотрелся на нем безумно элегантно.

– Тебе что надо, пацан? – презрительно осведомился зеленый.

– Или это не очевидно, сударь? Мне трудно понять, как джентльмен даже вашей скверной породы может позволить себе угрожать трем напуганным дамам.

Человек в зеленом широко ухмыльнулся.

– Да ну?

С пальцев его сорвалось белое пламя. Струи огня вонзились в синий фрак, терзая его невидимыми когтями. Самозванный защитник стоял неподвижно, покуда бессильные витки белого сияния окутывали его, словно поверх незримого скафандра.

Не смущенный поражением, человек в зеленом замахнулся на своего противника кулаком. Удар его не достиг цели – противник с неожиданной ловкостью уклонился и ударил сам. Отчетливо хрустнули три ребра. Зеленому пришлось собственными энергистическими резервами приглушить боль и залатать повреждения.

– Твою мать, – сплюнул он, явно потрясенный необъяснимым отступничеством предполагаемого товарища. – Какого хера ты творишь?

– Я полагал это очевидным, сударь, – ответил его противник из-за поднятых кулаков. – Я защищаю честь этих дам.

– Просто не верится! – воскликнул зеленый. – Слушай, давай просто одержим их, и все, лады? Извини, сорвался. У этой девки отрава с языка капает.

– Нет, сэр, я не забуду ваших угроз несчастному дитяти. Господь наш, быть может, счел меня недостойным рая, но все ж я почитаю себя большим, нежели скот, готовый свершить насилие над этим нежным цветком.

– Нежным... Да ты издеваешься, тля!

– Ничуть, сударь.

Зеленый всплеснул руками и обернулся к троим своим товарищам.

– Давайте. Вместе мы в два счета вскипятим ему мозги и отправим обратно в бездну. И можете забыть о тех, кто с мольбами ищет выхода, – со значением добавил он.

Трое настороженно переглянулись.

– Одолеть меня вам, быть может, и под силу, – ответил человек в синем фраке. – Но ежели мне суждено вернуться в проклятую бездну, я прихвачу с собой одного из вас самое малое. Так кто это будет?

– Да ну вас в жопу, – буркнул один из троих.

Растолкав своих спутников, он двинулся по дороге в город. Человек в синем вопросительно покосился на оставшихся двоих. Оба в унисон помотали головами и заторопились вслед товарищу.

– Да что на тебя нашло? – взвыл тип в зеленом.

– Почитаю сей вопрос риторическим.

– Ладно, тогда сам ты что за хер?

На миг уверенность сошла с прекрасного лика, и в глазах незнакомца полыхнула боль.

– Когда-то меня звали... Титреано, – прошептал он

– Ну ладно, Титреано. Вечеринка твоя. Пока. Но когда до тебя доберется Квинн Декстер, у тебя будет такое похмелье – не поверишь, тля!

Он развернулся на каблуках и зашагал прочь.

Кармита вспомнила, что не худо бы и подышать.

– Боже! – колени ее подкосились, и женщина села наземь. – Я думала, нам конец.

– Вас не убили бы, – любезно улыбнулся Титреано. – То, что несут они, стократ хуже.

– Это как?

– Одержание.

Кармита одарила его долгим подозрительным взглядом.

– И ты – один из них.

– К стыду своему, сударыня.

Кармита уже не знала, во что верить.

– Сэр, пожалуйста, – взмолилась Женевьева. – Что нам делать? Куда нам с Луизой пойти?

Луиза настороженно сжала руку сестры. Этот Титреано был одним из демонов, как бы мило он себя ни вел.

– Эти места мне незнакомы, – ответил Титреано. – Однако идти в ближний город я бы не советовал.

– Это мы сами знаем, – ответила Женевьева.

– Воистину так. – Титреано улыбнулся ей. – А как звать тебя, дитя?

– Женевьева. А это моя сестра Луиза. Мы Кавана, знаете?

Кармита со стоном закатила глаза, пробормотав:

– Этого нам еще не хватало.

Луиза удивленно покосилась на нес.

– К сожалению, род ваш мне неведом, – ответил Титреано. Похоже было, что ему действительно неловко. – Но по гордым вашим словам сужу, что род сей велик.

– Мы владеем большей частью Кестивена, – пояснила Женевьева. Этот человек начинал ей нравиться. Он защитил их от чудовищ, и он был с ней так вежлив. Взрослые редко бывали с ней вежливы, и времени поговорить с девчонкой у них всегда не хватало.

– Кестивен? – повторил Титреано. – Вот это название мне слышать доводилось. Это в Линкольншире, не так ли?

– На Земле – так, – подтвердила Луиза.

– На Земле? – недоверчиво переспросил Титреано. Он глянул в сторону заходящего Герцога, перевел взгляд на Герцогиню. – А где я, собственно, нахожусь?

– На Норфолке. Это англоговорящая планета.

– По большей части, – добавила Кармита.

Луиза снова нахмурилась. «Да что нашло на эту романэ?»

Титреано закрыл глаза, точно от боли.

– Я переплывал океаны, – прошептал он, – и верил, что нет достиженья величавей. Ныне ж бездну меж звезд переплывают мужи. О, я помню, как горят созвездья в ночи. Как мог я знать? Величие творенья Господнего повергает нас, грешных, к стопам Его.

– Вы были моряком? – неуверенно предположила Луиза.

– Да, миледи Луиза. Я имел честь служить своему королю.

– Королю? В земной Англии давно уже нет короля.

Титреано открыл глаза – они были полны глубокой скорби.

– Нет короля?

– Нет. Но наше семейство Маунтбаттенов происходит из английского королевского рода. Князь охраняет нашу конституцию.

– Значит, благородство не утонуло во тьме времен. Что ж, удовольствуюсь сим.

– А как вышло, что вы не знаете про старую Англию? – спросила Женевьева. – Вы же знали, что Кестивена находится там.

– Какой сейчас год, малышка?

Женевьева подумала, не обидеться ли на «малышку», но незнакомец, кажется, не хотел ее обидеть.

– Сто второй от Поселения. Но это норфолкские годы, по четыре земных каждый. Так что на Земле год 2611-й.

– Две тысячи шестьсот одиннадцать лет от Рождества Господа Нашего, – с трепетом проговорил Титреано. – О небеса! Так долго? Хотя муки мои казались вечными.

– Какие муки? – спросила Женевьева с невинным любопытством.

– Муки, претерпеваемые всеми проклятыми душами на том свете, малышка.

У Женевьевы отпала челюсть.

– Вы были мертвы? – переспросила Луиза недоверчиво.

– Да, леди Луиза. Я был мертв восемь сотен лет.

– Это и называется одержанием? – поинтересовалась Кармита.

– Да, сударыня, – сурово ответил Титреано. Кармита ущипнула себя за нос.

– Как же ты вернулся?

– Не знаю. Мне отворили дорогу в сердце этого тела.

– Так это не твое тело?

– Нет. Се смертный юноша именем Эамон Гудвин, хотя ныне я ношу собственный облик поверх его лика. И я слышу, как он стенает во мне. – Он посмотрел Кармите в глаза. – Потому и преследуют вас прочие. Миллионы душ скованы в бездне мук. И все они жаждут живых тел.

– Наших? – пискнула Женевьева.

– Да, малышка. Прости.

– Слушайте, – вмешалась Кармита, – все это дико интересно, полная чушь, конечно, но интересно. Но на случай, если вы не поняли, – мы в глубокой заднице. Не знаю, что вы за уроды – одержимые зомби или что-то попроще и поласковей, типа ксеноков-телепатов, но когда этот зеленый ублюдок добредет до Колстерворта, он вернется с толпой приятелей. Лично я сейчас распрягу коня, мы трое, – она обвела жестом сестер и подняла бровь, – уносим ноги. Так, мисс Кавана?

– Так, – кивнула Луиза.

Титреано оглядел упряжного конька, потом вороного жеребца.

– Если таковы ваши намерения, лучше бы вам двинуться в кибитке. Седел у вас нет, а сей могучий скакун подобен Геркулесу силою. Полагаю, он сможет тянуть повозку много часов.

– Гениально, – фыркнула Кармита, спрыгнув с облучка и треснув кулачком по борту накренившейся кибитки. – Вот только кузнеца подождем, да?

Титреано улыбнулся и подошел к валявшемуся в кювете колесу.

Ядовитые слова застыли у Кармиты на языке, когда Титреано одной рукой, точно детский обруч, понял колесо – пяти футов в поперечнике, из доброго крепкого тайферна. В свое время его прилаживали на место трое здоровых мужиков.

– Господи! – Кармита не знала, радоваться ей или ужасаться. Если все захватчики таковы, то у Норфолка давно нет никакой надежды.

Титреано подошел к кибитке и наклонился.

– Ты же не...

Он поднял повозку за уголок – фута на три. На глазах Кармиты сломанная ось сама собой распрямлялась, излом на середине ее смазался, на краткий миг дерево потекло, точно вода, и трещина пропала, будто ее и не было.

Титреано одним движением насадил колесо на место.

– Да что же ты такое? – выдавила Кармита.

– Это я уже объяснил, миледи, – ответил Титреано. – Заставить же вас поверить не в моей власти. То может повелеть один Господь Бог.

Он шагнул к вороному жеребцу и протянул руки:

– Слезай, малышка.

Женевьева поколебалась.

– Давай, – шепнула ей на ухо Луиза.

Если бы Титреано желал им зла, с девушками уже было бы покончено. Но чем больше Луиза наблюдала этих странных пришельцев, тем черней становилось у нее на сердце. Кто может противиться эдакой мощи?

Женевьева лукаво улыбнулась и, перебросив ногу через седло, соскользнула в объятия Титреано.

– Благодарю вас, – проговорила она. – И за то, что помогли нам, тоже.

– Как мог я поступить иначе? Пусть обречен я на проклятье, но чести не лишен.

Луиза уже почти слезла с коня, прежде чем принять его поддержку, и в порядке благодарности выдавила из себя короткую улыбку.

– Как болит-то! – пожаловалась Женевьева, потирая седалище.

– Куда теперь? – поинтересовалась Луиза у Кармиты.

– Не знаю, – ответила романэ. – В пещерах над Холбичем должно быть немало моих соплеменников. При всякой беде мы собираемся там. Эти пещеры можно удерживать очень долго: они лежат высоко в скалах, и добраться туда нелегко.

– Боюсь, в этот раз осада продлится недолго, – молвил Титреано.

– Если идея получше? – огрызнулась она.

– На этом острове оставаться нельзя, ежели желаете вы избежать одержания. Если ли в этом мире корабли?

– Немного, – призналась Луиза.

– Я бы посоветовал купить проезд.

– Куда? – поинтересовалась Кармита. – Если вы и правда жаждете наших тел, где от вас можно укрыться?

– Смотря как быстро спохватятся ваши правители. Будет война и ужасные битвы. Иначе невозможно – и ваш род, и наш борются за существование.

– Тогда надо попасть в Норвич, в столицу, – решительно заявила Луиза. – Мы должны предупредить правительство.

– До Норвича пять тысяч миль, – напомнила Кармита. – Путь морем займет недели.

– Но мы не можем опускать руки!

– Я собой рисковать по дурости не собираюсь, девочка. Да и толку от вас – изнеженных землевладельцев? Что такого есть на всем Норфолке, чтобы с ними справиться? – Она махнула рукой в сторону Титреано.

– Там расквартирована эскадра флота Конфедерации, – Луиза повысила голос. – У них есть могучее оружие.

– Массового поражения. И чем это поможет одержимым? Нам надо разрушить одержание, а не убивать несчастных.

Женщины буравили друг друга взглядами.

– Близ Байтема есть база «скорой помощи», – воскликнула Женевьева. – По воздуху до Норвича пять часов.

Луиза с Кармитой разом обернулись к ней.

– Ну и кто у нас умница? – ухмыльнулась Луиза, целуя сестру.

Женевьева хитро улыбнулась и хихикнула, когда Титреано состроил ей гримасу.

– До Байтема отсюда семь часов, – Кармита оглядела дорогу. – Если нас ничто не задержит.

– Не задержит, – заявила Женевьева, взяв Титреано за руку. – Если ты будешь с нами.

Он слабо улыбнулся.

– Я...

– Ты же нас не бросишь? – с внезапным испугом спросила Джен.

– Конечно, нет, малышка.

– Ну так вот!

Кармита помотала головой:

– Я, должно быть, вовсе из ума выжила. Луиза, припрягай коня.

Пока девушка исполняла приказ, Кармита вскарабкалась на облучок, с сомнением подпрыгнула пару раз.

– Долго еще ось продержится?

– Не могу сказать, – извиняющимся тоном ответил Титреано, помогая Женевьеве забраться наверх.

Когда на облучок вскарабкалась Луиза, ей, чтобы не свалиться, пришлось крепко прижаться к Титреано, и как к этому относиться, она не вполне понимала. Вот будь на его месте Джошуа...

Романа хлопнула вожжами, и Оливер двинулся ровной рысью. Довольная Женевьева сложила руки на груди и покосилась на Титреано.

– А в Криклейде тоже ты нам помог?

– Как так, малышка?

– Одна из одержимых пыталась нас остановить, – объяснила Луиза. – Ее спалило белым огнем. Иначе мы тут не сидели бы.

– Нет, леди Луиза, то был не я.

Луиза откинулась на жесткую спинку, разочарованная, что тайну раскрыть не удалось. Впрочем, по стандартам этого безумного дня вопрос был далеко не самый важный.

Герцог скрылся за горизонтом. Позади вспыхивали один за другим дома Колстерворта.

Военный космопорт Гайана был вполне стандартной конструкции – полая сфера из стальных балок, две мили в диаметре. Он торчал на оси вращения астероида, как серебристый гриб на тоненькой ножке; шпиндель на магнитных подшипниках позволял порту оставаться неподвижным, покуда каменная глыба проворачивалась под ним. Поверхность сферы составляли кольцевые доки, связанные паутиной распорок и переходных труб. Баки, генераторы, жилые отсеки, оборудование жизнеобеспечения и акульи плавники терморадиаторов теснились в щелях между доками без всякого порядка или общего плана.

Вокруг космопорта сплетались сложными петлями ручейки мерцающих искорок, но все они составляли единый поток, двигаясь в одном направлении с одной скоростью: это грузовозы, пассажирские катера и военные транспорты запускали ракетные двигатели, поддерживая заданные диспетчерами орбитальные векторы. Во второй раз за сутки космопорт был поднят по тревоге, но если в первый раз он готовился принять единственный корабль, то сейчас фрегаты и крейсеры отбывали. Каждые пару минут от доков отделялся один из огромных шарообразных кораблей королевского военного флота Кулу, продвигаясь в толпе меньших суденышек на дуговом огне вспомогательных термоядерных двигателей. По приказу штаба стратегической обороны они выходили на высокие орбиты, каждый со своим склонением, перекрывая окрестности планеты в радиусе миллиона километров. Если любой неопознанный корабль выйдет из пространственного прыжка в этом районе, он может быть уничтожен в течение пятнадцати секунд.

Одинокий флотский челнок покинул космопорт вместе с боевыми кораблями – сплющенный овоид из сизого кремнелитиевого композита длиной пятьдесят метров, шириной пятнадцать. Когерентные магнитные поля окутывали его теплым золотым сиянием захваченных частиц солнечного ветра. Ионные моторы отвели челнок подальше от тяжелых кораблей, и тогда полыхнул термоядерный двигатель, направляя его к планете, вращавшейся в семидесяти пяти тысячах километров внизу.

Одно g ускорения вдавило Ральфа Хилтча в кресло, заставив пол встать на дыбы. Вещмешок на соседнем сиденье перекатился, чтобы улечься на мягкой спинке.

– Этот вектор приведет нас в космопорт Пасто через шестьдесят три минуты, – датавизировал с пилотского кресла Каталь Фицджеральд.

– Спасибо, – ответил Ральф и, расширив полосу пропускания, подключил к беседе двоих бойцов полиции. – Всех прошу ознакомиться с рефератом, который мне сбросил Скарк. Эта информация может оказаться критической, а там, внизу, нам пригодится любое преимущество.

Дин Фолан ухмыльнулся и помахал рукой, Билл Данца только сморщился. Оба сидели по другую сторону прохода, и кабина, предназначенная для шести десятков пассажиров, казалась пустой.

Никто из его маленькой команды не жаловался и не отказывался, узнав о новом задании. В приватном порядке Ральф намекнул, что отказ никак не скажется на их личных делах, и все же согласились все – кто с радостью, кто без, – даже Дин Фолан, у которого была самая веская причина остаться на станции. Прошлой ночью он семь часов провел в хирургическом. Госпитальным врачам пришлось надстроить шесть процентов его руки. Наращенную мускулатуру, разрушенную попаданиями в джунглях Лалонда, пришлось полностью заменить искусственной тканью вместе с кровеносными сосудами, нервами и кожей. С починенных мест все еще не сошла зеленая упаковка медицинской нанотехники, но Дин уже с радостью предвкушал, как сравняет счет.

Ральф закрыл глаза и позволил данным брифинга проникнуть в сознание. Нейросеть разбивала их в сетку четких образов. Данные по континенту Ксингу: четыре с половиной миллиона квадратных километров, северное полушарие, формой напоминает ромб, насаженый на торчащую из южного угла протяженную горную гряду. Гряда пересекала экватор, а если учесть ширину тропических поясов жаркого Омбея, то это означало, что практически весь континент, за исключением центральных полупустынь, попадал в зону благоприятного земледелия. Покуда заселено было лишь две пятых его, но при населении в семьдесят миллионов он уже был вторым по значимости после Эспарты, где располагалась столица Атерстон.

После Ксингу пошли данные по троим посольским – Джекобу Тремарко, Сэвиону Кервину и Анжелине Галлахер. В личных делах всех троих ничего необычного – средние чиновники Кулу, верные и нудные бумагомаратели. Облик, семейное положение, медицинские карты – в делах было все, и все было бесполезно, кроме разве что обликов. Их Ральф сбросил в клетки памяти и запустил на них программу распознавания. Он не забыл странную способность к перемене облика, которую демонстрировали конфискованные на Лалонде. Программа распознавания может подсказать, если кто-то из троих решит замаскироваться, хотя на это Ральф особенно не надеялся.

Наиболее многообещающим разделом архива был список мер, предпринятых адмиралом Фаркваром и министром внутренних дел Ксингу Леонардом Девиллем, для обеспечения карантина и поисков дипломатической троицы. Все гражданское воздушное сообщение было прервано. В сетевые узлы континента были загружены программы-поисковики, отслеживающие необъяснимые кратковременные сбои процессоров и энергетических сетей. Облики троих зараженных были сброшены на камеры слежения в общественных местах и переданы полицейским патрулям.

Может, нам еще повезет, подумал Ральф. Лалонд был отсталой колонией на краю обитаемого мира, лишенной современных средств связи, да и нормальной власти тоже. Но Омбей был частью королевства, которому Ральф поклялся служить самой жизнью, буде станет нужда, потому что много лет назад, в университете, когда ему негласно предложили работу в агентстве, он уже считал Кулу достойным обществом. Богатейшим в Конфедерации после эденистов, сильным экономически и военно, ведущим технологически. Судебная система королевства поддерживала безопасность среднего подданного и была даже относительно справедливой по современным стандартам. Медицинская помощь была доступна, и почти все жители имели работу. Конечно, правление Салдана трудно было назвать демократическим, но, за исключением Согласия эденистов, немногие демократии были вполне представительными. На большинстве планет эгалитаризм давно остался в прошлом. Так что Ральф проглотил свои радикальные убеждения и согласился служить королю до самой своей смерти.

И то, что он видел на службе, лишь укрепило его веру в правильность сделанного выбора. По сравнению с большей частью галактики королевство было цивилизованным государством, чьи жители имели право жить как им вздумается. И если ради этого королевскому разведывательному агентству приходится порой пачкать руки – что ж, пусть так. Общество, в котором стоит жить, стоит и защищать.

Благодаря собственной природе Омбей был лучше подготовлен к борьбе, чем Лалонд, но этим же враг получал больше возможностей распространить заразу. На Лалонде носители вируса передвигались медленно. Здесь они таких ограничений не испытают.

В двух сотнях километров над Ксингу Каталь Фицджеральд отрубил термояд. Тяготение потянуло челнок вниз, но магнитные поля расширились, расталкивая разреженные газы. Челнок завалился на штирборт и, опираясь на искристую ионную подушку, начал долгое скольжение по спирали к лежащему внизу космопорту.

До цели оставалось сто пятьдесят километров, когда бортовой компьютер передал в нейросеть Ральфа сигнал высшего приоритета от Роше Скарка.

– У нас намечается проблема, – без предисловий начал директор королевского разведывательного агентства. – У гражданского самолета, летящего из Пасто в Атерстон, проблемы с электроникой, постоянные, но несерьезные. Хочу подключить тебя к совбезу Тайного совета как консультанта.

– Слушаюсь, сэр, – откликнулся Ральф.

Канал передачи расширился до кодированного полночувствия. Ральфу казалось, что он сидит за овальным столом в белом пузыре, стены которого находились в неопределенной дали.

Во главе стола восседал адмирал Фарквар, а рядом с ним – Роше Скарк и Янникс Дермот. Остальных троих опознала нейросеть Ральфа. Рядом с директором ИСА сидела коммандер Дебора Анвин, глава сети стратегической обороны Омбея, за ней – Райл Торн, министр внутренних дел планеты Омбей. Сам Ральф оказался зажат между Скарком и Леонардом Девиллем.

– Самолет в семи минутах от Атерстона, – заметила Дебора Анвин. – Надо решаться.

– Нынешнее состояние на борту? – спросил Ральф.

– В рамках карантинных мер пилот получил от диспетчера приказ повернуть в Пасто. Тогда и начались проблемы. Он заявляет, что обратный полет подвергает опасности его пассажиров. Если поломки происходят на самом деле, так и есть.

– Едва ли мы можем расстреливать с платформ СО всякий самолет с глючным процессором, – бросил Райл Торн.

– Напротив, сэр, – возразил Ральф. – В нынешней ситуации приходится пользоваться презумпцией виновности. Позволить этому самолету приземляться в столице нельзя ни при каких условиях. Не сейчас.

– Если он вернется в Ксингу, погибнуть могут все пассажиры, – запротестовал министр. – Самолет просто рухнет в океан.

– В окрестностях Атерстона много военных баз, – заметил адмирал Фарквар. – При необходимости пилот может посадить машину на взлетном поле, и мы окружим ее морпехами, пока не появится надежный метод выявления вируса.

– Пилот связывался с диспетчерской через нейросеть? – поинтересовался Ральф.

– Да, – ответила Дебора.

– Тогда он, скорее всего, не заражен. Если вы сможете надежно оцепить поле, я – за. Но самолет должен оставаться на поле, покуда мы не выясним, что сталось с дипломатами.

– Хорошо, – согласился адмирал.

– Я объявлю тревогу на базе Сэпкоут, – добавила Дебора. – Это в ста километрах от Атерстона. Должны дотянуть.

– Сто километров – вполне достаточное отдаление, – тут же поддержал Торн.

Ральфу отношение министра очень не понравилось. Тот относился к случившемуся как к небольшому несчастью, вроде землетрясения или урагана. Впрочем, министру приходится каждые пять лет убеждать своих избирателей, что он действовал исключительно в их интересах. Ему трудно будет объяснить, почему он приказал палить с платформ СО по своим согражданам. Отчасти поэтому королевская семья Салдана сохраняла вокруг себя парламент – в качестве абляционного слоя. Выборных политиков всегда можно подставить и заменить.

– Я бы предложил также установить за посаженным самолетом постоянное наблюдение с орбитальных сенсоров, – вступил в разговор Ральф. – На случай непредвиденного. Тогда мы сможем использовать платформы СО в качестве последнего средства. Стерилизовать весь район.

– Это представляется мне в некотором роде излишним, – с преувеличенной вежливостью отозвался Райл Торн.

– Опять-таки нет, сэр. На Лалонде противник смог воспользоваться своими способностями к ведению электронной войны, чтобы вмешаться в работу наблюдательных спутников. Они изрядно туманили снимки. Я бы сказал, что это наименьшее, что мы в силах предпринять.

– Ральф присутствует здесь именно из-за его опыта в борьбе с вирусом, – заметил Роше Скарк, улыбнувшись министру. – Он унес ноги с Лалонда только потому, что провел подобные защитные меры.

Райл Торн коротко кивнул.

– Жаль, что он не защитил нас от вируса, – пробормотала Янникс чуть слышно.

Вот только на сетевых конференциях незаметно буркнуть что-то невозможно, речь передается только намеренно. Ральф покосился на нее, но синтезированная компьютером маска не выражала ничего.

Чепмена Адкинсона постоянный поток датавизов из диспетчерской уже заколебал. Не говоря о том, что перепугал изрядно. С гражданскими диспетчерами он уже не мог связаться – они сошли с линии восемь минут назад. Теперь связь шла по военным протоколам, и воздушное движение на всей планете регулировалось через диспетчерский центр королевского флота на Гайане. И войти в его положение они никак не желали.

Под крылом самолета расстилалась Эспарта – один из роскошных национальных парков, окружавших столицу, джунгли, прерываемые лишь по-римски прямыми дорогами и дачами аристократии. Океан остался в пяти минутах лета позади.

Нейросеть пилота имела доступ к внешним сенсорам, но видеосигнал обрабатывался в фоновом режиме, скорее для контроля систем инерциальной навигации, которым Адкинсон перестал доверять. Он сконцентрировался на поддержании внутренних систем. Уже двадцать процентов процессоров на борту страдали от беспорядочных зависаний; некоторые через пару секунд «развешивались» самопроизвольно, другие так и отключались. Диагностические программы никаких проблем обнаружить не могли. И – что было еще страшнее – на протяжении последней четверти часа в электрической сети запрыгало напряжение.

Поэтому Адкинсон и завел спор с военными диспетчерами. Процессорные глюки – невелика проблема, в системную архитектуру самолета было встроено столько резервов, что она могла пережить и почти полное зависание. Но потеря напряжения – дело совсем другое. Чепмен Адкинсон уже решил для себя, что если его все же заставят лететь обратно, он посадит самолет куда придется – и пусть ему потом загружают в лицензию любые выговоры. Не такая страшная зараза появилась на Ксингу.

– Чепмен, примите уточненные координаты для посадки, – датавизировал диспетчер с Гайаны. – Маршрут меняется.

– Куда теперь? – скептически поинтересовался Чепмен.

– База Сэпкоут. Вам готовят посадочное поле. Пассажирам придется остаться на борту некоторое время после посадки.

– Главное – сесть.

Пришли координаты и Чепмен скормил их бортовому компьютеру. Двадцать минут до Сэпкоута... можно дотянуть. Самолет завалился набок, огибая лежащий где-то за горизонтом в черно-серебряном жарком мареве город.

И тут глюки, словно по сигналу, обрушились на него. Цепи отключались с пугающей быстротой. Четверть систем на схеме перекрасилась в черный, оставив лишь призрачный контур там, где секунду назад значился вполне функциональный хардвер. Два задних компрессора с правого борта просто отключились от сети. Долетавший до Чепмена пронзительный вой становился все глубже по мере того, как замедляли свое вращение лопатки. Перешла в активный режим компенсационная программа бортового компьютера, но отключилось слишком много контрольных плоскостей, чтобы она могла чем-то помочь делу.

– SOS, SOS, – датавизировал Чепмен.

Отрубился даже главный передатчик, и в дело пошли резервные процессоры. Фюзеляж затрясло, словно самолет занесло в зону турбулентности.

– Что у вас? – поинтересовался диспетчер.

– Теряю ток и высоту. Нарастают системные сбои. Черт! Только что сдохла шина данных хвостового руля.

Пилот сбросил на бортовой компьютер аварийный код. Из подковообразной консоли перед ним выскользнул серебристый рычаг с тусклой, медной рукоятью на конце. Едва не уткнувшись пилоту в грудь, рычаг начал проворачиваться сам собой – Чепмен едва успел за него ухватиться. «Ручное управление, черт, я им не пользовался со времен симулятора в пилотской школе!»

Канал связи с бортовым компьютером начал сужаться. Чепмен перевел приоритеты схемы, оставив только жизненно важные показатели. Вспыхнули голографические индикаторы на консоли, дублируя информацию.

– Найдите мне поляну, срочно!

Как он будет сажать машину – в самолетной конфигурации, со сдохшими компрессорами правого борта, – ему и думать не хотелось. Может, сесть на шоссе – вдруг сойдет за посадочную полосу?

– В просьбе отказано.

– ЧТО?!

– Вам запрещается садиться где бы то ни было, кроме указанной точки.

– К черту! Мы разобьемся сейчас!

– Извини, Чепмен, кроме Сэпкоута садиться нигде нельзя.

– Я не дотяну до Сэпкоута.

Канал датавизного управления бортовым компьютером засбоил. Рычаг в руках пилота дрогнул, и вместе с ним покачнулся самолет.

«Осторожно!» – рявкнул он на себя. Потянуть рычаг... нос самолета начал подниматься, но голографический дисплей показывал, что он еще направляется к земле. Чепмен потянул сильнее, и машина выровнялась.

Дверь в кабину распахнулась. Чепмен Адкинсон был уже на таком взводе, что не обратил на это особого внимания. Предполагалось, что дверь на кодовом замке, но если уже хардвер начинает дохнуть...

– Почему ты сменил курс?

Чепмен бросил быстрый взгляд через плечо. Вошедший был одет в дешевенький костюм, пять лет как вышедший из моды. И он был не просто спокоен – он был благостен. Невозможно! Он же чувствует, как мотается самолет!

– Технические проблемы, – выдавил Чепмен. – Садимся на ближайшем посадочном поле, если дотянем.

Рукоять сражалась с ним при каждом движении. Изображение на голодисплеях так плыло, что пилот не знал, может ли доверять им.

– А теперь вали на свое место, приятель.

Незнакомец встал за спиной пилота и, перегнувшись через плечо Чепмена, глянул в узкую щель иллюминатора.

– Где Атерстон?

– Слушай, кореш...

Бедро пилота пронзила боль. Чепмен хрюкнул от неожиданности. Указательный палец незнакомца легонько касался его бедра, и ткань форменных брюк в этом месте дымилась. Пилот замахал руками, сбивая голубое пламя. На глаза ему навернулись слезы – нога болела отчаянно.

– Где Атерстон? – повторил незнакомец. – Мне надо туда.

Спокойствие его казалось Чепмену даже более пугающим, чем авария.

– Слушай, я ведь не в шутку сказал, что у нас проблемы! Нам повезет, если мы не в джунглях грохнемся. Забудь про свой Атерстон!

– Я причиню тебе боль еще сильнее. И буду мучить, пока ты не отвезешь меня в Атерстон.

«Да это угон!» – промелькнула мысль настолько же ошеломительная, насколько невероятная. Чепмен вылупился на незнакомца.

– Да ты шутишь!

– Никаких шуток, капитан. Если вы не сядете в столице, я прослежу, чтобы вы лично уже нигде не сели.

– Господи Христе!

– Атерстон. Где?

– Да черт знает, на западе где-то! Инерциальный компас сдох.

Лицо незнакомца озарила невеселая усмешка.

– Тогда поворачивай на запад. Город большой, не промахнемся.

Чепмен не шевельнулся. Незнакомец протянул руку над его головой и уперся ладонью в иллюминатор. От его пальцев побежали ужасающе глубокие белые трещины.

– Атерстон, – это был приказ.

– Ладно, ладно! Только руку убери!

Иллюминаторы выплавлялись из корунда. Пальцами их за здорово живешь не продавить. Проверка нейросети показала, что половина синаптических аугментов накрылась, а почти все ячейки памяти замкнуло, но для датавиза мощностей пока хватало.

– Авария, код Ф, – бросил он бортовому компьютеру, сопроводив сигнал краткой молитвой, чтобы вычислитель не навернулся совсем.

– ИСА слушает, – донесся ответ. – Что случилось?

На остатках мощностей нейросети Чепмен подавил метаболический ответ на стресс, сохраняя на лице полное спокойствие – только бы не выдать гримасой безмолвный разговор.

– Попытка угона. И самолет вокруг меня разваливается.

– Сколько угонщиков?

– Один... кажется. Доступа к камерам в салоне нет.

– Что ему нужно?

– Хочет в Атерстон.

– Что у него за оружие?

– Не уверен. В руках – ничего. Какой-то имплант, может, индукционный теплогенератор. Он обжег мне ногу и едва не пробил иллюминатор.

– Спасибо, подождите.

«А что мне еще делать?» – мысленно окрысился Чепмен. Пилот покосился на стоявшего обок кресла незнакомца, но лицо того оставалось безучастным, как и у самого Чепмена.

Самолет тревожно качнуло. Чепмен попытался погасить колебания, подергивая рукоять управления. При исправных закрылках это, может быть, и сработало бы, а так только хвост дернулся вбок да нос снова опустился на пару градусов.

– Может, вы хоть скажете, что такого важного в Атерстоне, что надо эдакие фокусы откалывать?

– Люди, – ответил незнакомец.

Спокойствие его было заразительно. Чепмен потянул рукоять, выравнивая непослушную машину. Ничего. По крайней мере системы перестали отказывать. Но посадочка выйдет та еще.

– Чепмен, – датавизировал дежурный по ИСА, – попробуйте передать облик угонщика. Это очень важно.

– Меня опустило до двух километров, семьдесят процентов систем отказало, а вам интересно, как он выглядит?

– Это поможет оценке ситуации.

Чепмен покосился на незнакомца, перегружая облик в одну из трех оставшихся рабочими ячеек памяти. Скорость передачи упала настолько, что на загрузку файла ушла целая секунда.

Ральф Хилтч наблюдал, как складываются над столом в комнате-пузыре пиксели.

– Сэвион Кервин, – без особого удивления проговорил он.

– Без сомнения, – подтвердил адмирал Фарквар.

– Самолет покинул Пасто через девяносто минут после посадки их космоплана, – заметила Янникс Дермот. – Они намерены распространить заразу как можно шире.

– Как я и говорил, – заключил Роше Скарк. – Ральф, мог он заразить еще кого-то на борту?

– Вполне возможно, сэр. Бортовой компьютер и нейросеть Чепмена явно подверглись атаке мощного подавляющего поля. Или их несколько и действуют они совместно, или дело в близости Кервина к электронным системам – в конце концов, компьютер размещен под полом рубки. Но рисковать мы не вправе.

– Согласен, – поддержал адмирал.

После передачи файла Чепмен Адкинсон ждал еще пятнадцать секунд. Изувеченный компьютер сообщал, что канал связи открыт, но ничего не происходило, и дежурный молчал.

Чепмен сам был резервистом королевского флота Кулу и знал, как реагируют военные на аварии. Основное правило: чем дольше принимается решение, тем более высоких шишек подняли по тревоге. Эта, видно, дошла до самого верха. До тех, кто наделен властью убивать.

Была это интуиция или роковое предчувствие, но Чепмен Адкинсон расхохотался в голос.

– Что? – незнакомец недоуменно глянул на него.

– Скоро увидишь, приятель. Скажи, ты большая зараза?

– Я?..

Луч рентгеновского лазера настиг самолет в восьмидесяти километрах от Атерстона. Низкоорбитальные платформы Омбея могли сбивать боевых ос за две с половиной тысячи километров. Когда Дебора Анвин послала сигнал активации, самолет находился прямо под платформой, в трехстах километрах. Рентгеновский луч пробил нижние слои атмосферы ослепительной лиловой молнией, атомы кислорода и азота на его пути разлетались в субатомную пыль. Самолет разнесло в ионизированную пыль, разлетевшуюся миниатюрным неоновым смерчем. Радиоактивные обломки осыпались на девственные джунгли внизу.