"Тайна болотных демонов" - читать интересную книгу автора (Обухов Виктор)Книга первая Нежданные дары и горькие ошибкиТалисман (дар первый)История эта началась в городе М. (просьба не разгадывать его как «Москву»: небольшой областной городок, от столицы нашей весьма и весьма неблизко). — Началась там, а продолжилась Бог знает где, — да и вообще все, что произошло с человеком, рассказывавшим мне ее, выглядит настолько странно, что я не решаюсь высказывать какие-либо суждения о правдоподобии — неправдоподобии нижеизложенного. — То есть, говоря попросту, умываю руки и пересказываю то, что услышал. И как запомнил. Надеюсь, понятно, почему я — в какой уж раз на недолгий срок — взялся за перо. В мою коллекцию жертв нечистых сил добавилось еще одно приобретение. Оно называется Володей и, наверное, является самым экзотическнм из числа всех моих приобретений. — Впрочем, я, конечно, сочувствую всем, внесшим вклад в мою коллекцию… Но Володе — особенно. Происшествия, о которых поведали мне другие, были тоже невероятны, но в меру. В наше время, как все мы понимаем, многое можно допустить: и реального, и потустороннего, н даже такого, что раньше приходило человеку на ум только при белой горячке. Но даже при таких допусках, Володя (пусть он и приукрасил свой рассказ) претерпел от демонов чересчур уж с избытком. — Слушая его, я (человек ко многому привычный и подготовленный), все же частенько испытывал сомнения: а так ли уж нормален мой собеседник?.. Володя, конечно, догадывался о моих сомнениях. И потому в обыденной жизни (он прожил у меня неделю, — благо семья моя как раз была в отъезде) старался вести себя очень разумно и благонамеренно. И, надо сказать, у него это неплохо получалось. — Днем он, пожалуй, вообще мог бы показаться идеалом гостя: места много не занимал, не мешал работать, делил со мною мелкие хозяйственные заботы, хорошо заваривал чай и жарил из теста, покупаемого о кулинарии, прекрасные пышки. — Мы ели их с чаем и мирно болтали о всяких пустяках, в основном — о поэзии (не могу не отметить странного факта: все люди, вносившие вклад в мою коллекцию, обладали редкой в наше просвещенное время способностью — любить стихи. Жаль, что мне все некогда серьезно заняться вопросом о связи таинственных историй с любителями стихов. — То ли эта связь обязательна и законна, то ли я ошибаюсь, и невероятные вещи могут происходить с кем попало; не знаю, не знаю… — Но, если я и ошибаюсь, у меня есть прскрасное утешение: вместе со мною ошибается вся моя коллекция). Итак, днями Володя казался идеальным гостем, жарил пышки и беседовал со мной о чем попало. А вот по ночам он, к сожалению, доставлял мне немалые неудобства: часто ворочался, — шумно, тяжело, то дело вскрикивал или бормотал что-то невразумительное: монотонным, глухим голосом. Собственно, историю нашу отсюда и следует начинать. — Володя мешал мне своими вскриками и ворочаньями, а засыпаю я и без того плохо; вы можете представить, как я намучился. На второе утро я осторожно поинтересовался, не снилось ли моему гостю что-нибудь очень неприятное: ибо кричал он так. что мне неоднократно хотелось подойти к нему и разбудить (я чуть было не проговорился «задушить»: можете представить мои ночные страдания, если я, человек довольно кроткий, лелеял в ночи такую мысль!). — Володя, выслушав меня, нахмурился, словно бы вспоминая что-то, а потом, безнадежно покачан головой (так, видимо, и не вспомнил, чего хотел), объявил: — Нет… уже не помню. — Чего? — Не помню сна, говорю. — Знаете, в последнее время забываю иногда самые простые вещи. Или, наоборот, что-то невероятное вспоминается. — Это как?.. — Трудно объяснить. Да, пожалуй, вообще не объяснишь. Но лучше б ничего не вспоминалось… и не снилось… — Это точно знаю. Лучше б вы меня разбудили… Я не стал настаивать на разъяснениях. У Володи было такое серое, такое безнадежное лицо, когда он говорил, что я забыл даже о своих неприятностях и пожалел его. — Мало ли что, вправду, привиделось человеку… — За мою жалость он немедленно (я имею в виду — этой же ночью) отплатил мне черной неблагодарностью. On ворочался и вскрикивал вдвое больше, чем за предыдущие две ночи. И вскрики его переходили в столь жуткие звуки, что я из какого-то мистического страха не решался подойти и разбудить его. Хотя и понимал, что так было бы лучше и для него, и для меня. Заснуть этой ночью мне так и не удалось. Хотя — ближе к утру — очень хотелось. В результате на утро я был как бы несколько одеревенелый. В таком состоянии человек двигается, как заведенный, глядят на предметы, не очень понимая их предназначение, и упорно обдумывает самые ненужные проблемы. — Это все имеет мало отношения к нашей истории; но вспомнить все же забавно. — Как знать, может, когда-либо попадется эта страница на глаза родственной душе… — Сообщаю для таковой, что часам к пяти утра почему-то прицепилось ко мне слово «крокодил», и минут десять я твердил его про себя, пока, наконец, не забыл, что это такое. — Я убил еще несколько часов, роясь в своей памяти и отыскивая там уголок, который сохранил бы сведения о предмете «крокодил» и дал бы мне возможность обрести покой… — Увы!.. Не было такого уголка, и от мыслей о крокодиле освободил меня проснувшийся Володя. Он открыл глаза и некоторое время бессмысленно глядел куда-то в пустоту веред собой; потом, словно бы что-то вспомнив, нахмурился и цепким, внимательным взглядом зверя оглядел комнату. Увидел меня. Взгляд его окончательно прояснел. Володя рывком поднялся и сел на кровати. — Вы уже встали… — не то спросил, не то отметил он факт. — С добрым утром. — Ага. — А вид у вас такой, как будто вы еще и не ложились. — Верно. Я работал, — сказал я со всей любезностью, на какую только был способен. — Так вы действительно не ложились? Не спали?.. — Нет. — Счастливый вы человек, — сказал Володя с такой искренностью, что у меня от неожиданности сон как будто сдуло. — Странные у вас понятия о счастье… — только и смог я заметить. — У меня? Почему?.. — Aх, да… — спохватился он и виновато посмотрел на меня, — простите, пожалуйста. — Конечно же. странные. Но, поверьте мне, я позавидовал вам совершенно искренне. Мне очень часто снится такое, что я предпочел бы мучиться бессонницей… Не улыбайтесь, пожалуйста. Вы просто не понимаете, о чем а говорю. — Да что ж вам снится?.. — Это даже не снится, а скорее… вспоминается, что ли. Если можно так сказать. — Я ведь, кажется, уже пожаловался вам, что вспоминаю иногда нечто невообразимое? — Вроде бы да. — Ну вот. — Понимаете? — Такое, чего нормальный человек просто не поймет. Такое, чего не может быть… не должно быть. — Ну, ладно. Что ж вам сегодня снилось? — С вашего позволения (Володя поднял голову и посмотрел мне в глаза чистым, ясным взором), — сегодня мне снилась бородатая жаба. — Представляете?.. — Представляю. — Вряд ли. Это трудно представить, это надо видеть. — Можете мне поверить, это страшно. (Я попытался представить себе бородатую жабу и молчи согласился с Володей. — Действительно, неприятная должна быть штука. Похуже крокодила, будь он проклят!..) — Верю. И часто вам снится такое? — Ох, — вздохнул Володя, — и что мне только не снится!.. — Печальные же ночи вы проводите… — Ну да, я и говорю. — Лучше уж бессонница… — Может быть. А с чего это они вам снятся?.. — Да ну их, в самом деле, — нахмурился Володя и махнул рукой. — Оставим эту тему. — Как хотите. Хотя — любопытные зверушки… — Да уж, куда любопытней. Говорят, это единственные твари, которым не страшны василиски. («Эге-гей..» — медленно подумал я). — А кто это… говорит?.. — Предания говорят. Точнее — те обрывки, которые остались от древних преданий… А может, это просто сказки… Вы ничего подобного не слышали? … — Никогда. — Ну, я тоже мало знаю, — ободряющим голосом (словно бы утешая меня) сказал Володя. — Чего? — Предания. Ну вот, к примеру, те же самые жабы. Сказано, что вывел их в древние времена Иг-Наур-Изгнанник. предпоследний Царь Наур-ога. Коротая время в тюрьме. — Правда, я забыл, что из этого вышло… …Странно, но слушая бормотание моего гостя, я ощутил, что слова его будят во мне нечто знакомое… — Не слова, нет, но словно бы какое-то дуновение донеслось до меня, легкий запах чего-то тревожного, незнаемого… но тем не менее как-то знакомого… Словно бы в комнате присутствовала какая-то иная сила… Я закрыл глаза, пытаясь четче уловить eе… Нет. — Но знаю… — Откуда вы это взяли?.. — А вот это мне и самому любопытно. — Голос Володи был тепень бодрым и уверенным, он, видимо, окончательно проснулся. Следы ночной усталости постепенно сходили с его лица. — Может быть, сам придумал. Так сказать, «прибредил». Затрудняюсь объяснить. А может, и не «прибредил». — В конце концов, — не знаю, — согласитесь вы или нет, — жизнь настолько странная, что может быть все, что угодно. Я, по крайней мере, ничему уже не удивляюсь Я, дорогой Костя, не удивлюсь, если одна из этих жаб появится, например, здесь… — Лучше бы не надо… — Конечно, лучше не надо. Да она и не появится, не бойтесь (Володя весело улыбнулся). — Я только сказал, что не удивился бы этому. Со мной всякое бывало, и удивляться больше нечему. — И жабы бывали?.. — Да что вы все о жабах. Со мной случались совершенно непостижимые вещи. Мне доводилось читать книги на неизвестных языках. Mнe случалось беседовать по отключенному телефону… Совсем недавно мне — в Москве — выдали на табачный талон одиннадцать пачек сигарет! — Представляете?.. — Впрочем, это единственное чудо, так сказать, «в мою пользу». — В основном бывает, как можно догадаться, наоборот. — И невероятно, и бесполезно. — Дождь наутро пролился кровавый. Плавал в воздухе столп огневой. Перед дверью орел величавый пал, растерзанный черной совой… Вот, в таком роде — сколько угодно. — Кстати, о сове. И это было. — Однажды взялся часы с кукушкой ремонтировать; только приступил к ним, — из кукушечьей дверцы сова выпорхнула. Живая!.. — Как она там помещалась?.. — Эх-х, — Володя отчаянно махнул рукой, — да что говорить!.. Немало странного я бы вам рассказал, если б не боялся, что вы меня за сумасшедшего примете. — Не бойтесь… — Что, — уже?.. — Кгм. Я не об этом… Я хочу сказать, что мне случалось уже слушать загадочиые истории. Так что меня трудно удивить. — Да?.. — Ну что ж. Тем лучше Я тоже хотел бы рассказать вам некую историю. — Боюсь, таких вы еще не слышали… Случилось это все, когда я жил в М-е. Неплохой городок, маленький, более или менее уютный. Мне там нравилось. Не останься у меня о нем такая странная память, я, возможно, и пребывал бы там… Но ладно. — Жил я на квартире, у одной старушки, весьма недорого. Старушка — милейший осколок старого мира; тогда еще рубль не был властителем ихних дум. Потому — шкуру она с меня не драла; да и что с меня драть? — Платил, чем мог, по хозяйству управлялся, где надо, я по вечерам сообщал бабушке, что в стране произошло. — Очень любознательная старушки была, и все удивлялась, до чего непонятно где-то люди живут. Так мы жили, наверное, месяца три. И ничего с нами не случалось. Вот только что денег вечно не было. Ну, да я привык. С самого детства к этому готовился. — Однако, иногда все ж тяжело было. — Знаете, — перебил себя Володя, — у меня была знакомая, так она говорила очень умную вещь про деньги: «Денег либо нет, либо совсем нет». — Понимаете?.. — Когда просто нет, это обычная вещь. Но бывает, что и совсем нет. — И тогда следует украсть где-нибудь пистолет и поступить в рэкетиры. — Самая доходная профессия. Если ты, конечно, не государственный деятель… — Послушайте, — остановил я Володю, — вы хотели что-то рассказать, а взамен философствуете о чужих деньгах… — Нет, это все к теме. Терпение. — Работал я, значит, в те времена фотографом. Неплохая работка. Но только однажды предложили мне похороны снимать. — Представляете?.. — Я ведь покойников до смерти не люблю. Ментальность такая. — Помните, как Бунин покойников боялся?.. — Не то чтобы помню, но читать приходилось… — Вот. И я боюсь. С того и началась эта дурацкая история. — Денег у меня тогда, как нарочно, «совсем не было», и пришлось-таки согласиться… Ну что ж, пошел. Сделал там все, что требовалось. Хотя состояние мое, как можно понять, было весьма плачевное. Да и погода отвратительная: грязь, лужи. За день до того дождь прошел, с невероятным градом. — Два раза в жизни такое видел. Итак, все было мерзко. — Почти ничего не соображал, только работал да честил себя самыми разнообразными ругательствами Но, слава богу, все кончилось, зарыли, даже денег дали — сверх положенного, — и вернулся я домой. Все мне в этот вечер было немило. Делать ничего не хотелось, думать ни о чем не хотелось, потому что все думы обязательно возвращалась к этим похоронам. Бедная старушка, несколько раз попытавшись заговорить со мной (я отвечал исключительно невпопад), в конце концов решила, что я заболел, и отступилась от меня. Она старалась не шуметь, не мелькать перед глазами; ушла в свою комнату и тихонько пробыла там весь вечер. Карты раскидывала. — Я, выходя по нужде, заметил. И спал я отвратительно. — Кстати сказать, кошмары мои с той ночи и начались. — Не то, чтоб мне никогда до того не снились кошмары; нет. — Но такое, чтобы почти каждую ночь, — это тогда началось. — А снилось мне, что я работаю на кладбище сторожем; скорее, не сторожем, а наблюдателем. — Вроде бы я должен следить, чтоб никто из подопечных не выбрался наружу. Но вот какой-то кооператив, при Академии наук (представляете?..) — тайно со мной договорился, что если замечу, как кто-то выбрался, — должен его сфотографировать. — Вроде бы у них один кооператив тарелками заведует, а другой решили под покойников отдать. — Мне. помню, даже во сне показалось это глупым… Но зачем было спорить с учеными людьми?.. — Тем более, они мне обещали премию за каждого сфотографированного. — Странная штука, — сон!.. — перебил себя Володя. — Чем-то похоже на сумасшествие: ради нелепой идеи весь мир искажается так, чтобы ей соответствовать… — Что вы думаете?.. — Оказалось, что мой аппарат мог сам снимать всю охраняемую местность… — Автоматически. — Я-то и во сне боялся покойников… Потому, помню, обрадовался: думал, я буду прятаться, а аппарат тем временем — снимать… Но тут началась вторая серия кошмара: я боялся до того, что не мог прятаться. Мне все казалось, что — Да, — согласился я. — Ненасытный вы человек. — Ну да. — И рыбку съесть, и все остальное. И вот вам — третий виток кошмара: оказалось, что пленка на аппарате вся истрачена!.. И на каждом кадре — выходец запечатлен!.. — Понимаете?.. — А я ночь глаза пялил, чтоб врасплох не взяли… — Да. Неожиданный у вас сон. Изгибистый… И с моралью даже… — Вот, — торжествующе сказал Володя. — Теперь вы имеете представление о том, что и как мне ночами снится. — Впрочем, очень несовершенное представление. — Все-таки это было тогда впервые, первый блин. — Мои мучения не были еще как следует разработаны. — Но все равно, — впечатляет, — не мог не признать я. — Благодарю вас, я тронут. — Однако это и в самом деле еще цветочки. — Значит, так. — Проснулся я таким усталым, как будто в самом деле провел ночь в напряженном дозоре. — Дал себе торжественное обещание больше никогда не поддаваться на соблазн денежной работы, если она заведомо пойдет мне но вред. А потом отправился в сарай, печатать. — Вчера сил моих уже на это не было. Сделал один кадр… другой… третий… — что за номера! — У покойника лицо не вышло. — Я тогда все сделал, один за другим. — Везде одно и то же. — Я даже подумал, что это у меня с глазами что-то творится. — Походил, покурил, — опять к снимкам. — То же самое. — Представляете?.. — Что, от страха брак получился?.. напрасно мучились?.. (Я представил тогдашнее лицо Володи, понявшего, что фотографии не вышли, — и мучился он, оказывается, бескорыстно. Мне стало весело…). — Да почему ж напрасно?.. — обиделся Володя. — Неужто вы не поняли?.. — Все превосходно получилось: и люди, и место, и гроб самый, и все… Никакого брака… Вот только у покойника — на всех снимках лицо смазано… — Постойте, постойте… Как это может быть?.. — Вот именно, что никак не может. Есть только одно рациональное объяснение. Оно же одновременно и невероятное. — Не догадываетесь?.. — Нет. — Подумайте. Вспомните хотя бы из личного опыта. — Когда вы фотографируетесь, вас просят не двигаться. Не шевелиться. — Это для того, чтобы лицо ваше на снимке получилось четко и ясно. — О, Господи… Вы хотите сказать, что ваш… шевелился?.. — Я ничего не хочу сказать, — мрачным и торжественным голосом пророка возместил Володя. — Это истина говорит… — Постойте… постойте… — Я не знал, что хотел сказать. Действительно, таких историй я еще не слышал. — Так, выходит, ваш покойник был живой?.. — Больше мне, увы, ничего не оставалось предположить. — Однако, на самом деле это оказалось не так, и даже не наоборот, а совсем по-иному. Но вы представьте себе мое состояние: единственный раз преступил собственные правила и связался с покойными, — и сразу же так наказан, что хоть криком крича. — Естественно, этот день у меня прошел еще хуже предыдущего. Несколько мыслей терзали меня. — Во-первых, та, что похоронили… возможно, живого человека… Во-вторых, что нужно сдавать фотографии — и, следовательно, все неизбежно выплывет наружу. — Что обещало дальнейшие сложности; по меньшей мере — лишний шум, чесание языков, то есть продление этой гнусной истории на неопределенное время. В-третьих — заказ так или иначе испорчен… ну, и так далее. — Это все настолько угнетало, что я так и не собрался в этот день отнести фотографии и развязать тем самым вышеупомянутые события. Словом, продлевал свою невинность. По такому случаю снился мне опять кошмар. — Будто бы меня уже разоблачили, обвинили в захоронении живого человека и посадили в тюрьму… даже не в тюрьму, а в какое-то подземелье… И навсегда забыли… — Помните, у персов была «Башня Молчания»? — Вот, что-то в этом роде и у меня, только что не башня, а подземелье. Оттуда будто бы не выводили живых и не выносили мертвых; те так и лежали под ногами. Было совсем темно, свет в подземелье никакой не проникал, и я бродил по подвалу вслепую, на каждом шагу спотыкаясь о тела… И рядом еще кто-то ходил… Много… И я не знал, мертвые они или живые… — Ужас… Естественно, на следующее утро мне еще больше не хотелось идти на работу и относить заказ. Тем более, теперь к простому «нехотению» добавилась чрезвычайно веская причина: если вчера я еще мог сознавать свою безвинность и утешаться этим сознанием, то сегодня я уже был виновен. — Виновен в том, что никому ничего не сообщил вчера. — Ведь человек, которого хоронили (если, конечно, был живой; у меня все ж еще оставалось крохотное, почти безнадежное неверие в это!..) — за сутки уж точно бы задохнулся… и исключительно по моей вине. — Ведь больше никто не мог догадаться, что он жив. Мучимый мыслями, подобными вчерашнем, да еще вдобавок — сознанием своей вины, — так я просидел в бездействии и оцепенении полдня. — Обхватив голову руками и в отчаянии пытаясь сообразить, что же теперь будет. — Я бы и весь день, без сомнения, просидел так; но уже к обеду за мной пришли. Это был высокий мужчина почтенного возраста. Серьезное лицо, седая борода. Глаза его были неопределимого цвета, а выражение их было не то что бесстрастное, а скорее — непонятное для меня. Как будто в них сквозили какие-то мысли, какие-то чувства, которых я просто никогда не испытывал и потому — ничего не мог о них знать… Правда, когда он взглянул на меня, я ощутил, что во мне что-то сжалось; мне было не по себе… — Да, впрочем, мне стало не по себе сразу же, как только он вошел. А еще правильней сказать, — кто бы ни вошел, я почувствовал бы то же самое. — В связи с моей историей любой незнакомый человек показался бы мне загадочным и зловещим… Вошел он мягко, почти неслышным шагом, — так что я заметил его только тогда, когда он уже стоял посередине комнаты, у стола, за которым я сидел. — Заметив его, я от неожиданности вскочил. — Добрый день. — вежливо, но как-то словно бы не придавая этому никакого значения, поздоровался он. Голос у него был густой. Уверенный. На мое поведение он как бы не обратил внимания. — Вы позавчера фотографировали похороны. — Я… да… я… а вы… — растерянно выдавал я обрывочные местоимения. За мной пришла судьба. Я знал, что она должна прийти, но еще не был готов к разговору. — А вы кто?.. — натужась, все же выдал я осмысленное словосочетание. — Я — его брат, — строго произнес мужчина, и я понял, что речь шла о покойнике. — Мы позвонили утром в ваше ателье. Нам сказали, что заказ уже должен быть готов, но вы почему-то до сих пор не принесли его. — Я спросил тогда ваш адрес и пришел сюда. — Он перестал рассматривать мою комнату и глянул на меня. — Могу я узнать, они готовы?.. — Да, — внезапно решился я. — Все равно терять уже было нечего; какая разница, — раньше или позже? Мне даже стало как-то легче. — Да. Но, по-моему, фотографии не вышли. Он перестал блуждать взглядом по комнате, нахмурился и недоуменно посмотрел на меня. — А почему?.. — Не знаю. — Впрочем, смотрите сами… Я достал из ящика и разложил на столе фотографии. Сейчас они показались мне еще хуже, чем раньше. …Он долго склонялся над ними, переводя взгляд с одной на другую, а то возвращаясь к уже рассмотренным. Я стоял справа от него, чуть сзади, скрестив руки на груди — и, уже спокойно, ждал неизбежных вопросов. — Hу что ж. — Oн оторвал, наконец, взгляд oт фотографий, выпрямился и поглядел на меня. — По-моему, все отлично. — А что вам не понравилось?.. Я сначала даже не поверил. — Как нормально?.. — Да что ж он, слепой, что ли?.. — А… Мне показалось, лица нечетко вышли… — осторожно попытался я его просветить. — Да ну. Это вы из скромности. — Взгляд его опять блуждал по комнате, останавливаясь на всем (в том числе, и на мне) мимолетно, перепрыгивая с предмета на предмет: на окна, стены, мебель. — Все отлично… Я не совсем понимал, что происходит, но груз с меня упал. — «Ну, слава богу… Если еще и у остальных родственников столь же странно устроено зрение, то прекрасно…» — Вы хотите их забрать… — Да. конечно. Квитанцию я оставил в ателье. — Вы были так уверены, что получите заказ?.. — удивился я. — Конечно. А как еще могло быть?.. Можно было изумиться его наивности. Или уверенности в том, что все в мире пойдет так, как он наметил. — Но я не изумлялся. — В его голосе не было слышно наивной уверенности в себе. В его голосе было что-то другое, приводившее меня в смущение. Еще с самого появлении этого человека в моей комнате, с первого слова. — Он говорил обо всем таким тоном, что можно было подумать, что ему нет ровно никакого дела до того, о чем он говорит. Или, по крайней мере, — что все предметы нашего разговора не стоят того, чтобы уделять им много внимания. — Значит, вы их забираете. («А оказывается, как все просто закончилось…» — с облегчением подумал я). — А знаете… (впервые в его голосе промелькнуло нечто вроде нерешительности). — Надо бы, чтоб и брат посмотрел… Вы не согласились бы пройтись со мной… — Да ну… — мгновенно запротестовал я. По-моему, история уже закончилась, и не было причины поддерживать какие то связи со всем, что хоть отдаленно связано с ней. — Вы знаете, я очень устал за этот день, и мне не хотелось бы выходить из дому… — Понимаю. Но здесь рукой подать. — Понимаете, — мужчина опять ненадолго посмотрел на меня, — мы… в общем, мы хотели бы иметь еще несколько фотографий… кое-какие предметы… раз уж все равно случай выпал… — То есть?.. — плохо понял я его желание. — То есть, мой брат давно имеет желание кое-что сфотографировать. — Некоторые дорогие ему вещи… И вот теперь, раз уж обстоятельства познакомили нас с классный фотографом, мы просили бы вас сделать несколько снимков. — Частным порядком. — За плату, разумеется… …Не могу до сих пор сообразить, почему я coгласился. То ли — удачно прекратившаяся история придала мне чересчур много смелости, то ли то, что меня признали классным фотографом, сыграло свою роль?.. — Не знаю; но я пошел. — В самом деле, почему бы не пойти?.. — Нежданно-негаданно подвернулась халтура; зачем теряться?.. И в качестве своей работы я был вполне уверен; почему бы не пойти?.. — Лишние деньги мне ни в коем случае не могли помешать, а я почему-то был уверен (от глупости, несомненно!), что заплатят мне хорошо… И мы пошли. Выйдя на улицу, я увидел, что уже темнело. «Где же тогда бабка?.. — вспомнил я. — Ведь, кажется, сегодня целый день ее не было… Ну, да ладно. Авось, не потеряется. Ключ у нес есть. — Но однако: в таком возрасте целый день где-то лазить… На что это похоже?..» — Вы не заметили, в каком странном ключе потекли мои думы?.. — неожиданно прерываясь, спросил меня Володя. — Нет. А что?.. — Странно. — Сам тон. — Я никогда о своей старушке так не думал. — Да вроде ничего особенного… — Да. Но я относился к ней с большим умилением. И думал всегда гораздо более мягко… А вот же… — Это было неожиданностью для меня самого, и я тогда же отметил это; правда, отметил вполне бесстрастно. Когда мы отошли от дома уже довольно далеко, я зачем-то обернулся, и мне показалось, что в дверь нашего дома стучит какой-то человек; но, впрочем, я был не уверен, не померещилось ли мне в темноте. — А темнело на удивление быстро. прямо на глазах. — Сколько сейчас времени?.. — спросил я у своего спутника. — Кто ж его знает. Никогда не задумывался над этим… После такого не совсем понятного заявления мы молчали всю дорогу. — Вернее, мы не то что молчали, а не беседовали. Спутник же мой что-тo негромко бормотал, словно бы говорил сам с собой. Я не мешал ему и молча шел рядом. Мои мысли были рассеянными; и внезапно я почувствовал, как — все больше с каждым шагом — наваливается на меня усталость. — Почему?.. — Прошли мы, как показалось мне, не очень большое расстояние, спутник мой не солгал. Но усталость была сильной, каждый шаг давался тяжело. Я чувствовал себя так, как будто иду по грудь в воде, или скорее — плыву на лодке по морю подсолнечного масла… Голова моя подхватила этот образ и стала старательно играть в него. — Bзмах веслом. Оно, как клинок, входит в вязкую жидкость. Напряжение всех мускулов, движение, — и лодка медленно переползает на полметра вперед… Опять взмах. Опять масло принимает весло. Опять напряжение, и вновь почти без результата… Еще, и еще… — Быть может, остановиться?.. отдохнуть?.. — Но нет, — что-то смутно видится впереди… не видится… — в такой-то тьме!.. — чувствуется… знается… Нет, не то. Но не все ли равно… — Я знаю, там что-то есть. Меня там ожидает… что?.. — какая разница. Не знаю. — Но мы идем туда… Идти стало еще тяжелей; усталость подломила мои ноги, и я опустился на колени. Остановился. — Не пройти… — Я вытянул руки, раздвигая, разрывая тьму перед собой. Она поддавалась, она охотно поддавалась… но ей не было конца. — Да когда ж я пройду ее? Как мне тяжело… «Что это со мной?..» — изумлялся я, когда — очень ненадолго — голова моя прояснялась. — Но, не успев получить ответа на свой вопрос, я уже продолжал, собирая все силы, пробиваться через слой темноты… — Куда?.. — я не ведал, но меня словно бы что-то вело. — Куда?.. — я был сам не свой и единственное, что знал: надо пробиваться… — Куда?.. — вперед. Там меня ждут. И даже зовут… Или не зовут, просто о чем-то говорят… Я даже слышу музыку… Поют песни… странные песни… — Я напряг слух, и мне показалось, что я различаю кое-какие слова. «В Великую Ночь протянулся ход… — тоска и беда моя. Свершаются сроки… и ветер зовет… и снится воде ладья… Но нет мне надежды в темном дому… Не выплачен долг земной… Глаза упираю в густую тьму… — ищу Дальше я ничего не услышал. Мне стало холодно. Перед глазами одновременно выросли — в несколько рядов — дома, деревья; в небе мгновенно проявилось множество тусклых звезд, — и я сообразил, что долгое время шел в полной тьме. Я закрыл глаза и покачал головой; опять открыл. — Да что же это?.. Все тело болело, ноги еле-еле слушались меня. Руки были словно налиты свинцом. «Да я болен… — наконец-то осознал я. — Болен, и по-настоящему… — У меня темнеет в глазах… Я брежу… У меня жар… — Ну вот, мы пришли, — совсем рядом раздался голос моего проводника. — Сейчас упаду… — прошептал я ему и, качнувшись, начал валиться в его сторону. — На голос. Он подхватил меня. — Что? Что с вами?.. — Я болен… — я запнулся, сделал большой глоток воздуха. — Я же вам говорил… — Ничего, ничего… — он с трудом пытался выпрямить меня, а я все норовил свалиться на него, закрыть глаза и опрокинуться в забвение. — Потерпите, вот мы почти уже вошли… вот сюда… «Но нету надежды в темном дому. Не принят мой долг земной… — Глаза упираю в ночную тьму… Ищу того, кто за мной…» — Вам сюда… Входите, пожалуйста… А я сейчас… Я сейчас приду… — Но послушайте… — Что?.. что там?.. — Я же сказал, сейчас приду… — Идите… Он там… — Гей, гость к тебе!.. «Но выйдет время моей тоски. Судьба отпустит меня… Напившись тепла из живой руки… Из новой души — огня…» — Спит, что ли?.. — будите. Смелей, смелей… — Но послушайте… послушайте… — Не трогайте только его тросточку… Он может обидеться страшно… «И рухнет запрет, — и открытым путем, в Неведомые Края, уйдет по Реке мой последний дом… моя уплывет ладья..» Очнулся я уже в комнате. Я не помню, как оказался в ней. Наверное, пошел в беспамятстве. Болезнь мучила меня невероятно: я бродил совершенно безумным образом и еле-еле владел своим телом. У меня только и хватило сел разбудить хозяина и повалиться на какое-то кресло, стоявшее рядом с кроватью. …Мне тогда показалось, что хозяин дома (то есть, по существу, комнаты) спал в весьма неудобной позе. Неестественной. — Словно его хорошо перекрутили, а то, скорее всего, поломали. — В таком положения и лежал он — зигзагом — на своем ложе. — Точно остывшая молния. — И тросточка его рядом. Впрочем, это, возможно, было бредом. — Самое обидное, — перебил себя Володя, — то, что я до сих пор и не понимаю, что тогда было бредом, а что нет. Иногда мне кажется, что бредом было все без исключения, иногда — наоборот… — И к чему вы больше склоняетесь? — Скорее всего, как я вам уже говорил однажды, все было не так и не наоборот, а совсем по-другому… — Верно, говорили. Я еще тогда не очень понял. Но не стал перебивать. — Может, вы теперь скажете, что вы имели в виду? — Скажу. Но позднее. Да вы и сами поймете. — Терпение. — Итак, сознание то уходило от меня, — и тогда виделось невесть что, — а то опять возвращалось, и в голове немного яснело. — Когда я в очередной раз оказался способен воспринимать окружающую действительность, хозяин уже сидел на кровати. Он был немного похож на своего брата. — Только лицо более худое и какое-то острое, что ли. Суровое. Очень впечатляющие глаза, насквозь проницающие. — Казалось, они глядят на меня из какого-то далека, что я даже представления о нем иметь не могу. При их взгляде мне становилось весьма не по себе; словно бы я чувствовал, как во мне, внутри, начинает двигаться какой-то кусок льда… Потому я старался не глядеть на хозяина и делал примерно то же, что его брат у меня в доме: рассматривал обстановку. Кстати, она не производила хорошего впечатления. — Дом, в котором я находился, состоял из одной комнаты, небольшой и неуютной. Мебели не запомнил… — Странно, даже не запомнил. какие окна. — Впрочем, болезнь… — Но даже и через болезнь, я все же отметил для себя, что жить здесь чрезвычайно неуютно. — Пахло сыростью. — Кто вы?.. — медленно произнес хозяин дома. Голос у него был хорош; не хуже, чем у его брата. — Сочный. Даже вспоминая вот это: «яркий, густой и полный, — как полуденный запах пальм…» — Что-то и вправду экзотическое в нем слышалось… — Володя… то есть, фотограф… — А… — Он оперся обеими руками в кровать, но не встал, а просто сел поудобнее. Движения его были тяжелы. У меня кружилось в голове. Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. — Что с вами?.. — Болен, — прошептал я. — Жар у меня… Он посмотрел на меня внимательно и, видимо, согласился с моими словами. — На что ж мой глупый брат привел вас сюда?.. — Вот уж не знаю… — безразличным голосом ответил я ему. И действительно, со стороны моего проводника это было свинством; но в таком состоянии, как сейчас, мне не хотелось этим возмущаться. — Мне вообще ничего не хотелось. — Да, — медленно произнес хозяин, словно бы раздумывая. — Ну, и что же мы с вами будем делать?.. — Вы вроде бы хотели… — Верно. Я хотел кое-что сфотографировать Но вы действительно не в том состоянии, чтобы заниматься какой-либо работой… — Совершенно верно, — прошептал я, — мне бы… мне бы… — я даже не знал, чего мне бы хотелось А потому, не закончив свою мысль, просто замолчал, откинув назад голову. — Так было немного легче. — Ладно, — донесся до меня голос. — Все устраивается намного проще, чем думалось мне вначале. — Что ж, это хорошо… — Вы о чем это?.. — с трудом проговорил я. — Было жарко, на лбу выступил пот… — Boт, — сказал хозяин, опустив руку за пазуху. — Странная была на нем одежда; впрочем, в этот день уже было столько странностей, что не стоило больше замечать их. — Он медленно вытянул руку из складок одежды и протянул ее мне. — Возьмите… — Что это? — Это поможет… Я протянул руку навстречу, и на ладонь мне легла маленькая пластинка… — Небольшая, размером с ластик. С недоумением глянул я на хозяина, и только собрался спросить, — зачем он мне это дал, — как почувствовал, что мне стало легче. Мгновенные бодрые токи протекли по всем жилам; муть отхлынула от глаз, в лицо словно повеяло легкой прохладой… — Ну, вот и все, — услышал я голос хозяина. И такое в нем слышалось облегчение, что я даже растерялся. — Как будто моя болезнь тревожила его больше, чем меня. — Он глубоко, покойно вздохнул и словно бы распрямился. — Как будто с моим облегчением и его оставил некий изнуряющий недуг. — Что это? — Любопытная вещица, не правда ли?.. — Да… но все же — что это?.. — Затрудняюсь объяснить. — Эта штука пробыла со мною более сорока лет, но я никогда не знал, что это. — А где же вы ее взяли?.. — В молодости моей одна старуха вылечила меня этой пластинкой. — Примерно так, как вас… Он улыбнулся. — Правда, с наговорами. Но лично я думаю, наговоры тут не обязательны… — А что она говорила про эту вещь?.. — Ну, она объясняла просто. — Хозяин коротко рассмеялся. — Талисман, да и все. — А-а… — Я, как вы понимаете, этим не удовлетворился. Но и другого путного объяснения не нашел. — Возможно, какой-то целебный металл?.. — Возможно, — поддержал я его. — Главное, что помогает. Спасибо вам… Я встал с кресла и почувствовал себя вполне здоровым человеком. Усталость как будто ушла. — Действительно, просто чудеса. — Возьмите, спасибо. — Оставьте у себя. — Неожиданно предложил он. — Да ну, — запротестовал я, — что вы… — Берите, — тоном, не допускающим возражений, заявил он. — На память о встрече. Мне она ни к чему, я с тех пор никогда ничем не болел. Я не стал спорить. — В конце концов, невеликая ценность. — В том, что этот кусочек металла снял мой жар, я очень сомневался. — Скорее всего, моя «болезнь» была вызвана трехдневным нервным напряжением; а теперь я «перегорел», и случайно это произошло на чужой квартире. — Вот и все «выздоровление», и «талисман» здесь ни при чем. Просто все совпало. Возможно, и мужчина некогда «вылечился» при подобных же обстоятельствах. — Как знать?.. Но мне не хотелось обижать хозяина своими сомнениями, и я, сделав благодарное лицо, положил пластинку в карман. — До дому сами дойдете?.. — Да… надеюсь… — Ну и хорошо. Тогда я с вами попрощаюсь. Мне уже пора… — Всего доброго, — сказал я ему, поклонялся и пошел к выходу. За спиной послышался шорох, легкий скрип: видимо, хозяин опять лег на свою кровать. …Странно, но о цели своего визита я вспомнил, уже когда вышел на улицу. Когда возвращаться и будить человека, чтобы объясниться с ним, было неудобно. — Я только еще раз изумился многочисленным странностям, которые были присущи этой семье, и побрел себе по дороге. — В конце концов, решил я, это его дело. Не хочет фотографировать — не надо. Нечего и звать было… «Да еще на ночь глядя… — вон, какая темень кругом…» Верно, вокруг было темно. Было такое ощущение, что уже прочно и давно наступила ночь. «Да, все ж это непонятно: позвали для дела, да и забыли о нем… — Нет, странная все же семья…» «О! А где ж его брат?.. — почему он так и не пришел?.. — Я ведь достаточно долго пробыл в доме…» И я невольно оглянулся по сторонам, словно бы пытаясь отыскать где-нибудь моего дневного посетителя. — Но было очень темно. — С удивлением я отметил, что иду, не зная куда, не задумываясь над этим, как механически. — Куда ноги ведут. Дорогу не было видно, но она явно была неровной. То и дело приходилось входить какие-то большие кочки. — Где это я?.. Я опять огляделся, но ничего не понял в обступающей темноте. Разыгрывался ветер; мне показалось, что мимо меня, чуть не задев, пробежало что-то большое, — словно бы какое-то крупное животное… «И все ж, — где я?.. Где я был?.. Что это за странный район?..» Меня все не оставляло ощущение, что все, происходящее сегодня со мной, есть какая-то странная достоверность. — Но очень реальная, что ли… — Когда я смотрел назад, пытаясь отыскать дом, из которого вышел, я не увидел его, как ни вглядывался; хотя успел пройти, по моим расчетам, не более пятидесяти шагов. Ничего не было там; пустая темнота. Еще мгновение, — и откуда-то сбоку в эту темноту выпрыгнуло что то большое и черное. Выпрыгнуло и помчалось мягкими прыжками в том направлении, в котором глядел я, надеясь высмотреть дом. — Это живое (я был уверен, что живое!..) пятно было чернее, чем ночь вокруг него; ясных очертаний оно не имело. — Мне оно — весьма далеко — напомнило огромную кошку. На неестественно длинных ногах и с необычной головой… От неожиданности видения я зажмурился; когда же открыл глаза, никакого пятна уже не было. — Но я был уверен, что видел это пятно; более того, я почему-то был еще уверен, что пятно это направлялось именно в тот дом, в котором я сегодня был…. — Странная это была уверенность, недоброе чувство… Я опять вгляделся, ища глазами загадочное существо… Нет. ничего. — Мутная, пустая темнота… «Может, снова бред?..» — с тревогой подумал я, — «Надо убираться отсюда… домой бы успеть дойти… пока опять не прихватило…» — Шел я тогда долго, — задумчиво проговорил Володя. — Очень долго… Я сейчас думаю, что петлял, наверное, по кругу. А потом как-то сразу вышел на освещенную, и довольно людную, улицу. Отсюда я знал, куда мне идти. — Однако, это был практически другой конец города. — Подивившись, как меня сюда занесло, я направился домой. — Хорошо хоть город маленький… Мое недомогание на свету, на людях, вроде бы меня оставило. Я шел, рассеянно глазея по сторонам и прикидывая, что бы соврать завтра на работе по поводу двухдневного отсутствия. — Правда, мне случалось и ранее пропускать работу, так что опыт у меня был, и несложно было придумать сколько-нибудь подобающих случаю причин… — В общем, настроение у меня значительно улучшилось, и я с большим удовольствием шел по улицам М-а. Последней неприятностью этого вечера был ливень с градом, накрывшие меня на полпути к дому. Он начался неожиданно, словно бы откуда-то подкрался и взрезал небо над моей головой. Хлынула вода, крупные градины с шумом рушились па землю и разлетались вдребезги. — Второй раз в жизни видел такой град. — Улицы мгновенно опустели, даже огни в домах погасли, — точно бы все вдруг вспомнили, что на дворе ночь, и пора спать; фонари словно бы потускнели. И я, весь без остатка мокрый, уныло шлепал по лужам. Настроение опять упало и начало соответствовать окружающей действительности. — Серой, сырой и грязной. Хорошо хоть (и тоже, кстати, примечательно), что от града я не потерпел никакого ущерба: он не прекращался, пока я шел до дому, но ни одна градина в этот вечер на меня не упала… …Заснул я сразу, как только тело почувствовало мягкий уют постели. — Надо отметить, что явился я домой часов около двух ночи, и такой мокрый, что воду из туфель пришлось прямо-таки выливать. — Спал я опять безобразно. Что мне только не снилось!.. — Широкое поле, заросшее дикими травами. Огромный, высокий лес на краю поля. Неизвестные животные ходили по полю, из-под ног у них взвивались ввысь перепуганные птицы. Иногда животные подходили к моей постели, с любопытством разглядывали меня. — Затем отходили, и на их место являлись другие, не менее диковинные. Временами они поднимали морды я протяжно ревели, словно бы звали кого-то… В какой-то момент земля задрожала от грузного шага. — Нечто огромное откликнулось, видимо, на зов зверей. — Я чувствовал, как медленно и неотвратимо приближается ЭТО ко мне. — Шаг. Еще шаг… Я силился вскочить, хотя бы приподняться с кровати. — и не мог. Топот все приближался. — Меня обдало мощной волной леденящей злобы; словно бы ветер, густо напитанный ею, нашел меня, настиг, обвил со всех сторон… — Я понял, что ЭТО почуяло меня и взяло след… С безнадежным ужасом глядел я на лес, зная, что ОНО должно появиться оттуда… Сердце мое, словно сорвавшись с привязи, прыгало в совершенно непредставимых местах. Я все напрягался в надежде хотя бы шевельнуться, двинуть рукой ли, ногой; мне казалось, что, если я смогу сделать хоть какое-то движение, тело мое сразу обретет свободу.. Над лесом уже всплывало облако густой пыли, поднятой идущим чудовищем… С беспорядочным треском ломались деревья. …Еще один огромный клуб взметнулся вверх; и в тот миг, когда уже вот-вот из рассеивающейся пыли должны были выступить очертания громадной лапы, — тело мое обрело свободу; я дернулся и… проснулся. Тишина. Неподвижный ночной воздух словно бы держал комнату в оцепенении. Темные предметы затаились и как будто желали быть незамеченными. Молчание. Ни звука… Только часы громко и равномерно отрабатывали свой шаг, но и они не нарушали, а скорее подчеркивали многозначительную тишину. Некоторое время я лежал без движения, настороженно прислушиваясь. Но ни звука не раздалось нигде. Немного успокоившись, я выкурил сигарету и жадно выпил кружку воды (имею такую привычку — пить воду по ночам. Ставлю с вечера у изголовья, под кровать, полную кружку, — пояснил Володя). — Полежав после этого еще немного, я отвернулся к стенке и опять заснул. И опять!.. Колыхающуюся, синюю тьму словно бы выцветили. Она дрогнула и начала беспорядочно мутнеть, белеть; как если бы несколько капель молока пролили в стакан воды… Еле-еле заметно в этой мути промелькнуло и исчезло уже знакомое мне поле, затем лес… Словно бы я летел во мгле с большой скоростью, едва успевая отмечать знакомые пейзажи па своем пути… — Я уж не знал, сплю или грежу… Стало прохладно, резко запахло сыростью, и еще… я не мог понять — чем. — Древним… неведомым… невозможным… «— Ни ветра… ни скрипа… туман седой… бледнеет небо вдали… Болотные боги стоят над водой и слушают сердце земли… Недвижные лица подняв в рассвет… старинную думу тая… я ищут глаза потерянный след… и ноздри — тепло жилья…» Глухие, тайные голоса звучали откуда-то из неизвестного далека, словно бы вырывались из-под каких-то завалов, огибали неведомые преграды, и текли ко мне, и находили меня… Они клубились, они качались во мгле, и туман скрывал их… Эти монотонные распевы были еще непонятней (и, я чувствовал, — еще страшнее) первого сна. Невнятные, медленные голоса словно бы надавливали, вжимали меня в кровать, опутывали, держали, не давая пошевелиться; я чувствовал, что в неудобном положении отлежал руку, она онемела… Но, завороженный мерным речитативом, не мог шевельнуться… «— По древнему умыслу, силой чар заброшена в мир людей болотная тайна, неведомый дар… проклятье грядущих дней… живое зерно невиданных бед… заветной мести сосуд. — Болотные боги глядят в рассвет… недвижно глядят и ждут…» — Что бы вы сказали, приснись вам такое?.. — спросил Володя. — Вот уж не знаю… Я даже не понял, что к чему. — И я тоже ничего не понял. Мне пропели все это несколько раз, — и было такое ощущение, что поют специально для меня… что я должен знать эту песню… — Но я ее не знал. В конце концов, мне удалось проснуться… Когда я проснулся, невыносимо болела рука. Я почти не мог двигать ею… — Болела и была холодной… Несколько часов прошло прежде, чем я смог более или менее сносно владеть ею. — Да!.. — словно бы вспомнил Володя, — надо бы упомянуть еще один любопытный факт. — Проснувшись, я нашел кружку с водой совершенно нетронутой. А сигарета, переломанная пополам, валялась на полу. — Да-а… — Я произнес примерно то же самое. Только гораздо более трагически. — Ибо проснулся я, уже твердо и безнадежно зная, что вчера что-то произошло. Странное. . если не страшное… — Немного погодя, набравшись чуть больше мужества, я признал, что произошло это, собственно, не то чтобы где-то «в мире», а именно со мной… И я стал разбираться. Я перебрал сколь возможно тщательно весь свой сон, все слова приснившейся песни (эхо их, казалось, все еще звучало во мне), — но ничего ровно не прояснил. Кроме того, что и так было ясно: сон мой поведал мне о каком-то предмете (или же существе), связанном с болотами. — Проклятый в древние времена, этот предмет оказался на земле, среди людей, и, если я все правильно понял, обещал в будущем различные беды. Так, что ли?.. — Вроде бы так: но неясным оставалось самое главное, — зачем мне все это приснилось. — Вы можете подумать, что я принял свои кошмары слишком серьезно, — прервавшись, сказал Володя. — Может быть… Но я бы тоже не придал им большого значения… при нормальных обстоятельствах. При трезвом размышлении. — Но «нормальных обстоятельств» не было… — Впрочем, об этом позже. — И «трезвых размышлений» тоже. — Ибо еще до всяких размышлений, с самого момента пробуждения, — у меня было достоверное чувство, абсолютная уверенность в серьезности, в значительности моих снов… — Абсолютная уверенность! — еще раз повторил Володя. — И она была сильнее любых логических сомнений, любых доводов рассудка… Итак, я верил своему сну, но все равно ничего не понимал. — «Может быть, мне приснился чужой сон?..» — в порядке бреда предположил я. — «Предназначенный кому-то другому, понятный ему и нужный… Но как это может быть?..» «— А может, это предупреждение?.. — пришло следом на ум другое предположение. — «Может, я должен кого-то предупредить?.. Или даже… всех?..» «Но почему именно я?.. И — кого?.. Да и — о чем предупреждать?..» Много чего еще лезло я голову, но в итоге так и не сложилось из хаоса мыслей ничего путного. — В конце концов, махнув на эти проблемы здоровой левой рукой, я поднялся с кровати… Много всякого случилось тогда. Всего не упомнишь. Непонятные события происходили одно за другим. Странные люди встречались мне на улицах, старые знакомые проявлялись незнакомыми сторонами… — Старушка?.. — догадался я. — Почему — старушка?.. — А кто ж еще?.. — Нет, — энергично помотал головой Володя, — старушка тут ни при чем. Хотя и это милое создание косвенно задело сию историю… — Помните, она на картах гадала?.. В тот вечер?.. — Да. — На меня гадала. — И открылось ей, что предстоит мне испытание… — Какое?.. — Ну, карты — вещь не самая болтливая… хотя и женского рода. — Испытание, — и все. — Старушка вам сказала об этом?.. — В том-то и дело, что нет. — Не стала беспокоить. Но очень тревожились за меня. Как знать, может быть, ее молитвами… Володя не договорил. — Итак, неожиданные вещи стали происходить… — Да. Неожиданные вещи. Непредсказуемые события. — Я очень долго не знал даже, что же именно мне следует посчитать «испытанием». — Начнем с того, что я очень быстро понял, что за мной следят… — То есть?.. — В комнате было что-то не так. Еще утром показалось, что какой-то чужой налет лежит на многих моих вещах. — На мебели. На одежде… Словно бы их касался кто-то незнакомый. — И что?.. — Сначала — ничего. Думал, просто показалось. А потом — начал искать негатив… с похорон который… и не нашел… — Ибо, как вы понимаете, отыскивая причины свалившихся на меня странностей, я не мог не вспомнить о братьях покойника. — О своем визите. — Ведь с него странности и начались… — Правда, память моя, к сожалению, тогда подвела меня… ну, да у меня такое иногда бывает… — Итак. Я помнил только, что зачем-то пошел к родственникам покойного, по дороге случился приступ болезни, а потому я был несколько не в себе. — Родственники тоже были не в себе, возможно, — от горя по усопшему брату, возможно, что с детства, и потому одни брат просто убежал и более не появлялся, а другой вел со мной какие-то многозначительно-невразумительные разговоры, и потом… потом. — Я не мог вспомнить, что же было «потом». От попыток вспомнить начинало ломить в затылке, и резким уколом напоминала о себе боль в руке. Я только вспомнил, что совсем «потом» я ушел из этого дома. «Да, а зачем я вообще туда пошел?..» — Здесь память меня не подвела, и я быстро вспомнил, с чего все началось. — Похороны… заказ… плохая погода… — И тут во мне возникла и начала укрепляться уверенность, что я на правильном пути. — Плохое настроение… кошмары… фотографии… смазано лицо. На этом я остановился. Мне показалось важным еще раз взглянуть на негативы. — Я пересилил свою нелюбовь к покойным и направился к ящику, где хранил старые негативы… …И нужного там не было. Дважды я перерыл ящик. Затем посмотрел на полу вокруг ящика, в надежде, что пленка просто упала… Нет. — Я тшательно осмотрел все места, куда случайно мог заткнуть эту несчастную пленку. Потом — все места, куда даже случайно не мог заткнуть. — На всякий случай… Потом — вообще весь дом… — И тут, невзначай кинув взгляд на окно, я заметил, как с той стороны от стекла отпрянул человек и, бросившись бежать, исчез. …От неожиданности я не кинулся за ним сразу же. А когда выскочил, было уже поздно. Человек исчез. «Может, это один из сумасшедших братцев?» — почему-то подумал я, вернувшись в дом. — Кому я еще мог быть нужен? — Мысль о братьях напомнила мне о пропавшей пленке. Я сел па кровать и задумался, соображая, куда б она могла задеваться. Не придумав ничего путного, начал обыскивать ящик по второму кругу… И тут сообразил, что в комнате точно кто-то побывал. Дело в том, что среди негативов была одна отснятая, но необработанная пленка. — Как-то руки все не доходили… Я случайно вспомнил о ней, перебирая опять содержимое ящика. — Ее тоже не было. Точнее, она была. но, найдя ее, я понял, что руки мои до нее уже не дойдут. — Пленка была кем-то вытянута с катушки и, естественно, самым безобразным образом засвечена… Сам я до такого варварства додуматься я бы не мог. Даже в безумии. Тут нужно было полное незнакомство с фотоделом. — И кто-то, обладающий таким незнакомством, искал что-то среди моих пленок («Мои снимки с похорон! — сразу пришло на ум, и новое мое чутье, чувство абсолютной уверенности, подтвердило мне, что это так), — пересматривал их все, и сдуру вытащил на белый свет непроявленную… А потом, сообразив, что сделал что-то не так, — испугался и положил ее к остальным, надеясь, что я ничего не замечу… — Странная надежда… Итак, кто-то побывал в моем доме. Когда я спал. Или, скорее, когда меня не было. — Засветил мою пленку и украл негатив… «— Да не он ли глядел в окно?..» — пришла новая догадка, и вновь чутье подтвердило мне, что я это правда… Надо сказать, я быстро заметил присутствие этой «внутренней истины» и заинтересовался ею. — Если чутье начало подсказывать мне правильные ответы, — почему бы тогда не задавать ему вопросы?.. «А не один ли это из сумасшедших братьев»?..» — Нет, — ощутил… точнее — не ощутил я никакой уверенности. «— А не моя старушка, случаем?..» — Нет. «А кто?..» — «На такие вопросы оно вообще не отвечает», — сразу же подумал я. Однако, кто бы это ни был, негативы он унес… — И тут же вспомнилось: да ведь фотографии, кажется, у меня… Я бросился в прихожую, — там сушилась на бельевой веревке моя мокрая вчерашняя одежда. — Да, фотографии были в кармане. Все до единой. Когда я вытаскивал их, из кармана выпала, звякнув о пол, небольшая металлическая пластинка. Я вспомнил еще кусок вчерашнего вечера… Но сначала — фотографии… Я сел тут же на пол и начал просматривать их… — На мое удивление, лицо покойного вышло очень четко. — Спокойное, суровое лицо. Заостренные черты… Очень похож на своих братьев… Но я готов был поклясться, что вчера на месте этого лица видел нечто, скорее напоминающее белую кляксу… … И опять я почувствовал взгляд. Вскочил и бросился к двери, но опять опоздал. — Настырный шпион успел исчезнуть. — Постояв немного и выругавшись на прощанье от всей возмущенной души, я вернулся в дом и задумался. — За мной серьезно следят. У меня был «обыск». — Все это говорит о том, что я нежданно-негаданно заслужил чье-то повышенное внимание. — Но почему?.. Одно было ясно: это внимание явно связано с моими последними приключениями. — Потому, что украдены негативы с похорон. А еще вернее — потому, что мне это подсказывает новое чутье… Но я вернулся к столу и взялся теперь за пластинку. …Она была небольшой, размером со стиральную резинку. Овальной формы. Непонятного цвета, и как выяснилось, не металлическая. — Но материал определить затруднился… затрудняюсь… никто его не определит, — невнятным голосом забормотал Володя… — Вы что?.. — испуганно спросил я. — А?.. — словно бы очнулся он. — Прошу прощения… задумался… — Пластинка была из неизвестного вам материала, — помог я ему. — Да. Она была обработана, впрочем, грубо и неискусно (Володя почему-то вздрогнул). — Косной какой-то рукой. На ней были насечены — тоже грубо и примитивно — несколько значков. Сверху (если, конечно, считать условно) — выбито нечто вроде скобки. Или треугольника без основания. Острие скобки было обращено к центру. Где-то на уровне центра, по бока — по двойной скобке. А внизу — начинаясь почти от центра, змеилась книзу волнистая линия (представляю, сколько труда потратил на нее высекатель). — С другой стороны ничего не было изображено. И цвет поверхности был другой, хотя не более определимый, чем с той стороны. Вот такая штучка. Я вертел ее в руках, все еще не понимая, что же это. — Вроде бы, — припомнилось, — она вылечила меня вчера… …И опять — взгляд. Я откинул голову, — и вдруг четко, ясно рассмотрел лицо незнакомого человека; до окна было далеко… Я опять бросился к двери… и, если вам еще не надоело одно и то же, — сообразил, что опять опоздал. — Но сейчас я даже не очень огорчился этим. — Меня поразило другое… …Я никак не мог бы его рассмотреть столь хорошо. — Но, тем не менее… «— Значит, зрение мое усилилось?..» — задал я вопрос в никуда, и чутье ответило мне. — Да… И я знал, что это правда. — Происходили чудеса, и с самого утра я верил в них. Голова работала необыкновенно хорошо, все тело словно бы налилось неведомыми силами… — Я весь день ощущал прилив этих сил, — сообщил Володя, — а потому все у меня в этот день легко получалось. — Спрятав наиболее ценные вещи (на случай повторного «обыска»), я отправился на работу. — Необычайно легко объяснился по поводу двух пропущенных дней. Узнал, что квитанция действительно сдана. — Сказал, что куда-то задевал негатив, но вместо него сдаю комплект фотографий… — И тогда!.. — Володя!.. Да у него же лицо смазано!.. …Похолодев, я медленно повернулся на возглас. Затем встал, стараясь сохранить спокойное выражение на лице… — Спокойно, спокойно… надо что-нибудь соврать… выкрутиться. «— Дурак, дурак!.. Ведь знал же…» — «Но ведь сегодня я смотрел — и все было нормально…» — «Это сегодня…» Да. — Я уже понимал, что свежие силы, переполнявшие меня сегодня, необыкновенны. — Но если так, откуда они взялись? Именно сегодня?.. «ТАЛИСМАН!..» — мгновенно сверкнула отгадка. — Что ж еще?.. — Вчера он вылечил меня… сегодня — дал непонятные силы. «О боже, неужто это вправду талисман?! — Невозможно… нет… не верю!..» — Впрочем, — опять перебил себя Володя, — я твердил это безнадежное «не верю» просто по долгу просвещенного человека, моя внутренняя достоверность сразу подтвердила догадку… …Однако, думать дальше было некогда; я уже склонялся над фотографиями. готовясь изобразить на лице недоумение… и что-нибудь сказать… Что?.. «Впрочем, — мелькнула еще мысль, — вот самое время проверить догадку о талисмане…» Я сунул руку в карман и сжал пластинку. — «Ну, спаси меня опять…» Однако все пошло не так, как мне могло представиться. … Сначала мне на фотографии тоже увиделось пятно, но оно мгновенно исчезло, развеялось, словно туман, — и открылись тогда черты усопшего… Я слегка покачал головой и опять поглядел… …Мне показалось, что я схожу с ума. Лицо на фотографии словно бы обретало жизнь. Еле заметный трепет пробежал по нему, почудилось, что человек глотнул воздуха… Начали открываться — тяжело, медленно, — глаза… но это уже не были глаза человека. И лицо его уже стремительно меняло формы; по нему бежала легкая волна, нечто похожее на рябь на воде; и, пока эта рябь затухала, голова колебалась, увеличивалась; на ней обозначилось нечто, похожее на рога… длинные, спутанные волосы, быстро вырастая, ползли, как змеи, к груди; приоткрылся рот; глаза послали тяжелый, недобрый, ищущий взгляд… сюда… в эту комнату, оглядывая все предметы, ища… меня… …Я понял, что они искали именно меня, сразу же, но осознал это как следует уже на улице, на бегу… скорее — на лету, ибо мчался я, как ветер. — Подальше от кошмара, от этих глаз, от комнаты, из которой я выбежал с диким воем, насмерть перепугав моих товарищей… «Теряется запах… тускнеет след… во мгле заблудился взор. — На имя привычное отклика нет… Заклятья коснулся вор…» Кошмары проникли уже и в дневное сознание… — Я бежал, пока у меня не начали отказывать ноги. Мне казалось, что за мной гонятся, что вот-вот настигнут, найдут; казалось, что отовсюду следят за мной внимательные глаза: из всех окон, из дверей подъездов… из любых закоулков… Сколько я блуждал по городу — не знаю. Потому что не помню, в какой час бежал из ателье. Но более или менее пришел в себя я к вечеру, когда на улице уже начинало темнеть… …Потом уже, ночью, лежа на мягкой постели в доме моей тогдашней подруги, я попытался опять уяснить события минувшего дня. — К подруге я забрел потому, что ее дом помазался мне вполне сносным убежищем. Я надеялся, что те, кто следят за мной, не догадаются искать меня здесь. — Итак, чувствуя себя в относительной безопасности, я перебирал в памяти события, пытаясь собрать их в более или менее связное целое и понять, наконец, что же происходит… Итак, главным событием был, несомненно, талисман. Пластинка из неизвестного материала, отданная мне неким странным человеком сдуру или по злому умыслу. Талисман этот наделял своего владельца неведомыми силами. «По-видимому, он передает свою энергию при контакте. Как бы переливает ее в тебя… И она остается в тебе, пока не ослабеет…» «Но что за силы он дает?.. Что я могу?..» — Ты о чем? — испуганно спросила меня Ольга. — Что?.. чего?.. — О чем ты говоришь?.. — А-а… не обращай внимания… Спи… — Aга… …Итак. — Мне в руки попала вещь, с помощью которой я вступаю в связь с неизвестными существами… Мне открываются странные вещи… За мной начинают следить… Люди… И еще кто-то… Я уверен, что именно это КТО-ТО, эта неведомая сила каким-то непонятным образом увиделась мне на фотографии и чуть было не нашла меня… «А если б нашла?..» …Мне показалось, что какая-то волна некомнатного, чужого воздуха холодом обдала меня. В голове зашумело, как у пьяного. Стучали какие-то неведомые молоточки… Где-то вдалеке прорыдала в темноту свою жалобу ночная птица… Воздух завибрировал, стал гуще… множество мелких непонятных звуков, шорохов, скрипов складывались в монотонное, напевное гуденье… «Теряется запах… тускнеет след… Во мгле заблудился взор…» — «На имя привычное отклика нет… Заклятья коснулся вор…» О-о-о!.. Неужто… «— Но — облаком темным… кошмаром ночным… ключами подземных вод… — по смутному следу пойдет за ним бессонная дума болот…» — «За шагом шаг… на свет и во мглу… дорогой и без пути… — по следу… по запаху… по теплу… — ему никуда не уйти…» Да!.. — подтвердило чутье. — Эта пластинка, размером с железный рубль, эта небольшая штучка и есть… Заклятье Болот? Что это такое — Заклятье Болот — я не совсем понимал; но все, что творилось вокруг меня и со мной с тех пор, как я случайно завладел им, — говорило об огромной важности этого предмета. — За два всего-то дня вокруг меня из реальности сотворилась сказка… страшная сказка… …Голова моя плохо умещала такое количество информации, полученной за столь короткий срок. Я серьезно опасался за свой разум. — Многое бы я отдал за то, чтобы этих двух дней вообще никогда не было… «Что же мне делать?.. Что же мне теперь делать?.. — Что делать?.. — Что делать… — Что делать… что…» Так я пролежал долго. Недвижно глядя в темноту и пытаясь сообразить, что же из всего этого может выйти. — А потом… А потом… …Ольга поднялась с кровати. Подошла к окну, поглядела. Обернулась и посмотрела на меня. Я, повинуясь своему новому чутью, успел закрыть глаза. — Посчитав, видимо, что я сплю, она тихонько подошла к шкафу, открыла его и взяла с полки какую-то коробку. Открыла ее, и мгновенно по комнате расплылся резкий, чуть солоноватый запах болотной воды… Еще раз воровато оглянувшись. Ольга зачерпнула из коробки какое-то снадобье и быстро стала натираться им… …Я лежал как последний дурак и помалкивал. — Попадая из огня да в полымя, так и следует поступать. — Запомните, может, пригодится когда… — Спасибо, — поблагодарил я Володю, — надеюсь, что нет. — Я тоже надеюсь. Но знать не мешает. — Итак. Я молчал и потихоньку повторял про себя заветную фразу Хомы Брута: «Эге, да это ведьма…» …Мазь светилась каким-то тусклым… я бы сказал — темным — огнем, — и Ольга опять прошла к шкафу, мерцая в темноте. Она взяла из шкафа не одежду, как мне почему-то подумалось, а некий кулон на цепочке: опознавательный знак, как я догадался позднее. Надела на себя. Подошла к окну, растворила его, вскочила на подоконник, — и, еще раз оглянувшись, растаяла в ночи… И тут меня переполнила злость. Злость невероятной силы. — На себя, дурака, так пo-глупому влезшего в непосильные для меня дела… — На мерзавцев. подсунувших мне этот проклятый талисман… — На сам талисман, естественно… — И больше всего — почему-то на Ольгу. — Словно она была самой виноватой… Я думаю, что так разозлился на нее просто потому, что она была под рукой… — От неожиданности… от потрясения… — Я искал здесь убежища, я на поверку вышло… «Ну, уж нет… ты у меня попляшешь… ты у меня так попляшешь…» В голове моей мелькали с сумасшедшей скоростью различные картины Ольгиного наказания… Но, как бы не были они бредовы, — а некоторые из них были прямо-таки замечательно бредовы; никогда не думал, что могу быть так кроволюбив, — я твердо знал, что устроить для Ольги что-то неприятное, и даже весьма неприятное, — в моей власти… в моей новой власти… Я вскочил с кровати, схватил со пола коробку с мазью и начал быстро растираться вонючей гадостью. Вымазавшись с ног до головы, я бросился к окну, и… …Я не упал. И даже не повис в воздухе. Было такое чувство, как будто просто сделал шаг и стал на твердую землю. Так оно и было. Я огляделся. — Вокруг меня было поле. Ночное поле, поросшее дикими травами. Где-то раздавались звериные крики, еще какие-то звуки. Впереди, вдали — высокой стеною тянулся в небо темный лес, и прямо из-под моих ног бежала к нему, раздвигая густую траву, темная дорога… Метрах в ста впереди меня слабо мерцало и двигалось к лесу по этой дороге что-то живое, и я знал, что это моя вероломная подруга… Я бросился за ней. Мы двигались быстро, и поле промелькнуло мимо, даже не успев толком запомниться. Дорога вела дальше, через лес. Лес мы миновали почти так же быстро, как и поле; деревья вокруг меня качались и глухо скрипели, большие птицы то и дело пролетали надо мной, зловеще крича… Ольга, идущая шагах в двадцати от меня, остановилась. Я чуть замедлил шаг и начал осторожно приближаться к ней… — Жабы, — послышался голос Ольги, — расступитесь. Освободите путь… Дорога моя верна, и я служу Дремлющей Силе. Расступитесь!.. — Вот знак, и тайное имя наговорено на нем… Ольга коснулась знака на своей груди, и он блеснул отсветом темного пламени в блестящих глазах огромных жаб, заполонивших псе пространство впереди нас и расступающихся теперь по Ольгиному приказу… Она прошла, и темная шевелящаяся масса вновь сомкнулась над полоской дороги. Глаза выжидательно глядели на меня. — Огромные глаза огромных жаб… — Это и были ваши бородатые жабы?.. — не выдержав, перебил я Володю. — Это?.. — Да ну, ерунда какая. Обыкновенные жабы. — Бритые, так сказать. — Нормальные, хотя и огромные… …Ну вот. Именно из-за невероятных размеров своих они представляли опасность. Глаза их, выпуклые глаза земноводной твари, с недоброй бессмысленностью глядели на меня… Одна из жаб выбросила язык, и он, чуть ни ударив меня в грудь (едва-едва не достал), тотчас вернулся обратно в пасть… — Ну, это вы зря, — сообщил я жабам и вынул из кармана руку с зажатым талисманом… Жабы выпучили глаза и завизжали от ужаса. Ольга, успевшая пройти по темной дороге всего шагов десять, вздрогнула и обернулась. — Ты?.. — Я, милая, — язвительно ответил я. — Что ты здесь делаешь, смертный?.. — Вот гадина, — возмутился я. — Ты что, уже бессмертная, что ли?.. — Тебе этого не понять. Уходи отсюда. Или эти жабы объедят все, что мешает твоей душе вытечь наружу и обратиться в пар. — Ишь, как ты красиво говоришь. Погляди на своих жабов… …Сила, переполнявшая меня, была огромна. Я чувствовал это всем телом. Казалось, она разорвет меня, если не найдет выхода. — Казалось, она сама ищет гибели моих врагов. — Сама, независимо от моих желаний. И мне остается только направлять ее… …И я еще крепче сжал талисман. — Тело мое заныло от той быстроты, от той готовности, с какой хлынула через меня вперед сокрушительная волна. Ближайшие ко мне ряды жаб полыхнули пламенем, и пепел их, как темная соль, посыпался на землю, покрывая ее… Душераздирающий визг, который подняли остальные жабы, ненадолго оглушил меня. — Ты кто?.. — с ужасом спросила Ольга, отступая на шаг. — Ты не наш. Это точно — Но кто же ты?.. — Откуда у тебя такие силы?.. — Кто ты? — Не твое дело. — Уходи, — опить сказала она. Ты не знаешь, куда ты попал. Тебе ничего не нужно здесь. А я и так буду наказана за свою провинность. — Уходи, не отягощай моей вины. Она и без того огромна… Я отрицательно покачал головой. — Уходи, — со злобным страхом твердила она. — Тебя скормят древним богам. Тебя опустят в бездну, где живые не отличаются от мертвых. — Уходи по-хорошему. Не заставляй меня вызвать тайные силы. Уходи, не то я произнесу одно на имен Дремлющей Мощи… — Плевал я на нее. И на все ее имена. — О-о!.. — зловеще сказала Ольга. — Ты не узнал свою судьбу. — Так бери же ее!.. Рука ее быстро ухватились за медальон, висящий на груди, губы что-то прошептали… Но я покрепче сжал своя талисман, и Ольга закричала от боли, потому что медальон на ее груди стал на мгновение сгустком огня… — Перехватив обожженную руку другой, она с ужасом смотрело на меня. — Кто ты?.. — опять прошептала она. — Тебе этого не понять. Да я незачем. Поздно. — Ну, а теперь посмотрим, насколько ты бессмертна… …Ольгу начало корчить, она свилась жгутом и рухнула на землю… Ее гнули и сворачивали неведомые силы талисмана… Но за спиной раздался топот копыт, и всадники с закрытыми лицами, на черных конях, обступили нас… — Что здесь происходит?.. — спросил один из них, ближний ко мне. — Убирайтесь, — запальчиво сказал я, на время оставив Ольгу в покое и разворачиваясь ко всадникам. — Убирайтесь, пока у меня есть другие заботы. — Или я накормлю вами местных жаб. А кониной — вот эту милую девушку… — я кивнул головой на Ольгу, съежившуюся в комок на земле. — Мы узнали тебя, — произнес вместо ответа тот же человек, — Ты — Несмышленый Вор. Ты — Человек, Боящийся Мертвых… — Еще что?.. — поинтересовался я. — Осквернитель Праха, — словно бы не услышав, продолжил тот, — Хранитель Своей Беды… — Хватит. Что ты хотел сказать, если еще не забыл?.. — Ты не знаешь, кто мы. Ты не знаешь, куда ты забрел… — Это не слишком важно… — Ошибаешься. Ты самоуверен и горд, и утроба земли давно уже дополна набита такими. — Ты много на себя берешь, человек. Ты не знаешь, чем владеешь. Но, хотя сила его велика, ты не сможешь противостоять нам…. — …Чутье, с которым мне пришло на ум посоветоваться, подсказало мне, что он говорит правду. И словно бы туман спал с моих глаз. — Я уже не был вершителем чужих судеб. Я был обычным человеком, обычным фотографом из провинциального, отсутствующего на серьезных картах городка М-а… И мне было страшно здесь, одному, перед лицом неведомых мне сил. — Я зарвался. — Ты не уйдешь отсюда… Ты останешься здесь… …Но в этом он ошибся. Хотя сила талисмана была не безмерна, но все же, видимо, больше, чем считал этот… человек?.. — Голова моя, как я уже говорил, соображала в этот день чрезвычайно быстро. А потому, поняв, что нахожусь в опасности, я не стал терять времени. Всадника, находившегося слева от говорящего, выбросило из седла, я прыгнул на его коня, и он, дико заржав, метнулся в темноту… — Кажется, погони не было, или она быстро отстала: мы долго скакали в тишине, во тьме, без дороги… Конь мой, видимо, не видел ничего перед собой, ибо в какой-то момент он споткнулся и я почувствовал, что вырван из седла, лечу вниз, падаю спиной на землю… Я увидел, что прямо на меня сверху, как четвероногая бомба, надает проклятый конь, невольно вскрикнул… и проснулся… Проснулся я не там, где заснул, а почему-то у себя дома. Лежа на спине. С поленом в руках… Пробуждение было отвратительным. Ужасно болела правая — от плеча до кончиков пальцев — рука. Память держала кошмар — весь, до мельчайших подробностей, — передо мною. И еще… …На стуле, у изголовья моей кровати, сидел, ожидая моего пробужденья, памятный мне человек… — Не пугайтесь, — мягко сказал он. — Я пришел помочь вам. — Затем вы следили за мною?.. — спросил я сквозь сжатые зубы. — У вас болит рука, — заметил он вместо ответа. — Предположим, что так. Вы очень внимательны. — Возможно. Но, более того: я сведущ. — В чем?.. — Во многом. Например, я знаю, почему у вас болит рука. И чем это все должно закончиться. Если мы с вами не договоримся… к нашему обоюдному благу… и не только к нашему… — Ладно, это потом. Почему ж она болит?.. — Потому, что это связано с вашим Талисманом… «Он знает… Он…» «Вот оно что!..» — сверкнула мгновенная догадка, и мое чутье подтвердило ее. — «Он хочет забрать его… он охотился за ним…» …Я почувствовал, как холод злобы медленно пошел по моему телу. — И этот за Талисманом… — «Ну, что ж…» — Не опускайте руку в карман, — спокойно сказал человек, словно бы угадав мои мысли. — Погодите, выслушайте меня. — Да, и пришел за вашим Талисманом. Объявляю это честно, чтобы не возникло никаких недоразумений. — Но, я думаю, вы сами отдадите его мне. Если не будете торопиться. — Интересно… — Напрасно вы так. — Что вы знаете о нем? — Все, что надо. — Вы преувеличиваете свои возможности. Хотя они действительно велики; я, со своей стороны, могу сознаться, что преуменьшал их… Однако, — Мне хватит и того, что знаю. — Может, вы и правы. Но я все же должен кое-что вам объяснить. Наверное, кое-каких деталей вы все же не знаете. Я начну с начала, если позволите. Бегло. — Когда вы разрыли могилу и забрали Заклятье Болот… — Что-о? — Вы и этого не знаете?.. О-о-о!!! И как я не догадался?.. — Эта песня… это путешествие… когда я раздвигал руками густую тьму … это скрюченное тело на кровати… — Как же я сразу не сообразил! Как я не понял!.. О-о-о!.. — Что… вам… угодно?.. — Я ведь уже сказал. — Мне нужен талисман. — Но, однако я вижу, что просто обязан вам кое-что рассказать. Раз вы ничего не знаете. — Итак. — Умирающий колдун передал вам свою силу. — Вы, наверное, слышали такое поверье… — Н-ну… — И вместе с тем он передал вам Талисман, как вы его называете. Дремлющую Силу. Заклятую Древним Заклятьем Болотных Демонов. — Он знал, что Талисман быстро уберет вас, и надеялся, что после этого до Заклятья доберутся более нужные руки. — Ибо — так получилось — самому ему искать эти «нужные руки» было уже некогда… — То есть… постойте… — Как это… уберет?.. — Вы уже немного ощутили это. Своей рукой. Талисман, при прикосновении, передает вам огромные силы. — Это вы знаете… Но взамен берет ваши. — Пьет ваше тепло. Пока оно есть. — Вот этого вы не знаете… …Да. Этого я не знал. И это было так ужасно, что кровь заледенела в моих жилах… — Ну вот, — сказал человек. — Я вижу, мне удалось вас немного убедить. Об этом я и говорил. — Но все же, — сказал я, волей-неволей проникаясь доверием к собеседнику, — кто вы?.. зачем вы следили за мной?.. — Именно за этим. — Мне ведомы многие дела и тайны. Я знаю древние предания. — И мне стало известно, что вы получили некий ненужный вам дар… Я знал, — А зачем вы украли негатив?.. — Вы уже знаете?.. — слегка смутился он. — Ну что ж… Видите ли… — За этим Талисманом следят. Его хозяева… — Знаю… видел… — с ужасом вспомнил я. — Что?.. знаете?.. они вас увидели?.. нашли?.. — Нет… я успел… я сбежал… Он вздохнул и некоторое время сидел молча. Потом взглянул на меня и улыбнулся. — Счастливый вы человек!.. И откуда у вас такое везенье? Впрочем, это даже не везенье. Это природное. — Мне кажется, что в вас есть или древняя кровь властителей Хиша, — хотя это практически невозможно, — или очень серьезные способности… происхождения для меня непонятного. — Почему вы так думаете?.. — По вашему поведению. — Вы все правильно и мощно, я бы сказал, делаете. Ничего при этом не зная. — То есть?.. — Вы получили …Но эта сила вам не нужна. Она никому не нужна. Она неуправляема… Вот почему я пришёл к вам, и вот почему я предлагаю: отдайте мне Талисман. Я избавлю от него мир. А вас — от — Но кто же вы?.. …Он только улыбнулся. …Я сунул руку в карман и достал Талисман. — Да, эта вещь не по моим запросам. — Пропади она пропадом!.. Сколько зла она мне принесла!.. — И вот я избавляюсь от нее… — Но странно, рука моя несколько замедлила, словно бы застыла на мгновенье в воздухе, не встретившись с быстро протянутой навстречу рукой человека… Нет. Не человека… Мгновенного замедления было достаточно. — По лицу незнакомца пробежала рябь, голова расплылась, точно капля масла в горячей воде, появились рога… длинные волосы поползли по плечам, в глазах сверкнуло нечто ужасное… — Закричав, я ударил демона рукой с зажатым в ней талисманом, и бросился из дому, не обращая внимания на дикий рев за спиной… — Вот такая вышла история, — поставил точку Володя. — Интересная история… — произнес я осторожно. — Не знаю даже, что вам и сказать… — Ничего не говорите. Скажите только: сильно я вам досаждаю по ночам? — Досаждаю или нет, я даже не спрашиваю. И так ясно. — Да ладно уж. Ваши ночные крики куда приятней, чем ваши дневные истории… — Вот уж верно. И еще одни штрих остается. — Старушка была в то утро дома и уверяет, что никто ко мне не приходил. Да, и еще: отыскался негатив. С похорон. — Там, где и должен был быть. — Вот это да… А лицо?.. — Смазано… — Да-а… Неужто это все — один грандиозный сон?.. — Ну, не все. — Талисман-то… — Да, а с ним-то что?.. — Выбросил. В болото. Специально за город ездил. Думаю, раз уж ваше достоянье, то и подавитесь им. — Не верите, вода аж вскипела; земля колыхалась… все вокруг застонало… — Тьфу!.. — Володи с отвращением плюнул. — Пропади ты пропадом!.. — Ну, и потом что?.. — Потом все. Вроде бы все «силы» исчезли. Только кошмары остались… — Ну что ж. — Вы имеете право на кошмары. — Да. Я заслужил его… Мы несколько натянуто и не очень весело рассмеялись и отправились на кухню. Жарить пышки. — Мне остается еще сообщить, что в эту ночь мне снился такой бред, какой, несомненно, мог бы сделать честь даже самому изощренному ценителю кошмаров. Вроде моего странного гостя… |
||
|