"Жаркий месяц саратан" - читать интересную книгу автора (Светиков Виктор Николаевич)

ЛЮДИ ПЕРВОГО ШАГА

Полчаса назад, когда начался душманский обстрел, я был рядом с ним, видел его совершенно спокойное лицо, будто бы не вздрагивала от разрывов реактивных снарядов каменистая земля и с противным визгом не полосовали утренний воздух осколки. Теперь он вдруг разволновался, покраснел, словно совестливый ученик, не выучивший урок. Нервно мял панаму и все время тыльной стороной вытирал пот со лба.

— Товарищи, — старший лейтенант Владимир Раноев до предела напряг голосовые связки. Где-то рядом шел бой, и артиллерийская канонада мешала ему говорить. — Есть предложение послушать Сторожева...

Сторожев — роста невысокого, глаза у него серьезные, лицо совсем еще юное — порывисто приподнялся, касаясь головой маскировочной сети. Все никак не мог собраться с мыслями.

— Расскажите о себе, — участливо подсказал Раноев.

— Родился в Краснодарском крае, в станице Ленинградской. Отец Иван Петрович работает механизатором в совхозе, мать Вера Николаевна тоже в совхозе...

— Погромче, пожалуйста, — бросил кто-то. — Из-за этой канонады ничего не слышно.

— Есть два брата, — взлетел голос, — старший Иван — тракторист, служил на флоте, сейчас в Тюменской области на нефтеразработках. Младший Борис учится в профессионально-техническом училище. Что еще сказать? До армии окончил автошколу ДОСААФ. Поработать самостоятельно еще не довелось. Вот после срочной поеду к родителям, шофером в совхоз...

— Так то до армии было, а у нас вы поработали, прямо скажем, неплохо, — заметил сидевший под самой маскировочной сетью политработник Александр Щербань...

В подразделении саперов шло партийное собрание. Принимали кандидатом в члены партии механика-водителя инженерной машины разграждения (ИМР) младшего сержанта Геннадия Сторожева. Принимали по рекомендациям, которые написали подполковник Николай Георгиевич Антоненко, лейтенант Раис Садыков и товарищи по комсомольской организации.

Антоненко написал, что знает младшего сержанта по времени не очень давно. Но знает хорошо, потому что тут, в Афганистане, и небольшого срока вполне достаточно, чтобы изучить человека: в бою ведь не притворишься, не покажешь себя лучше, чем ты есть на самом деле.

Прав Николай Георгиевич, десятки, сотни солдат и офицеров, вставших в ряды партии на земле Афганистана, делом доказывают, что здесь при принятии в КПСС ошибок, как правило, не бывает. В боевой обстановке люди быстро раскрываются, показывая свои истинные духовные качества.

Полгода назад в мотострелковом подразделении приняли кандидатом в члены партии заместителя командира взвода сержанта Хусаина Бетиева. Через несколько дней после собрания он вступил в неравный бой с душманами. Прикрывал отход товарищей. До последнего патрона. И победил. Жив остался чудом. Этот бой стал еще одной характеристикой его деловых достоинств. На заседании парткомиссии при политотделе секретарь сообщил, что Бетиев представлен к боевой награде — ордену Красной Звезды, что такие люди, как он, отдают всего себя службе, ударно трудятся у заводских станков и на хлеборобной ниве. И будем надеяться, что он до конца жизни будет бойцом, останется, образно говоря, в том окопе, из которого вел огонь, защищая правое дело.

На земле Афганистана стали коммунистами братья-близнецы старшие сержанты Иван и Сергей Строителевы. Оба награждены орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». В армии были заместителями командиров взводов, а возвратившись на Горьковский автозавод, стали работать водителями-испытателями. Их знают и уважают все за большое трудолюбие, честность, бескомпромиссность в борьбе с тунеядцами, хапугами, хулиганами.

Добрую память в одной из частей хранят о кавалере ордена Красной Звезды Анатолии Качалине. С честью и достоинством он выполнял воинский и интернациональный долг, был принят в ряды партии. Уволившись в запас, поступил в Московский авиационный институт, где проявил свои лучшие партийные качества. Коммунисты избрали его делегатом XXVII съезда КПСС.

Таких замечательных питомцев армейской боевой школы можно встретить в разных наших городах и селах. Золотые парни!

...Обсуждение заявления младшего сержанта Сторожева, как и в свое время сержанта Бетиева, было емким, коротким, но деловым. Выступившие на собрании подполковник Николай Антоненко, майоры Юрий Пиндас, Александр Щербань и лейтенант Раис Садыков выразили единое мнение: Геннадий достоин быть коммунистом.

Товарищи не ошиблись в Геннадии. Я тоже был свидетелем его мужественной солдатской работы. Он вел инженерную машину разграждения по сплошь заминированному полю: подразделение в провинции Пактия очищало проход для афганской части. Идущим впереди саперам с собаками минно-розыскной службы, со щупами и миноискателями найти все, чем напичкали землю душманы, не удавалось. Оставшиеся мины «ловили» тралами боевые машины.

Помню, у небольшого кишлака из-под гусениц ИМР, управляемой Сторожевым, поднялось облако пыли, раздался взрыв, короткий и резкий.

— Ранен? — подбежал к Сторожеву коммунист лейтенант медицинской службы Николай Соколянский.

— Нет, — спокойно ответил Геннадий. — Просто грязью в лицо ударило. Сейчас проморгаюсь...

Вскоре он уже орудовал ключами, что-то кричал, отдавая команды подошедшим ремонтникам — спешил быстрее «вылечить» раненую машину.

Тот день словно еще раз решил испытать младшего сержанта на мужество: уже на подходе к конечной цели ИМР подорвалась на двух минах английского производства, уложенных одна на другую. А вечером на листочке из ученической тетради в клетку Геннадий писал родителям: «Рад сообщить, что меня приняли в ряды ленинской партии. Это большая для меня честь».

Что движет людьми, решившими связать свою судьбу с партией? Высокие ее цели, которые захватывают полностью. Желание активно участвовать в их достижении. А еще, как сказал мне младший сержант Сторожев, быть похожим на таких коммунистов, как майор Юрий Лещенко, капитан Геннадий Семидумов, лейтенант Павел Ремизов, Владимир Саблин...

...Сначала я увидел его издалека: впереди огромного танка с тралом в руке шагал маленького роста человек. Даже показалось смешным — воскресился в памяти эпизод из кинофильма: вышел на прогулку аристократ, идет степенно по дороге, а за ним медленно катится вместительный автомобиль. Но тут — другое. Мне-то хорошо было известно, что в любое мгновение под тралом может рвануть мина. Поднятые взрывом камни, комья земли разнесутся на сотни шагов. А человек находился от машины всего в нескольких десятках метров.

— Володя Саблин, — совсем не по-командирски, а скорее, с отцовской гордостью произнес подполковник Антоненко. Больше Николай Георгиевич ничего не сказал: что, мол, говорить-то, все сами видите.

Признаться, тогда я не понял, зачем такой риск, и не спросил об этом. Когда стал догонять Саблина, он повернулся назад, и на его почти черном от загара лице с обтянутыми скулами блеснула обаятельная улыбка. Предназначалась она молодому механику-водителю боевой машины, напряженно сосредоточившему взгляд на фигуре Саблина. Наверное, офицер для него в те часы, наполненные риском, опасностью, был самым дорогим на свете человеком. Офицер указывал солдату направление движения, так как саперы, очищавшие дорогу с помощью миноискателя, ушли далеко вперед. А своим близким присутствием Владимир ободрял подчиненных. Вот, оказывается, с какой целью совершал «прогулку» лейтенант: он словно говорил необстрелянному еще механику-водителю — вот видишь, я же иду...

Потом мы с Владимиром разговорились. Отвечал он на мои вопросы лаконично. Родился в деревне Коробихе, что в Восточно-Казахстанской области, окончил Тюменское высшее военно-инженерное командное училище имени маршала инженерных войск А. И. Прошлякова. Когда спросил о партийной принадлежности, Владимир неожиданно резко повернулся и сказал удивленно: «Конечно же!» Позже я узнал, что в роте он — партийный секретарь.

И еще была одна встреча с коммунистом Саблиным, которой никогда не забыть. Тогда при переходе через горную речушку, с трудом пробивавшую себе дорогу среди огромных валунов, на фугасе взлетел танк. Его приподняло над камнями и тут же объяло пламенем. Механика-водителя младшего сержанта Хамзу Бердиева выбросило в речку. Товарищи тут же помогли ему добраться до укрытия: вот-вот должен был рвануть боекомплект.

— Там Ляшенко, — прохрипел Бердиев. — Сознание потерял...

А танк уже полыхал вовсю. Жаркие языки огня лизали броню. Идти к нему — опасность смертельная. И тут вскочил Саблин и побежал. Создавалось впечатление, что он слишком уж медлителен. У всех на уме было одно: сумеет ли спасти неутомимого старшего прапорщика Владимира Ляшенко, который мог не спать, чтобы вовремя боевую машину в строй поставить, не есть, лишь бы только его подчиненные были сыты.

Саблин обогнул ревущую в огне машину и исчез из вида. Секунды ожидания казались часами. Наконец увидели, как лейтенант, взвалив на себя великана Ляшенко и ставший под этой тяжестью совсем маленьким, тащит его в укрытие. И даже когда рванул боекомплект, Саблин не дрогнул, спасая товарища. Спустил его к нам, в укрытие, и только тогда спрыгнул сам.

И еще об одном сапере, человеке первого шага, обязательно хочется рассказать. О коммунисте, командире саперной роты капитане Геннадии Семидумове. Мне довелось видеть, как он обезвреживает мину, и я пытался ответить на вопрос: о чем думает Геннадий в эти минуты? О смерти, которая в любое мгновение яркой вспышкой мелькнет перед глазами? О жизни, бурлящей кругом? Наверное, главная его мысль — лишь бы быть живым, сейчас достаточно этого одного счастья. Потом Геннадий поправит меня. Тайна бытия человеческого, скажет он словами одного из русских классиков, не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. И улыбнется, мол, дитя живет при матери, а солдат при смерти. Ответит и на мой вопрос. Но это будет потом.

А в те минуты Геннадий с нежностью человека, касающегося лица любимой, очищал землю вокруг мины. Даже издалека видно было, насколько он сосредоточен каждой своей клеткой. Ни одного лишнего движения, хотя пот давно уже выступил на его спине, бисером блестел на лбу и щеках.

Мне приходилось наблюдать за действиями хирурга во время операции. Четкость, сдержанность, профессионализм бросались в глаза. Пожалуй, только с ним, хирургом-ювелиром, мастером экстракласса могу сравнить работу сапера.

Но врач-то знает строение человека. Сапер, приступая к разминированию, должен еще изучить, что за штуку придется обезвредить, особенно здесь, на земле Афганистана. Ведь взрывные устройства душманам поступают со всех концов света: обычные, с «сюрпризом», «неизвлекалки», управляемые по радио и по проводам, пластиковые — ничем от пластилина не отличишь, мины в пластмассовых корпусах... И каждую надо точно определить: что собой представляет. Ошибка, понятно, исключается.

На счету Семидумова сто сорок четыре взрывоопасных предмета, уничтоженных им здесь лично (справка взята из представления его к ордену Красного Знамени). Тот, над которым он сейчас «колдовал», был сто сорок пятым.

Статистика — вещь, конечно, хорошая. Но она не всегда справедлива. Бывает, одно разминирование равно десяткам, а то и сотням. Да и не ведут сами саперы такого учета. У них другая «бухгалтерия»: что нового в очередной мине, какой урок извлечь надо. Всякий «сюрприз» — это тоже чей-то ум. Значит, твоя задача — оказаться умнее, сметливее.

А сколько уничтожено всех взрывоопасных предметов на земле Афганистана советскими саперами? Ответа не нашел — просто нет такого учета. Зато нашел другую цифру. Выполняя интернациональный долг в Алжире, наши саперы в свое время обезвредили 1,5 миллиона мин. В Афганистане наши саперы трудятся с неменьшим напряжением.

Взрывоопасный предмет, который обезвреживал теперь Геннадий, назывался тээской (противотанковая мина итальянского производства ТS-6,1). Мина относилась к разряду обычных, но от нее тянулся проводок.

Значит, есть секрет. Такие, как правило, уничтожаются на месте. Капитан решил ее обезвредить, удалив взрыватель.

Душманы установили мину на спуске к арыку, почти у самой кромки воды. Кто бывал в Афганистане, тот знает, какое искусство нужно, чтобы поднять воду в горные кишлаки. Я уже не говорю, сколько труда вкладывается в это. В тоненьком, словно кровеносная жилка, ручейке бьется порой жизнь десятков семей дехкан. За ним бережно ухаживают, охраняют от разрушений как зеницу ока.

О том, что дорога заминирована, старейшинам кишлака сообщили вездесущие бачата (мальчишки), выследившие душманов. Старейшины обратились за помощью к советским саперам. К, ним сейчас же выехал капитан Семидумов со своими подчиненными, а они в роте под стать командиру — сержант Николай Шопин, старший сержант Фердаускас Рахимов, младший сержант Андрей Панихин, ефрейтор Эдуард Еременко, рядовой Олег Орешников и другие. Многие из них имеют боевые награды.

Те мины, которые можно безболезненно для жителей кишлака уничтожить, саперы подорвали толовыми шашками. А эта, над которой склонился Семидумов, если ее взорвать, могла разрушить арык, чего капитану не хотелось допустить: уж больно умоляюще смотрели на него дехкане. Они даже не произносили обычное: «Аллах-акбар» (аллах велик), будто Геннадий на земле выполнял его пророческую миссию.

Была и еще одна причина: по своей натуре Семидумов вдохновенный человек, как талантливый поэт или музыкант. Единоборство с миной для него и есть творчество. Сотворить победу — вот его талант. А как тут обойтись без риска?

Многие из подчиненных капитана просили разрешить им обезвредить мину. Семидумов решил сделать это сам. У него такое правило: самое трудное, самое опасное брать на себя.

Как-то душманы обстреляли реактивными снарядами Чарикар, уездный центр провинции Парван. Один снаряд, не разорвавшись, врезался в стену клуба афгано-советской дружбы. Здание построено совсем недавно, и оно было, пожалуй, одним из самых добротных во всем городе. Афганские товарищи хотели уничтожить снаряд, заложив под него толовую шашку, но тогда разнесет весь дом. И они приехали посоветоваться с советскими саперами: вдруг можно сохранить клуб? Хотя, как мне признался уездный секретарь НДПА, надежд было мало — слишком велик был риск.

— Разрешите мне поехать? — упредил решение командира Семидумов.

«Этот может», — подумал тогда командир саперного подразделения подполковник Николай Георгиевич Антоненко, давая добро. Слово «может» у подполковника служит высшей оценкой человека. Может — значит, профессионал (никто не ценит профессионала так, как саперы), значит, мужествен, смел, трудолюбив.

Естественно, обезвреживать снаряд в стене — дело для одного сложное и трудоемкое. И капитан взял с собой добровольцев сержанта Сергея Немойкина и рядового Николая Данилова — саперов высокого класса.

Приехали. Приступили к работе. Пришлось использовать не только пальцы, но и инструменты. Ведь стена есть стена, а не земля. И кто знает, отчего не взорвался снаряд? Ведь достаточно незначительного удара по корпусу, чтобы расстаться с жизнью. Вот тут и подумаешь, а есть ли более опасная профессия, чем профессия сапера?

Капитан и его подчиненные затратили полдня, чтобы вытащить снаряд. А когда в безопасном месте прогрохотал взрыв, аксакалы устроили в честь саперов настоящий праздник. Звучали дойра и рубоб, мелодичный, протяжный голос певца прославлял мужество и благородство шурави. И восхищенно смотрели на них ребятишки: дети не умеют лгать, их светлые глаза — словно живая поверхность их сердец.

О самопожертвовании, этой второй натуре Семидумова, подполковник Антоненко, другие сослуживцы Геннадия рассказывали много. Отмечали и грамотное тактическое мышление офицера. Такой, скажем, эпизод.

Однажды рота под командованием капитана занималась разминированием плодородного поля в ущелье за Джелалабадом. Душманы там буквально живого места не оставили — все пространство утыкали смертоносными «плодами», в основном итальянского и английского производства. Под вечер со всех сторон ущелья открылась стрельба. Вскоре из охранения доложили: душманы крупными силами пытаются окружить роту.

Наверное, главарь банды думал, что шурави в такой ситуации займут круговую оборону. Ему тогда удастся либо разгромить их, либо с высот нанести серьезные потери. Но Семидумов еще в высшем военно-инженерном училище, как говорится, зарубил себе на носу: лучший вид обороны — наступление.

Оставшись с небольшой группой в ущелье, он прикрыл маневр остальных сил роты. В критический момент боя ему пришлось вызвать огонь на себя, зато смелое решение помогло не только избежать потерь, но и нанести душманам поражение. Рота уничтожила несколько десятков бандитов, пятерых захватила в плен, богатыми оказались и трофеи — около трех тысяч противотанковых мин, 15 ракет «Стрела», другое оружие...

А сейчас капитан продолжал спокойно работать с миной. Правда, спина у него стала совсем мокрой. Он, наконец, встал и первым делом провел тыльной стороной ладони по лицу. Потом улыбнулся: дескать, все в порядке.

Мы с ним расположились в тени арчовых деревьев. От быстротекущей воды в арыке тянуло приятной прохладой. Геннадий мягко улыбался и сдержанно рассказывал о себе.

Родился и вырос в Тюмени. Там живут его родители — мать Людмила Львовна, врач профилактория аккумуляторного завода, и отец Мефодий Иванович, шофер автоколонны. Жена Людмила с дочкой пяти лет и сынишкой трех лет сейчас в Калининграде, где служил Семидумов. Показывая фотографии, признался, что часто в мыслях уносится к ним и что здесь все они стали ему еще ближе и роднее.

Нахлынувшие было воспоминания о родных Геннадий резко оборвал. Повел разговор о своих сослуживцах. Первым вспомнил бывшего командира роты старшего лейтенанта Валентина Лапшина, которого он сменил на этой должности. Многому тот научил его здесь, на афганской земле. Терпеливо передавал все, до чего сам доходил ценою пота, а порою, и крови. Потом завел речь о подполковнике Антоненко, вспомнил его фразу: «Разминирование, как правило, бывает кратким, но труд — долгим и постоянным». И еще: «В бою ничто не совершается без подготовленности в душе».

О своих подчиненных Семидумов отзывался с гордостью и любовью, как отец, вырастивший умных детей.

Командиры взводов лейтенант Александр Почижерцев, старшие лейтенанты Александр Савчук и Олег Кошевский — замечательные офицеры, а каждый сержант и солдат — личность. Запомнилось, как тепло рисовал Геннадий образ рядового Олега Орешникова, прекрасного водителя, не раз смотревшего смерти в лицо. Ему, недавнему выпускнику автошколы ДОСААФ, приходилось доставлять в подразделение боеприпасы. Из рассказов передо мной как наяву вставал образ: мчится солдат на машине с боеприпасами — стекла пробиты душманскими пулями, вздрагивают борта от автоматных очередей, а он — только вперед. Вечером одного из таких трудных дней приняли Орешникова в партию.

— Так пополняется наша парторганизация, — с гордостью заключил капитан. И снова продолжил рассказ о подчиненных.

Я уже знал, что Геннадий ведет переписку с родителями многих из них. Два-три добрых слова о сыне говорил командир роты, и какая это радость матери и отцу! Те в свою очередь сообщают какие-то важные моменты в характере солдата: в воспитательной работе здорово помогает.

— Времени, наверное, не хватает? — интересуюсь у него.

— Что вы? — удивляется Семидумов. — У меня же помощники — секретарь наш партийный, прапорщик Николай Косюга, комсомольские активисты — ефрейтор Эдуард Еременко, младший сержант Евгений Иванов… Коммунистами на днях стали.

Я вспомнил выход подразделения на одно из заданий в горы. Каждый сапер, кроме автомата, нес лопату, сумку с рабочим инструментом, толовые шашки и еще какие-то вещи. Поклажа нелегкая, если учесть, что шагать-то надо по горам. Вот почему физическая подготовка для сапера очень важна. Живя в подразделении, наблюдал, как солдаты даже в жару в свободное время (а его здесь совсем немного) занимались в спортивном городке.

— Саперное дело терпения требует, наблюдательности, — размышлял Семидумов. — Обнаружить в земле смерть можно по демаскирующим признакам — зарубки на деревьях, примятая трава, грунт как-то взрыхлен, куски проволоки могут быть, нить натянутая... Да мало ли...

— А зачем зарубки?

— Так они же сами по тропам ходят, других-то путей в горах нет, следовательно, пометить надо, где мина поставлена.

Говорил Семидумов о самых разных вещах в жизни и службе с медлительной твердостью. Так человек обеими руками отрывает от земли тяжесть.

Запомнилась и его горячая убежденность в светлом будущем Афганистана. Своими глазами он видел отрадные перемены, которые происходят в обществе. Геннадий дружит со многими афганцами, особенно с офицерами саперной части, что расположена неподалеку. Проводя в роте, скажем, политчас на тему советско-афганской дружбы, непременно пригласит кого-либо из них,

— Контакты самые тесные, — заметил Семидумов. — Да и как же иначе, мы ведь берега одной реки... — Подумав, добавил: — Революции.

Мне было известно, что на следующий день по просьбе командования афганской армии наши саперы переберутся для работы почти к самой границе с Пакистаном. Частые обстрелы, множество мин ожидали их.

— Еще труднее будет, — замечаю.

— Нам не привыкать. А потом... Ведь талант в том и состоит, чтобы преодолеть трудности.

...Мы прощались, и я все же спросил:

— О чем, Геннадий, думал, обезвреживая мину?

— О чем думал? Знаете, пот застилал глаза и я все время беспокоился, чтобы он не помешал мне в работе.

Вот так, без громких слов коммунисты нашего ограниченного контингента войск в ДРА совершают мужественные поступки в самых трудных и рискованных ситуациях, делают первыми шаг вперед, навстречу опасности, берут на себя ношу потяжелее.

Пример коммунистов... В трудных условиях службы в Афганистане, в боевых условиях авангардная роль партийцев особенно зрима.

Улетал я на вертолете, экипаж которого прошедшей ночью в очень опасных условиях забирал раненого с крохотного пятачка в крутых горах. В составе экипажа — коммунисты. Командир майор Василий Головков, летчик-штурман капитан Сергей Захаров, борттехник старший лейтенант Сергей Анников. В каких только переплетах не пришлось им бывать! Иногда казалось, что все, отлетались. Силой воли, мужеством брали очередной боевой рубеж. Например, однажды доставляли подразделению, находившемуся высоко в горах, боеприпасы и продовольствие. Там как раз шел ожесточенный бой. Приземлились буквально на одно колесо — другое висело над пропастью. Едва успели выгрузиться, бандитский гранатометчик ударил прямо по низу вертолета, разбил висящее колесо. Улетели без него. А на аэродроме насчитали в машине свыше пятидесяти пробоин от пуль и осколков гранат.

На следующий день вертолет снова отправился на выполнение задания. Экипаж и механики за ночь успели залатать пробоины.

— С партийным билетом, — говорил мне политработник Николай Петрович Волков, — человек словно бы удваивает, утраивает свои силы. И если в каком-то подразделении намечался срыв, мы в первую очередь направляли туда коммунистов, увеличивая партийную прослойку.

Рассказ Николая Петровича ассоциировался у меня с прочитанным о войне. Ведь именно так происходило на фронте: боеспособность подразделения или части зачастую определялась не количеством оружия, а числом коммунистов. Так и сегодня.

С офицером Волковым мы познакомились в местечке, что на самом востоке провинции Пактия. Он увлеченно беседовал с группой воинов. Я тоже невольно заслушался. Николай Петрович говорил о том, как важно всем, кто служит в Афганистане, достойно представлять родину Октября. А это значит — каждым своим поступком демонстрировать лучшие качества советского человека.

О самом офицере товарищи и подчиненные говорят, что душа у него нараспашку. Он все время с людьми, ни от одного их вопроса не уходит. Когда спит — не видели. Когда в одиночестве сидит — тоже не видели. Любой разговор в подразделениях начинает со слов: «Накормлены ли люди? Получили газеты?»

Коммунисты ограниченного контингента советских войск в Афганистане... Знакомясь с ними, воочию убеждаешься в их глубинной внутренней связи с теми, кто с партийными билетами сражался на фронтах гражданской и Великой Отечественной войн. У них тоже много обязанностей, но главная — быть первыми там, где трудно, где опасно. И основное оружие одно — личный пример мужества и доблести. Они и впрямь, по выражению одного известного писателя, сгусток человеческой красоты, преданные партии до последнего дыхания, гордый и вдохновляющий пример для товарищей по оружию.

Добавлю к этому, что большинство Героев Советского Союза, получивших высокое звание за выполнение интернационального долга в Афганистане, коммунисты.