"Марфа-посадница или Плач по Великому Новгороду" - читать интересную книгу автора (Левашов Виктор)

Картина вторая

В ту же ночь, страшную от дымов и зарева пожарищ, в монастырский притвор, где среди прочих знатных новгородских мужей, плененных на Шелони, томился в оковах степенный посадник Дмитрий Борецкий, явился воевода Холмский. По его знаку стражники расковали Дмитрия и удалились. Они остались одни.

ДМИТРИЙ. Спаси Бог, князь. Хоть малая, да милость.

ХОЛМСКИЙ. Ни по что, Дмитрий. Я твой еще должник.

ДМИТРИЙ. Ни по что, князь. Нет, не должник ты мне. Не мнишь, что утеку? А, стража у ворот, дороги перекрыты, во все пределы мне заказан путь. Един открыт: на плаху. Дальше – к Богу.

ХОЛМСКИЙ. Я твой должник. Явился уплатить. По счету чести, как желал бы, чтоб мне платили так по этим же счетам. Ты спас мне жизнь. Молчи. Что скажешь, знаю. Напомню дело. Мыслю, помнишь сам. Но в этот час пора не просто помнить. Пора постигнуть промысел Господний, а он открылся в будущих делах, о чем ни я, ни ты тогда не знали. Итак, весной, едва сошли снега, явился к вам я, выполняя волю Москвы, с посольством…

ДМИТРИЙ. Продолжай – с каким?

ХОЛМСКИЙ. С посольством смелым.

ДМИТРИЙ. Смелым?

ХОЛМСКИЙ. Дерзким.

ДМИТРИЙ. Наглым!..

И грянул непомеркший в их памяти вечевой колокол Господина Великого Новгорода, площадь озарилась смоляными факелами, загудела возбужденной толпой, и на Вадимово место поднялся московский посол князь Холмский.

ХОЛМСКИЙ. Граждане новогородские! Великий князь московский, государь всея Руси, моими устами говорит с вами! Мы долго терпели чинимые вами досады. Вздумав быть смелыми в надежде показаться нам страшными, вы захватили многие наши доходы, земли и воды великокняжеские. Не остерегал ли вас великий князь Иоанн, не передал ли с посадником вашим: «Скажи новгородцам, моей отчине, чтоб они, признав вину свою, исправились; в земли и воды мои не вступалися, имя мое держали честно и грозно по старине, исполняя обет крестный, если хотят от меня покровительства и милости; скажи: всякому терпению бывает конец и мое не продлится». Вняли вы гласу сему? Нет. И чаша терпения нашего скудельна!..

УПАДЫШ (выскакивая перед Вадимовым местом). В шеломе он! На месте нашем святом! Сними шелом, посол!

ХОЛМСКИЙ. Кто мне, послу, указ?

УПАДЫШ. Посадники! Люд вольный! Дмитрий! Марфа! Святой устав наш не указ ему!

ДМИТРИЙ. Смирись пред обычаем великого народа, московитянин!

УПАДЫШ. Смирись! Не то тебя, москвич, мы…

ДМИТРИЙ. Унять!

Упадыша умиряют.

МАРФА. Смирись же, князь. В том нет тебе бесчестья.

ХОЛМСКИЙ. Смирюсь, чтоб довести посольство до конца. (Сняв шлем, продолжает.) Граждане новгородские! Не угрозу я вам принес, но пеню. Быв всегда старшими сынами Руси, вы вдруг отдалилсь от братьев своих. И в какие времена! О стыд имени русского! Бог в неисповедимом совете своем наслал на нас татар, земля русская обагряется кровью русской, города и села пылают, гремят цепи на девах и старцах. Что ж новгородцы? Спешат ли на помощь братьям своим? Пользуясь своим удалением, они богатеют, презрев долг свой. Русские считают язвы свои, новугородцы считают золотые монеты. Русские в узах, новугородцы славят вольность свою! Но земля русская воскресает. Небо примирилось с нами, и мечи татарские иступились. Берега Камы были свидетелями побед наших. Еще удар последний не свершился, но Иоанн не опустит руки своей, пока не настанет время славы и торжества христианского. Сей близок час! Но радость его не будет совершенна, доколе древний Новгород не возвратится под сень отечества, под руку Иоанна. Вы оскорбляли предков его, он готов все забыть. Разум и смирение – вот чего он взыскует от вас!.. Покуда все. Хочу услышать вече.

Холмский сходят с Вадимова места.

ЗАХАРИЙ ОВИН. Пусть Марфа говорит!

УПАДЫШ (подсунувшись). Как? Марфа?

НАЗАРИЙ. Да, Марфа. Пусть говорит.

УПАДЫШ. Внял. Пусть Марфа! Марфа! Марфа!

ДМИТРИЙ. Мать, вече ждет.

Младший сын Марфы, совсем еще юный ФЕДОР, подает матери руку и возводит ее на помост.

МАРФА. Мужи вольные, граждане Великого Новограда! И ты, посол! Жене не должно говорить на вече. Но предки мои были как братья Вадиму, чья кровь навек освятила для нас сие место, отец и муж мой, степенный посадник, погибли, сражаясь за вольность нашу. Вот мое право быть пред вами. Вас называют отступниками. За то ли, что вы подъяли из гроба славу предков своих? Князь московский укоряет Новгород благоденствием. Так: цветут вотчины новгородские, житницы полнятся, великая Ганза гордится союзом с нами, а земля русская обагряется кровью. Но не мы, о россияне, несчастные, но всегда любезные нам братья, не мы, но вы нас оставили, когда пали на колени пред ханом и требовали цепей для поносной жизни, когда свирепый Батый, видя свободу единого Новограда, устремился растерзать его смелых граждан. Напрасно с высоты башен взор наш искал вдали легионы русских в надежде, что они захотят в последней ограде русской вольности сразиться с неверными! Одни робкие толпы беглецов притекали к стенам, они требовали не мечей, а хлеба и крова, и получали. Видя отважность Новгорода, Батый предпочел безопасность свою злобному удовольствию мести. И удалился! И вновь напрасно граждане новгородские молили князей воспользоваться тем и общими силами, с именем Бога русского, ударить по врагу. Но нет, князья платили дань и бегали в стан татарский порочить друг друга! Но если слово «победа» еще сохранилось в языке русском, то не гром ли новгородского оружия не дал его позабыть? А ныне Иоанн желает повелевать великим градом! Не диво, он видел богатство и славу его. Но мы богаты, оттого что мы свободны. С утратой вольности иссякнет и самый источник нашего благоденствия, лишь одна она оживляет трудолюбие, изощряет серпы и златит нивы. Нищета и убогость удел недостойных граждан, не умевших хранить вольность – главное наследие предков наших! Скажите «да» послу Иоанна, и еще при жизни вашей увидите вы, как померкнет слава града великого, опустеют концы его, захиреют промыслы и ремесла, и само великолепие его станет баснею народов. Жаждете ли доли такой?

Гулом негодования ответило вече.

МАРФА. Теперь ты знаешь, князь, какой ответ принести своему господину.

ХОЛМСКИЙ (вновь поднявшись на Вадимово место). Великий князь московский повелел передать вам: буде не внемлете вы гласу благоразумия, будете вразумлены мечом. Все войско Иоанново, готовое сокрушить татар, явится прежде глазам вашим. Вот выбор ваш: смиренье или война.

МАРФА. Так говорят с рабами, князь. Нет выбора у нас. Мы всем готовы оплатить свободу нашу – и жизнею своей, и жизнью тех, чья жизнь для нас превыше жизни нашей. (Дмитрию.) В сей ладанке, мой сын, земля твоей земли, согретая святой Вадима кровью. Владели ею твой отец и дед, и прадед. И все сложили головы в боях за нашу вольность. Приемлешь ли ее, мой Дмитрий, ныне, когда хотят нас в рабство обратить?

ДМИТРИЙ. Благослови.

МАРФА (надевает на него ладанку). Благословенен будь!

ХОЛМСКИЙ. Как бы тебе и новгородским женам не пришлось в скором времени люто покаяться в таком благословении сынам своим!

ДМИТРИЙ. Ты угрожаешь нам!

ХОЛМСКИЙ. Да. Таково мое посольство. Я завершил его.

УПАДЫШ. Смерть дерзкому! Умри, московский пес! С моста его! Мужи, ужели стерпим?!

Толпа угрожающе придвигается к Вадимову месту. Молодые посадники обнажают мечи. Дмитрий встает между Холмским и разъяренной толпой.

ДМИТРИЙ. Сперва меня. С моста. Мечом. Каменьем.

ФЕДОР. Кого ты защищаешь, брат? Он дерзнул угрожать Великому Новгороду!

ДМИТРИЙ. Я защищаю честь свою и твою. И честь Великого Новгорода. Посол – гость. Бывает ли больше бесчестья, чем для хозяина, в доме которого обидели гостя?

ФЕДОР. Но, брат!..

ДМИТРИЙ. Сейчас не брат я тебе. Сейчас я степенный посадник, свободно выбранный гражданами великого свободного города. И властью своей велю: убрать оружие! С дороги – прочь!

Толпа расступается.

ДМИТРИЙ. Свободен путь твой, князь. Езжай с добром. Но приведись на поле бранном нам встретиться – посмотрим, с кем Бог…

Холмский спускается с Вадимова места. Истаивают огни факелов, исчезает гул веча, и вновь Холмский и Дмитрий одни в ночном монастырском притворе.

ХОЛМСКИЙ. Мы встретились…

ДМИТРИЙ. Бог был с тобой.

ХОЛМСКИЙ. Оставим Бога, Дмитрий. Бог с тем, с кем сила. Сила ныне с нами. Вы слишком долго жили в мире и благоденствии. Мы бедствовали и воевали. Трое новогородцев были против одного моего ратника на Шелони. И что ж? Мечи ваши изъела ржа, рука отвыкла. Нет вольности, когда нет сил оборонять ее. Новгород обречен.

ДМИТРИЙ. Так мыслишь, что народ мирный и трудолюбивый беззащитен пред варваром, яки овца пред голодным волком?

ХОЛМСКИЙ. Выходит, так. Ржа изъела не токмо мечи ваши, но и единство ваше. Попомни вече. Кроме мужей достойных, преданных господину своего, вольному Новгороду, кто яро требовал к ответу мне мать твою Марфу, зная силу слова ее? Кто разъярял чернь убить меня, московского посла, зная, что деяние сие возбудит гнев грозный и праведный Иоанна и даст ему повод к войне? Вернись в тот час, Димитрий!

И вновь – вечевая площадь, дымные факелы и грозный ропот толпа. И вновь:

ЗАХАРИЙ ОВИН. Пусть Марфа говорит!

УПАДЫШ. Как! Марфа?

НАЗАРИЙ. Да, Марфа!

УПАДЫШ. Внял. Пусть Марфа! Марфа! Марфа!..

Молчание.

ДМИТРИЙ. Захарий Овин, дьяк вечевой. Назар, подвойский. Партия не наша. За ними есть еще. То знали мы всегда.

ХОЛМСКИЙ. Так знай еще: они уже стоят посольством в Яжелбицах. И молят мира. На любых условьях.

ДМИТРИЙ. Новугород не сдан!

ХОЛМСКИЙ. Падет. И в нем измена. Некто Упадыш с шильниками пушки заклепит железом. Есть замыслы еще.

ДМИТРИЙ. Зачем мне это знать!

ХОЛМСКИЙ. Скажу. Наутро суд. Иоанн строг. Но милостив к друзьям. Тебя всегда хотел он видеть в верных своих. Честь твоя и рода твоего порука верности. За тем пожаловал он тебя боярином московским.

ДМИТРИЙ. Я не просил того!

ХОЛМСКИЙ. То знак был. Ты не внял. Ныне открыт нам промысел Господний. Прими его. Склонись пред Иоанном. Вернись в Новгород, склони вече к благоразумию. К чему нам еще кровь, ее и так реки. Тебе поверят.

ДМИТРИЙ. И что скажу я, в Новгород возвратясь? Как глядеть мне в глаза матерей и жен, чьи сыновья и мужи вышли со мной на бой за свободу и уж не вернутся в родные околья? Как, князь?

ХОЛМСКИЙ. Ты доблестен, Димитрий. Но не мудр. (Помолчав.) Свободен ты. Нет у ворот охраны. И кони ждут ночной горячей скачки. А свежих на любой подставе получишь тотчас именем моим. Теки в любой предел!

ДМИТРИЙ. В какой!

ХОЛМСКИЙ. Того знать не желаю.

ДМИТРИЙ. Измена, князь. Что скажет Иоанн, когда проведает?

ХОЛМСКИЙ. Ему слуга я верный. Но не холоп. Превыше службы – честь. А выше только Бог!.. Спеши. Уж утро близится. Спеши!

ДМИТРИЙ. Уж утро близится… туманные долины… О сказочная русская земля!.. Спаси Бог, князь. Я не боюсь суда.

ХОЛМСКИЙ. Судилища!

ДМИТРИЙ. Тем паче!..