"За горизонтом" - читать интересную книгу автора (Исьемини Виктор)

ГЛАВА 41

Ингви колотил и колотил мечом в дверь — так что, казалось, дрожали стены. Внезапно где-то над головами тяжело ухнуло. Звук был негромкий, но удивительно мощный. Объемный такой звук… Дрожь прокатилась по замку, заставляя стонать камни. С потолка посыпалась пыль… Ингви остановился, прислушался… И вновь принялся рубить. Заколдованная дверь держалась, но вздрагивала все сильнее — наконец из стены брызнули каменные крошки. Осколки летели из тех мест, где в стену были вмурованы петли и замок. Не выдерживал камень…

Наемники, расправившись наконец со всеми противниками, сгрудились за спиной демона. Они тяжело дышали и совершенно очумело переглядывались… Снова донесся гул, снова вздрогнул пол под ногами. Одновременно с этим Никлис, наблюдавший за усилиями Ингви, удовлетворенно крякнул — верхний угол двери отошел от стены (треснула петля), по каменной кладке, змеясь, побежали трещины… После следующего удара хрустнул засов…

Демон, отойдя на шаг, пнул дверь ногой — она медленно и величаво рухнула внутрь, поворачиваясь на последней изувеченной петле… Ингви махнул левой рукой — мол, расступитесь — и, пригнувшись, юркнул внутрь. Тут же из оседающей пыли вылетела молния и разбилась о противоположную стену, рассыпав блестки-искры… Наемники задумчиво проследили ее траекторию глазами

Убедившись, что первый удар враждебного чародея его миновал, Ингви выпрямился. Первое, что бросилось в глаза — стол посреди комнаты. На столе — Ннаонна, не подающая признаков жизни. А за столом… Демон поспешно вскинул Черную Молнию — скорчившийся позади стола долговязый мужчина в буром балахоне выпустил в него новую порцию рукотворного пламени. Сгусток огня, встретив на пути вороненую сталь, мгновенно померк, втягиваясь в лезвие и угасая. Ингви швырнул в ответ наскоро сформированное заклинание — не столь эффектное, но оказавшееся куда более действенным. Долговязого подбросило, он шваркнулся затылком о стену и осел, так и не издав ни звука…

Ингви почудилось, что он различает какой-то шорох за спиной. Уже начав разворачиваться, он уловил краем глаза движение в углу и понял — не успевает… Вдруг словно крошечная красная молния прочеркнула воздух, ударяя в лицо человека, что прятался в углу… Рядом с головой демона прошелестела горячая волна — затаившийся маг, нанося удар в спину, промазал буквально на пару сантиметров и его заклинание прошло совсем рядом, зацепив Ингви лишь краем… В глазах, тем не менее, померкло… Ингви тряхнул головой, пытаясь восстановить «резкость»… Зрение возвращалось постепенно.

Писк, возня, какой-то шорох и бормотание в углу. Ингви сморгнул — тень отступила. В углу скорчился крошечный человечек в перепачканной черной мантии. Человечек закрывал голову левой рукой, а правой… вяло отмахивался от… кружащего над его головой… маленького… красного… Ингви едва не расхохотался, узнав своего крошечного чемпиона! Как раз в эту минуту крылатый малыш, трепеща крылышками, взлетел повыше и обдал человека струей испражнений. Тот взвыл, забормотал начало какого-то особо пакостного заклинания. Ингви шагнул в угол, занося Черную Молнию… С полки на голову низкорослого чародея спикировала здоровенная книга в черном (естественно, черном — каком же еще в Могнаке-то) массивном переплете. Коротышка хрюкнул и осел на пол. Из-за покрытых пылью и паутиной книг, оставшихся на полке, выглянула крошечная озорная мордашка. Красный «демон» приземлился на полку и свернул крылья. Его подружка вышла из убежища и они, взявшись за руки, уставились на Ингви. Ингви ухмыльнувшись махнул им рукой и позвал:

— Эй, кто там!.. Никлис, Стер!.. Все в порядке…

Наемники несмело заглянули внутрь. Первым, аккуратно переступив выломанную дверь в комнату вступил Никлис, за ним — Мертвец. Ингви, неуверенно оглянувшись на них, шагнул наконец к столу и склонился над Ннаонной. С минуту он вглядывался и вслушивался. Затем заметил ремни на запястьях и принялся резать их лезвием Черной Молнии…

— Дышит, — успокоил его Мертвец, — жива…

— Ты, слышь-ка, это… Давай, твое демонское величество, — уверенно заговорил Никлис, — это… Целуй ее!

— Чего?

— Целуй, говорю! Целуй в губы… То есть в… Ну, в уста сахарные! Не видишь, что ли — ее вампирская милость заколдованные лежат. А отважный рыцарь должен — это… В уста сахарные поцеловать!

Ингви нахмурился… Потом ухмыльнулся… И наклонился над лицом спящей девушки. Едва их губы соприкоснулись, Ннаонна как ни в чем не бывало открыла глаза и объявила, обвивая руками шею демона:

— Я была уверена, что ты придешь. Я ждала.

Отряд кавалерии двигался по серой степи. Ничейные Поля даже в разгар лета, когда весь Мир цветет и зеленеет, не изменяли своего серого цвета, здесь сама Великая Мать не была, казалось, властна над живыми тварями и растениями…

Альдийское войско шло на север. Король ехал окруженный латниками Валента. Формально считалось, что это он, Кадор, ведет воинов, но на самом деле всем распоряжался маршал. Даже само положение короля в этом отряде — посреди людей Валента Гранлотского — говорило, что он здесь скорее заложник. Его собственные вассалы плелись позади и чуть в стороне, отделенные от латников из Замка Вампиров несколькими десятками шагов. С королем позволили остаться лишь его оруженосцу и ведьме…

Кадор-Манонг, ссутулившись в седле, покачивался в такт мерному шагу коня. Он почти не глядел по сторонам, совершенно погрузившись в мрачные мысли. Впрочем, теперь ему и не надо никуда глядеть — он, сделав единственный решительный шаг, предоставил событиям нести его, словно лодку по течению. Пусть думает маршал Валент Гранлотский, который на деле командует в этом походе. А потом пусть думает друг Алекиан, его императорское величество. Кадор-Манонг ради торжества его дела перешагнул через собственную гордость, фактически отказался от короны. Пусть теперь друг Алекиан решает, чем вознаградить столь самоотверженные деяния! Альдийский король приподнял голову и огляделся вокруг. Едущая рядом на белой кобыле Олифеннча Прекрасная, перехватив взгляд любовника, старательно улыбнулась. Ах… У Кадор-Манонга сразу посветлело на душе. Корона, Альда… У него же есть вот эта женщина, столь нежно любящая его. Спокойная нежность красивой и покладистой женщины — вот что всю жизнь, оказывается, искал он, сам не подозревая этого. Любящая, покладистая и нежная… Это и было то самое счастье… Агриста никак не могла этого понять… Дылда… Дура… Кадор-Манонг улыбнулся ведьме в ответ и снова опустил глаза, уткнувшись взором в луку седла… Теперь он вовсе не был мрачен — король улыбался, его мысли приняли словно другую окраску. Он размышлял о том же, что и прежде, но как-то с других позиций. Зачем ему эта Альда с ее вечно бунтующим дворянством, угрюмыми пейзанами из Мокрых гор, с ее проблемами и пустующей казной. Друг Алекиан найдет ему местечко при дворе, где он будет наслаждаться своим тихим счастьем, своей маленькой белокурой колдуньей, своей Фенн…

Послышался топот копыт. С пологого холма спускались разведчики. Копыта их коней поднимали облачка мелкого праха, кроша иссохшую ломкую травку серого цвета. Валент остановился, поджидая латников. Кадор-Манонг тронул пятками коня и приблизился к маршалу, чтобы имитировать свои «командирские» обязанности.

— Чувствую, сэр, что орки — где-то рядом, — сказал воин, неопределенно взмахивая рукой — не указывая конкретно ни в какую сторону, но давая понять, что нелюди совсем близко.

— Видели их? — Поинтересовался Кадор-Манонг.

Солдат прежде, чем ответить, скосил глаза на маршала, тот медленно опустил веки — мол, да — ответь.

— Нет… Ваше величество. Только следы.

— Значит, не видели, но знаете, что орки рядом?

— Знать не знаю, ваше величество, а чувствую. Рядом они.

Кадор-Манонг пожал плечами. Мол, какое ему дело до этого, пусть Валент принимает решение. Гранлотский рыцарь заявил:

— Орки нам не враги. Двигаемся дальше.

Отряд продолжил свой путь. Кадор вновь уткнулся взглядом в луку седла, настроение опять было испорчено. От него не укрылось ни то, что солдат спрашивал молчаливого дозволения гранлотца, прежде чем отвечать своему королю, ни пауза перед словами «ваше величество». Вдруг вокруг загомонили латники, задвигались, бряцая кольчугами, задергали поводья, разворачивая коней вправо. Кадор-Манонг оглянулся — на гребне холма, с которого только что спустились разведчики, выстроилась шеренга блистающих латами орков, нелюди прошли гребень пригорка, показалась вторая цепь, за ней — третья… Из стальных рядов выехал всадник и не спеша направился к людям. Навстречу ему выдвинулся сэр Валент. Несколько минут они проговорили, причем маршал поминутно озирался и указывал рукой то на север, то на своих спутников. Затем каждый возвратился к своему войску. Альдийцы продолжили марш, а орки остались стоять на холме неподвижными четкими шеренгами, глядя им вслед…

— Я сказал Кендагу, что вы, ваше величество, отказываетесь от трона и он разрешил нам беспрепятственно идти в Гонзор.

— А если бы нет? — Скривился Кадор. — Если бы орк не позволил? Вы повернули бы назад?

— Нет, но он бы все равно позволил. Так и так — Алекиан дал им грамоту со своим императорским словом. В Альде будет править демон. Так сказал Кендаг…

Кадор-Манонг вновь опустил голову и уставился на луку седла…

Остров посреди озера Тайны… Ночь… Сегодня — полнолуние. Серебряный призрачный свет заливает безжизненные скалы и пляжи, сплошь усыпанные из округлых обточенных водой камушков… Серебряные волны слегка волнующегося озера с шорохом набегают на серебряные камни и откатываются, оставляя призрачные полосочки серебряной же пены… С тихим шорохом лопаются пузырьки, пена оседает, но вот накатывается новая волна…

В скалах завывает ветерок… Серебряный ветер… Ночь полнолуния — причина для беспричинного испуга и волнения там — далеко на севере и на западе. Там, где в городах и деревнях живут люди. Много людей. Сегодня матери, разволновавшиеся без видимой причины, пораньше загнали малышню по домам, хотя еще было светло и крошечные паладины не истребили своих драконов и орков, засевших в зарослях лопухов… А маленькие королевны не уложили еще спать в тряпичные одеяла выструганных из дерева принцесс… Дети хнычут и бранятся, они не понимают матерей, волокущих их за руку домой, под защиту убогих стен… Дети не ощущают этого тяжелого предчувствия, что проносится накануне ночи полнолуния над крышами их домов, что залетает в каждое окно серебряным ветром — там, далеко на севере и на западе. Там, где живут люди… Много людей…

И на острове, среди безжизненных скал, не скроешься от тяжелых предчувствий. Особенно если ты знаешь, чего именно нужно бояться… Чудовищный хозяин острова шагает взад и вперед по берегу, камни с хрустом скользят под его когтистыми стопами, когда он припадает на искалеченную ногу. Волны, едва коснувшись этих черных ног, спешат в ужасе откатиться назад… Черный гигант озирается — там, где расселина между посеребренными луной скалами, там… Он не смеет войти сегодня в волшебный сад, притаившийся среди черных скал. Сейчас, в ночь полнолуния, они покрыты призрачным серебром, но они черны, эти скалы… Кому ж, как не владыке острова, это знать… А он бродит по пляжу, поминутно останавливаясь и бросая взгляд туда, где темнеет провал, узкая щель в черных скалах, покрытых серебром лунного света…

Наконец, по ему одному понятным признакам, черный хозяин острова понимает — пора. Он шагает туда, во тьму между скалами, торопливо проходит между деревьями, кустами, сминая цветы и травы — обычно он старается быть осторожнее со всем живущим и цветущим здесь, но… Но теперь он забыл обо всем. Он выходит на серебряную поляну и она — его сестра, его жена, его жизнь и любовь — улыбается гордой улыбкой Матери. Она протягивает к нему на лунно-серебряных руках Дитя. Его Дитя, их Дитя — Дитя-бога. Нового бога этого Мира…

Крошечный младенец вдруг широко распахивает глазки — зрячие? Взрослые? Нет — старческие мудрые глаза. Он спрыгивает с материнских рук на серебряную траву — и крошечные ножки уверенно держат его. Он проворно отбегает в сторону и оглядывая родителей неожиданно скрипучим голоском произносит:

— Здравствуйте, дети. Я вернулся!

А за тридевять земель от острова, в маленьком городишке на севере империи некий священник вдруг просыпается в своей келье. То есть он, этот человек, внезапно вскакивает с жесткого ложа и понимает — что-то произошло. Именно в эту ночь. Ночь полнолуния.

Этот священник по его имени Когер, некогда прославившийся на весь Мир своими проповедями а потом вдруг умолкнувший как будто, он чувствует, что к нему вернулось Нечто. То самое Нечто, что заставляло его писать эти пресловутые проповеди, глубинного смысла которых даже он сам не мог понять своим убогим разумом, то самое Нечто, что гнало его из города в город, из провинции в провинцию, из монастыря в монастырь… Из убогой деревушки — во дворец самого Императора… Вернулось то самое Нечто — или же к нему пришло иное? Он сам пока еще не понял. Когер знает пока только одно — что-то произошло. Он садится к столу, разжигает свечу… Придвигает лист пергамента. Все это — свечу, чернила, пергамент — он готовит ежедневно с вечера, но это Нечто (озарение, вдохновение, дух Гилфингов) более его не посещает ночами. И только сегодня, в ночь полнолуния…

Толстые пальцы аккуратно охватывают хрупкий стерженек пера:

«…Только нынче, в ночь полнолуния вновь прозрели мои слепые очи — и постиг я, неразумный…» Буква ложится к букве, слово к слову — гладко пишется текст завтрашней проповеди, но… Когер чувствует — что-то не совсем так, как прежде… Что случилось в Мире иное…