"Летучие мыши появляются ночью" - читать интересную книгу автора (Вежинов Павел)

7

Следующие три дня Димов провел в полном бездействии. Он рано просыпался в чистой, пахнущей мылом комнатке, терпеливо делал свою утреннюю гимнастику, потом спускался в маленькую кухню к хозяйке. Там, как всегда, его ждали большая чашка свежего молока, тарелочка с медом, поджаренные ломтики хлеба. Завтракал он обыкновенно один, но однажды пришел Дойчинов с мокрыми от поливки ногами.

– Пойдем, посмотришь мои цветы, – обиженно сказал он. – Ведь таких специалистов, как я, немного.

Было очень странно, чтобы подполковник милиции был специалистом по цветам, но факт оставался фактом. Оказывается, прежде чем уйти в партизанский отряд Славчо Трынского, он работал в управлении садов и парков Софии. Там он считался хорошим специалистом, любил и знал цветы, многие софийские богатей ценили его как специалиста-садовода.

– Я даже во дворце работал, – улыбнулся он. – Под личным руководством царя.

– Не думаю, что ты написал об этом в своей автобиографии, – пошутил Димов.

– Напротив, написал, и из-за этого вначале у меня даже были неприятности. Товарищи считали, что я должен был воспользоваться случаем и треснуть его мотыгой. Но, как бы там ни было, я никогда не забуду, какие георгины были в дворцовом саду. У нас георгин считают простым цветком. Правильно, конечно, но это ведь не настоящий георгин. А в царском саду, что и говорить, были действительно замечательные георгины. Их прислал в подарок японский император.

После завтрака они вышли в маленький дворик за домом. Дойчинов огородил его высокими стенами, и получился какой-то райский уголок – и во сне не привидится, что можно встретить его в таком маленьком скучном городке. Цветов было так много, и они сияли такой свежестью, что Димов на миг растерялся. Больше всего тут было хризантем и георгинов, но некоторые из цветов он видел впервые.

– Это же просто невероятно! – воскликнул Димов.

– Ну, разве я тебе не говорил? – ответил Дойчинов со счастливой улыбкой. – Посмотри-ка на этот ирис. Ничего подобного я не встречал даже в каталогах. Это уникальный экземпляр, за него английская королева отдала бы мне бриллиант из своей короны.

– А откуда он у тебя?

– Я его сам вывел. От несортового цветка, который нашел в самом обычном сельском доме в Созополе. Как-нибудь я расскажу тебе его историю…

Но настоящей гордостью Дойчинова были орхидеи, которые пестрой завесой покрывали северную стену. Их густой сладкий аромат был настолько силен, что Димов почувствовал, как у него закружилась голова.

– Десять лет над ними трудился, – сообщил Дойчинов. – Большинство – малоазиатские сорта, которые я купил на ярмарке в Измире. А эта «собачка» – чисто болгарская, разумеется, облагороженная. Тоже неизвестный сорт. Если бы я его показал на какой-нибудь выставке цветов в Ницце, можно считать, что премия была бы у меня в кармане.

– Почему же ты его не покажешь? – спросил Димов, отходя подальше от благоухающей стены.

– Жду, когда выйду на пенсию.

Придя в участок – в нагретую солнцем, пахнущую пылью комнату, – Димов долго чувствовал себя подавленным и расстроенным. Он все никак не мог понять, как это Дойчинов сочетает два дела. Наверное, все-таки по-настоящему он занимался только цветами. Теперь, после ошеломляющих красок, Димову все казалось жалким. И еще более жалким представилось дело, которым он был занят. Неужели на этом свете можно убить бедного железнодорожника из-за маленькой пачки денег? Сейчас эта гипотеза, на которой он строил все, показалась ему совершенно невероятной.

Его вывел из задумчивости телефонный звонок.

– Вас вызывает Перник…

Это был майор Жечев, один из опытнейших криминалистов в окружном управлении.

– Послушай, Димов, в архиве нашлось интересное дело. Я посылаю его тебе под расписку. И прошу, как только посмотришь, верни.

– Будь спокоен, в таких делах на меня можно положиться.

– Ну, чего-нибудь добились?

– Совсем ничего…

– Подумай, может быть, доктор Станчев не так уж и не прав. Может, убийца в самом деле психопат?

И майор Жечев положил трубку, не попрощавшись. Внезапно гипотеза, казавшаяся ему прежде невероятной, представилась Димову возможной. А может, действительно это какой-нибудь сумасшедший? Тогда, без сомнения, найти преступника будет гораздо сложнее и труднее.

Бумаги из Перника доставили после обеда. Димов внимательно прочитал их.

Относились они к вооруженному нападению на молодежный трудовой лагерь весной 1951 года. Обстоятельства не были достаточно выяснены. Неизвестные проникли в лагерь с тыла, где возле калитки на посту стоял вооруженный часовой. Лампа над калиткой не горела, видимо, перед этим она была умышленно разбита. Преступник, воспользовавшись темнотой, подполз к постовому и убил его, ударив тупым предметом. Впоследствии нашли этот предмет – самый обычный деревянный кол. В документе не было точно сказано, что, в сущности, представляет собой «самый обычный» кол. Потом в лагерь проникли, по всей вероятности, трое. Очевидно, они хотели взорвать палатку командира, но на пути к ней бандитов кто-то спугнул.

Последовали взрыв гранаты, револьверные выстрелы. Граната была брошена в ближайшую палатку: двое убиты на месте, шестеро ранены. Караульные тут же прибежали на помощь, завязалась перестрелка, но преступники сумели скрыться.

Позднее были найдены гильзы, осколки гранаты, но и насчет этого в документе отсутствовали какие-либо подробности. Следствие не привело ни к чему, поскольку следы терялись в направлении югославской границы.

Димов, морщась, прочитал этот довольно легкомысленный документ и запер его в ящик. Он очень хорошо понимал, что нападение было совершено какой-то местной бандой. И все же предположение, что оба нападения были делом одного и того же лица, только на основании орудия убийства показалось ему наивным. Действительно, чаще всего убивают ножами, но, случается, и колами. Даже если убийство было совершено одним и тем же лицом, документ ничем не подкреплял это предположение.

Общие необоснованные доводы более чем десятилетней давности были не в состоянии хоть чем-то помочь следствию, которое вел сейчас Димов.

Самыми досадными Димову казались часы обеда. Это стало для капитана настоящим мучением. У Димова был чудесный аппетит, его желудок мог переварить даже гвозди, но не способен был усвоить еду, которую подавали в городском ресторане.

– Товарищи, вы что, на машинном масле готовите? – спросил он как-то официанта.

– Откуда мне знать, может, и на машинном, – равнодушно ответил тот.

– А ты тут питаешься?

– Здесь, где же еще…

– Ну, ты герой.

Официант не понял шутки, только пренебрежительно пожал плечами. Эти избалованные приезжие – в конце концов, чего они хотят: неужто готовить для них на настоящем масле?

На четвертый день начали поступать результаты проверки, и вечером Паргов сделал исчерпывающий доклад. Оказалось, что в тот день из ста шестнадцати владельцев проездных билетов в поезде ехало сто двенадцать. Четверо были в отпуске или больны. Кроме того, получены сведения еще о четырнадцати пассажирах, которые ехали по разовым билетам. Среди них восемь женщин, а у шестерых мужчин бесспорное алиби.

– Ну-ка, давай разберемся, что ты считаешь бесспорным алиби, – прервал его Димов.

– Это означает, что каждого из них видели в поезде, на станции или на дороге не менее двух человек. А теперь самое важное. Из всех, кто ехал поездом, только у четверых нет алиби. И у всех четверых, по моему мнению, случаи довольно сомнительные. Кроме последнего, может быть.

Он вытащил несколько листков и начал медленно читать.

– Трифон Йорданов Паргов, сорока двух лет, женат, двое детей, беспартийный, слесарь в железнодорожных мастерских…

– Уж не родственник ли твой?

– Никакой он мне не родственник, – сморщился Паргов. – Парговых в нашем краю сколько хочешь… Так вот, этот Трифон сел в поезд в Пернике. Живет в Войникове, но на станции не вышел. Один свидетель утверждает, что видел, как тот выходил на станции Косер… Мне кажется, что это самый сомнительный случай.

– Давай дальше.

– Второй – Георгий Манолов Шутев, сорока восьми лет, женат, бездетный, беспартийный, разнорабочий. Он из Войникова, его видели в поезде, но никто не знает, где он вышел. Во всяком случае, его не видели ни на станции в Войникове, ни по дороге в село. Кажется, он смирный человек, хотя немного диковатый, почти глухой.

– А в селе его потом не видели?

– Нет, в тот вечер его нигде не видели, он словно испарился.

– Да, этот случай еще сомнительнее.

– Может быть, но этот человек немного чудаковат. Я знаю его, на убийцу он не похож. Третий – Антон Тонев, двадцати трех лет, холост, шахтер, комсомолец, житель Гулеша. Видели его только на станции в Пернике, потом исчез… Никто его не заметил ни в поезде, ни на станции Гулеш. Но вообще-то данные о нем благоприятные. Четвертый – Славчо Иотов Кычев. Тридцати восьми лет, женат, один ребенок, беспартийный, является членом общинного совета в Гулеше и начальником ремонтной мастерской. Я его знаю, очень порядочный парень. Проездного билета у него нет. Его видели на станции, в буфете, потом в поезде, но вышел он в Гулеше или нет, никто не знает. И он исчез где-то по дороге. Паргов закрыл папку.

– По правде сказать, я не ожидал такого урожая, – сказал он. – Проверка проведена самым секретным образом, в основном через доверенных лиц. Никто из четырех заподозренных не знает, что мы ими интересуемся.

– Ну, в этом я сомневаюсь… В селе все друг другу родня, и скрыть что-либо очень трудно.

– Да, конечно, но это и не так важно. Убийца – предупрежден он или нет – позаботится о том, чтобы иметь какое-нибудь фальшивое алиби. Нам только бы не попасться на его удочку.

– А теперь, Паргов, иди отдыхай, – сказал Димов. – Завтра нас ждет тяжелая работа, и надо, чтобы голова была свежая…

Они простились на улице, и каждый направился к себе домой. Но Димов, несмотря на свои железные нервы, долго не мог заснуть. Только к концу ночи он выпил соды и почувствовал себя лучше. Ему только теперь стало ясно, что для успешного завершения трудного дела, начатого им, прежде всего нужно арестовать повара или хотя бы директора местного ресторана.

На следующее утро около семи часов они выехали на машине. Они договорились провести допрос в окружном управлении в Пернике – такая процедура казалась им самой быстрой и самой удобной.

– С кого начнем? – спросил Димов.

– Я приказал первым позвать Тонева.

– А почему именно его? – едва заметно улыбнулся Димов.

– Мне кажется, что с ним легче всего.

– В принципе никогда не нужно начинать с предубеждения, – пробормотал Димов. – Даже если случай яснее ясного дня.

Точно в половине девятого в небольшой кабинет вошел парень в измазанной шахтерской одежде. Он казался очень худым и слабым для шахтера, лицо его было удлиненным и немного женственным. И ко всему во взгляде его читалась нескрываемая тревога, даже страх. «У этого вроде бы совесть нечиста», – подумал Димов, стараясь подавить в себе внезапно появившееся враждебное чувство.

– Садитесь, – сказал он. Парень покорно сел.

– Я вас предупреждаю, что вы должны отвечать совершенно точно на все вопросы, – сказал Димов. – Дело касается тяжкого преступления. Вы слышите, что я вам говорю?

– Слышу, слышу, – ответил парень.

– Итак, вы помните, что делали в прошлую пятницу?

– Не знаю, наверное, вспомню.

– В этот день вы получили зарплату, это вы помните? Не спешите отвечать, сначала хорошенько вспомните.

– Да, да, вспоминаю… Ведь в тот вечер убили Евтима Дыбева.

– Именно так… И в тот вечер вы были на станции, верно?

– Да, конечно, как всегда.

– Вы сели в поезд?

– Нет, не сел, – быстро ответил парень. – Я его пропустил.

– Как же вы его пропустили, если были на станции все время? Некоторые даже видели, как вы ходите по перрону.

– Да, действительно… был, но потом меня позвали… Одна девушка…

– Какая девушка?

– Одна моя старая знакомая… Мы заговорились с ней, и я не заметил, как опоздал на поезд.

– Вы заговорились или поссорились? – сердито прервал его Димов. – Расскажите подробно.

– Вернее, она ругалась со мной, а мне что с ней ругаться, – смущенно ответил парень.

Заикаясь и стыдясь, возможно, даже скрывая часть истины, парень все же рассказал, а Димов восстановил эту историю в ее истинном виде. У парня была знакомая парикмахерша, но вскоре он завел себе другую, не порывая связи с парикмахершей. Это длилось около месяца. Потом парикмахерша все узнала, начались скандалы. Так было и в ту пятницу. Девушка поймала его еще на перроне, из-за ссоры с ней он пропустил поезд. Тогда он вернулся с девушкой в город, но позднее один приятель отвез его на мотоцикле в Гулеш…

– В котором часу? – спросил Димов.

– Было около десяти…

– Ты по дороге никого не встречал?.. И вообще, может быть, тебя кто-нибудь видел, когда ты ехал?

– Никто… или нет – вроде бы мне повстречался Янко Несторов. Да, это был он, я сейчас вспоминаю…

Димов обернулся к Паргову, который вел протокол.

– Я уже слышал это имя, кто это?

– Техник из Гулеша… Тот, который чинил велосипед Дыбева.

Димов сделал пометку у себя в блокноте и взглянул на Паргова:

– Есть вопросы?

– Нет, – покачал головой Паргов.

Пришлось ждать полчаса, пока привели Шутева. Это был крупный мужчина, черный, как цыган, с длинными руками и огромными узловатыми кулаками. Когда он сел, то положил их на стол и то и дело сжимал их в течение всего допроса.

Но лицо его было очень спокойно, а светлые глаза невыразительны, словно стеклянные. Димов потерял около четверти часа, пока Шутев восстановил в своей памяти события той пятницы. Казалось, у него нет представления о датах, события и случаи были единственным способом отличать день ото дня. Зарплату он получил в четверг и утверждал, что об убийстве Дыбева ничего не слышал.

– Как это так ничего? – спросил Димов. – Да об этом убийстве до сих пор говорят. Ведь такое не каждый день случается.

– А я не разговариваю с людьми, – пожал плечами Шутев. – Мне это ни к чему.

– Как так не разговариваешь?

– А что мне с ними разговаривать, я плохо слышу.

– Ну а с женой что, тоже не разговариваешь?

– И с ней не разговариваю, – мрачно ответил рабочий. – О чем мне с женщинами разговаривать?

– В пятницу ты садился в поезд?

– Ну, само собой, не побегу же я за ним.

– А где ты сел? В какое купе?

– Я не захожу в купе. Я сел на ступеньки вагона.

– А кто-нибудь из знакомых там был? Кто-нибудь видел, что ты там сидишь?

– Откуда я знаю, кто меня видел, – ответил Шутев. – У меня на спине глаз нет. Я сидел там, выкурил две сигареты.

– А с какой стороны вагона ты сел – с левой или с правой?

Шутев с недоумением посмотрел на него, потом ответил все так же кратко.

– С правой. А какое это имеет значение?

– Для меня имеет… Ваша станция с левой стороны железнодорожной линии, ведь так?

– Раз ты знаешь, зачем спрашиваешь?

– А где ты сошел с поезда?

– Как где, в Гулеше.

– Слушай, Георгий, не заставляй меня вытаскивать из тебя слова клещами. Расскажи, где ты потом был, что делал.

Что-то странное произошло со стеклянными глазами Шутева. Нельзя сказать, что выражение глаз изменилось, они просто неожиданно потемнели.

– Потом? – спросил он, не мигая.

– Да, потом, – нетерпеливо кивнул Димов.

– Что я делал? Ничего я не делал. Сошел с поезда, перешел линию и направился вверх по холму, что напротив станции. В этот день мне нужно было накопать немного картошки.

– А где?

– Несколько лет назад нам дали участок. Хорошая земля, вода есть, часть я засадил люцерной, а другую картошкой. Картошка нам подспорье, а то денег не хватает. А люцерну я скашиваю на корм корове. У нас корова есть, – лицо его вдруг оживилось. – Маленькая, но молока дает много. А без коровы я даже и не знаю, как быть.

– И как далеко этот участок от станции?

– Далековато, больше получаса ходьбы, даже если быстро идти. Потом я накопал картошки, сложил в сумку и вернулся домой.

– И никто не видел, как ты входил в село?

– Так ведь темно было, на нашей улице ламп нет, может, кто-нибудь и видел, откуда мне знать.

Шутев снова замолчал. Димов молча смотрел на него.

– Вопросы есть? – обратился он к Паргову.

– Послушай, Георгий, ты был на поле, когда уже стемнело. Как же ты смог разглядеть, где там растет картошка, и чем ты копал? Ведь мотыгу вроде бы с собой в поезд не берут.

– Так я руками выкопал. Что стоит выкопать несколько кустов руками?

И он показал свои руки с большими кривыми черными пальцами, похожими на крюки из кованого железа.

– Ну и сколько кустов ты выкопал?

– Три куста.

– Но зачем тебе нужно было рыться там, как поросенку, В темноте? Почему ты не послал жену днем, не такой уж это «труд – выкопать несколько кустов картошки.

– Она не может, – просто ответил рабочий. – Она парализована.

Паргов смущенно замолчал.

– А с пятницы ты не был на своем участке?

– Нет.

Димов нажал кнопку звонка. В комнату вошел милиционер.

– Отведите его в дежурку, – распорядился Димов. – И подождите там…

Шутев с трудом поднялся, словно на плечах у него был мешок цемента. Шаги его прозвучали тяжело, дверь затворилась. Димов никогда не чувствовал себя таким расстроенным после допроса.

– Мне кажется, он говорит правду, – сказал он. – И все же формально алиби у него нет.

– Действительно, нет.

– Но и улик нет. Я бы его отпустил.

Паргов в замешательстве помолчал, а потом сказал:

– Это непорядок, товарищ Димов. У такого скрытного человека знаешь что может быть за душой? Мрак! И я тебе по правде скажу, до допроса он мне казался более обыкновенным.

– Хорошо, что ты предлагаешь? – нетерпеливо спросил Димов.

– Временно задержать его, пока мы не выясним других обстоятельств. А вечером поедем оба в Гулеш и посмотрим, кто сходит с левой стороны поезда, кто с правой, и вместе с ним пойдем на его участок. Я хочу видеть, как он выкапывал эти кусты руками. На месте видно будет, копали там или рыли… И хотя, по моему мнению, это не алиби, мы его отпустим…

– Хорошо, – кивнул Димов. – И поговори с его женой, но так, чтобы он не знал, разумеется. А сейчас пойди возьми разрешение у прокурора.

Когда Паргов вернулся в комнату, у стола сидел его однофамилец. Это был человек небольшого роста, немного испуганный, с быстрыми, живыми, хитрыми глазками.

Димов уже уточнил день, который их интересовал. Паргов сел на свое место и открыл записную книжку.

– Итак, в пятницу ты сел, как всегда, в поезд. И где ты вышел?

– Подожди, – ответил слесарь, – на этот раз я вроде бы вышел в Косере.

– Что значит «вроде бы»? Ты должен вспомнить совершенно точно.

– Да, именно так и было – я вышел в Косере, – покачал головой слесарь.

– Дело у меня там было.

– Какое дело?

– Да я заказал Сандо, краснодеревщику, буфет для кухни. И он мне сказал:

«Приходи в пятницу после работы. Будет готов, ты его оплатишь, а заберешь когда сможешь». И я ему поверил, даже деньги приготовил, но, когда пришел к нему, его не было.

– А где его мастерская?

– Недалеко от станции. Он дома работает. Вышла его жена. «Нет его», – говорит.

«Как это нет? – спрашиваю. – Ведь он же мне обещал». – «Раз он тебе обещал, – говорит, – иди ищи его». – «Где это я буду искать?..» Известно, пошел я в пивнушку – там его нет. Я в клуб, там есть буфет. Сандо нигде нет. Повертелся, повертелся и направился на станцию. В половине девятого есть пассажирский поезд, с ним я вернулся в село.

– Подожди, не спеши, когда ты пришел на вокзал?

– Ну, наверное, около половины восьмого. Делать было нечего, я сел на лавочку и стал ждать.

– А почему ты не подождал, скажем, в пивной? Ведь на станции пришлось скучать целый час.

– Да я небольшой любитель выпивки, – ответил слесарь.

– Ну, взял бы в буфете кофе.

– Это мне и в голову не пришло. Мы не привыкли к кофе, я его даже не покупаю.

– Раз ты не пьешь кофе, дело твое плохо, – в сердцах сорвалось у Димова. – Ты знаешь, что такое алиби?

– Знаю, – в замешательстве сказал слесарь. – Вы что это, о Дыбеве?

– Да, именно о Дыбеве! Он выходит в Косере, и ты выходишь за ним следом. В семь часов двадцать минут его убивают на дороге. Где ты был в это время – вот что меня интересует! Я не хочу тебя втянуть в беду, но если бы ты в это время был с кем-нибудь, если бы кто-нибудь тебя видел, значит у тебя есть алиби. А у тебя нет…

Губы у слесаря задрожали.

– Послушай, товарищ, да ты знаешь Парговых? Иди в село, спроси. Да мы самые смирные, таких, как мы, вообще-то нет. Я курицу зарезать не могу. Спроси соседа, кто у нас режет кур. Жена моя их режет. Иди, иди спроси, только смотри, как бы она и тебя не заколола.

– Ты на станции целый час один был?

– Женщина какая-то сидела около меня, но разве я знаю, кто это? Немного посидела, потом уехала пассажирским поездом, который проходит в восемь двадцать в Перник.

И вдруг лицо слесаря просветлело.

– Подожди, вспомнил! Как только поезд тронулся, на перроне появился Георгий Кротев. Конечно, он меня видел. Теперь я вспоминаю, что он меня видел. Он махнул рукой, выругался и повернул обратно. Димов и Паргов едва заметно переглянулись.

– Ты говоришь, Георгий Кротев? Тот, кто работает в ремонтной?

– Ну да, железнодорожник… Пьяница.

– А он был пьян?

– Да как знать, он мне не показался пьяным. А может, и был пьян, потому что уж очень громко выругался.

– И все-таки это не алиби, – задумчиво сказал Димов.

– Почему же не алиби? Ведь он вспомнит, что видел меня.

– Убийство произошло гораздо раньше. До восьми двадцати было достаточно времени, чтобы вернуться на станцию.

– Ну, если бы я его убил, зачем же мне возвращаться на станцию? Чтобы все меня видели?

– Раз видели, что ты выходишь в Косере, должны были видеть, и как ты садишься.

– Чем же я виноват, что столяра не было дома?

– Ты сам говоришь, что ты смирный человек, курицу зарезать не можешь. А дома у тебя есть какое-нибудь оружие? Скажем, пистолет, кинжал или еще что-нибудь?

– Нет, конечно. Хотя, погоди, штык у меня есть.

– Солдатский нож?

– Нет, штык – такой треугольный. Я его привез с фронта. На память. Я был в Венгрии с нашей армией, так вот там у Чекела и нашел его.

Вскоре слесаря вывели из комнаты. Димов и Паргов остались одни.

– Слышал о Кротеве? – возбужденно сказал Димов. – Был пьян, ничего не помнит? Он сейчас кое-что вспомнит! Вели его привести!

Через час привели Кротева – громадного мрачного человека с короткими, блестящими, жесткими, словно шкура бобра, волосами. В его маленьких упорных глазах таился какой-то нехороший огонек.

– И что вы меня все таскаете? – начал он сердито. – Уж не думаете ли, что это я пристукнул вашего Евтима Дыбева?

– К сожалению, именно это мы и думаем, – ответил Димов.

– А почему? Что у меня с ним общего?

– Может быть, с его деньгами… Вы были вместе у кассы, ты знал, что у него в кармане около сотни левов. Пьяницам вроде тебя денег всегда не хватает.

– Да вы в своем уме? За сотню левов убить человека? Так не делается, товарищ начальник. Чего ради рисковать?

– Пьяный человек много не думает. Ты зачем пошел на станцию?

– Ведь я же вам сказал: там открывают раньше.

– И опять выходит, что ты весь день вертишься около Дыбева, то тут, то там.

– Да ведь можно и о нем сказать то же самое. А в буфете мы даже не были вместе, я сидел за отдельным столом.

– Значит, начинаешь припоминать… Выходит, что у тебя память начинает работать, когда тебе выгодно.

– Самое выгодное для меня – это чтобы вы оставили меня в покое! – сердито сказал Кротев. – Вы не можете арестовать человека только за то, что он пришел на станцию выпить пару рюмок ракии. Там ведь было еще человек сто.

– Да, но они были обычные пассажиры. А ты что там делал?

– Что мне, сто раз вам повторять?

– Лжешь, Кротев… Ты тоже сел в поезд и вышел в Косере, именно там, где и Евтим Дыбев.

В маленьких глазках Кротева мгновенно появилось ледяное выражение. Он молчал.

– Верно ли это? Был ты в поезде?

– Был, – коротко и мрачно ответил Кротев.

– А почему ты нам солгал перед этим?

– Ничего я вам не лгал. Просто забыл. Я же сказал вашему человеку, пьяный был, не помню.

– Не таким уж ты был пьяным и все хорошо помнил, ты сознательно солгал нам.

– Пьяный был!

– Это неверно. Зачем ты был в Косере?

– Ну вот что, хватит выпытывать! – закричал Кротев. – Это мое дело, где я был!

И он замолчал. Димов еще несколько раз повторил свой вопрос, но Кротев не отвечал, взгляд его становился все мрачнее и мрачнее.

– Послушай, Кротев, ты что, не понимаешь, как осложняется твое положение? – вмешался Паргов. – Против тебя есть серьезные улики, а ты даже не желаешь дать объяснения. Почему? Наверное, их у тебя нет?

– А у вас какие доказательства? Как вы докажете на суде, что я его треснул колом? Ведь кто-нибудь должен был это увидеть?

– А ты откуда знаешь, что он убит колом? – вздрогнул Димов.

– Это все знают.

– Напротив, никто не знает. Мы нарочно выдвинули другую версию.

– Не знаю, какую вы там версию выдумали, а я больше на ваши вопросы не отвечаю! Хотите в суд – так в суд! Перед нем я оправдаюсь!

– Ты уже выпил? – спросил его Паргов.

– И это не ваше дело! Арестуйте меня! А потом уж мы разберемся, имеете ли вы право задерживать меня ни за что.

Делать было нечего, его посадили под арест. Некоторое время оба они смотрели друг на друга с недоумением.

– Опять пьяный! – неуверенно сказал Паргов. – Потому так и взбесился.

– А может быть, просто тянет время… Попытается выдумать какую-нибудь более приемлемую версию. После первого допроса он успокоился, не верил, что мы узнаем о поезде, а сейчас не знает, что еще выдумать. Надо сделать у него обыск. Я не верю, что мы найдем у него там кинжал, наверное, он уничтожен. Но если найдем светлую фуфайку, то действительно времени терять больше не нужно.

– А другие?

– Да, с другими так или иначе работу нужно продолжить. К вечеру возьми еще одного сотрудника и прогуляйся с Шутевым. Как знать, может быть, что-нибудь да выйдет.

– Нет, вот с Кротевым что-нибудь может выйти. У меня какое-то предчувствие.

Но у Димова не было уверенности в этом.

– Хорошо, работайте с группой, – сказал он. – Я вернусь в Н., если буду вам нужен, найдете меня в участке.

Но к вечеру приведите к нам и Кротева. Попытаемся еще раз поговорить.

Через четверть часа «газик» ехал по городу. И хотя дело их решительно продвинулось, Димов чувствовал себя угнетенным и неудовлетворенным. Больше всего его тревожило поведение Кротева – было в нем что-то неестественное, ненормальное. Очень трудно предположить, что убийца стал бы так держаться. Но, к сожалению, он не мог до конца разобраться в состоянии Кротева.

Если уж быть совершенно искренним перед собой, то надо признать, что он, Димов, пока разбирается в психологии только своих ближайших сотрудников. В Софии он чувствовал себя гораздо увереннее.

После обеда вернулись две группы. Обыск у Георгия Кротева не дал никаких результатов. Ничего подозрительного не нашли и у слесаря – кроме штыка, о котором он сам предупредил. И не требовалось никакой экспертизы, и так было видно, что штык пролежал без употребления с тех пор, как был привезен с фронта.

Последним из своей затянувшейся экспедиции вернулся Паргов. Он был чрезвычайно возбужден.

– Шутев сбежал! – воскликнул он еще в дверях. В первый миг Димов не поверил своим ушам.

– Сбежал? Но это невозможно!

И все же так оно и было. Паргов подробно рассказал ему все, что случилось.

Вместе с одним оперативным работником они повезли Шутева на рабочем поезде. Сели на то же место, на котором, по его собственным словам, сидел Шутев. Сошли в Косере, миновали железнодорожные пути и поднялись на маленький холм точно напротив станции.

– Вполне возможно, что его в ту пятницу и не видели, – говорил Паргов, все еще не отдышавшись. – Все пассажиры вышли с другой стороны поезда. Ну, слушай дальше. Мы шли более получаса быстрым шагом. «Где же твой участок?» – спрашиваю я его. «Еще немного», – говорит. Минут через десять приблизились мы к редкой рощице. И вдруг он побежал изо всех сил – прямо к рощице. Я ему крикнул, Милчо выстрелил два раза, но, слава богу, не попал…

– А ты?

– И я трижды стрелял в воздух. Но его словно кнутом подстегнули, еще быстрее понесся. Убежал, только мы его и видели…

– Ты прямо оттуда приехал?

– Да как сказать. Мы заехали только в Войниково, поставили засаду около дома Шутева. Тут я расспросил его жену. Действительно, бедная совсем парализована.

Она утверждает, что они не ели котлет с тех пор, как ее парализовало. Мяса в городе Шутев никогда не покупал, а в селе у них бойни нет.

Иногда только резали мелкий скот – если, скажем, какой-нибудь теленок сломает ногу. Мы перерыли все в доме: сетки не нашли, а вот это я все-таки принес.

Паргов осторожно развернул пакет, вынул из него большую, довольно грязную фуфайку бежевого цвета.

– Именно такая, как ее описывали, – сказал он. – Шерсть домашнего прядения, некрашеная. Жена его утверждает, что он всегда носил ее под одеждой.

– А почему вы в него не стреляли? – спросил Димов. По тону его никак нельзя было понять, упрекает он или нет.

– Зачем стрелять? – сморщившись, ответил Паргов. – И так он далеко не убежит.

– Ну, граница не очень далеко.

– Будь спокоен, – махнул рукой Паргов. – Я позвонил в Перник, все меры приняты.

Наступило тягостное молчание.

– То у нас не было ни одного преступника, а сейчас сразу два, – мрачно сказал Димов. – Значит, один из них невиновен.

– Давай допросим еще раз Кротева? – предложил Паргов.

– Нет, я, его не вызову, пока сам не попросится! – сердито сказал Димов. – Ну, а что нам остается на завтра? Ждать, пока поймают Шутева?

– Мы не успели допросить Славчо Кынева из общинного совета.

– Да, только и не хватало, чтобы члены общинного совета совершали убийства, – сказал Димов. – Но раз он из Гулеша, то делать нечего, надо допросить и его.

В тот вечер им ничего больше не оставалось, как разойтись по домам,