"Львы и Драконы" - читать интересную книгу автора (Исьемини Виктор)

Глава 42

Трельвеллин прислушался – заскрипели ворота, раздался стук копыт, молодые веселые голоса. Возвратился Аллок Ллиннот. Младший сын все чаше отправлялся на разведку, его занимали новые люди, обосновавшиеся в старой крепости недалеко от границы. Эти воины в белых плащах, рассказывал Аллок, умеют воевать не так, как прежние противники, они хитры и осторожны. В крепость частенько подходят новые и новые отряды.

Теперь уже скоро зима, но с наступлением тепла наверняка начнется война – так считает принц. У самого Трельвеллина были сомнения на этот счет, он полагал, что Империя сейчас слишком занята собственными междоусобицами, чтобы пытаться возвратить занятый эльфами Феллиост. С другой стороны, войны не избежать в любом случае, поскольку эльфам нельзя останавливаться. Сейчас Феллиост, но за ним должны непременно последовать другие завоевания, людям нельзя давать опомниться и укрепить границу. Правда, возможности на южном берегу Великой у Первого Народа не те, что на обжитых землях. Здесь слишком слабы гунгиллины создания, зверье уничтожено охотниками, чащобы вырублены под пашни и перерезаны купеческими трактами. А ведь леса с их дикими обитателями – вернейшее оружие эльфов… Делать нечего, здесь, на юге, Мать слаба и приходится волей-неволей учиться людским военным премудростям, верховой езде, применению тяжелого оружия и доспехов. Аллок Ллиннот преуспел в человеческих боевых искусствах, это хорошо. Но он пренебрегает заветами предков, все реже прибегает к мудрости, накопленной веками… Прав ли он?

На лестнице заскрипели ступени, чуткий слух короля различил знакомые шаги, Аллок явился рассказать о нынешней вылазке.

Отворилась дверь, принц вошел и поклонился.

– Ты не стучишь, – заметил Трельвеллин, – а если бы я был занят?

– Мне сказали, что этот, как его… епископ – полчаса назад покинул тебя, – пожал плечами Аллок, и прошел в комнату, бренча кольчугой и по-чужому пахнущий конским потом и сталью. – После его ухода ты всегда подолгу размышляешь, разве не так? Отец, зачем эти беседы?

– Я хочу понять.

– Ты сам говорил, что понять людей невозможно.

– Невозможно? – король приподнял брови. – Я говорил такое? Нет, Аллок, понять короткоживущих сложно, но я уже во многом разобрался. Зачем, спрашиваешь ты… Это необходимо. Здесь не те леса, что на севере, здесь недостаточно дичи и мало садов. Волей-неволей мы оказываемся в зависимости от дани, которую по совету Филлиноэртли взимаем с местных людей, от их зерна и овощей. Значит, я должен хорошо понимать их. Хотя мне это не по душе… Быть их сеньором, их господином… Это непривычно.

Аллок прошел по комнате, зачем-то выглянул в окно, затем обернулся к отцу.

– Их порядки настолько отличаются от наших? Я думал, люди устроили свои государства, подражая нам.

– Не совсем так. И дело даже не в порядках, они по-иному глядят на жизнь, на землю, на свой народ… Этот рыцарь, которого заколол Филлиноэртли, наверняка глядел из окна, у которого ты сейчас стоишь. Он видел замок, лес. Пашню, дорогу… он видел людей во дворе и за воротами. Он думал при этом: «моя земля», «мои люди». Посмотри еще раз в окно. Ты можешь сказать, глядя на лес и эльфов во дворе: «моя земля», «мои эльфы»? Можешь. И что ты чувствуешь при этом?

– Ну… как что? Что это моя земля и мои эльфы… К чему ты клонишь?

– Объясню… – король вздохнул. – Когда ты говоришь: «моя земля», «мои эльфы» – ты имеешь в виду, ты служишь земле и народу, ты готов защищать эту землю и народ. Ты имеешь в виду, что принадлежишь этой земле и этому народу. Так?

– Конечно!

– Так вот, представь себе, что рыцарь, прежний хозяин в этом замке, говорил «моя земля» и «мои люди», он имел в виду вовсе не то, что он принадлежит им, а напротив – что земля и люди принадлежат ему!

Аллок сделал круглые глаза, он не понимал, шутит отец или говорит всерьез:

– Как это? Как это можно так…

– Вот поэтому я и беседую подолгу с епископом людей, – тихо промолвил Трельвеллин, – чтобы понять это и многое другое. Люди отдали нам часть урожая, отдали и кланялись при этом. Я пытаюсь понять, хорошо это или плохо. Ну а ты? Что привез ты? Что с этими новыми соседями в крепости?

– Теперь я уверен, с весной они нападут на нас.

Трельвеллин снова вздохнул.

– Что ж, мы готовы и к этому… Я надеялся, что у нас будет время, пока в Империи междоусобицы. Но раз ты говоришь, что весной быть войне… весной мы будем готовы.

– Мы должны быть всегда готовы к войне, отец, – твердо заявил принц. – Я думал по дороге, как бы сказать тебе об этом… Теперь знаю. Если люди уже считали эту землю своей, то захотят считать ее своей и впредь. Именно в том смысле, в каком ты сказал.

– Должно быть, ты прав, сын. Но мы тоже считаем эту землю своею – и по-своему.

Гравелин Серебро провел лэрда Каста по галереям и залам, скрывавшимся за бронзовой дверью. Дой-Лан-Анар, все еще прихрамывающий после болезни, бродил следом за провожатым, все просил показать, что за следующей дверью, что за новым поворотом, одышливо сопел, кряхтел, сгибаясь в чересчур низких для грузного горца проходах… Экскурсия привела лэрда в восторг – он просил поднять факел повыше, чтобы разглядеть игру огоньков на вкрапленных в своды кристаллах, он щупал тяжелой ладонью высеченные на стенах орнаменты, цокал языком, наблюдая за работой несложных шахтных механизмов…

Гравелин, несколько смущенный такой реакцией гостя, был вынужден пояснить, что они находятся в боковых, периферийных чертогах, а главные залы подгорного царства разграблены и уничтожены более двух с половиной веков назад дружинниками Фаларика Великого.

– И что же, – с ноткой недоверия в голосе осведомился Каст. – Там еще богаче было?

– Несравненно богаче! – заверил Гравелин. – Будто… ну, с чем бы сравнить… Будто королевские палаты по сравнению с деревенским домом, понимаешь? Это ведь не покои, это шахта, здесь медную руду добывали. Во дворце люди Фаларика похозяйничали так, что ныне и не сыскать, пожалуй, где были палаты Дравлина… Там и своды обрушены, и загажено было все…

Горец покачал головой.

– А говорят, наши кланы ведут свой род от дружинников Фаларика. Такую красоту, стало быть, порушили, ай-яй-яй…

– Мы не держим зла, – пояснил гном. – Из моих сородичей мало уцелело свидетелей тех давних событий, а твой род короткоживущий. Грешно было бы винить тебя и твоих земляков в деяниях предков, которых вы уже и не помните.

– Да я не то хотел сказать, – вздохнул Каст. – Я к тому, что такую красоту разорили, уничтожили, а сами в грязи живем. Нет бы, полезному научиться…

– Начать доброе дело никогда не поздно, – Гравелин улыбнулся. – Присылай своих молодых родичей, мы покажем им много интересного. Многому научим.

– Это спасибо тебе, это мы на совете обсудим, – согласно кивнул Лан-Анар. Вот и Перт, парнишка наш, все меня упрашивал – покажи да покажи гномье царство. Так-то мои Лан-Анары больше опасаются в пещеры лезть, а этого пришлю, пожалуй. Пусть поглядит, как оно выглядит, гномье-то житье. А что зла на мой род не держите – это хорошо. По-соседски это. Между соседями – мало ли что случается… Да, я вот еще что спросить хотел. Наш-то бывший господин, его светлость принц письмо прислал, требует подчиниться ему. Мы, понятное дело, откажем. Но если принц войско на нас нашлет, станете ли вместе с нами? Поможете?

– Поможем, – не задумываясь, подтвердил Серебро. – Мы же клятву давали! Теперь будем заодно. Мы вам пригодимся, и вы нам нужны. Без вашей помощи нам зимой туго придется. Помнишь, ты обещал с припасам нам помочь?

– И помогу, точно как обещал, мы ведь тоже клялись! Сколько надо, столько мяса и зерна пришлем.

– Вот и славно, лэрд.

– А скажи-ка, я вот слыхал, твой родич Грабедор на Фенаду войной пошел. Говорят, поклялся всех людей извести? А ты с нами миром поладить решил?

Гном помедлил… откашлялся, погладил бороду.

– Нет, всех людей Грабедору не извести, – наконец произнес гном. – Но бед твоему народу он принесет еще немало. Он задумал стать императором, как ваш, который в Ванетинии. Он хочет власти, большей, чем завещано ему отцом. А поэтому – Грабедор будет убивать. Он пошел на унижения, он выпросил подмогу у короля эльфов… Клянусь, он неохотно пошел на это! Когда-нибудь и Трельвеллин заплатит за каждое доброе слово, сказанное ему Королем-под-Горой. Империя… Служа строителю империи Фаларику, твои предки совершили немало зла и теперь, сам говоришь, живут в нищете.

– Ну, ты это…

– Я хотел сказать, живут скромнее, чем разоренные ими враги Империи, – поправился гном. – Ты ведь сожалеешь о содеянном ими зле? И Трельвеллин пожалеет о том, что помог новому строителю Империи… Я ушел от Короля-под-Горой, я не хочу жить в Империи. У меня есть родина – Малые горы. Встречались мне люди, гордящихся тем, что они живут под сенью имперских орлов, я встречал таких на поле брани… Они гордятся – но их неизменно смущает вид того, что было разрушено ради создания Империи, так же, как ты смутился сегодня. Жаль, что люди Империи редко задумываются о разрушенном… Во имя чего погибло королевство моего отца? Миражи, одни миражи… Мы не станем завоевывать соседних стран, мы не станем убивать во имя миражей. Но если кто-то, гном ли, человек ли, покусится на этот край – мы вместе встретим его. И убьем. Ты согласен, человек?

– Эх… Как красиво ты умеешь говорить, сосед… и как верно!

– Так вот, последний приказ, полученный мною от господина Каногора… Он велел, если придет известие о его гибели, тут же прикончить тебя, парень.

– Ты говорил, Дартих, ты об этом говорил. И, видит Гилфинг, я тебе благодарен…

– Погоди благодарить. Я хочу точно повторить, что сказал его светлость граф Эстаксткий. «Если в Мире не будет меня, к чему жить этому никчемному ублюдку?» – таковы были его последние слова, обращенные ко мне.

– И ты ослушался, выходит? – осторожно спросил невольник.

– Не совсем… – Дартих говорил медленно, похоже, он размышлял и произносил слова одновременно. – Думаю, я верно исполняю его приказ. Ты был никчемным ублюдком, это верно. И сохранять жизнь тому никчемному ублюдку в самом деле незачем. Что бы ты сделал, оставь я тебя во дворце? Валялся бы у брата в ногах? Вымаливал прощение? Рыдал бы? Нет, если из бессмысленного ублюдка я сделаю человека, то приказ моего господина будет исполнен наилучшим образом. Так я полагаю… Ну что, кончился дождь?

Путники сидели под густой елью, по темно-зеленым лапам стекала вода, иногда струйка просачивались сквозь многослойный хвойный навес, падала на путников, завернувшихся в плащи и прижавшихся к шершавому стволу. Теперь дождь, как будто, стих, и бродяги – сперва Дартих, за ним невольник – выбрались из-под живого полога. По потревоженным лапам стекала вода.

Они возвратились на дорогу и неторопливо побрели. Дартих, вспоминая господина, стал задумчив и мрачен, помахивал посохом и обходил продолговатые лужицы, образовавшиеся там, где дождевая вода заполнила колеи… спутник плелся за ним, сгибаясь под тяжестью мешка с припасами.

Впереди тихо свистнули. Из зарослей выступили люди – трое справа и один слева. Дартих сразу подобрался, и поглядел назад. Там тоже показались двое. Все незнакомцы были вооружены дубинами и топориками.

– Когда начнется, – велел коротышка закованному в цепи юноше, – швыряй в тех, что сзади, мешок, а сам беги в лес. Беги как только можешь быстро. Сюда не возвращайся, цепи разобьешь камнем… Я-то все ждал, когда ты цепи разобьешь, они же тонкие совсем, камнем раздолбать – раз плюнуть. Сперва меня по башке, потом цепи…

Пока толстяк говорил, шестеро сходились, сомнений в их недобрых намерениях быть не могло, держались незнакомцы угрожающе и вид имели очень сердитый.

– Ну, – шепнул Дартих, готов? Когда я ударю, швыряй мешок и беги!

И кинулся на передних, размахнувшись посохом – кинулся так резко, что парень даже не сообразил, что уже «началось» и промедлил несколько секунд. Впрочем, промедлил не он один – встречные тоже не ожидали нападения коротышки и ничего не успели сделать, а Дартих, разогнавшись, сбил с ног сразу двоих, ударил третьего локтем в живот, и повернулся к четвертому, занося палку над головой. Парень швырнул мешок в задних – это отвлекло их ненадолго – а сам кинулся наутек.

И снова, как тогда, в лесу к северо-западу от Малых гор, он бежал, спотыкаясь и цепляясь цепями за кусты, а позади слышался топот и тяжелое дыхание… И снова преследователь, не обремененный кандалами, настигал…

Когда сиплые выдохи слышались уже над самым ухом, парень резко упал на колени, в ребра больно врезалась тяжелая нога, разбойник с ревом перелетел через юношу и врезался носом в землю, оставляя глубокую борозду в мягком ковре палой хвои. Парень вскочил и запрыгнул ему на спину, протаскивая под обросшую клочковатой бородой челюсть цепочку ручных кандалов, перехватил, потом дернул, рванул, что-то хрустнуло… рык разбойника перешел в сипение…