"Аромат теней" - читать интересную книгу автора (Петтерсон Вики)

23

Феликс и Майках помогли мне вернуться в мою комнату, а Грета тем временем зажгла свечи и каким-то снадобьем освежила воздух, а потом дала мне пилюлю, чтобы ослабить связь с Уорреном.

— Тебе нужно отдохнуть, — произнесла она, когда я с облегчением и стыдом проглотила пилюлю. — Сосредоточься на создании мысленной стены между Уорреном и тобой. Защити свои мысли и чувства от тех, кто через Уоррена пытается в них проникнуть. Это даже важнее, чем блокировать боль.

«Легко сказать», — подумала я. Но дымок благовоний вмешался, разделил синапсы мозга, заставляя забыть о тревогах.

— Уоррен хотел бы этого, — добавила Рена. Она сидела в углу, раскачиваясь в кресле, которое принесла из своей комнаты. — Можно быть уверенным, что он делает то же самое.

Провалы ее глаз при свечах превратились в темные бассейны. Все ее подопечные уже спали, и она предложила присмотреть за мной, пока остальные собрались в комнате для совещаний. Я знала, что они там говорят обо мне, обо всем, что со мной связано, но… не со мной. И лениво гадала, чей голос окажется решающим при голосовании… и как скоро после этого меня выбросят из убежища. Принесут в жертву ради своего руководителя.

— Ты должна медитировать. — Рена откинулась на кресле-качалке.:

Как будто это может решить все проблемы?

— Упражнения по медитации не действуют. — Я попыталась рявкнуть и расплатилась за это огнем, заполнившим внутренности.

— Это потому, что ты их не делаешь, — ответила она, а Я снова откинулась на подушки, дергаясь от ожогов внутри.

Когда начало казаться, что дело ограничится ожогом, я слезящимися глазами посмотрела на нее.

— Они ведь проголосуют за то, чтобы выбросить меня, верно? Считают меня виновной в пленении Уоррена.

Она покачала головой, но это было скорее признание поражения, чем выражение уверенности.

— Нет, Оливия. Это все устроили Тени, точно так же как все наши остальные беды. — Она опять опустила голову; из нее словно выпустили воздух. — И Уоррен тоже это сделал. Он всегда делает. Последнее было сказано с давно выношенным убеждением, и я постаралась разглядеть се ауру, но слишком устали, от аромата в воздухе у меня кружилась голова; и еще я боялась, что это вызовет новый приступ боли. Мне хотелось понять, что она имела в виду, но я опасалась, что услышу, как от Майкаха, слова о тайнах Уоррена или возражения, что не ей об этом рассказывать, как заявила мне Грета. Поэтому я задала другой вопрос:

— Откуда у Уоррена хромота?

Кресло перестало раскачиваться, воцарилась тишина. Рена была свидетелем первого жизненного цикла Уоррена; и если кто-нибудь знает его и его прошлое, так это она. И хотя у меня были гораздо более важные вопросы, этот казался достаточно невинным, поэтому я молча ждала, что она расскажет.

— Он получил ее от отца.

Я вздрогнула, вызвав вспышку огня вдоль спины. Это напомнило мне, что не стоит неожиданно двигаться, но я ожидала чего угодно, только не этого.

— Да, кондуиты производят устойчивые повреждения. — Рена поморщилась и снова начала раскачиваться. — Ты заметила, что Уоррен не носит личное оружие? — Она продолжила, хотя не могла видеть мой кивок. — Он не прикасается к кондуиту Тельца после того, как отец применил кондуит против него… а он — против отца.

И она рассказала мне о человеке, который в одно мгновение бывает нелепым, в другое — серьезным, рассказала такое, о чем я не могла догадаться.

Самсон Кларк был не первым в своем поколении кандидатом на Тельца. Другой агент, женщина по имени Миа, получила этот знак, а Самсон завладел им после того, как Миа погибла в засаде, устроенной Тенями в туннеле, ведущем к отстойнику Лас-Вегаса. В. течение следующих нескольких лет он отомстил за смерть Мии, убив двух агентов Тени, которые подстерегли ее, и помог своим товарищам убить третьего. Тем временем он женился на младшей сестре Овна Света, и вскоре после этого родился Уоррен.

Рождение сына, а не дочери, было большим разочарованием для Самсона, которое он никогда не скрывал от костлявого мальчика, выросшего в тени отца. Такая мелочь, как моногамия, не могла остановить Самсона: оставив мать Уоррена, он обратил внимание на другую женщину, которая уже доказала, что может рожать дочерей. Это была подруга предводителя. Когда она его отвергла, он не подумал, что она это сделала из-за того, как он обращался с матерью сына. Нет, он решил, что это произошло потому, что он слишком слаб. Пока.

Рена вздохнула; если бы у нее были глаза, они потеряли бы сосредоточенность, потому что через настоящее, через дымку, заполнившую комнату, она смотрела в прошлое и ясно видела его.

— И поэтому он решил сам занять место предводителя.

Но Самсон разговаривал во сне. Уоррен, которого заставляли каждый вечер прибираться в комнате отца, заботиться о его вещах — включая затачивание его кондуита, — в течение нескольких дней узнал подробности заговора. Страх перед отцом и стремление понравиться ему, несмотря на все эти годы пренебрежения, помешали ему рассказать о намерениях отца другим звездным знакам. Но в ту ночь, когда его отец напал на предводителя, Уоррен неожиданно обнаружил в себе смелость противостоять Самсону… и едва не лишился фи этом левой ноги.

— Нога всегда напоминает ему о той ночи, когда oн убил отца, — сказала мне Рена, старательно лишая свой голос эмоций, — и хотя он об этом не распространяется, напоминает также о том, что он не сумел спасти жизнь предводителя. Однако его вознаградили знаком Тельца, а позже и постом руководителя, дав ему то, чего так отчаянно хотел его отец.

Я продолжала лежать, отупев от аромата, но еще более оцепенев от услышанного. Уоррена предал его собственный отец. Немного погодя я обрела дар речи, хотя во рту все равно было впечатление наждака.

— Почему Самсон не мог просто заслужить пост руководителя? Очевидно, он был хорошим агентом. Неужели он не мог со временем стать предводителем?

— Ему мешало происхождение, — ответила Репа, про должая поскрипывать креслом. — Он родился как независимый.

— Бродячий агент? — выпалила я, не успев сдержаться. — Я хочу сказать…

Она сухо улыбнулась и жестом остановила меня.

— Он полностью соответствовал этому термину. Потому что хотя технически Миа была убита Тенями, именно Самсон подсказал им способ сделать это.

— Ах, Оливия, — вздохнула Рена, когда я с ужасом охнула. — Только потому что агенты Света… превосходят людей, это вовсе не означает, что у нас нет тех же недостатков, что и у людей, которых мы защищаем. Для агента Света отец Уоррена был слишком честолюбив. Для него было недостаточно быть просто сильнее людей — таковы все агенты с обеих сторон. Он сумел получить положение звездного знака Тельца, но ему нужно было больше.

И он настолько хотел этого, что готов был искалечить собственного сына.

Я вспомнила, как Уоррен рявкал, когда кто-нибудь упоминал его происхождение.

— Поэтому он не мог мне полностью доверять, хотя и хотел?

Репа согласно хмыкнула, прежде чем добавить:

— И поэтому в его глазах каждая смерть в отряде доказывает, что он не заслуживает быть предводителем. Он считает, что его происхождение — то, что он сын бродячего агента, — определяет его поражения еще до того, как он начнет действовать.

Неудивительно, что он готов пожертвовать собой ради Грегора. Ради нас всех.

— А как же все остальные? — спросила я. — Что они собираются предпринять?

— То, для чего они родились, конечно. — Репа скрестила руки на груди и откинулась на спинку. — Собираются спасать его.

— Но агенты Тени ждут их на Неоновом кладбище. — Я недоверчиво посмотрела на нее. Должен существовать план получше. Даже я понимаю, что предпочтительней отдать меня Теням. — Они сами говорят, что будет уничтожен весь Зодиак.

— Без Уоррена он и так уничтожен, — со вздохом ответила она. И машинально пригладила волосы, хотя не выбилась ни одна прядка.

Я нахмурилась: женщина, отчаянно защищающая своих детей, не должна признавать поражение.

— И что же нам делать?

— Надеяться. Молиться. А если этого недостаточно, ждать, пока не будет готова новая партия начинающих. — Голос ее звучал мягко, почти сонно, но сопровождал его запах не сновидений, а кошмаров.

— Ждать недолго, всего лет пять. И тогда мы снова восстанем.

— Но ведь они умрут! — воскликнула я, слишком поздно спохватившись. Не удержалась.

— Да. — Ее голова упала на грудь. — Они все умрут.

Я вскочила. Диафрагма горела; жара, как дым, поднималась к горлу, но это было терпимо.

— Как ты можешь сидеть так спокойно и просто отпустить их?

Репа внезапно прекратила раскачиваться, застыла, и я уверена: будь у нее глаза, они прожгли бы во мне дыры.

— Меня убивает мысль о том, что Уоррен там страдает. Он мой любимец. Всегда был любимцем. Но я ничего не могу сделать: только подготовить следующую смену более сильной и умной. Научить не ошибаться там, где ошиблась эта группа… и где я ошиблась с нею вместе.

— Ты винишь себя?

— Как любая мать. — И тише: — Даже такой слепой суррогат матери, как я.

Я не знала, что на это ответить, и потянулись минуты, отмеченные только тиканьем часов у моей кровати; истома нарастала, и цифры циферблата начали расплываться. Свечи действовали расслабляюще, наконец подействовал и аромат, и я, вероятно, поддалась бы, уснула и проснулась, когда все было бы кончено, если бы не всхлипывание из дальнего угла.

— Я всегда их отпускаю, — произнесла дрожащим голосом Рена, — Просто сижу здесь. Сижу сложив руки, даже если сжимаю их в кулаки.

Усталость свалилась с меня, я посмотрела на нее в слабом свете свечей. Она, в своем бесформенном платье, выглядела ангелом с искалеченным в битвах лицом; потерянная и, несмотря на такое количество подопечных, совершенно одинокая.

— А ты бы пошла? Если бы могла?

— Я принесла бы себя в жертву за каждого из них, делала бы это снова и снова, — заявила она, на этот раз каждое ее слово было полно уверенности. Она выпрямилась в кресле. — Я взяла бы твою боль и закуталась в псе так плотно, чтобы она больше никогда не коснулась ни одного из моих детей. Я бы ежедневно и до самой смерти выжигала себе глаза, если бы могла спасти хоть одного.

— Потому что ты мать, и так поступают все матери, — сказала я, кивая и думая о своем. Конечно, все ее жертвы в конечном счете не имеют значения. Я здесь в ловушке в руках этих людей, как годы раньше была в руках Хоакина.

— Нет, — возразила Рена, удивив меня. — Разве ты еще не поняла? Это потому что я Свет, и так мы все делаем. Это сделал Уоррен для Грегора и делал для тебя. Поэтому все остальные готовы пожертвовать собой ради него.

Потому что он Свет.

— О мой Бог! — Я мигнула, сердце мое дважды дало сбои, и я медленно села в кровати, стараясь не допустить, чтобы головокружение снова меня уложило. — Так вот оно что!

Репа вздрогнула, качание прекратилось.

— Что?

Превозмогая боль в желудке, я наклонилась и включила свет; почувствовала, как мое возбуждение, переходя в знание, добралось до Уоррена. Ощутила остатки аромата, протянула руку к стакану с водой на ночном столике и прижала его к щеке, чтобы охладить кожу. Потом выпила воды, чтобы прочистить сознание, заглушить пламя в желудке, не обращая внимания на остальное. Схватив свою спортивную сумку, я порылась в ней, взяла первую попавшуюся темную одежду. Это был костюм черной кошки, наполовину хлопок, наполовину нейлон, с неприлично глубоким вырезом, но тут я ничего не могла поделать.

— Он Свет. Они Свет. Они забрали мой голос.

Детали быстро вставали на место, но мне это продвижение казалось медленным: стрелки всегда стремительно бегут, когда времени не хватает.

— Боже мой, почему я не замечала этого раньше? «Замечала», — подумала я и едва не хихикнула. Мои глаза за твой голос.

— Куда ты? — спросила Рена, подавшись вперед: она услышала шелест моей одежды. Я мимо нее пробежала в ванную, собрала волосы в узел, плеснула в лицо холодной водой. «Мне понадобится помощь», — сообразила я, глядя на свое отражение в зеркале. То, что мне предстоит сделать, кажется невозможным. То, что я буду доказывать, — невероятным, даже мне самой,

— Не мне. Нам, — сказала я, возвращаясь в комнату. И смотрела на Рену, а она на меня, и я бы могла поклясться, что она меня видит. Она встала, и ее лицо оказалось в не скольких дюймах от моего.

— Тебе пора перестать молиться, Рена. — Я взяла ее за руку. — Мы идем спасать твоего любимого сына.