"Нейтронный Алхимик. Конфликт" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Питер)

4

Плита обшивки номер 8-92-К – тускло-серая, с парой царапин, оставленных инструментами и небрежными манипуляторами, с красными штрих-кодами, обозначающими партию и допустимое АБКП использование, полосками реактивных индикаторов радиационного повреждения и вакуумной абляции, до сих пор светящимися здоровым зеленым огоньком. Одним словом, она ничем не отличалась от сотен других шестиугольных пластин, прикрывающих нежное нутро «Крестьянской мести» от космической пустоты. Вот только от нее исходило слабенькое электромагнитное излучение. Это уловил первый же сенсор. Эрик поспешно налепил второй, прямо на излучающую точку. Процессорный блочок подтвердил местонахождение источника и, проанализировав плотность сигнала, рассчитал размер замурованного источника и примерное расположение его самых крупных частей.

– Я нашел, капитан, – датавизировал Эрик. – Они вмонтировали ее в обшивку. Маленькая, электронно-сжатое дейтерий-тритиевое ядро, мощность, мне кажется, с две десятых килотонны.

– Уверен?

Эрик слишком устал, чтобы злиться. Это был уже девятый этап поиска, и нагрузка оказалась для его выздоравливающего тела слишком большой. Когда он заканчивал очередной десятичасовой сеанс поисков одной бомбы в чреве корабля, ему приходилось мчаться прямиком в рубку, чтобы поддерживать перед Кингсли Прайором и восемью репортерам иллюзию нормальной работы. А помимо этого, Организация играла нечестно – как Эрик и подозревал.

– Уверен.

– Слава всем святым! Наконец! Теперь мы можем бежать от этих бесов. Ты сможешь ее дезактивировать, правда, mon enfant?

– Думаю, разумнее будет отсоединить плиту и расстрелять из разеров, как только она отойдет от корпуса.

– Браво. Сколько времени на это уйдет?

– Сколько надо. Торопиться не собираюсь.

– Само собой.

– На этой орбите есть точки выхода на прыжок куда-нибудь?

– Немного. Я начну рассчитывать.

Эрик тщательно проверил тесную щель на наличие лишних процессоров. Свободное пространство образовалось между обшивкой и свернутой спиралью ребристой трубкой теплообменника, похожей на драконий хвост. Эрика сейчас зажало между титановой трубой и гроздью криогенных баков с жидким азотом, питавшим маневровые двигатели. Щель была узкая, тесная, но укромных местечек и незаметных уголков в ней было столько, что Эрику полчаса пришлось методически обшаривать их все, стараясь забыть о тикающей в восьмидесяти сантиметрах от его черепа атомной бомбе.

Уверившись, что никаких сигнальных систем или ловушек рядом с бомбой не установлено, Эрик извернулся лицом к обшивке и попытался выжать себя в щель, как пасту из тюбика.

Обычно плиты обшивки отсоединялись снаружи, где заклепки и крепежные штифты находились на виду. Сделать то же самое изнутри было куда сложнее. Эрик извлек из нейросети хитроумную процедуру, придуманную, несомненно, комитетом штатских законников, не вылезающих с обеденного перерыва и не имеющих никакого понятия о работе в открытом космосе. Агента одолевало большое искушение включить ядерный резак и выпилить бомбу вместе с куском обшивки. Вместо этого он датавизировал бортовому компьютеру команду отключить в этом секторе вандерваальсов усилитель и приложил безынерционную отвертку к первому разъему. Возможно, это шалило воображение, но Эрику казалось, что новая, искусственная рука реагирует медленнее настоящей. Резервы питательной смеси почти истощились. Но агент слишком устал, чтобы всерьез беспокоиться об этом.

Плита отделилась восемьдесят минут спустя. В тесной щели плавали, сталкиваясь, выброшенные болты, штифты, кремневая крошка и несколько потерянных головок от отвертки. Сенсоры костюма с трудом могли выдать пристойное изображение в таком мусоре. Он заткнул последние инструменты за портупею и вылез еще дальше из проходного лаза, подошвами нашаривая опору попрочнее.

В конце концов он сложился едва ли не вдвое, прижавшись спиной к обшивке, и нажал изо всех сил. Немедленно засигналили о физиологической перегрузке мониторы, но Эрик заткнул их, с помощью программы-транквилизатора заставив себя не беспокоиться о том ущербе, который наносит сам себе.

Плита шевельнулась едва заметно, но нейросеть зафиксировала ее смещение. Эрик отталкивал ее миллиметр за миллиметром, покуда нейросеть не подсказала, что кусок обшивки поднялся на пять сантиметров, и только тогда расслабился, пытаясь рукой прижать ноющий от судорог брюшной пресс. За него работу довершит инерция.

Плита поднималась несимметрично, один край ее двигался быстрее, и в открывшуюся щель вслед уползающему Эрику хлынул серебристо-синий свет. Сенсоры на воротнике скафандра поспешно уменьшали чувствительность, когда металлический мусор в щели взорвался бурей бликов.

Плита отодвигалась все дальше. Эрик в последний раз проверил ее края – не зацепились ли где – и датавизировал:

– Капитан, она пошла. Давайте импульс. Разделяемся.

Он увидел, как беззвучно выплескивают сияющий золотой газ маневровые движки на экваторе корабля. Заминированная плита удалялась все быстрее.

За бортом висел Курск. «Крестьянская месть» пролетала над ним на низкой орбите, купаясь в неровных отблесках солнечного света, отраженного от затянутых облаками океанов планеты.

Это был второй мир, завоеванный Организацией Капоне, – колония третьей стадии, в шести световых годах от Арнштадта. Население ее составляло чуть более пятидесяти миллионов и только начинало переходить от сугубо планетарной экономики к первым начаткам космической индустрии. Соответственно, планета оказалась легкой мишенью. Платформ СО здесь не было. Зато были современные и очень недешевые промышленные станции и довольно многочисленное население. Эскадра из двадцати пяти кораблей, отправленная Луиджи Бальзмао на завоевание планеты, не встретила серьезного сопротивления. Пять независимых торговцев, пристыкованных к единственному орбитальному астероиду Курска, правда, были вооружены боевыми осами, но третьесортными, а их капитаны без большого энтузиазма отнеслись к идее храбро сражаться и погибнуть под огнем превосходящих сил Организации.

«Крестьянская месть» вместе с другими конвойными судами была приписана к новой эскадре через восемь часов после прибытия на Арнштадт. Пребывавший в мрачном бешенстве Андре не мог отказаться. Они даже вступили в бой, выпустив полдюжины боевых ос по двум защитникам, не бросившимся наутек при их приближении.

При таком малочисленном экипаже на последнем этапе полета всем приходилось быть на мостике, так что поиски бомбы пришлось на какое-то время отложить. А соответственно, отвертеться от боя было никак невозможно.

Когда скоротечный бой завершился, а планета была открыта для десанта Капоне, «Крестьянскую месть» поставили на расчистку орбиты. Пространство над планетой засоряли десятки тысяч обломков взорвавшихся боевых ос, и каждая представляла собой серьезную угрозу для подлетающих кораблей. Гроздья боевых сенсоров «Крестьянской мести» были достаточно мощны, чтобы засечь и снежинку в сотне километров от корабля. А Андре расстреливал каждый найденный обломок из разеров.

Эрик наблюдал, как уменьшается плита номер 8-92-К – идеальный черный шестиугольник на фоне бирюзового океана. Потом он вспыхнул оранжевым и исчез.

– Кажется, пора нам побеседовать с месье Прайором, – датавизировал Андре Дюшамп своей команде.

Когда Андре датавизировал дверям каюты Кингсли Прайора команду открыться, тот, похоже, уже ожидал гостей. Связнику Организации полагалось бы спать, но он, полностью одетый, парил в позе лотоса над полом. Глаза его были широко открыты, и ни грана удивления в них не отразилось при виде двух направленных на него лазерных пистолетов.

«И страха – тоже», – подумал Эрик.

– Мы уничтожили бомбу, – триумфально возгласил Дюшамп. – А это значит, что теперь вы на борту лишний.

– Значит, от остальных экипажей вы тоже решили избавиться, да? – негромко проговорил Прайор.

– Простите?

– Я должен передавать код каждые четыре часа, самое большее – семь, забыли? Если этого не случится, взорвется один из звездолетов. Оттуда не смогут передать очередной код, и рванет следующий. Вы начнете цепную реакцию.

Андре не дрогнул.

– Очевидно, нам придется предупредить их перед прыжком. Или вы считаете меня варваром? У них будет время эвакуироваться. А у Капоне станет на пять кораблей меньше. – Глазки его блеснули. – Надо будет напомнить об этом репортерам. Мы с моей командой наносим удар в самое сердце Организации!

– Надо полагать, Капоне будет в отчаянии. Лишиться такого воина...

Андре гневно блеснул глазами. Сарказм, даже самый дешевенький, ему никогда не удавался, и поэтому он более всего ненавидел испытывать его на собственной шкуре.

– Об этом вы ему сообщите сами. Вас мы ему вернем... через бездну.

Кингсли Прайор перевел ледяной взгляд на Эрика и датавизировал:

– Не дайте им убить меня.

Сигнал шифровался кодом конфедеративного флота.

– Учитывая природу одержимых, – ответил Эрик, – я склонен полагать, что этот код давно перестал быть секретным.

– Скорее всего. Но знают ли ваши соратники, что вы – офицер разведки флота? Если узнают, мы отправимся в бездну вместе. А я им скажу. Мне теперь терять совершенно нечего. И уже давно.

– Да кто вы такой, черт?

– Я служил в отделе разработки вооружений разведки флота, занимался технической оценкой. Оттуда я и знаю вас, капитан Такрар.

– В таком случае вы предатель дважды – человечества и космофлота. Дюшамп не поверит ни единому слову.

– Вы должны оставить меня в живых, Такрар. Я знаю, где Организация планирует совершить следующее вторжение. Сейчас это самые важные сведения в галактике. Если Александрович и Лалвани будут знать цель, они сумеют перехватить и уничтожить флот Организации. Ваш первейший долг – передать им эти сведения. Верно?

– Такая мразь, как ты, может наврать что угодно.

– Но рисковать вы не можете. Очевидно, что я имел доступ в высшие эшелоны власти Организации. Иначе я не оказался бы в этом положении. И я легко мог выяснить основные направления планирования. Самое меньшее, что меня ждет, – личностный допрос.

Груз ответственности давил сильнее, чем усталость после многих часов, проведенных в тесных закутках под обшивкой. Эрику отвратительно было думать, что им способна манипулировать даже такая дрянь, как Прайор.

– Капитан! – устало проговорил он.

– Oui?

– Как вы думаете, сколько нам заплатят власти Конфедерации, если мы им этого жука подарим?

Андре удивленно покосился на Эрика.

– Да ты изменился с тех пор, как попал ко мне на борт, mon enfant.

После Тины... кто не изменился бы?

– Когда мы вернемся, у нас будет масса проблем с властями. Не забывайте, мы записались во флот Капоне и помогали ему в этом вторжении. Но если мы привезем им такой приз, особенно на глазах у репортеров, мы будем героями. Мы начнем с чистого листа.

Как всегда, жадность победила. Улыбка, вечно блуждавшая по нежному лицу Дюшампа, стала еще шире.

– Отлично придумано, Эрик. Мадлен, помоги Эрику запихнуть эту свинью в ноль-тау.

– Слушаюсь, капитан.

Оттолкнувшись от горловины люка, она схватила Прайора за плечо, бросив на Эрика встревоженный взгляд.

Он не сумел выжать в ответ даже грустной улыбки. «Я-то думал, что мы избавимся от бомбы, и все кончится. Мы пристыкуемся в каком-нибудь цивилизованном порту, я сдам эту банду в местное бюро флота... А теперь я поменял одну беду на другую. Господи Всевышний, когда же это кончится?»

Бездна изменилась. В самом ее существе не свершилось никаких перемен, но прорывы, открывавшиеся в реальную Вселенную, пропускали в нее крохи ощущений. И души, пребывавшие в бездне, гневались и терзались, впитывая эти жалкие капли, напоминания о прошедшем. Доказательства тому, что жизнь телесная еще доступна им.

Прорывы образовывались бессистемно – бездна была лишена упорядоченной топологии. Они появлялись. И исчезали. И каждый раз одна душа выскальзывала наружу в ожидающее ее тело. Какая – определяли лишь случай да удача.

А души выли, требуя все новых и новых тел, бьясь в стены, затворявшиеся за их более удачливыми собратьями. Они молились, и умоляли, и обещали, и проклинали. Не получая ответа. Почти.

Одержимые имели возможность обернуться и прислушаться.

Один из них обронил: «Нам нужен человек».

И бредящие души выли, извергая ложь. «Я знаю, где они! Я знаю, как вам помочь! Меня возьмите! Меня! Я все скажу!»

Нельзя не услышать воя мириад терзаемых душ.

И в эбеново-черном мраке появилась бьющая солнцем прореха. Но выход из нее закрывала преграда, не давая страждущим вырваться в сияние славы. Незакрывающийся этот провал порождал мучительную жажду бытия среди тех, кто оказался поблизости.

«Видите? Вас ждет тело, награда за нужное нам известие» .

«Что? Что вам нужно?»

«Мзу. Где находится доктор Алкад Мзу?»

Вопрос раскатился по всей бездне, как инфекция, заражая одну душу за другой. Пока наконец из глубин не выплыла душа женщины, поднимаясь от вечного насилия над беззащитным ее рассудком к изумительной, сладостной боли, пронизывавшей ее новое тело. В сознание ее хлынули забытые ощущения: тепло, сырость, прохладное дуновение. Открылись глаза, рот пробулькал что-то – то ли смех, то ли рыдания от боли в обожженных до мяса руках.

– Айякучо, – прохрипела Черри Варне стоящим над ней гангстерам. – Мзу полетела на Айякучо.

Отчет, содержавшийся в совершенно секретном файле, показался первому адмиралу страшнее любого разгрома в бою. Написал его экономист из администрации президента Хаакера, и говорилось в нем о том, какой нагрузке подвергает хозяйство Конфедерации одержание.

Проблема заключалась в том, что современные войны разрешались, как правило, пятнадцатиминутными стычками между противостоящими эскадрами – быстро и, как правило, однозначно. Редкий спор требовал для своего решения больше трех сражений.

Одержание же глушило экономику в межзвездном масштабе. Налоговые поступления падали, а с ними и способность правительства поддерживать свои войска в многомесячных миссиях. А флот Конфедерации еще усугубил нагрузку на казну. Объявленный карантин со стратегической точки зрения был отличной идеей, но проблемы он не решал. Новая стратегия, такая, что привела бы к окончательному решению, должна быть создана в течение шести месяцев. После этого Конфедерация начнет разваливаться.

Самуэль Александрович закрыл файл, когда Майнард Кханна ввел в его кабинет двоих посетителей – адмирала Лалвани и капитана космоястреба «Тсуга» Муллейна. Оба отдали честь.

– Хорошие новости? – поинтересовался Александрович у Лалвани.

Это стало для них уже постоянной шуткой, с которой начинались ежедневные совещания.

– Не совсем скверные, – ответила она.

– Вы меня поражаете. Садитесь.

– Муллейн только что прибыл с Арнштадта, «Тсуга» была на разведке в этом секторе.

– О? – Самуэль поднял густую бровь, покосившись на моложавого эдениста.

– Капоне захватил еще одну систему, – проговорил Муллейн.

Первый адмирал грязно выругался.

– Это называется «не совсем скверной» новостью?

– Систему Курска, – отозвалась Лалвани. – Вот что интересно.

– Интересно! – буркнул первый адмирал. Нейросеть подсунула ему досье на планету, и Самуэль

Александрович почему-то почувствовал себя виноватым. Даже не знать, что за мир он защищает... Изображение Курска с орбиты появилось на одном из широких голоэкранов. Обычный террасовместимый мир, большая часть занята океанами.

– Население – более пятидесяти миллионов, – процитировал досье первый адмирал. – Черт. Лалвани, Ассамблея просто взорвется.

– Они не правы, – возразила она. – Ваша первоначальная стратегия сдерживания очень эффективна.

– Если не считать Курска.

Лалвани согласно кивнула.

– Если не считать. Но тут карантин уже ни при чем. Он был установлен, чтобы предотвратить скрытое проникновение, а не десант с орбиты.

Самуэлю опять вспомнился секретный отчет.

– Будем надеяться, что благородные послы это поймут. Так почему это интересно?

– Курск – колония третьей фазы, флота у нее нет, платформ СО – тоже. Организация сглотнула ее, не заметив. Но в обмен они получили лишь парочку орбитальных промышленных станций и здоровую свару на поверхности планеты с местным населением, большая часть которого очень рассеяна – планета до сих пор по большей части аграрная. Иными словами, одержимым приходится бороться с небольшими сплоченными группами хорошо вооруженных фермеров, имеющих полное понятие о противнике.

– Но силы одержимых имеют поддержку с орбиты, – заметил Самуэль.

– Да, но к чему им вообще одерживать пятьдесят миллионов человек, не способных ничего дать Организации?

– Одержание вообще не поддается логике.

– Верно. Но Организация Капоне нуждается в развитой экономике, во всяком случае, ее флот. Без действующей промышленности она многого не добьется.

– Ладно, вы меня убедили. И к каким результатам пришли ваши аналитики?

– Мы считаем, что это по преимуществу пропагандистский ход. Если хотите, трюк. Курск не был для него серьезным вызовом и не станет ценностью. Единственная выгода от этого захвата – психологическая. Капоне завоевал еще одну планету. Он – сила, с которой стоит считаться, царь одержимых, все такое. Люди не будут выяснять, насколько неважен стратегически Курск. Все только и станут твердить об этой проклятой экспоненциальной кривой. А на нас начнут давить политики.

– Из администрации президента вас приглашают на брифинг по событиям последнего времени, он состоится через два часа, сэр, – вмешался Майнард Кханна. – Логично было бы предположить, что Ассамблея вскоре потребует масштабного применения силы. И явной победы. Политикам очень выгодно будет показать, что Конфедерация еще в силах нанести по врагу удар и что флот не зря просит денег.

– Изумительно точный прогноз, – пробурчал Самуэль Александрович. – Национальные флоты выделили нам только семьдесят процентов от того числа судов, что должны были, мы едва можем поддерживать карантин, мы не в силах выяснить, наконец, откуда Капоне берет антиматерию. А теперь они ждут, что я еще наскребу где-то судов для ответного удара. Может, они мне еще и мишень подскажут? Я так точно не в силах ее назвать. И когда эти люди поймут, что, убивая тела одержимых, мы просто прибавляем душ в бездне. И семьи убитых не скажут нам спасибо.

– Если я могу высказаться, сэр... – заметил Муллейн.

– Безусловно.

– Как уже сказала адмирал Лалвани, «Тсуга» собирала разведывательные данные близ Арнштадта. По нашим наблюдениям, на поверхности планеты не все идет по планам Капоне. Платформы СО почти ежечасно расстреливают с орбиты указанные лейтенантами Организации цели. Сопротивление весьма масштабно. Йосемитское Согласие полагает, что, если мы начнем атаковать корабли и промышленные станции на орбите, мы серьезно осложним жизнь Капоне. Необходимость постоянной межсистемной переброски сил серьезно подорвет его ресурсы.

– Майнард? – произнес первый адмирал.

– Вполне возможно, сэр. Генеральный штаб уже разработал соответствующие планы.

– Это их работа.

– В принципе, они предусматривают, что космоястребы засеют ближнее пространство Арнштадта термоядерными стелс-минами. Большая их часть пройдет не замеченной сенсорами СО. Если оборудовать их масс-детонаторами, все корабли на орбитах окажутся по уши в неприятностях. Никто не сможет предугадать приближение опасности. Это серьезно напугает экипажи. Против астероидных поселений могут быть также эффективны налеты – прыгнуть в окрестности, выпустить наугад залп боевых ос и прыгнуть дальше. Нечто наподобие атаки эденистов на Валиск. Мы имеем еще то преимущество, что страдает больше оборудование, нежели люди.

– Сегодня же оцените возможность исполнения, – приказал первый адмирал. – В системе Курска, а не только Арнштадта. Тогда у меня будет на руках хоть одна карта, когда я стану оправдываться перед Ассамблеей в этом фиаско. – Он задумчиво поглядел на капитана космоястреба. – А чем сейчас занимается флот Капоне?

– По большей части он рассеян по системе Арнштадта, усмиряя астероидные поселения, пока их жители не будут полностью одержаны. Немало захваченных кораблей перегоняется на Новую Калифорнию – мы подозреваем, что их вооружают для нового захвата. Но это работа не быстрая, кажется, Капоне не хватает команд.

– Наконец-то, – кисло пробормотала Лалвани. – До сих пор не могу прийти в себя – сколько независимых торговцев, будь они прокляты, перешло на его сторону.

– Сейчас, когда карантин установлен полностью, вербовка идет медленнее, – заметил Майнард Кханна. – Даже независимые торговцы не хотят брать деньги Капоне, заслышав об Арнштадте, да и прокламация Ассамблеи дала какой-то эффект.

– Или так, или они больше заработают, нарушая карантин. – Лалвани пожала плечами. – К нам попадают отчеты – многие астероиды поменьше до сих пор открыты.

– Иногда мне кажется, что мы зря стараемся, – промолвил Саму эль Александрович. – Спасибо за информацию, Муллейн, и передайте «Тсуге» мои благодарности за быстрый полет.

– У Гилмора есть какие-нибудь успехи? – спросила Лалвани, когда капитан вышел.

– Он в этом никогда не признается, но ученые зашли в тупик, – ответил первый адмирал. – Все, что они могут дать, – это гора отрицательных результатов. Мы многое узнали о том, на что способна их энергистика, но не имеем понятия, почему. О бездне никаких данных люди Гилмора тоже добыть не смогли. Это тревожит меня больше всего. Мы знаем, что она существует, значит, должна иметь физические характеристики, там должны действовать какие-то законы природы. Но физики покуда не смогли разобраться, какие. Мы знаем очень многое о физической Вселенной и о том, как управляться с ее тканью, но бездна пока что оказывается сильнее лучших наших теоретиков.

– Они не сдадутся. Хотя исследователи на Юпитере преуспели не больше. Я знаю, что похожий проект запущен Терцентралом, и королевство Кулу, без сомнения, тоже не сидит сложа руки.

– Думаю, в этой ситуации даже их мы сумеем уговорить посотрудничать, – задумчиво проговорил Самуэль Александрович. – Намекну, когда буду говорить с президентом, – пускай Олтон этим займется.

Лалвани поерзала в кресле, нагнувшись вперед, точно ей было неудобно сидеть.

– И есть одна по-настоящему хорошая новость: мы вышли на след Мзу.

– Слава богу! Где?

– На Дорадосах. Это само по себе делает отчет достоверным. Там осело семьдесят процентов беженцев с Гариссы. И там есть немногочисленное подполье. Скорее всего, Мзу попробует связаться с ними. Мы завербовали некоторых из них много лет назад, так что проблем быть не должно.

Первый адмирал задумчиво глянул на своего шефа разведки. Он всегда мог полностью на нее положиться. Но сейчас игра шла по таким высоким ставкам, что рвались даже самые старые и прочные союзы. «Чертова штуковина этой Мзу, – подумал он, – она разрушает все, даже доверие».

– А кто именно «мы», Лалвани? – тихо спросил он.

– Мы все. Большая часть спецслужб Конфедерации имеет там завербованных подпольщиков.

– Я не это имел в виду.

– Знаю. Это уже придется решать агентам на местах – кто доберется до нее первым. Я лично была бы рада, если бы это были эденисты. Я уверена, что мы не станем злоупотреблять находкой. Если это окажется разведка флота, то я, как действующий адмирал, исполню приказы совбеза Ассамблеи касательно дальнейшей судьбы Мзу, какими бы они ни были. Вот Кулу и прочие могут принести нам немало проблем.

– О, да. А что вы, эденисты, планируете с ней сделать?

– Наше Согласие рекомендует поместить ее в ноль-тау. Тогда она будет доступна, если Конфедерация когда-нибудь столкнется с внешней угрозой – настолько страшной, что для обороны нам потребуется Алхимик.

– Разумное решение. Интересно, в борьбе с одержимыми он не сможет нам помочь?

– Предположительно он являет собой оружие сокрушительной мощи. Если это так, то Алхимик, как и любое другое оружие в нашем арсенале, против одержимых бессилен.

– Конечно, вы правы. К сожалению. Так что нам, похоже, придется положиться на доктора Гилмора и его команду.

«Если бы только я мог быть в нем достаточно уверен. Тяжело быть грядущим спасителем человечества».

Этой сцены лорд Кельман Маунтджой не ожидал увидеть в своей жизни. По роду своей деятельности он облетел немало звездных систем; он наблюдал восход двойной звезды над морем, восхищался потрясающим Ореолом О'Нейла с точки в миллионе километров над Северным полюсом Земли, ему оказывали гостеприимство в самых неожиданных местах. Но для министра иностранных дел Кулу Юпитер всегда оставался запретной зоной.

Теперь же он наблюдал за подлетом через сенсоры крейсера от начала и до конца. Звездолет шел с ускорением в полтора g, выходя на пятисотпятидесятитысячекилометровую орбиту, занимаемую обиталищами близ гигантской планеты. Почетным эскортом служили два космоястреба из юпитерианского оборонительного флота. На всякий случай, как объяснил Астор. Кельман принял его объяснения с любезностью, хотя кое-кто из офицеров королевского флота был не столь снисходителен.

Впереди вырастало обиталище Азара. На северной его оконечности торчал диск неподвижного космопорта. Хотя у эденистов не было столицы, почти все посольства других держав располагались на Азаре. Даже королевство поддерживало дипломатические связи с Юпитером.

– Все не могу привыкнуть к масштабу, – пожаловался Кельман, когда ускорение начало изменяться. Корабль подлетал к цели, и вектор его движения пересекал маршруты множества межорбитальных кораблей. – Когда мы строим что-нибудь такого размера, оно почему-то всегда выходит уродливым. Хотя технически королевству принадлежит одно биотехобиталище.

– Я думал, Транквиллити – независимая станция, – заметил Ральф Хилтч.

– Прадедушка Лукас подарил его Майклу как независимое герцогство, – дружелюбно поправил его принц Коллис. – Так что, если придерживаться буквы закона Кулу, мой отец до сих пор его сюзерен. Но мне бы не хотелось доказывать это в суде.

– Я не знал... – пробормотал Ральф.

– О, да. Я в некотором роде эксперт-любитель по этим вопросам, – ответил принц Коллис. – Боюсь, что все мы испытываем несколько извращенный интерес к кузине Ионе и ее владениям. Все мои братья и сестры рано или поздно добывали себе доступ к официальным документам по Транквиллити. Очень интересно. – Младший отпрыск Алистера II капризно улыбнулся. – Я почти мечтаю, чтобы туда направили меня, а не принца Нотона. Не обижайтесь, – добавил он, глядя на Астора.

– Ваше высочество, – пробормотал посол эденистов, – вероятно, пришло время нарушать запреты.

– Воистину так. И я сделаю все, чтобы избавиться от детских предрассудков. Но это непросто. Я не привык к тому, чтобы королевство от кого-то зависело.

Ральф оглядел тесный салон. Все противоперегрузочные ложа были приподняты, образуя нечто вроде кресел-переростков. Посол Астор вольно распростерся в своем, сохраняя на лице почтительно-вежливое выражение. Как ему это удается без помощи нейросети, Ральф даже представить не мог.

– Едва ли бесчестно попытаться отвести беду, вызванную не вами, ваше высочество.

– Ральф, прекратите винить себя за Омбей! – прикрикнул на него Кельман Маунтджой. – Всем понятно, что вы отлично там поработали. В том числе королю, так что это официальная точка зрения. Верно, Коллис?

– Отец высокого о вас мнения, мистер Хилтч, – поддержал министра принц. – Должен сказать, что, когда все это закончится, на вас, скорее всего, навесят титул.

– В любом случае, я не думаю, чтобы предлагаемый союз смог поставить королевство в зависимость от нас, – заключил Астор. – Освобождение одержанных на Мортонридже необходимо и выгодно для всех сторон. И если после этого мы станем немного лучше понимать друг друга, то это, разумеется, только во благо.

Ральф Хилтч неловко поерзал на ложе, отчего Кельман с Астором весело переглянулись. При всем различии породивших их культур лорд и эденист мыслили на удивление сходно, так что взаимопонимание их было быстрым и полным. Кельмана все больше заботило, что свободу, которой он наслаждался всю свою жизнь, которая позволила ему развить свой интеллект в полной мере, поддерживали такие стражи, как этот Ральф и флот, не способные разделить более либеральные взгляды своих повелителей. Неудивительно, подумалось ему, что все империи в истории гнили с головы.

Едва крейсер пристыковался к обиталищу, как всех выходящих принялись проверять – недолго и почти формально. Неизбежный тест на статическое электричество, подтверждение, что рядом с каждым работают процессоры, – проверка, с которой приходилось мириться каждому. Включая даже принца. Посол Астор сделал все, чтобы его собственная проверка проходила при всех. А Коллис был само обаяние, даже когда двое эденистов водили над ним датчиками.

На станции метро в космопорте их ждал администратор Азары во главе небольшой группки встречающих официальных лиц. В большинстве эденистских обиталищ пост администратора был сугубо формальным, на Азаре же он переродился в нечто напоминающее пост министра иностранных дел всего эденизма.

Всего же встречать делегацию собралась изрядная толпа – в основном молодые и любопытные эденисты и персонал иностранных посольств.

Коллис с улыбкой выслушал краткую речь администратора, ответил что-то подобающее и заявил, что очень хочет посмотреть на внутренность обиталища. Не обращая внимания на ожидающий вагон метро, все покинули зал пешком.

Ральф тоже никогда не был внутри обиталища. Стоя на лужайке перед станцией, он оглядывал свернутый в трубку простор, завороженный его красотой, непередаваемой роскошью живой природы.

– Поневоле удивишься: зачем мы отвергли биотех? – заметил вполголоса Кельман Маунтджой.

– Да, сэр.

Принц смешался с толпой, пожимая руки всем подряд. С лица его не сходила улыбка. Общение с народом было для него не внове, но это было незапланированным, и обычная орда агентов ИСА не окружала его – только пара кислолицых морпехов, на которых никто не обращал внимания. Коллис явно наслаждался жизнью.

Кельман ухмыльнулся, глядя, как его одновременно целуют две девушки.

– Ну, он же настоящий живой принц. Не думаю, что здесь такие часто попадаются.

Он поднял глаза на осевую осветительную трубку и зеленеющие просторы за нею. Что-то пугающее было в том, что грандиозное это строение на самом деле живое, что оно смотрит на него и обдумывает его бытие краешком огромного своего сознания.

– Думаю, мне тут понравится, Ральф. И вы были правы, подумав об альянсе с эденистами. До сих пор я не осознавал, насколько велик потенциал их цивилизации. Я всегда полагал, что наша иностранная политика в конечном итоге приведет их к краху. Но я ошибался; какие бы препоны мы ни ставили, как бы далеко ни бежали, этих людей нам не остановить.

– Теперь уже поздно что-то менять, сэр. Мы свободны от их энергетической монополии. И я об этом не жалею.

– Я согласен, Ральф. Но в жизни есть не только материальная сторона. Думаю, обе культуры выиграют от более тесных связей.

– Пожалуй, это можно сказать о любой системе Конфедерации.

– Вы правы, Ральф. Конечно, правы.

«Второе всеобщее Согласие в течение месяца и, скорее всего, не последнее в этом году», – подумало оно о себе, складываясь.

«Самое неприятное в просьбе лорда Кельмана Маунтджоя – присущая ей внутренняя логика, – решило Согласие. – Симуляции, проведенные Ральфом Хилтчем, показывают, что освобождение Мортонриджа вполне может пройти успешно. Мы признаем мнение тех из нас, кто считает, что успех этот возможен только в отсутствие внешних факторов, усугубляющих положение. Таким образом, риск возрастает.

Основная проблема, встающая перед нами, заключается в том, что планируемая победа практически полностью иллюзорна. Мы уже заключили, что физическая борьба не может стать ответом феномену одержания. Мортонридж только подтверждает это. Если для того, чтобы освободить два миллиона человек на небольшом полуострове, нужны совместные усилия двух величайших держав Конфедерации, то освободить подобным образом население целой планеты – затея, граничащая с невозможным.

Успех при освобождении Мортонриджа поднимет по всей Конфедерации волну неоправданных надежд. А они опасны, поскольку под их влиянием местные политики окажутся затопленными волной требований, которые не в силах будут исполнить и которыми не в силах будут пренебречь. Отказавшись же от предложения королевства, мы окажемся в роли злодеев, столь искусно подготовленной для нас лордом Кельманом Маунтджоем».

– Я вынужден поправить, – сообщил Согласию Астор. – Салдана не хуже нас понимают, что прямое военное вмешательство не может быть ответом. Мортонридж и перед ними ставит тяжелейший вопрос. И поскольку они более нас чувствительны к политическому давлению, они реагируют единственно возможным для них способом. Скажу еще вот что: посылая с этой делегацией родного сына короля, они дают понять, какое значение придают нашему выбору и признанию того, что должно случиться, если мы выразим поддержку их просьбы. Если обе наши державы возьмутся за освобождение Мортонриджа, возврата к прошлому не будет. Мы установим доверительную связь с одной из могущественнейших цивилизаций, ныне противостоящей нам. Этот фактор мы также не можем игнорировать.

«Спасибо, Астор, – отозвалось Согласие. – Ты, как всегда, красноречив. Поэтому мы признаем, что будущее должно быть поддержано настоящим. Мы имеем возможность по завершении нынешнего кризиса посеять зерна более мирной и терпимой галактики.

Это недостаточно логичная причина, чтобы переводить нашу цивилизацию на военные рельсы, равно как и порождать неизбежные в таком случае ложные надежды.

Однако бывают времена, когда людям более всего нужна надежда.

Ошибаться свойственно человеку. Мы храним собственную человечность вместе с присущими ей пороками. Мы ответим принцу Салдана, что до тех пор, покуда не будет найдено окончательное решение проблемы одержания, мы поддержим его безумную затею».

На пятый день пути «Энон» вынырнул из червоточины в семидесяти тысячах километров над Йобисом, родной планетой киинтов. Едва назвав себя перед местной диспетчерской (франшизой, управляемой людьми) и получив разрешение выйти на орбиту, Сиринкс и космоястреб принялись разглядывать тройные луны.

Три спутника вращались вокруг первой точки Лагранжа, в четырех миллионах километров от планеты в сторону светила, яркой звезды класса F2. Они были одинакового размера – тысяча восемьсот километров в поперечнике – и располагались в вершинах равностороннего треугольника со стороной в семьдесят тысяч километров, совершая один оборот вокруг общего центра тяжести за сто пятьдесят часов.

Эта аномалия и привлекла внимание первого корабля-разведчика в 2356 году. Триада была слишком правильной, слишком невозможной, чтобы возникнуть естественным путем. Хуже того – все три луны имели одинаковую массу (плюс-минус полмиллиарда тонн – вероятно, из-за столкновений с астероидами). Иными словами, кто-то их построил.

К чести капитана корабля-разведчика, та не попыталась бежать. Впрочем, едва ли имело смысл скрываться от расы достаточно могущественной, чтобы создавать конструкции подобного размаха. Вместо этого капитан передала на планету сигнал с просьбой приблизиться. Киинты ответили «да».

Это было самое приветливое, чего удалось от них добиться. Киинты довели скрытность до уровня искусства. Они никогда не обсуждали собственной истории, своего языка или культуры.

Тройные луны они назвали «старым экспериментом», цель которого так и осталась неясной. Человеческим кораблям не позволялось ни садиться на них, ни даже запускать зонды.

Однако космоястребы с их способностью ощущать гравитацию за несколько столетий полетов кое-что добавили в пустую копилку знаний. Органы чувств «Энона» позволяли Сиринкс видеть, насколько однородны эти луны внутри – шары алюмосиликата, без ядра и мантии, без сучка и задоринки. Их поля тяготения растягивали пространство-время, образуя в окружающей реальности удивительно ровный четырехмерный прогиб. И снова – все три поля тяготения были совершенно равносильны и симметричны, обеспечивая этой триаде совершенную орбитальную устойчивость на протяжении миллиардов лет.

Серебристо-серую поверхность лун выщербили лишь отдельные кратеры. Никаких других элементов рельефа видно не было – самое, пожалуй, яркое доказательство их искусственного происхождения. Столетия осторожного осмотра при помощи космоястребов не смогли обнаружить спрятанных в них или на них инструментов или конструкций. Три луны были совершенно мертвы. В чем бы ни заключался «эксперимент», он завершился, скорее всего, давным-давно.

Сиринкс не могла не прийти в голову мысль: нет ли чего-то общего между триадой и бездной и пониманием киинтами их собственной природы. Ни один человеческий астрофизик до сих пор не высказал мало-мальски убедительной догадки о природе загадочного эксперимента.

– Может, киинты просто хотели посмотреть, как будут выглядеть тени с поверхности Йобиса,– предположил Рубен. – Теневые конусы до нее доходят.

– Для произведения искусства немножко экстравагантно,– парировала Сиринкс.

– Ничуть. Если твоя цивилизация настолько развита, что может создать нечто подобное триаде, то логика подсказывает, что подобный проект будет представлять лишь малую долю ваших возможностей. А в таком случае он легко может оказаться темой для перформанса.

– Ничего себе перформанс.

Его пальцы сжались на ее ладони, давая утешение в ответ на краткий импульс страха, проскользнувший по сродственной волне.

– Помни, —заметил он, – мы очень мало знаем о киинтах. Только то, что они нам сообщили сами.

– Да. Надеюсь, сегодня они согласятся поведать нам больше.

Вопрос истинных возможностей киинтов волновал ее, когда «Энон» выходил на шестисоткилометровую парковочную орбиту. Из космоса Йобис напоминал любой другой террасовместимый мир, хотя в поперечнике он был заметно больше – пятнадцать тысяч километров – и тяготение на его поверхности тоже было на двадцать процентов выше стандартного. На планете было семь континентов и четыре больших океана. Ось ее имела наклон не более одного процента, что совместно с подозрительно круговой орбитой давало исключительно ровный климат, лишенный времен года.

Для планеты, служившей домом строителям тройных лун, следов технической цивилизации на поверхности было удивительно мало. По общему мнению, технологии киинтов были настолько продвинуты, что не могли создать ничего похожего на человеческие фабрики и промышленные станции, так что никто просто не знал, чего искать; или же вся промышленность была аккуратно упакована в гиперпространство. Но даже при всем этом должна же была их раса когда-то пройти все стадии обычного развития, индустриальную эпоху, сжигание углеводородов, вездесущие заводы, загрязнение среды и истощение природных ресурсов планеты. Если так и было, то никаких следов на поверхности Йобиса эта эпоха не оставила. Ни старых шоссе, заросших травой, ни проглоченных жадными джунглями бетонных небоскребов. Или киинты здорово потрудились, восстанавливая первозданный вид своей родины, или они достигли технологической зрелости ужасающе давно.

Сегодняшний Йобис поддерживал цивилизацию, составленную деревнями и городишками, располагавшимися в центрах участков земли, немногим менее диких, чем все прочие. Оценить население планеты было невозможно, хотя по наименее приблизительным оценкам оно составляло чуть менее миллиарда. Куполообразные дома – других киинты не строили – слишком варьировали в размерах, чтобы позволить более точный подсчет.

Сиринкс и Рубен посадили флайер в единственном космопорте Йобиса, расположенном близ полностью человеческого прибрежного городка. Белокаменные домики и паутина узких улочек, разбегавшихся от набережной, придавали ему сходство с курортом, совсем неподобающее единственному аванпосту Конфедерации на этой мирной и все же невообразимо чуждой планете.

Жители городка все были служащими посольств или работниками представительств крупных фирм. Киинты не жаловали досужих гостей. Почему они вообще согласились вступить в Конфедерацию, оставалось загадкой, хотя и не слишком важной по сравнению с прочими их тайнами. Единственным, что их интересовало, была торговля информацией. Они покупали данные практически любого рода и платили особенно много за отчеты кораблей-разведчиков и исследовательские работы по ксенобиологии. А продавали – изобретения. Ничего принципиально нового, революционного у них купить было нельзя – запросы на антигравитаторы или сверхсветовое радио не рассматривались. Но если компания желала улучшить свои продукты, киинты охотно выдавали подсказку, как удешевить производство, используя необычные материалы, или, скажем, уменьшить энергопотребление. Это тоже намекало на колоссальное технологическое наследие. Где-то на Альфе должен был размещаться колоссальный банк данных, полный планов разработанных когда-то и заброшенных один бог знает когда машин.

Погулять по городку Сиринкс не выдалось возможности. Она связалась с посольством эденистов (крупнейшей дипломатической миссией на Йобисе), еще когда «Энон» выходил на парковочную орбиту, и персонал посольства немедленно запросил встречи с киинт по имени Мальва. Та согласилась.

– Из всех, с кем мы поддерживаем контакт, она – самая разговорчивая,– объяснил посол Пирус, когда Сиринкс спускалась по трапу. – Должен сказать, это невеликое достижение, но если кто-то из них вам ответит, то она. У вас большой опыт общения с киинтами?

– Я с ними даже не встречалась никогда, —призналась Сиринкс.

Взлетное поле напомнило ей Норфолк. Как и там, нежданных гостей сажали на обычном лугу. Хотя климат здесь был теплее – субтропический, пожалуй, – ощущение временности было общим. Немного бюрократических препон и еще меньше – технических служб. Перед единственным ангаром стояло едва ли два десятка флайеров и космопланов. От норфолкского космопорт отличался лишь рядом машин, выстроившихся напротив созданных людьми овоидов, – флайеры киинтов, очень похожие на людские ионные, только менее зализанные.

– Тогда почему отправили вас?– поинтересовался Пирус, подпустив в эту мысль вежливого недоумения.

– Вин Цит Чон решил, что так будет разумно.

– Правда? Ну, с ним я не могу спорить.

– Мне следует что-то узнать, прежде чем я с ней встречусь?

– Едва ли. Они или станут иметь с вами дело, или нет.

– Вы объяснили, какого рода вопросы я хочу ей задать?

Пирус развел руками.

– Когда вы связались с посольством, то объяснили мне. Мы не знаем, способны ли они перехватывать личные беседы, но я подозреваю, что если захотят, то смогут. Вопрос только в том, станут ли они мараться. Можете спросить Мальву, насколько мы для них вообще-то важны. Сами мы так и не смогли в этом разобраться.

– Спасибо.

Сиринкс ощупала нагрудный карман корабельной куртки, где лежал кредитный диск. Перед отлетом Эден загрузил в него пять миллиардов фьюзеодолларов, на всякий случай.

– Как думаете, мне придется платить за информацию?

Пирус ткнул пальцем в киинтскую машину, и материал корпуса расплылся, образовав люк. Брюхо аппарата было так низко, что трапа не требовалось, хотя Сиринкс так и не поняла, парит машина или лежит на земле.

– Мальва скажет,– ответил посол. – Рекомендую быть с ней предельно откровенной.

Сиринкс шагнула в машину. Внутри стояли четыре пухлых кресла, в остальном салон был пуст. Они с Рубеном осторожно присели, и люк тут же затворился.

– Ты в порядке?– поинтересовался встревоженный «Энон».

– Конечно. А что?

– Ты начала ускоряться на семидесяти g и сейчас движешься со скоростью в тридцать пять звуковых.

– Да ты шутишь!

Не успела она подумать это, как, разделив мысли «Энона», увидала свой аппарат мчащимся над горной грядой в восьмистах километрах от городка с невероятной для атмосферного полета скоростью.

– Кажется, на этой планете привыкли к прорывам звукового барьера.

– Подозреваю, что твой аппарат не производит ни звука. С моего нынешнего положения на орбите я не могу проводить наблюдения в оптимальных условиях, но мои сенсоры не замечают за вашей кормой турбулентности.

Если верить «Энону», то затормозил аппарат тоже на семидесяти g, прежде чем приземлиться в шести тысячах километров от космопорта. Когда Сиринкс и Рубен вышли наружу, шелковые куртки их принялся трепать теплый ветерок. Машина привезла их в широкую долину, опустившись почти на галечном берегу длинного озера. С заснеженных пиков на горизонте веял ветер попрохладнее, подергивая поверхность воды рябью. Зеленые, как авокадо, спиральные нити здешней травы доходили Сиринкс до колена. До самых предгорий долина заросла деревьями с ярко-синей корой, похожими на оплывшие леденцы.

В вышине кружили птицы, на вид слишком толстые, чтобы летать при таком тяготении.

В конце озера, у самого берега, виднелся купол жилища киинтов. К тому времени, когда гости добрели до него, Сиринкс взмокла под курткой, несмотря на свежий ветерок.

Дом был, верно, очень стар. Глыбы желтовато-белого камня почти срослись вместе, изветрились, покрылись местным плющом. Прямо на темных листьях росли пышными гроздьями розовые и лиловые цветочки, оборачиваясь к солнцу.

Вход представлял собой широкую арку; камни ее были изрезаны стершимися знаками, похожими на старинные гербы. По обе ее стороны росли синествольные деревья, скрюченные от старости. Половина ветвей засохла, но оставшиеся бросали на купол густую тень. Под аркой гостей поджидала Мальва, протянув трактаморфную конечность и преобразовав ее кончик в подобие человеческой ладони. Сиринкс пожала невозможно белые пальцы, и дыхальца пахнули на нее чем-то острым.

– Свое приветствие предлагаю тебе и твоему брату по мысли, Сиринкс,– радушно передала киинт. – Прошу войти в мой дом.

– Спасибо.

Вслед за киинт Сиринкс и Рубен прошли внутрь, вероятно, в центральное помещение купола. Пол был покрыт паркетом, напоминавшим скорее красно-белый мрамор; в центре комнаты бурлил паром бассейн. Сиринкс была почти уверена, что паркет живой – слишком органической была прочая обстановка. Скамьи, достаточно большие, чтобы вместить взрослого киинта, напоминали фигурно подстриженные кусты без листьев. Рядом росли похожие, но поменьше – под человека. Изогнутые стены покрывал янтарный и нефритово-зеленый мох на хрустальных стебельках; по его лоскутному одеялу бежали жилы чего-то похожего на ртуть. На глазах Сиринкс жилы пульсировали, перегоняя вверх тяжелую блестящую жидкость. Мягкий искристый свет играл и отблескивал на глянцевой поверхности, покрывая воду в бассейне бликами.

Вверху громоздились глыбы, складывавшие купол. Изнутри они были прозрачны, и Сиринкс отчетливо видела их стыки.

И все же жилище Мальвы представляло зрелище скорее интересное, чем поучительное. Все это могли бы воспроизвести человеческая технология и биотех, если приложить немного усилий и много-много денег. Вероятно, обстановка подбиралась с тем расчетом, чтобы гости из Конфедерации чувствовали себя посвободнее и не мечтали зря о высоких технологиях.

Мальва устроилась на одной из скамей.

– Присаживайтесь. По моему мнению, для сей беседы вам потребуется физическое удобство.

Сиринкс уселась напротив хозяйки. Отсюда ей видны были мелкие серые пятнышки на белоснежной шкуре Мальвы, такие бледные, что казались обманом зрения. Неужели все разумные существа с возрастом седеют?

– Вы очень добры. Посол Пирус не передал вам, какие сведения я ищу?

– Нет. Но учитывая несчастья, постигшие в последнее время вашу расу, я ожидаю, что ваш визит имеет к ним некое отношение.

– Да. Меня направил к вам основатель вашей культуры, Вин Цит Чон. Мы оба понимаем, что вы не можете подсказать нам, как избавиться от одержимых. Однако его интересуют некоторые аспекты самого феномена.

– Ваш предок есть существо дальновидное. Жаль мне, что я не встречалась с ним.

– Мы будем рады принять вас на Юпитере, чтобы вы смогли побеседовать.

– Не вижу в сем смысла. Для нас запись памяти не есть существо, какой бы совершенной ни была модель.

– А-а. Тогда первый мой вопрос: переносятся ли души эденистов в нейронные слои наших обиталищ вместе с воспоминаниями?

– Разве это не очевидно? Есть разница между жизнью и памятью. Память – лишь один из компонентов телесного бытия. Жизнь порождает душу. Душа суть форма, которую разум и самосознание придают энергетическим процессам в биологическом теле. Буквально: ты мыслишь и поэтому существуешь.

– Значит, жизнь и память раздельны, но едины?

– Покуда существо продолжает телесное бытие – да.

– Значит, у обиталища есть своя душа?

– Конечно.

– И у космоястребов тоже?

– Они ближе к вам, чем ваши обиталища.

– Как чудесно!– промыслила «Энон». – Смерть не разлучит нас, Сиринкс. Она никогда не разлучала капитана и корабль.

Эйфория космоястреба вызвала у девушки улыбку.

– Я так и знала, любимый. Ты всегда будешь частью меня.

– А ты – частью меня,– блаженно ответил корабль.

– Спасибо,– поблагодарила Сиринкс Мальву. – Я должна заплатить за эту информацию?

– Ты платишь информацией. Твои вопросы крайне информативны.

– Вы нас изучаете, верно?

– Жизнь – это лишь шанс чему-то научиться.

– Так я и думала. Но почему вы отказались от межзвездных перелетов? Это ведь идеальный способ находить и испытывать новые ощущения, удовлетворять свое любопытство. Почему вас теперь заинтересовала чужая раса?

– Потому что вы здесь, Сиринкс.

– Не понимаю.

– Объясни мне человеческий азарт – стремление рисковать заработанным из-за случайного расклада костей. Объясни мне человеческую потребность постоянно потреблять химикаты, ухудшающие работу мозга.

– Извини,– отозвалась пристыженная мягким укором Сиринкс.

– Много у нас есть общего. Многого – нет.

– Это и удивляет нас с Вин Цит Чоном. Вы не так отличаетесь от нас, и знание законов Вселенной не меняет этих законов. Почему тогда вы не можете сообщить нам, как справиться с одержимыми?

– Одинаковые факты могут по-разному восприниматься. Это верно даже между вами, людьми. Кто может пересечь бездну между двумя расами?

– Вы встретились с этим явлением и выжили.

– Логическое мышление тебе идет.

– Вы поэтому отказались от межзвездных полетов? Вы просто ждете смерти, зная, что в ней еще не конец?

– Латон был прав, говоря, что смерть остается страшной. Ни одно разумное существо не жаждет смерти. Инстинкт предупреждает нас, и не зря.

– Почему же?

– Тебя привлекает перспектива ждать в бездне конца вечности?

– Нет. А с душами киинтов происходит то же самое?

– Всех нас ждет бездна.

– И вы все время это знали. Как вы можете жить с этим знанием? Людей оно повергает в отчаяние.

– Страх – частый спутник истины. И с ним вы тоже должны справиться сами.

– Латон еще называл смерть началом великого пути. Он и в этом был прав?

– Вполне применимое описание.

Сиринкс глянула на Рубена в поисках поддержки, опасаясь связываться с ним по личному сродству. Ей казалось, что беседа ведет ее к чему-то, но пока не очень представляла, к чему. И только в глубине сознания копошилась мелкая, предательская мыслишка: жаль, что Латон не солгал.

– Вам известны другие расы, узнавшие о существовании бездны?– спросил Рубен.

– Это происходит почти со всеми.

В мыслях Мальвы проскользнула грусть.

– Как? Почему происходит прорыв?

– Причин может быть много.

– Вам известно, чем вызван наш?

– Нет. Хотя мы полагаем, что он не был полностью спонтанным. Возможно, это была несчастная случайность. Не в первый раз.

– Хочешь сказать, что этого не должно было произойти?

– Вселенная не настолько упорядочена. Происходит то, что происходит.

– Другие расы, обнаружившие бездну, победили так же, как и киинты?

– Цель этой встречи – не победа.

– А что же?

– Или вы ничего не поняли? Я не могу ответить за тебя, Рубен.

– Ты общалась со многими людьми, Мальва,– заметила Сиринкс. – Ты хорошо знаешь нас. Ты веришь, что мы способны разрешить этот кризис?

– Насколько ты веришь в себя, Сиринкс?

– Я уже не знаю.

– Тогда и я не могу быть уверена.

– Но выход есть?

– Разумеется. Каждая раса так или иначе проходит этот этап.

– Успешно?

– Прошу тебя, Сиринкс. Есть разные степени успеха. Ты должна была понять, что в этом вопросе не может быть абсолютов.

– Ну почему вы не можете объяснить нам, как пережить эту катастрофу? Я знаю – мы не настолько отличны. Неужели мы не можем приспособить ваш выход для себя? Неужели ваша философия не может дать лазейки? Или, помогая нам, вы как-то обесцените решение?

– Дело не в том, что мы не можем сказать вам, как мы справились с этим знанием, Сиринкс. Если бы это помогло вам, мы так и сделали бы – поступить иначе было бы бессмысленной жестокостью, на которую не пойдет ни одно разумное существо. Мы не можем дать вам подсказки потому, что каждая разумная раса дает свой ответ на вызов, брошенный ей природой Вселенной. Ответ таится в вас самих, и только вы в силах его извлечь.

– Но хотя бы намек...

– Ты продолжаешь называть ответ решением. Это неверно. Твои мысли скованы вашим уровнем психосоциального развития. Вас ослепляет расовая юность и зависимость от технологии. Вы даже в этом ищете быстрое решение.

– Хорошо. А что мы должны искать?

– Свою судьбу.

С металлическим лязгом сомкнулись крепежные захваты, прижимая корпус «Танту» к стыковочной колыбели. Квинну не нравился этот звук – слишком окончательно он прозвучал. В корабль вцепились стальные пальцы и не отпустят его, пока не дадут разрешения диспетчеры космопорта.

«А они его дадут, – сказал он себе. – Рано или поздно».

Двенадцать-Т почти неделю угробил, чтобы пробить свою часть сделки. После того как несколько сроков один за другим были благополучно сорваны, необходимые данные были с угрозами и высокоскоростным матом переданы на «Танту», и звездолет направился к Джесупу, астероиду, которым владело правительство Новой Джорджии. По переданному в диспетчерскую Нювана полетному плану, фрегат должен был заполнить криогенные баки; к плану прилагалось подтверждение от ремонтно-эксплуатационной компании «Иовелл», получившей контракт. Поскольку для заправки топливом команда «Танту» вовсе не должна была покидать корабля, местные силы безопасности не обязаны были никого проверять на одержание. Операция предполагалась стандартная, и работники «Иовелла» вполне справились бы сами.

Когда колыбель опустила фрегат в док, из матовых стальных стен выдвинулась труба шлюзовой камеры, чтобы сомкнуться с люком звездолета. Квинн и Грейпер ждали на нижней палубе, когда будет установлена поддержка жизнеобеспечения.

«Ключевыми будут следующие пять минут», – подумал Квинн. Эта встреча – единственный для него шанс подчинить Двенадцать-Т, в то время как гангстер, несомненно, попытается доказать собственное превосходство. И не зная этого, Двенадцать-Т имел численное преимущество. Квинн ожидал, что по другую сторону люка его ждет отряд рядовых бандитов, обвешанных оружием и пьяных от собственной крутизны. Сам он именно там их и поставил бы.

«Что мне нужно, – подумал он, – так это скорость – вроде той, какую дает усиление профессиональным бойцам». Он ощутил, как растет в нем энергистическая сила, преобразуя мышцы в соответствии с его желаниями. Осветительные панели в шлюзе неуверенно замерцали, когда сутана начала съеживаться, чтобы не цепляться о возможные препятствия.

Рассудок Квинна затопила ледяная ярость. Он готов был спустить на врагов своего змия. Слишком долго он сдерживал себя. Хорошо будет вновь помогать делу Брата Божьего и видеть, как жестокость рушит гордыню.

Двенадцать-Т, нервничая, выжидал перед люком, пока шлюзовая камера наполнится воздухом. Его люди рассеялись по ветхой приемной камере – спрятавшись за потускневшими распорками, за массивными ящиками с оборудованием. Оружие каждого из них было нацелено на пепельно-серый карботаниевый люк. Сенсоры выставлены на максимальную чувствительность, программы контроля за огнем запущены на миллисекундную реакцию.

Этот засранец Квинн что-то верещал насчет задержек, но Двенадцать-Т знал, что сработал «на ять». Сделка была мастерская. Фрегат долбаный, тля! Да он жопу порвал, чтобы полиция не прознала, какой именно корабль швартуется в этом доке. Правда, интересы банды распространялись на всю Новую Джорджию, и половина ее дохода происходила из совершенно законных источников. На такие фирмочки, как «Иовелл», надавить было легко – контора старая, мелкая. Портовики сделают как в профсоюзе скажут, а менеджеров купить легче легкого.

Вот протащить ребят на Джесуп – работенка была адова, что да, то да. Все они, как их босс, могли похвалиться отличительным знаком банды – серебряным черепом. Кожу от бровей до затылка заменял хромово-глянцевый гибкосплав. Металлические и композитные протезы служили ребятам чем-то вроде медалей, показывая, кто больше пострадал за банду.

И попробуйте протащить таких уродов на Джесуп, чтобы здешним волкам позорным интересно не стало!

Но ему это удалось. Так что теперь он узнает, что за хрень тут творится. Потому что говно всплывает, а Квинн Декстер – лох.

Панелька рядом с люком слабо пискнула.

– Готово, – датавизировал Счастливчик Вин. – Черт, Двенадцать-Т, не получаю ничего от сенсоров в шлюзе. Все сдохло.

– Квиннова работа?

– Не знаю. Эта дыра... тут с ремонтом как-то не очень, знаешь.

– Ладно. Вскрывай. – Он расширил канал датавиза на всех своих бойцов. – Ребята – готовсь! Пошел!

Замок отперся, позволяя гидравлике отворить тяжелую крышку. Шлюзовую камеру заполняла абсолютная тьма.

Двенадцать-Т вытянул шею так, что кожа на шрамах побелела. Даже переключив имплантаты сетчатки на тепловидение, он все равно ничего не мог разглядеть в этом мраке.

– Что за б...

И тьма вдруг разом выбухла из шлюза, словно псевдоподия жадной амебы, пожирающей фотоны в камере. Разом выстрелили пять мазерных винтовок и термоиндукционный пистолет, кромсая со всех сторон бессветную химеру. Тьма лопнула, расходясь лепестками, опутывавшими стены камеры.

Нейросеть Двенадцать-Т разом отключилась. Вслед за ней в электронный обморок впали блоки процессоров на поясе. Последний полученный ими датавиз от процессоров мазерной винтовки гласил, что энергия из аккумуляторов стремительно утекает. Двенадцать-Т попытался сорвать прилепленный к бедру десятимиллиметровый автомат, но рука непослушно задергалась – судороги охватили поршневидные актуаторы, которыми он заменил мышцы предплечья.

Из сердца расцветающего мрака вырвался тугой комок теней. Слишком быстро, чтобы невооруженным глазом можно было уследить за ним (во всяком случае, дохнущим имплантатам сетчаток Двенадцать-Т это не удалось), он пролетел через всю камеру и отскочил от стенки.

Воздух прорезал первый вопль. Один из бойцов под градом невидимых страшных ударов сминался, проваливаясь внутрь себя. Тело его померкло, словно окруженное густым дымом. Потом череп его лопнул, и вместо мучительных криков по камере расплескалась кровь.

Второй содрогнулся, будто пытаясь прижаться щекой к ягодицам. Он успел только изумленно хрюкнуть, прежде чем треснул его позвоночник.

Третья жертва окуталась мглой, и одежда на бойце задымилась, а оба титановых протеза рук заалели от жара. Он успел открыть рот, чтобы закричать, но испустил только облачко розового пара.

К этому моменту Двенадцать-Т уже сообразил, что к чему. Вокруг гибнущих бойцов всегда появлялось туманное облако, серая тень, мерцавшая едва заметно. Барахлящая рука гангстера все же сорвала автомат с липучки, и Двенадцать-Т обернулся на очередной вопль. Бойцы его запаниковали, бросившись разом к люку и отталкивая друг друга в попытках спастись.

Осветительные панели потемнели, налившись неровным оранжевым свечением, их закрыли черные чугунные решетки. Откуда-то пошел маслянистый черный дым. Звонкое жужжание вентиляторов стихло. В воздухе колыхались беспокойными медузами капли крови. Двенадцать-Т понял, что его надрали. Это был не Квинн Декстер, крысятник из арколога. Это был самый страшный кошмар.

Он никогда не любил Нюван. Но какого хера – это все-таки родина. А теперь одержимые ее оттрахают, захватят каждого человека на ней – и это он, жопа такая, их впустил!

Мерцающая мгла рубила на части еще одного бойца. Движимый яростью, Двенадцать-Т заставил глючащее тело подчиниться в последний раз. Направив на исходящего кровью бойца автомат, он нажал на курок. Очередь вышла короткая. Со страшным грохотом ствол плюнул синим пламенем. Но лишившись подсказок программы ведения огня, гангстер не ожидал настолько сильной отдачи. Его оторвало от липучки и понесло, закрутив, через камеру.

Мир застыл.

– Лопни! – рявкнул чей-то бешеный голос.

Автомат подчинился. Силиколитий разлетелся, как осколочная граната. Острые, как иглы, обломки, пробили кожу Двенадцать-Т или пробарабанили по металлическим протезам. Он беспомощно кружился в воздухе, роняя капли крови из располосованной руки.

– Держите его! – скомандовал кто-то резко. Квинн затормозился, выходя из ускоренного бытия.

Энергистическая сила его утихала. Остальной мир постепенно ускорялся. Это было прекрасно – плыть по камере, уставленной статуями, застывшими на полустуке сердца. Их сердец, не его. Брат Божий сделал его неуязвимым для неодержанных. Какой еще знак избранности ему нужен?

– Благодарю тебя, Господи! – смиренно прошептал он. Теперь планеты склонятся перед ним. Как и предсказывал Лоуренс.

Большая часть крови расплескалась по стенам клейкими каплями и лужами на полу. Изувеченные трупы мирно колыхались от теплого ветерка. Остатки банды представляли собою жалкое зрелище. Пока в камере находилось четверо одержимых, исходящих своей страшной силою, протезы или не работали вовсе, или выходили из-под контроля хозяев. А все бойцы были ветеранами и практически полностью зависели, как космоники, от своих имплантов. Лоуренс и Грейпер вынимали оружие из бессильных рук, когтей и разъемов.

Квинн оттолкнулся от стены, направляясь к Двенадцать-Т. За время полета сутана его обрела обычный вид.

Гангстер обильно потел. Один из бойцов, чьи руки остались почти целиком органическими, перевязывал размочаленную кисть Двенадцать-Т обрывками собственной майки.

– Восхищен твоей силой, – промолвил Квинн. – Ее можно поставить на службу Брату Божьему.

– Бога нет, так что у не...

Он вскрикнул от боли в левой руке. Кожа на ней с шипением вздувалась волдырями.

– Ты хотел меня оскорбить, – мягко проговорил Квинн.

Двенадцать-Т беспомощно глянул на него. Он не привык к такой боли. Никто не привык. Их всегда защищала нейросеть. А значит, будет херово, понял гангстер, совсем херово. Если только...

– И покончить с собой я тебе не позволю, – заметил Квинн. – Я знаю, о чем ты думаешь. Все думают об этом, когда понимают, что с ними случится.

Импровизированные бинты на руках Двенадцать-Т разом затвердели, преобразуясь в прочный нейлон. Концы их зашевелились, точно слепые змеи, и сами собой завязались в узел.

– Ты так похож на меня, Двенадцать-Т, – искренне промолвил Квинн. – Твой змий почти свободен. Ты никогда не стал бы тем, кто ты есть, не осознавая истинной своей природы. Не сдерживайся. Прими Брата Божьего. Живи в нами в Ночи.

– Ты еще сделаешь ошибку, жопа. И я буду ее ждать.

– Я не ошибаюсь. Я – избранный.

– Херня святошеская.

– Иди за мной, Двенадцать-Т. Подчинись себе и познай бессмертие слова Его. Предай своих людей ради прибыли. И ты никогда более не узнаешь поражения. Мои апостолы имеют кого и как хотят, и враги их горят в муке вечной. Награда будет большей, чем ты осмеливался мечтать. Помоги мне, Двенадцать-Т. Расскажи, где местные полицейские. Переведи деньги банды на мой диск. Покажи, где космопланы, на которых мы с моими учениками спустимся на планету. Сделай это, Двенадцать-Т.

– Вам не спуститься, – прохрипел Двенадцать-Т. – Все слишком боятся высадки одержимых. Там всех проверяют как-то хитро. Моих ребят вы побили – тоже мне дело, но мою планету вам, уродам, в курорт для чертей не превратить.

– Ты ничего не понял, – сказал Квинн. – Мне насрать на все души в бездне. Я никого не собираюсь спасать, а их и подавно. Брат Божий избрал меня, чтобы низвести на мир Ночь.

– Ой, тля-а... – простонал Двенадцать-Т.

Квинн был психом. Натуральным в жопу долбаным психом.

– От этой планеты мне нужно всего две вещи, – продолжал Квинн. – Звездолет, чтобы отвезти меня домой, на Землю, потому что оттуда я более всего могу навредить Конфедерации. Это должен быть грузовик, такой, чтобы оборона Терцентрала его пропустила, сочтя безопасным. Таких ведь здесь немало у причалов стоит, не так ли?

Двенадцать-Т дернул щекой.

– Хорошо, – вымолвил Квинн. Гангстера выдали мысли – горечь поражения, смешанная с гневом и отчаянием. – Ты хочешь знать, что второе? Очень просто. Я желаю, чтобы Нюван была первой планетой, призванной Братом Света в его царство. Я низведу на эту планету Ночь, Двенадцать-Т. Бесконечную Ночь. Ночь без надежды. Покуда Он не явится с другого края бездны, чтобы даровать вам спасение.

– Пойди уе...ись, – произнес Двенадцать-Т как можно более отчетливо и приготовился к возмездию. Квинн хохотнул негромко.

– Не так быстро, придурок. Я тебе сказал – мне нужна твоя помощь. Мне нужен хитрожопый помощник из местных, чтобы выбить мне корабль и пропихнуть моих одержимых учеников на планету в обход полиции. Кто-то, кто знает все коды доступа. И это ты, Двенадцать-Т. Как Он избрал меня, так я избрал тебя. – Он оглядел оставшихся бойцов. – Эту бесполезную мразь мы сейчас откроем для одержания, а потом обратим весь Джесуп. После этого никто там, внизу, не сможет нам противостоять.

– Господи Иисусе, помоги! – взмолился Двенадцать-Т. – Прошу тебя...

– «Бога нет», – зло передразнил его Квинн. – Так что и сына у него быть не может, так?

Он с хохотом подтолкнул Двенадцать-Т к палубе. Колени гангстера подогнулись, так что липучка приклеилась в штанам. Квинн опустился перед ним на палубу и поманил к себе Лоуренса.

– Я знаю, что ты крепкий орешек, Двенадцать-Т. Если тебя одержать, ты только станешь водить за нос нового хозяина и вредить мне как сумеешь. Ты и твоя тупая гордыня. Мне такая хрень ни к чему. Так что мне самому придется выжать из тебя все, что ты знаешь, дабы быть уверенным, что ты не наврал.

Стоя на коленях перед чудовищем и склонив голову, Двенадцать-Т все же выдавил из себя:

– Я никогда не стану тебе помогать.

– Станешь. У меня много способов привязать к себе ученика. Для большинства это страх или любовь. Для тебя я избираю зависимость.

Он возложил руки на голову Двенадцать-Т. Это напоминало коронацию наоборот – Квинн почти с нежной осторожностью снял серебряную покрышку с черепа гангстера. Та отошла с тихим чмоканьем. Кость под ней была покрыта кровавой слизью. По лицу Двенадцать-Т стекала плазма, мешаясь со слезами.

Лоуренс, как шут при короле, принял покрышку из рук Квинна. С губ мальчишки сорвалось безумное хихиканье. Он поднес сверкающую поверхность к лицу бандита, разом превращенного в бессильного вассала, чтобы тот мог полюбоваться на собственное отражение.

Руки Квинна опустились снова. В этот раз звук был громче – трескалась и хрустела кость. Он с улыбкой поднял окровавленную черепную крышку. Перед ним поблескивал паутинными оболочками обнаженный мозг Двенадцать-Т, исходя крохотными каплями ликвора.

– Вот теперь, – проговорил Квинн, – я сразу буду видеть, что у тебя на уме.