"Мой папа — киллер" - читать интересную книгу автора (Веселов Сергей)Глава VI ДОМА У СЛАВКИ Как оказалось, Трушкин жил в одном доме с Лехой. Более того — в одном подъезде. Леху это не особенно удивило: чему удивляться, когда утром весь двор идет в одну школу, а потом вся школа возвращается в тот же двор… Хорошо еще, что ближайшим соседом оказался Славка, а не, к примеру, Крендель. — Он, кстати, ближе, чем ты думаешь, обитает, — усмехнулся Трушкин. — Могу показать из окна. Каждый день смотрю, как он жрет на кухне. — Спасибо, — ответил Леха, — всю жизнь мечтал. У подъезда на скамейке они встретили барыгу, знакомого Лехе по дню переезда. Барыга сидел, покачиваясь, и что-то сосредоточенно рассказывал самому себе, жестикулируя пальцами. Когда Леха и Славка проходили мимо, барыга поднял голову и окинул их мутным взглядом. — Ерунда, — сказал Трушкин у лифта. — Выкинь из головы. Ну, видел он твою разбитую морду — и что? Никому не заложит, не бойся. Это Андрюха с двенадцатого этажа, к нему нужно просто привыкнуть. Андрюхе было тридцать шесть лет, и он, по словам Трушкина, являл собой достопримечательность первого подъезда пятнадцатого дома. Он работал три дня в неделю — проверял билеты у входа на толкучку. В остальное время Андрюха шатался пьяный. Он был в курсе всех дворовых сплетен. — Это что, — согласился Корольков. — Вот если бы здесь, у подъезда, бабки сидели, как у меня на старой квартире… Было бы тогда шороху. Лифт приехал. Леха и Славка зашли в тускло освещенную кабину, и Славка нажал на девятый. — Ну, дела, — сказал Леха. — Ты что это, живешь двумя этажами выше меня? — Ага, — улыбнулся в ответ Трушкин и неожиданно запыхтел: — Слышь, Леха… а вот как там тебе… в старом дворе… драться приходилось?.. — Драться? Не без того… — А чего вы сюда переехали? — продолжал Славка. — Квартиру купили? Могли бы и в лучшем районе купить. — Почему ты так думаешь? — Я просто слышал, Мишка Дроздовскому так сказал. Говорит, вы квартиру купили, только бабок пожалели, дураки. В плохом, говорит, районе купили. Леха усмехнулся. — Плевать на Кренделя, — сказал Леха. — Здесь район как район, дом как дом. Знаешь, где мы раньше жили? В бараке, который должен развалиться со дня на день! Трушкин даже присвистнул. — Так уж и в бараке? — Ну, это мама так говорила, — усмехнулся Леха. — Жили мы в пятиэтажке, хрущебе. Капитальный ремонт должны были делать, и одна фирма, из крутых, взялась — чтобы после ремонта дом себе забрать. Жильцов переселяли… Нам предложили несколько квартир, старики эту выбрали. Телефон, да и метро в двух остановках… Кабина остановилась, они вышли на площадку. Славка принялся хлопать по карманам в поисках ключей. — Раньше мы жили в районе Волгоградского проспекта, — сказал Леха, вспоминая прежний двор. — Кузьминки — знаешь? Универмаг «Будапешт»… — Там же метро есть. — Так это там, — сказал Леха. — Нас оттуда выперли. Догнал? Славка покачал головой. — Ну и даль. — Он наконец открыл дверь и зашел первым в темный предбанник. Леха шагнул следом. Славка щелкнул выключателем, а потом открыл дверь в квартиру. — Прошу. Ванная там… Мог бы и не показывать. Корольков только сейчас понял: Славкина квартира была точной копией его, Лехи-ной, только располагалась двумя этажами выше. Трушкины немного переделали предбанник, урвав у государства пару дополнительных метров. Эта переделка сбила Леху с толку. — А это что за подзорная труба? — спросил Корольков, выйдя из ванной. В прихожей, на полке для шапок, лежал странный предмет, латунный цилиндр, в самом деле напоминающий короткую подзорную трубу. Электрическая лампочка отражалась в линзе. — А, это… — Славка проворно залез на тумбочку и взял предмет. — Его Володька притащил, он на стройке мастером… Это нивелир поломанный, точнее, все, что от него осталось. Слышал о таком? — Славка протянул желтоватый цилиндр Лехе и показал пальцем. — Вот тут Володька его отпилил, а тут… Пока Трушкин рассказывал, Корольков взвесил все, что осталось от нивелира, в руке и покрутил головой. — Не-а. Даже не слышал. Что за прибор такой? — Это хитрый прибор, — Трушкин прищурился. — Геодезический. Им перепады высоты на земной поверхности измеряют. Знаешь, в строительстве необходимо… Леха попробовал посмотреть на лампочку, но увидел вместо нее северное сияние. — И не увидишь, — сказал Трушкин. — Там внутри одной линзы нет, разбилась. — Ясно. — Корольков вернул нивелир. — А ты откуда все знаешь? Об этом… ливенире? — Нивелире. Володька говорил. — Он тебе кто? — Старший брат. Выходит, у Трушкина есть старший брат. Интересно, такой же коротышка, как Славка? — Ну давай, хвались, — сказал Леха. — Ты ж обещал, что я упаду. — За этим не заржавеет. — Трушкин принял загадочный вид и поднял указательный палец. — Это в моей комнате. Славкина комната оказалась, конечно, там же, где Лехина. Уже на пороге Корольков присвистнул, а глаза его загорелись… — Ух, ты, — сказал Леха. У окна стоял письменный стол, рядом — тумбочка, диван, с другой стороны — шкаф на всю стену. И всюду: на столе, подоконнике, тумбочке, на каждой полке шкафа стояли, сидели, лежали и даже ехали на лошадях пластилиновые солдатики. В ботфортах и киверах, с ружьями и саблями. Каждый ростом со спичечный коробок. — Ну как? — взволнованно спросил Трушкин. — Никому из класса не показывал. Ты первый. — Впечатляет, — Леха окинул взглядом комнату. — Это что же, все сам? — Ага. — Даешь. Оказалось, Трушкин уже года три как лепил из пластилина русских и французских солдат времен Отечественной войны 1812 года. За это время Славка извел уйму коробок пластилина и притащил домой со всех мусорок едва ли не сотню посылочных ящиков, которые дома разбивал на фанерки. Его поделки заняли всю комнату. На каждой фанерке разыгрывалась своя сцена. То — солдаты у костра (костер — самые настоящие маленькие угольки, только, конечно, не горящие), то — офицер прохаживается с саблей перед шеренгой пяти-шести подчиненных, то — эпизод боя: один солдат стреляет, второй падает, прижав руки к груди… Было на что посмотреть — и Леха ходил по комнате, как по музею. Он не только «руками не трогал», а боялся даже вздохнуть. «Хорошо Трушкину…» — думал Леха. Перетерпел школу, домой добрался — и сиди себе, лепи солдатиков. У Лехи тоже было когда-то хобби, как и у Славки. Леха ставил опыты. Было это больше года назад. Он делал разные опыты. Например, брал куриное яйцо, клал в стакан и заливал уксусом, а потом наблюдал, как яичная скорлупа постепенно растворяется, и яйцо начинает напоминать большой заспиртованный глаз с желтой роговицей. Или брал магнит, подходил с ним к телевизору и пускал по экрану радугу, а родители кричали: — Очумел! Отойди! Озоровать! Отцу Лехины опыты особенно не нравились. Папа то и дело кричал: — Опыты! Опять опыты! — и махал руками. — Вот вырастешь, выучишься… — Тогда, по словам отца, Леха мог делать все что угодно. Даже портить телевизор. А еще Леха прочитал в книге, как можно поджечь кусок сахару, и решил испробовать. Для этого требовалось иметь сигаретный пепел, и Леха отправился на улицу. Подходящий бычок он нашел на автобусной остановке. Положив его в карман, Леха вернулся домой. Опыт должен был пройти на балконе. Захватив с собой все необходимое, Леха вышел на балкон. Там он сунул бычок в рот и прикурил. Держа в другой руке кусок сахару, Корольков готовился стряхивать на него пепел, чтобы потом, вместе с пеплом, поджечь. А курил Леха совсем даже и не в затяжку. Просто надувал щеки, и все. И было ему очень, очень противно. Наука требует жертв, рассуждал Леха. Но с мамой, которая как раз пришла с работы на обед, получилась истерика. Опыт по поджиганию сахара Леха потом все-таки сделал и даже довел его до победного конца, но — тайком от родителей, в обстановке самой строжайшей конспирации, во дворе, за старыми сараями. Увлечение опытами протянулось до седьмого класса, то есть до того времени, пока среди предметов в школе не начались физика с химией. Как только они начались, Ле-хино увлечение пропало… Хозяин следовал за гостем, взволнованно сопя. Иногда давал пояснения. — Слышь, ты чего в историю вдруг ударился? — спросил Корольков. — Наполеон, Кутузов… У нас была сегодня третьим уроком история, так я не заметил, чтобы ты очень… Трушкин перебил: — Тут не история, Леха. Тут… французский язык. — Что? Леха улыбался, пока Славка рассказывал. Дело заключалось в следующем: в новой школе было два иностранных языка, английский и французский — и были, соответственно, английские и французские классы. В каждом классе изучали какой-то один язык. А 8-й «Б», как оказалось, несколько лет изучал два языка, каждая подгруппа — свой. Эта идея принадлежала Маргарите Игоревне, видевшей своих подопечных «учениками будущего». Когда 8-й «Б» делили пополам, Славку, к его крайнему неудовольствию, записали во французскую группу. — Слушай, а я в старой школе английский учил, — вставил Леха. — Нет проблем, — грустно ответил Славка, — будешь в английской подгруппе, вместе с Анжелкой Жмойдяк… По причине того, что Трушкин попал во французскую подгруппу, он возненавидел не только уроки французского и сам язык, но и всю Францию. — Эх, хорошие были времена, — размечтался в конце Славка, — золотые. Вспомни, Леха, восемьсот двенадцатый год — мы тогда французам таких навешали… Леха скромно заметил, что вся дореволюционная Россия, кроме крестьян, конечно, свободно изъяснялась по-французски. — А сейчас не те времена, понял? — взвился Трушкин. — Сейчас все по-английски шпарят! — Славка выпустил пар и скривил рот: — А тут, придумали… Ки-э-де-сер-вис-ожурдюи? Сэ-муа-де-сервис-ожурдюи. Ки-эт-апсан? Тьфу, гадость, язык сломаешь. — А как считаешь, — Корольков хитро прищурился, — какой язык сами англичане долбят? Или американцы… — Как какой? Английский. — А иностранный? — Зачем им вообще иностранный язык? Никакой они язык не долбят. — Нет, долбят. — Корольков посмотрел на Славку, как на маленького, потому что доподлинно знал, о чем говорил. Вычитал в журнале «Вокруг света». — Долбят, как отбойные молотки! Потеют! Французский они долбят, чтоб я так жил! Славка притих. Потом полез в тумбочку. — Да ну его, язык этот… Смотри, Леха, какая у меня крепость есть. Трушкин осторожно вынул из тумбочки очередную фанерку, и Леха действительно увидел на ней крепость, выложенную из малюсеньких пластилиновых кирпичиков. Ее стена, сантиметров десять в высоту, шла по всему периметру фанерки. Трушкин гордо водрузил фанерку с крепостью на стол и поинтересовался: — Ну как? — Ну, Трушкин, ты даешь, — ошеломленно ответил Леха. — На это же уйма времени уходит. — Зато интересно, — сказал Славка. Внутри крепости также были солдаты. Они приникли к бойницам и целились в невидимых врагов из ружей. — А ружья из чего делаешь? — спросил Леха. — Ай, ерунда, — сказал Трушкин. — Главное, стержень от доперестроечной шариковой ручки раздобыть. Приклад из любой деревяшки можно выстругать. Хоть из школьного треугольника. Еще Леха увидел в крепости две пушечки, сделанные из автоматных гильз, прикрученных ниткой к лафетам. Ради лафетов Славка разломал какой-то из своих старых игрушечных автомобилей. — А пушки что, стреляют? — Могут, — сказал Трушкин. — Давай! — загорелся Леха. — Погоди, спички принесу. Славка сходил на кухню и вернулся со спичками. Пока его не было, Корольков осторожно взял одну пушечку, поднес отверстие гильзы к носу и понюхал. Оттуда потянуло запахом прежних сражений, устраиваемых Славкой дома. — Славк, это что, порох? — Как-то братан притащил немного пороху, так я стрелял и порохом, — важно изрек Трушкин. — Ерунда, сейчас спичками обойдемся. Леха отдал ему пушку, и Славка принялся заряжать ее. Сперва краем гильзового отверстия он соскреб серу с пяти-шести спичечных головок, выбрав для этого спички — А теперь — самое основное, —Славка сделал торжественное лицо и посмотрел на Леху. — Что, как ты думаешь? — Пуля, — брякнул Корольков. — Ядро, — строго сказал Трушкин. — Смотри. — В Славкиных руках оказалась коробка из-под зефира в шоколаде, которую Трушкин вынул из ящика стола. Славка снял крышку, и у Лехи зарябило в глазах. Коробка доверху была заполнена тускло поблескивавшими шариками. — Класс, — оценил Леха. — Что это? Металл или пластмасса? Трушкин посмотрел на него, как на идиота. — Какая пластмасса? — Ну, шарики, — пояснил Леха, — китайский кегельбан, в любом комке за двадцать тысяч… — Нет, — покрутил головой Трушкин. — Это самая взаправдашняя сталь, чтоб я так жил. Нержавейка. Глянь, какие тяжелые… — Тоже братан притащил? — осведомился Корольков, взвешивая в руке горсть шариков. — Не-ет, — ответил Трушкин. — Это отец. Он у меня на заводе… Шарики имели разный размер: самые маленькие — миллиметров пять в диаметре, самые большие — пару сантиметров. Славка подобрал подходящий и покатал на ладони. — Раньше я крутил ядра из фольги, — пояснил он. — Теперь, видишь, шарикоподшипники. Прогресс! «Ядро» утонуло в гильзе. — Ну, куда стрелять будем? — осведомился Трушкин. — Давай в какого-нибудь солдата, — предложил Корольков, но тут же добавил: — Если тебе не жалко. Славка установил заряженную пушку на ее прежнее место в крепость. Ствол высунулся из бойницы. — Не жалко, я себе еще вылеплю. — Он развернул крепость так, чтобы пушечка была направлена вдоль стола. — Ну давай, выбирай. Какой больше нравится? Леха выбрал усатого улана, который ему чем-то напомнил Кренделя. — Вот в этого. — Отлично, — кивнул Славка. — Сейчас мы ему врежем именем государя. — Трушкин убрал с фанерки всех солдатиков, кроме обреченного на расстрел, и расположил фанерку так, чтобы улан оказался напротив пушки. — Свеча! — сказал Славка. Он зажег огрызок свечи, стоявший в консервной банке на подоконнике, и вооружился плоскогубцами, в которых была зажата разогнутая скрепка. — Хочешь быть за основного пушкаря-бомбардира? — спросил Трушкин. — На! — Он протянул плоскогубцы Лехе. Корольков взял. «Сейчас я выстрелю в Кренделя, — крутилось в голове у Лехи, — выстрелю в Кренделя, выстрелю в Кренделя…» — Сунь в пламя, — приказал Славка, вытаскивая из шкафа прошлогодний учебник, — и держи, пока не раскалится… — Он поставил учебник ребром на стол — за солдатиком. Леха наблюдал за скрепкой. В огне она почернела, затем стала краснеть… — Хватит, — сказал Трушкин. — Огонь! Леха, чувствуя себя убийцей, поднес скрепку к пушечке. В стенке гильзы, у самого капсюля, ножовкой по металлу было пропилено маленькое отверстие — Корольков, на мгновение замешкавшись, сунул конец скрепки туда. Шшиих! Плюх! Взвился дымок. Пушечка выплюнула ядро и откатилась назад. Это выглядело, как самый настоящий выстрел. А он и был настоящим, подумал Леха. — Ур-ра!! — закричал Трушкин. — Попал! Усатый улан лежал на спине. Ядро мазнуло его по пластилиновой физиономии, ударилось о книжку, отскочило, подпрыгнуло несколько раз по столу… Трушкин нашел его на полу и протянул Лехе. — Смотри, какой теплый. Корольков молча взял шарик. Он осмысливал тот факт, что секунду назад хорошенько дал по морде Кренделю. — Давай еще, — предложил Славка. — Давай, — очнулся от раздумий Леха. Теперь они поставили перед крепостью целый отряд, с которым разделались за че-тыре-пять выстрелов. Стреляли из двух пушек и даже соревновались на меткость. Солдатики падали сразу по нескольку штук, по принципу домино. — Слушай, а ты откуда знаешь, какое оружие было в войне с Наполеоном? — спросил Леха, когда возиться с зарядкой пушек ему надоело. — Откуда, откуда. Из книжки! — И Славка принес из большой комнаты книгу. — Смотри, классная вещь, братан недавно купил… Осторожно! — Не дрейфь… Это был огромный том в суперобложке, тяжелый, напечатанный на мелованной бумаге. — Не хватай, не хватай, — всерьез беспокоился Трушкин. — Володька за нее отдал пятьдесят баксов, если заметит, что порвана или заляпана — убьет! — Пятьдесят баксов? Обалдел? — А что? Ты когда последний раз книжки покупал? Знаешь, почем они сейчас? Леха промолчал. Славка взялся приводить в порядок своих солдатиков, а Леха стал рассматривать книгу. На супере — на всю обложку — был сфотографирован какой-то омоновец или спецназовец… короче, какой-то крутой парень с пистолетом в руке. Ниже шла надпись: «ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ ОРУЖИЯ. Иллюстрированный справочник». Корольков открыл книгу. — Там есть раздел о русских и французских пушках 1812 года, — донесся голос Трушкина. — И не только о пушках… — Знаешь, если честно, на последних страницах интересней, — сказал Леха. Бегло пролистав книгу, он задержался именно на этих самых страницах и стал их изучать вдумчиво и сосредоточенно. — Да? — рассеянно ответил Трушкин. — Вот, смотри, какого я гусара заделал… На нашу классную… Но Леха чувствовал, что ему уже разонравились пластилиновые солдатики Славки Трушкина. Сейчас всех колошматит своими огромными кулачищами двадцатый век, и в этой дробиловке выживают только самые крутые. Вот как эти улыбающиеся, уверенные в себе парни с последних страниц справочника, сжимающие в своих руках разные «магну-мы», «Калашниковы» и «М-16». Уж такие парни не вытирают разбитые носы рукавами школьных курток… Леха захлопнул книгу и сказал: — Знаешь, Славка, я, пожалуй, пойду. Форму еще стирать… Трушкин посмотрел на Королькова обиженно: — Да ну, день впереди. Леха аккуратно положил книгу на стол. Лучше бы он вообще не брал ее в руки. — Я же только умылся, а на мне еще рубашка, заляпанная кровью… Да и на рукаве куртки такое пятно, какое, неизвестно, одолеет ли тройная доза «Ариэля». ВЖ-Ж-Ж!.. БУМ! ВЖ-Ж-Ж!.. БУБУМ!.. БУМ-ТА-ТА-БУМ-ТА… Леха пригнул голову. Это что еще такое? Бензопила в соседней комнате? Оглушительный звук несся с улицы. Корольков, не врубившись в первую секунду, даже испугался. Но невозмутимый Трушкин подошел к окну и просто захлопнул форточку. Звук сразу стал тише. — Ты чего? Это ж Крендель домой пришел. Только и всего, и врубил свою тачку на полную мощу. Леха хлопал глазами. Крендель врубил тачку на полную мощу. Какую тачку? На какую мощу? Откуда взялся Крендель? А-а-а, Крендель… На улице продолжалось: БУМ-ТА-ТА-БУМ, ВЖ-Ж-Ж!.. БУМ-ТА-ТА-БУМ, ВЖ-Ж-Ж!.. Звуки постепенно выстроились в ряд и пошли маршировать, как отряд недобитых пионеров. «Что это такое? — думал Леха. — Похоже на заплесневелую „ Метал-лику“. — …говорил, что он близко живет, — донесся голос Трушкина. — Смотри, — Славка показывал пальцем, — вон где! Леха глянул. В доме напротив, этажом ниже, было распахнуто окно, а за ним, на полу, стояла огромная колонка в светлом — неужто мраморном? — корпусе. Оттуда на весь двор гремел металлический крутняк. Самого Кренделя видно не было, хотя музыка безошибочно указывала, что Мишка наконец явился домой из школы. — Это его комната, — сказал Славка, вытягивая шею и показывая пальцем. — Слева видишь балкон? Это большая комната… А вон кухня, с другой стороны от нее. Вот там он и жрет. Каждое утро, представляешь? У Кренделя японская стереосистема JBL, вспомнил Леха. Крутая вещь, судя по размерам одной колонки. Пора было уходить. Зайдя в соседнюю комнату, Леха неожиданно наткнулся взглядом на полку с видеокассетами. Ага, у Славки тоже видак есть, еще один приятный сюрприз… Ради этого можно еще чуть-чуть задержаться. — Славк, дай что-нибудь посмотреть. Покруче. — Покруче? «Вспомнить все» хочешь? — Издеваешься? — Леха задержал на Трушкине долгий взгляд. Славка виновато вздохнул и вынул другую кассету. Леха прочитал: «ТРУПОРУБЫ». — Нет, на ужастики меня не тянет, — признался он. — Дай какой триллер. — Какой? Их тут — море. Со Шварцем? — Я их все смотрел. — И«Правдивую ложь»? — Неделю назад. — Ну, не знаю, — сказал Трушкин. — Тогда выбирай сам… Пока Леха разглядывал полку с кассетами, Трушкин, захлебываясь, тараторил: — Знаешь, на чем тусовка Кренделя задвинулась? Что б я так жил — на раннем Сталлоне! Они его до сих пор запоем смотрят — все эти «Рэмбо», — по три раза. Особенно Блэкмор. — А где берут? — рассеянно спросил Леха. — У Мишки. Я ж тебе говорил, у него не только лазерник, у него видак «Сони» с четырьмя головками. Леха прислушался. Теперь за окном Славкиной комнаты гремела другая песня, Леха ее узнал. Это был один из скорпионовских медляков. — Неплохо живет, — процедил Леха. — А чего не пожить, если папа почти каждую неделю сотню подбрасывает… — Славка улыбнулся. — «Крепкий орешек-2» смотрел? Держи. — Трушкин вытащил кассету. — Ничего себе триллерок. Правда, староват. Леха, не глядя, сунул кассету в сумку. Ему просто надоело выбирать. Первый «Орешек» он точно смотрел, а второй… Дома разберется. — Когда отдать? — спросил Леха в прихожей. — Держи, сколько влезет, — великодушно разрешил Трушкин. — Володька уже посмотрел, так что… — А если вспомнит? — Ну, зайду к тебе. Делов-то — каких-то два этажа. Или знаешь что… ты говорил, у тебя телефон есть? — Есть. — Отлично. — Славка сорвался с места. Лехе уже надоело стоять в прихожей, но он терпеливо ждал, пока Трушкин запишет его номер и даст ему свой. |
||
|