"Войти в Реку" - читать интересную книгу автора (Вершинин Лев)4…Беззвучный, поздний, последний дождь хлестал по лицу Томаса, высыхая почти мгновенно. В смутном сумеречном предутрье он легко выбрался из города; тех, копошившихся на кухне, не отвлекла бы даже канонада, они были чересчур заняты, а он шел тихо, и шаги его были мягки, и дверь закрылась за ним без хлопка… а на улице никто даже и не окликнул, сонный случайный полицейский протяжно зевнул и пожелал доброго утра, а пустой первый трамвай без задержек довез почти до самой окраины предместья. Оттуда до лесополосы идти было совсем недолго. Томас примостился в неглубокой ложбине, под густыми, затейливо перепутанными кустами, и пристально разглядывал пистолет. Мушка. Дуло. Курок. Рукоять. Обойма. Патроны. Предохранитель. Потеряно было все. Найдено — только эта вещица, скорее даже — вещь в себе. Он никогда особо не любил оружия, ни огнестрельного, ни холодного, хотя и считается, что всякий мальчишка до старости обязан балдеть от прикосновения к металлу. «Я ничем не обязан. Никому…» И все же… Томас попробовал на зуб пулю. Вполне реальна. Ровно настолько, насколько и требуется. Запихал патрон обратно в обойму, затем рывком — обойму в рукоять, предохранитель снят, патрон дослан в ствол. Приоткрыв рот, начал медленно придвигать ствол к губам. Главное — не оцарапаться мушкой… Но ствол уже во рту, вошел как по маслу, не царапнув, умостился, не касаясь неба, да так уверенно, будто всегда был для этого предназначен. Томас нащупал языком срез дула: непривычное ощущение металла, слабый привкус давно сгоревшего пороха, пакли, ружейной смазки. И никакого запаха смерти. Никакого вкуса. А может, ее и вообще нет? Сон — есть, и бред — есть, и похмелье — тоже есть, а смерти — нет? Вот было бы любопытно… Стоило поставить эксперимент и все проверить лично. В конце концов это его — и только его — дело. Где-то там, в глубине ствола, прячется пуля — рыженькая, маленькая, пугливая, вполне безопасная. Ничего, сейчас она выпрыгнет, надо только выманить ее, раздразнить как следует… Челюсти затекли, во рту собралась слюна. «Прямо как на приеме у дантиста… Интересно, а откуда выйдет пуля… хорошо, когда есть свобода воли…» Воля… пуля… пуля… и воля… Палец не захотел согнуться. «…свобода… воли…» Он плавно потянул спуск. Механизм глухо щелкнул. Осечка. Только исчезла вдруг опушка лесополосы, сгинули мокрые от дождя кустарники, и мерный рокот ворвался в уши; на глинистом, покрытом валунами берегу стоял он, мокрый песок лип к ботинкам, а у самых ног катилась белесая, в матовых разводах Река, закручиваясь ближе к берегу в мелкие смерчики-водовороты… Гул… гул… рокот и гул… Свобода воли? Томас передернул затвор; из недр железной штуковины выскочила и упрыгала в глину, в песок, в никуда крохотная металлическая пчелка — не найти, не рассмотреть. Осечка? Раздраженно сплюнув, Томас поставил пистолет на предохранитель. Сунул было за пояс. Передумал. Широко размахнувшись, закинул железяку подальше — и она гулко бултыхнулась в сизые волны, раскидала по воде два-три круга, канула в небытие. Хмыкнув, Томас начал разуваться. К самым ступням подступала отмель, ставшая вдруг ясно различимой… Спустя пять минут, оскальзываясь на гладкой чешуе донных камешков, раздвигая руками накатывающийся сверху сизо-зеленый туман и балансируя, как заядлый гимнаст, он семенил на восток. На тот берег. |
|
|