"Избранник ворона" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий)IV (Хвойная – Ильинка – Хвойная, 1982, июнь)Начало июня выдалось погожим и теплым, но ночами было еще прохладно, поэтому Нил прихватил с собой ватник и лыжные штаны, и рюкзак получился объемистый. Видавший виды "пазик" бодро подпрыгивал на колдобинах родимого бездорожья. Вместе с ним подпрыгивал и Нил, втиснувшийся на заднем сиденьи между толстой потной теткой в мужском пиджаке и беззубым морщинистым стариком в мятой солдатской шинельке. – Поворот на Ильинку скоро? – спросил он у тетки после очередного подскока. Та оглядела его с головы до ног. Крайняя глупость соседствовала в этом взгляде с крайней подозрительностью. Закончив осмотр, тетка фыркнула и отвернулась. – Зачем в Ильинку-то, сынок? – прошамкал старичок. – Подснежники собирать. Потом на базаре продавать буду. – Ишь ты! Вообще-то правильно, все к заработку приварок. У меня внучок тоже головастый, инвалидность оформил, пчел разводит, за два года на машину накопил, теперь на квартиру копит. На подснежниках поди столько не заработаешь. – Столько, конечно, не заработаешь, но кое-что можно. – Ну, помогай Бог! Вон и поворот твой. Тогда, летом, зелень была густой, насыщенной – как по плотности, так и по цвету. Сейчас листва еще пребывала в нежно-фисташковой юности, перемежающейся клейкой коричневатостью почек и влажной чернотой воскресающих ветвей. Травяной ковер только намечался, и, заступив на полшага за край дорожки, Нил по щиколотку провалился в пружинистый перегной. От воздуха, от птичьего гомона голова шла кругом, и Нил едва не прошагал мимо кладбищенского холма и заприметил его лишь потому, что остановился покурить и перевести дух. На вершине, над деревом, породу которого Нил определить не мог, парила белая птица. Хотелось думать, что сокол, хотя здравый смысл заставлял усомниться, что в этих местах на воле водятся белые соколы. Наверное, какую-нибудь неделю назад куст представлял собой пучок кое-как понатыканных, мертвых на вид прутьев, но сейчас, когда пробуждающаяся жизнь вытолкнула наружу еще мелкие, махристые листочки, он показался Нилу воплощением робкой, пока неясной мечты, устремленной к небу. – Хорошо бы было еще немного выждать, – пробормотал Нил, поглаживая между пальцев шершавую поверхность листа. – Она бы зацвела. Никогда не видел малины в цвету. Но выжидать не было времени... Нил обошел вокруг куста, внимательно глядя под ноги, но так и не нашел камня с изогнутой розой. Тогда он достал из рюкзака короткую садовую лопату и принялся ребром счищать плотный, слежавшийся за зиму слой мертвой травы и палых листьев, перемешанных с землей. Не прошло и минуты, как железо скребануло по камню, и Нил, нащупав на гладкой холодной поверхности полукруглую ложбинку стебля, принялся разгребать мусор руками. Сначала взгляду его открылись роза и крест, потом – чуть ниже – высеченные буквы: По краям надпись была безнадежно разъедена многолетней черной плесенью... Ночь он провел на скамье в полупустом зале железнодорожной станции, накрывшись ватником и положив под голову вместо подушки рюкзачок. Следующую ночь он ехал в общем вагоне, вглядывался в черноту за окном, извлекал из трехлитровой банки маринованные зеленые помидорины, машинально подносил ко рту, жевал, не разбирая вкуса. Задремал только под утро, и ему явилась старушка графиня – сухая, крючконосая, с голубыми буклями, выбивающимися из-под сборчатого ночного чепца. "Ну что, ваше сиятельство Ольга Владимировна, тройка, семерка, туз?" – спрашивал он, краешком глаза отмечая малиновый обшлаг собственного вицмундира. "Они самые, батюшка. Тройка, семерка, дама!" – отвечала графиня и разражалась хриплым, каркающим смехом... |
||
|