"Человек на поводке" - читать интересную книгу автора (Вильямс Чарльз)

Глава 8

— Если бы вы, два проклятых тупоголовых… — Брубейкер запнулся, подыскивая словечко пообиднее, потом, разозлившись на тщетность собственных усилий, бросил это занятие. Он взял со стола сигару и принялся сдирать с нее целлофан. — Боннер был бы сейчас жив, так нет — ему надо было идти напролом, как недобитому носорогу. И если вы, черт бы вас побрал, сможете назвать какую-нибудь причину, почему вас тоже не прикончили, то я с радостью поцелую вам задницу. Каждый из четырех картечных зарядов, всаженных в Боннера, был смертелен, и этот гребанный снайпер с такой же легкостью мог бы уложить вас уже вторым выстрелом, вместо того чтобы палить в человека, который был мертв еще до того, как упал. Или он сомневался, что сможет попасть в такую мелкую цель, как вы, с двухсот пятидесяти ярдов? Это при том, что убийца целился с упора лежа, через двенадцатикратный оптический прицел, и с такого расстояния все пять картечин из самодельных патронов могли запросто угодить вам в глаз.

— Я не знаю, чем он там стрелял, — развел руками Ромстед. — Знаю только, что было чертовски жарко и что он отличный стрелок. И потом, я уже говорил вам, он мог пристрелить меня в любой момент, пока я там околачивался. Должно быть, он все время находился поблизости и видел, что я обнаружил их мусорную кучу и футляры от сигар… — Ромстед махнул рукой в сторону стола Брубейкера, где были навалены в кучу запачканный кровью и пылью пистолет Боннера, его собственные показания — уже отпечатанные и подписанные, несколько закопченных алюминиевых цилиндров, написанное от руки письмо и еще какие-то бумаги, а также плоский пластиковый пакетик с героином. — Понятия не имею, почему он не застрелил меня, знаю только, что ему был нужен именно Боннер.

Шел уже пятый час. Ромстеду пришлось с полицией съездить на то место, которое — как ему теперь стало известно — называлось ранчо «Старый Ван Сикль». Брубейкер вместе с другим помощником шерифа обыскали холмы, из-за которых велась стрельба, и местность за ними и нашли несколько отпечатков ног, следы от пикапа или джипа, но не обнаружили гильз. Стрелок забрал все четыре с собой, потому что они — как определил Брубейкер — были самодельными и, вполне возможно, подходили к какому-то запрещенному законом образцу оружия. Незачем оставлять такую улику на месте преступления. Через пустырь к задворкам дома подъехала «скорая помощь», в нее на носилках перенесли окровавленное тело Боннера, выглядевшее каким-то съежившимся и смятым. Ромстед проводил полицейских к мусорной куче, а когда они вернулись в участок, подробно обо всем рассказал и подписал свои показания. Он чувствовал, что кожа на лице здорово обгорела. Пропитанная потом одежда уже просохла и теперь при каждом движении терла тело.

— Лично я считаю, — заявил Брубейкер, — что они позвонили Боннеру сегодня утром и заманили на ранчо, потому что он сорвался с места прямо с похорон сестры, даже не переодевшись. Но теперь мы этого уже никогда не узнаем. Как и то, о чем таком он разузнал в Сан-Франциско или о чем — как они боялись — мог бы узнать. В этом-то и состоит вся прелесть ситуаций, когда дилетанты берутся показать полиции, как надо браться за дело. Господи, разумеется, они не просиживают свои задницы до онемения конечностей, не тратят уйму времени на составление отчетов — как безмозглые копы, и даже не утруждают себя тем, чтобы ставить кого-нибудь в известность о своих намерениях. — Брубейкер выдернул сигару изо рта, словно собирался в сердцах швырнуть о стену, но выругался и снова вставил ее между зубами.

— Но ведь он отдал вам письмо, — сказал Ромстед. — Когда оно пришло и, главное, что в нем говорится?

— Письмо мы получили вчера утром, — ответил Брубейкер. — Можете прочесть, поскольку оно имеет отношение к вашему отцу. — Он вытащил письмо из беспорядочной кучи на столе и передал Ромстеду.

Оно было написано шариковой ручкой на листе дешевой бумаги. Ромстед прочел письмо.

«Дорогая Джери!

Для одного человека тут вполне достаточно, при нынешних обстоятельствах это все, чем я могу поделиться с тобой. Но ты легко достанешь себе еще в том месте, где — как я тебе говорила по телефону — я это припрятала, т.е. в машине старика. Ради Бога, больше не звони сюда. Если я еще раз скажу, что ошиблись номером, он догадается, кто это. А если он заподозрит, что я знаю, где ты, то выбьет это из меня; и не думай, что он не посмеет или не станет этого делать.

Дебра».

Глубоко вздохнув, Ромстед положил письмо на стол:

— Значит, он все-таки выбил это из нее. Брубейкер уныло кивнул в ответ:

— А что показала экспертиза? Наркотик был разбавлен?

— Да. Но она все равно умерла от передозировки. И, похоже, она не сама себя ширнула.

— Нет, — подхватил Ромстед. — Конечно нет. Если отрава находилась в машине, где-то за подушками сидений, то комод — лишь инсценировка. А в таком случае и все остальное — тоже. Они там ее и поджидали. Они знали, что наркоманка в конце концов появится в том месте, где есть наркотик. А вы узнали номер телефона?

— Мы иногда тоже думаем о таких вещах, — устало ответил Брубейкер. Он взял другой лист бумаги. — Джери вернулась домой в прошлый вторник и наверняка привезла с собой достаточно зелья, чтобы поддерживать тонус в течение нескольких дней, но к понедельнику у нее началась легкая ломка. Вечером того же понедельника, после того как Боннер ушел на работу, по этому номеру в Сан-Франциско с интервалами от двадцати до тридцати минут было сделано пять междугородных звонков. Возможно, несколько раз трубку брал мужчина, а может, и сама Дебра, но он все еще был дома, и ей приходилось говорить, что ошиблись номером. Боже милостивый, до чего надо докатиться, чтобы звонить домой человеку, который ищет тебя, чтобы убить! Вот что значит быть наркоманом. — Покачав головой, Брубейкер продолжил:

— В любом случае, на пятом звонке они с Деброй должны были переговорить, и Дебра сообщила о запасе, который спрятала в машине вашего отца, и, возможно, пообещала прислать еще, если сможет.

Мне кажется, тогда вечером Джери еще не думала забираться в дом, но тридцать часов ломки — и у нее отпали все сомнения. В таком состоянии она запросто могла взять штурмом Форт-Нокс15, вооружившись бананом. И в среду, где-то после двух ночи, как только Боннер заснул, она направилась туда. А тем временем Дебра подвергалась обработке и рассказала обо всем; так что этот тип уже ждал Джери. Хотя конечно же не догадывался о письме.

Полиция Сан-Франциско узнала имя и адрес в телефонной компании. Дж. Л. Стэйси — имя скорее всего вымышленное; меблированные комнаты рядом с Норт-Бич. Когда они приехали туда, пташки бесследно упорхнули. Разумеется, Боннер не мог об этом знать; мне кажется, он действовал вслепую, пытаясь отыскать кого-нибудь, кто знал что-то о Дебре.

Да, кстати, раз уж у нас зашла речь о телефонных звонках, те два, что сделал ваш отец… — Брубейкер извлек из свалки на столе еще один листик. — Шестого июля в семь утра Винегаарду и десятого июля в десять пятнадцать Рихтеру, — он звонил по своему домашнему телефону. Так что, чем бы он там ни занимался у «Ван Сикля», в понедельник ваш отец вернулся домой, а потом уехал Бог знает куда, пока утром двенадцатого не появился в банке.

— Никуда он сам не ездил, — заявил Ромстед. — Его увезли. Похитили.

Брубейкер встал и принялся нервно расхаживать по кабинету.

— Боже ты мой, неужели я похож на сводника или клоуна, откусывающего головы цыплятам между номерами! Послушайте, Ромстед, киднеппинг — федеральное преступление, и если бы у нас имелось хоть малейшее доказательство, что мы имеем дело с киднеппингом, то непременно обратились бы в ФБР. На самом деле я говорил с ними, но после разговора с Рихтером они сказали, чтобы я не валял дурака. Должно быть, решили, что у меня поехала крыша. А Рихтер, уж поверьте мне, здорово позабавился. Говорит, что собирается записать всю эту историю на память. Сначала у него побывал Сэм Боллинг, затем полиция Сан-Франциско, потом вы, потом ФБР и наконец я.

Так что, может быть, я и ошибался, подозревая вашего отца в торговле героином, но в любом случае я не имею ни малейшего представления, что он делал на ранчо «Старый Ван Сикль» или на что употребил эти двести пятьдесят тысяч долларов. Нет никаких доказательств, что его возили туда насильно. Да и как, черт побери… — Брубейкер рухнул в кресло и хлопнул ладонью по столу. — Как, черт побери, скажите мне на милость, его могли похитить, если он сам пришел в банк за деньгами — к тому же один?

— Не знаю, — ответил Ромстед. — Но собираюсь разузнать. — Он встал.

— Что ж, воля ваша, я не в силах что-либо запрещать вам. А вы слышали старую байку об охотнике, который выслеживал тигра в джунглях?

Ромстед кивнул:

— Да, слышал.

— Так вот, на вашем месте я бы почаще оглядывался. Следы другого тигра могут оказаться гораздо ближе, чем вы думаете.

Ромстед вернулся в мотель и позвонил Майо. Она схватила трубку после первого же звонка, и, услышав ее голос, он вздохнул с облегчением.

— Я целый день не находила себе места от беспокойства.

— Но не до такой степени, чтобы не пойти прогуляться с другим мужчиной. Я пытался дозвониться до тебя где-то около одиннадцати.

— Вот черт, что за невезение. Я как раз спускалась за почтой. Всего минут на пять. Ты нашел, что искал?

— Да. Но там сейчас никого нет, и теперь не узнаешь, кто они. — Он не собирался пугать ее. — Все подробности при встрече. Я еще точно не знаю, каким рейсом прилечу, поэтому не строй планов насчет цветов и улыбок в аэропорту. Постарайся не отходить далеко от телефона, я позвоню, как только вернусь в город. Думаю, еще до десяти вечера.

— Ты сейчас едешь в Рино?

— Сразу же после того, как поговорю с миссис Кармоди.

— Ага! Это из-за нее ты не взял меня с собой?

— Ты просто свихнулась на сексе! Тебе необходимо показаться врачу.

— Возможно, я так и сделаю, если ты когда-нибудь вернешься домой. Но пока ты будешь в гостях у пассии своего отца, постарайся не забывать об эдиповом комплексе16.

— Черт, ты только пораскинь мозгами, как можно такое сравнивать!

— Поосторожнее там, Эрик!

Повесив трубку, Ромстед некоторое время раздумывал, звонить ему Мердоку или нет. Ладно, с этим можно подождать; сначала надо поговорить с Полетт Кармоди, а детективу он позвонит уже из Сан-Франциско. Приняв душ, Ромстед надел свежую рубашку, галстук и костюм, в котором приехал. Запихивая в пакет пыльную, пропитанную потом одежду, он вспомнил о кусочке коричневого не то пластика, не то картона, найденном им на пустыре возле дохлого бурро, и вынул его из кармана.

Что могло означать «fd»? «Mfd»17 — произведено? Нет, после этого должно идти что-то еще. «Mfd by» или «Mfd in»18. Ромстед нахмурился. Припой. Радист. «Проверить семилайзер и установить фраммистат на кондиционере». Джери Боннер работала в компании по торговле электронным оборудованием и, возможно, там и познакомилась с Таллантом. Ромстед взял телефонный справочник и пролистал несколько желтых страниц. «Ремонт радиоаппаратуры и телевизоров». Он нашел целых три мастерских; одна находилась на Третьей Западной. Ладно, за дурацкие вопросы в сумасшедший дом не сажают. Ромстед опустил пластинку в карман пиджака.

Уложив вещи, он отнес сумку в машину и зашел в контору мотеля, чтобы оплатить междугородные разговоры и пребывание. За конторкой сидел все тот же мужчина с кислой физиономией.

— Придется взять с вас за лишний день, — заявил он. — Контрольное время — два часа дня. У нас так принято.

— Конечно. — Ромстед положил на стойку карточку «Амекс».

— И когда только люди научатся… Ромстед забрал карточку и вытащил из бумажника два двадцатидолларовых банкнота. Наличными и быстрее, и не придется выслушивать нотации старого брюзги.

— Ведь все висит здесь на стене, подними глаза и прочти — просто и доходчиво.

Ромстед забрал сдачу и изобразил на лице дурашливую заинтересованность.

— Подумать только! А я-то, неграмотный кретин, и понятия не имею, о чем эта писанина! Я всегда полагал: там говорится, что я могу оставить себе на память полотенце.

Ромстед проехал в начало Эспен-стрит и свернул на Третью. Телемастерская находилась почти в самом конце квартала, а стоянка располагалась немного дальше, через несколько домов. Уже было начало шестого, но он надеялся, что мастерская еще не закрылась. И действительно, он успел вовремя. Девушка за конторкой у входа красила губы, критически изучая свою прическу в маленьком зеркальце. Позади нее находилась открытая дверь в помещение мастерской.

— Кто-нибудь из ремонтников еще здесь? — спросил Ромстед.

— Да, — ответила девушка. — Раймонд. Хотя мы уже закрываемся.

— Это займет не больше минуты. Ромстед обошел конторку. В задней комнате под длинными флуоресцентными светильниками стояли два верстака, заваленных инструментами, разными деталями, микросхемами, проводами и обнаженными остовами телевизоров и радиоприемников. Раймонд оказался симпатичным длинноволосым парнем в футболке с эмблемой университета Невады. Он оторвал глаза от извивающихся зеленых змеек на экране осциллографа и вопросительно посмотрел на Ромстеда.

— Я хотел задать один вопрос, который может показаться вам дурацким. — Он положил кусочек пластика на верстак. — От чего это? От чего-то электронного?

Раймонд взглянул на пластинку, потом повертел ее в руках, чтобы разглядеть маркировку.

— Совершенно верно, — определил он.

Запустив руку в кювету, парень извлек цилиндрический предмет, отдаленно напоминающий гильзу от дробовика, только с короткими отростками проводов по обоим концам, и положил на верстак. Ромстед сразу же обратил внимание на надпись в центре: «100 Mfd». С одного конца стоял значок «плюс», с другого — «минус».

— Электролитический конденсатор, — пояснил Раймонд. — «Mfd» означает микрофарады. Их используют для повышения электроемкости низковольтных схем. При установке необходимо соблюдать полярность; для этого на корпусе есть обозначение «плюс» и «минус».

Из сказанного Ромстед понял очень немногое, за исключением того, что за собственное невежество приходится платить. Улыбнувшись Раймонду, он положил на верстак пятерку.

— Огромное спасибо, — сказал он. — Я выиграл пари.

Направляясь по Третьей улице назад к машине, Ромстед размышлял, не запутал ли он все еще больше; можно просто сойти с ума, пытаясь составить в единое целое все эти сведения или связать их с необъяснимым визитом отца в банк. Погрузившись в свои мысли, он едва не проскочил поворот к дому Полетт Кармоди. Ромстед остановился на круглой асфальтовой площадке перед самым тротуаром и направился к крыльцу, раздумывая, не слишком ли он поздно и не следовало ли предварительно позвонить. Скорее всего, она уже слышала о Боннере и могла быть не в настроении разговаривать с ним. Полетт сама открыла дверь, и Ромстеду показалось, что она плакала, хотя потом приложила немало усилий, чтобы скрыть следы слез с помощью косметики. Он начал было извиняться, но она оборвала его:

— Не извиняйтесь. Я рада вашему приходу; я хочу с вами поговорить. — Полетт пошла вперед по коридору в гостиную. — Пойдемте пока на кухню, — пригласила она. — Я приготовлю что-нибудь выпить. У Кармелиты сегодня выходной.

Окна кухни выходили на фасад. Рядом с кухней располагалась гостиная, часть которой использовалась как столовая. В дальнем конце виднелась дверь, ведущая, вероятно, в гараж. Полетт открыла холодильник и достала лед.

— Мартини, водка с тоником или скотч?

— Лучше водки с тоником, — ответил Ромстед.

Пока она смешивала напитки, Ромстед заметил перемены в ее облике: былая оживленность и вызывающая сексуальность теперь ослабли, хотя простое узкое платье по-прежнему подчеркивало притягательность фигуры, которую не смогла бы обуздать никакая одежда. В доме она предпочитала ходить босиком.

— Мне очень жаль… что так случилось с мистером Боннером, — произнес Ромстед.

— У него было много врагов, — откликнулась Полетт, — но мне он нравился. Лью был упрямый, туповатый и грубый парень, он всегда ухитрялся попасть если не в скандальную историю, так в какую-нибудь неприятность, но в великодушии и простосердечии ему не отказать. Он был хорошим другом. Ну и, конечно, никудышным мужем.

— Значит, он был женат?

— О да, почти шесть лет. Но в конце концов его жена не выдержала. Покер и постоянные измены. Господи, да разве можно ждать от мужчин чего-то хорошего!

Они перешли в гостиную. В патио за стеклянной стеной сгущались сумерки, и бассейн, подсвечиваемый подводными лампами, мерцал голубоватым светом. Полетт не знала подробностей случившегося, поэтому Ромстед рассказал ей, как обстояло дело, стараясь по возможности опускать кровавые подробности.

— Значит, Брубейкер считает, что Джери тоже убили? — спросила Полетт. — И Лью догадался, кто это сделал?

— По крайней мере, они этого опасались.

— А вы понимаете, что вас тоже могли убить?

— По-моему, я его не интересовал, — произнес Ромстед. Конечно, это не ответ, но лучшего у него не нашлось. — А как насчет того радиста с «Фэрайла»? Его случайно звали не Таллант?

— Нет, — ответила Полетт. — Кесслер. Гарри Кесслер.

«Это ничего не значит, — подумал Ромстед. — Он мог сменить имя, если его освободили досрочно».

— Вы знали его?

— Да. Он служил на корабле, когда пять лет назад ваш отец подобрал нас в море, но я его тогда почти не замечала. А вот Джери — да. Она находила его остроумным.

— Ему было около тридцати? Средний рост, стройный, смуглый, карие глаза, черные волосы?

— О нет. Возраст и телосложение — почти точно, но он был скорее похож на вас, блондин с голубыми глазами.

Ромстед мрачно покачал головой. Его смелое предположение не оправдалось. Но как тогда Таллант укладывался в общий кадр?

— В любом случае он должен еще сидеть в тюрьме. Я не знаю, какой ему дали срок, но ведь с тех пор прошло немногим более трех лет.

— А вам известно, куда его поместили? Полетт покачала головой:

— Нет, в какую-то федеральную тюрьму. Ведь все случилось в море, поэтому это дело не попадало под юрисдикцию ни одного штата.

— А как старик разоблачил его? Полетт поставила бокал на кофейный столик и закурила.

— Ваш отец знал азбуку Морзе, а Кесслер об этом не догадывался. Понимаете, в молодости он плавал помощником капитана на норвежских судах…

— Да, я знаю, — перебил ее Ромстед. — У него было два диплома, и он иногда заменял радиста. Мне рассказал об этом Винегаард.

— Совершенно верно. Как я понимаю, знание азбуки Морзе — это такая вещь, которая никогда до конца не забывается — как умение плавать или ездить на велосипеде. Но лучше я начну с самого начала. Это случилось в 1968 году, когда я первый раз плавала на «Фэрайле» в качестве пассажира, поэтому знаю, что собой представлял этот негодяй. Говорили, что он чуть ли не гений по части электроники, но при этом по какой-то причине у него не было инженерного диплома; может, он был слишком беден, чтобы оплатить учебу в колледже, может, его выгнали оттуда, а может, еще что-то. Он наверняка получал бы большое жалованье в одном из этих мозговых центров, где занимаются космическими исследованиями и делают всякие побрякушки для искусственных спутников, полетов на Луну и тому подобное. Кесслер постоянно что-то изобретал, с чем-то экспериментировал, соединяя всякие невообразимые части электронных спагетти, а потом следил за показаниями осциллографа с таким увлечением, как некоторые смотрят порнофильмы. Его радиорубка походила на кошмарный сон безумного ученого. Несомненно, его мозги работали великолепно, однако иногда он вел себя чрезвычайно вызывающе и грубо, к тому же обладал каким-то садистским чувством юмора. Мне Кесслер не очень нравился, хотя он мог быть необыкновенно обаятельным — когда хотел.

В общем, после очередного плавания, когда я встречала вашего отца в Сан-Франциско, он сказал, что времени у него в обрез, поскольку он будет занят дачей показаний и тому подобными процедурами. Как оказалось, это из-за сумасбродства Кесслера. Гуннар рассказал мне о случившемся. Кажется, я забыла вам рассказать, что после двух или трех плаваний таможенники буквально перетряхивали весь «Фэрайл», когда он возвращался с Дальнего Востока. Они так тщательно прочесывали его, будто точно знали, что на борту есть контрабанда. Но никогда ничего не находили.

Ну так вот, в то самое плавание, около десяти вечера, перед прибытием в Сан-Франциско, ваш отец играл в бридж в пассажирском салоне. Там по радио транслировали какую-то музыку, но совершенно неожиданно на нее начали накладываться точки и тире, то есть «морзянка». Ваш отец пытался объяснить мне, из-за чего это произошло. Кажется, если принимающая и передающая антенны находятся близко друг от друга — как на корабле, — то приемник ловит то, что посылает передатчик, даже если они настроены на разные длины волн. Вроде как одно накладывается на другое или что-то в этом роде.

Конечно, это совершенно нормальное явление, и такое случалось каждый раз, когда Кесслер работал на судовом передатчике, однако ваш отец, не отрываясь от бриджа, автоматически прочитал сообщение и мгновенно сообразил, что Кесслер передает что-то странное. Во-первых, это был совсем не тот текст, который капитан давал ему для передачи, а во-вторых, Кесслер не воспользовался ни одной из стандартных процедур — позывными судна и так далее. Сообщение походило на передачу ПВП, — «приблизительного времени прибытия», — только не в семь утра, когда «Фэрайл» должен был появиться в Золотых Воротах, а в четыре, когда он еще будет в пятидесяти милях от берега. Таким образом, Кесслер назначал встречу с каким-то судном.

Разумеется, Гуннар ничего не сказал пассажирам и как ни в чем не бывало закончил игру. Вернувшись к себе в каюту, он позвонил на мостик и приказал разбудить его в три ночи. Поднявшись среди ночи на мостик, он включил радар. На экране показались три или четыре судна, а немного погодя радар засек еще одну, более мелкую цель, по всей видимости, небольшую лодку. Она находилась впереди «Фэрайла» и почти не двигалась. Ваш отец рассчитал, что они пройдут не далее чем в миле от нее.

Спустившись с мостика, он разбудил старшего помощника. Ему был нужен свидетель, и к тому же каюта старшего помощника находилась в одном коридоре с радиорубкой, где жил Кесслер. Они следили в дверную щель и через несколько минут из рубки выглянул Кесслер. Убедившись, что все спокойно, он направился к палубе. В руках он держал какую-то кучу тряпья, которую собирался выбросить за борт.

Ваш отец схватил Кесслера за шиворот. Тот начал ругаться и попытался вырваться, тогда ваш отец врезал ему. Кулачище у него был как двенадцатифунтовый замороженный окорок, поэтому вся драка заключалась в том, что Кесслер с трудом вставал на ноги лишь затем, чтобы сразу же полететь обратно на пол. Гуннар запер его в каюте, и они с помощником осмотрели то, что он нес. Это оказался большой кусок пенопласта, вымазанный чем-то коричневым, чтобы походить на толстый обломок дерева. Сквозь пенопласт была пропущена тонкая проволока, а внизу привязан балласт, чтобы он не переворачивался и проволока все время торчала вверх. Внутри пенопласта находился настоящий миниатюрный радиопередатчик — это выяснилось, когда за дело взялись нарки19, — использующий провод в качестве антенны. Ко дну пенопласта нержавеюшей проволокой был прикручен водонепроницаемый пластиковый контейнер, а в нем — почти полкило героина.

Кесслер так и не назвал тех, кто был в лодке, однако добился смягчения приговора, объяснив, как все это работает, хотя нарки и без него уже знали. Он собрал маленький передатчик, а на лодке находился небольшой приемник, сделанный им же. Приемник был настроен на ту же частоту, что и передатчик, поэтому контрабандистам в лодке оставалось лишь идти по сигналу, пока луч прожектора не нащупает пенопластовый плотик. Они уже дважды подбирали такие посылки и спокойно уплывали с ними.

Чтобы дать показания в суде — по-моему, месяцев через десять, — Гуннару пришлось задержаться на берегу, и в очередной рейс судно ушло без него. Он сошел с него в Сан-Франциско, а вернулся на борт уже в Гонолулу. Кесслера осудили, но я так и не узнала, на сколько.

Замолчав, Полетт отпила из бокала.

— А он не угрожал старику? — спросил Ромстед.

Она покачала головой:

— Насколько мне известно, нет, Конечно, месть вполне подходящий мотив, особенно если к ней добавить четверть миллиона долларов, к тому же Ромстед вспомнил о лактозе, набитой в рот отца.

— Вы сказали, что он отличался садистским чувством юмора. Как это проявлялось?

— О, во всяких идиотских шуточках! Кесслер разыгрывал их, используя свое электронное барахло. Совсем миниатюрные подслушивающие устройства — прямо как в старой шутке о подслушивающем «жучке» в оливке из бокала с мартини. Установка такой штуковины в комнате девицы в публичном доме очень всех веселила. И еще эти отвратительные чучела с дистанционным управлением…

— С дистанционным управлением? — нахмурившись, перебил ее Ромстед.

— Ну да. Вроде моделей самолетов, которыми управляют с помощью передатчика, заставляя их выделывать виражи, петли, развороты и тому подобное. Конечно, изобретал это не он, такие устройства существуют давно, но Кесслер каждый раз добавлял что-то от себя. Он был просто помешан на всем этом и хвастал, что может управлять по радио чем угодно. Особенно если ему как следует заплатят.

Как-то раз купил две, игрушечные машинки на батарейках, разобрал их и встроил радиоуправление, чтобы они двигались, останавливались и поворачивали. Потом заплатил какому-то мальчишке в Маниле, и тот убил для него парочку здоровенных отвратительных крыс — это просто невообразимо ужасные твари. Если бы какой-нибудь кот решился напасть на такую, то закончил бы жизнь в сумасшедшем доме для животных. Так вот, Кесслер содрал с этих крыс шкурки и зашил в них радиоуправляемые машинки. Кровь стыла в жилах, когда эти чучела двигались в боевом порядке. Он частенько брал их с собой на берег; говорят, с их помощью он мог за десять секунд очистить публичный дом.

Ромстед почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы. Его мысли лихорадочно заработали, и все разрозненные кусочки мозаики сложились в единое целое. Он представил, как перепуганный бурро бежит по пустырю с громыхающей на хвосте связкой банок и потом взрывается.

— Настоящий выродок, — произнес он.

Он даже не сообразил, что сказал это вслух, пока Полетт не посмотрела на него непонимающим взглядом и не переспросила:

— Что?

— Не понимаете? Вот почему никто не мог понять, как удалось заставить старика одного пойти в банк и обналичить чек. Вы же все сами только что мне рассказали.

— Эрик, дорогой, — начала Полетт, — вы в своих фантазиях зашли еще дальше, чем Кесслер. Нельзя управлять человеком на расстоянии, особенно таким, как ваш отец.

— Очень даже можно, — возразил он, — если придумать соответствующую угрозу. Скажите, а Кесслер не носил очков?

— Носил. Кажется, он был близорук. А как вы догадались?

— Изменился цвет его глаз. Он носит тонированные контактные линзы. Перекрасить волосы — это совсем просто, а для того чтобы кожа стала смуглой, существуют специальные кремы. Он, должно быть, нарушил условия досрочного освобождения и смылся из-под надзора, а это означает, что он с самого начала вынашивал преступные планы. В этой электронной фирме он наткнулся на Джери, и даже если она его не узнала, он-то ее не забыл…

Мысли Ромстеда оборвались, когда он сообразил, что Полетт уже не первый раз задает ему какой-то вопрос:

— Эрик, ради Бога, что вы имеете в виду — «если придумать соответствующую угрозу»?

— Взрывчатое устройство с дистанционным управлением. Где-то на теле. Возможно, в паху. «Держать кого-то за яйца» не просто образное выражение.

— Но почему он не мог кому-нибудь сообщить?

— И это вы мне только что рассказали. На нем установили «жучок». Все, что говорил он, и все, что говорили ему, немедленно попадало прямо в ухо этого недоноска с передатчиком, Кесслера. Вырядился в хиппи, чтобы спрятать под длинными волосами наушники. Я должен позвонить Брубейкеру.

Помощник шерифа уже мог уехать домой, но все равно следовало вначале позвонить в полицию. Ромстед открыл справочник на телефонах срочного вызова и снял трубку. Не успел он набрать номер, как гудок исчез. Ромстед постучал по рычажку. Ничего.

— Телефон вырубился, — сказал он. Полетт Кармоди удивленно посмотрела на него.

— Странно. Час назад он работал. — Она поставила бокал. — Попробую параллельный аппарат в спальне.

Полетт направилась в сторону спального крыла и почти сразу же вернулась.

— Глухо как в танке.

Во всем доме потух свет, а за ним и лампы в бассейне. Прекратилось легкое гудение кондиционера. В темноте и полнейшей тишине Ромстеду показалось, что где-то послышался скрип открываемой двери, и в тот же момент Полетт издала резкий вздох, который у женщин обычно предшествует крику. Ромстед зажал ей рот рукой и потянул на пол рядом с собой.